Призрак Консерватории

Допрос продолжался несколько часов. — Как вам удалось проникнуть туда? — Не делал я этого. Рассвет перешел в середину утра, солнечные лучи проникали в окна кабинета директора и окутывали комнату золотистой дымкой. Но полиция по-прежнему не проявляла никаких признаков того, что собирается сдаваться. — Где ты взял краску, парень? — Не делал я этого. И без того измученный долгой ночью и безжалостными допросами, Чес чувствовал, что с каждой минутой становится все скучнее. Усталость навалилась на него, и его голова качалась, как рогоз на ветру. Все по краям мутнело. — Кто еще был в этом замешан? — Не делал я этого. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз ел? С тех пор, как он в последний раз спал? Он попытался сфокусироваться на лице рявкающего на него констебля, но перед глазами все плыло, и мужчина превратился в размазанное пятно с глазами-бусинками, плохими зубами и сальной копной морковно-рыжих волос. Боже, он был уродливым типом. — В последний раз спрашиваю, зачем ты это сделал? Уродливым и настойчивым. — В последний раз повторяю, — прорычал в ответ Чес, — не делал я этого. — Он изо всех сил старался ответить Морковке свирепым взглядом, но его взгляд был слишком неуверенным, чтобы сойти за что-то иное, кроме тупости. Придавленный тяжелыми железными наручниками на запястьях и сгорбившийся на диване, он являл собой картину поражения. — Итак, наш юный преступник готов сотрудничать? — Инспектор Стасик! — Морковь элегантно отдал честь, когда к нему подошел его командир. — Извините, сэр, но он не хочет говорить. — Упрямый маленький засранец, не так ли? — протянул Стасик, не отрываясь от бокала, комплименты офисному бару со спиртным, которым он и остальные его люди угощались во время допроса. Одно из преимуществ работы, раздраженно подумал Чес. Стасик сделал глоток и громко причмокнул губами.  — Неважно. Возможно, ночь в обезьяннике освежит его память. Чес стиснул зубы. Угроза инспектора не была простым блефом, и как бы ему этого ни хотелось, он знал, что ругань в адрес всего отряда офицеров сейчас только причинит ему боль. Ситуация была в лучшем случае неопределенной, в худшем — безнадежной. Теперь он слишком хорошо понимал, почему подозреваемые с такой готовностью признаются, в чем бы ни заключалось преступление. Лондонская «система правосудия» была ничем иным, как изнурительной войной на истощение, направленной на то, чтобы сломить решимость жертвы и вынудить признание только для того, чтобы положить конец пыткам. Осознание этого, однако, не приносило утешения. Он мог кричать о своей невиновности до посинения, но это ничего бы не изменило. Со стороны полиции, он был виновен. Все, что он мог сейчас делать, это сидеть и смотреть на то самое преступление, в котором его обвиняли: Над каминной полкой висел семейный портрет Швагенвагенсов, демонстрирующий стоических отца и сына в одинаковых черных костюмах. Только теперь лицо лорда Швагенвагенса пересекли красные отметины. Нападение было тщательным, в результате чего фигура была едва узнаваема на фоне кровавой бойни. Алая краска блестела, как окровавленное лезвие гильотины, готовое в любую секунду обрушиться на свою следующую жертву. — Ну же, парень, — Широкая фигура Стасика загораживала обзор Чесу, когда он наклонился, разглядывая его, как смотрят на дворняжку, которую нужно усыпить. — Я имею дело с такими паразитами, как ты, уже 20 лет. Мне бесполезно врать. Чес отшатнулся от запаха крепкого алкоголя, исходившего изо рта Стасика.  — Не вру я. — Он хотел, чтобы это прозвучало вызывающе, но вышло просто раздраженно. Он знал, что он не святой, но на этот раз он сказал чертову правду. Его грызло то, что даже его честность не могла принести ему ни капли пользы сейчас, когда он больше всего в этом нуждался. — А я королева Англии, — вздохнул Стасик. Он подал знак Морковке легким движением кисти. — Обыщи его на предмет контрабанды. Морковка был только рад подчиниться.  — Да, сэр. — Он резко распахнул куртку Чеса, ухмыльнувшись, когда один из плечевых швов прилично разошелся. — Эй, осторожнее! — Но Чес мог лишь ерзать на месте, не в силах уклониться от прощупывающих прикосновений Морковки. Он устроил настоящее шоу из рукоприкладства с подозреваемым на виду у своего начальника, как будто, помыкание кем-то вдвое меньше его, делало его крутым. Хулиган. Он съежился, когда Морковка ощупал его бедра и грудь с большим вниманием, чем это было необходимо, пока, наконец, не полез в левый нагрудный карман. На его лице появилась ухмылка. — У меня кое-что есть, сэр, — самодовольно сообщил он, передавая конфискованную записку. — Это мое! — Чес бросился вперед, щелкнув зубами. Но был остановлен резким шлепком по уху. — И что это? — Стасик зажал края бумаги, разворачивая ее. — «Чес?» — он медленно произнес это слово, наморщив нос. — И...что такое «Глэм»? — По-моему, сэр, это похоже на цыганское колдовство, — предположил Морковка, заглядывая Стасику через плечо. — Да, похоже на то, — Чес с сердитым видом откинулся на спинку стула. — Из тех, от которых ваши члены сморщатся и сгниют. Два офицера вздрогнули, как будто их прижгли раскаленным железом. Стасик первым пришел в себя, раздраженно кашлянув. Держа записку на расстоянии вытянутой руки, он подошел к камину и бросил ее поверх незажженной растопки. — Хорошо. Тем больше причин избавиться от него немедленно. Напомните мне найти мой спичечный коробок, прежде чем мы отвезем его обратно в участок, констебль. При этом напоминании Чес сглотнул, в горле у него пересохло от страха. Без единой души, которая могла бы поручиться за его невиновность, его могли запереть в тюремной камере в центре города еще до обеда. Малолетние преступники долго в системе не задерживаются, особенно такие незарегистрированные ублюдки, как он сам. Было много трещин, через которые он мог провалиться и быть забытым. Он совсем один, ему не светит даже справедливый суд. Однако перед лицом таких серьезных проблем его разум неожиданно обратился к Глэму. Его сердце заныло при мысли, что он, возможно, никогда больше его не увидит. Неужели всего несколько часов назад он оставил его у зеркала и пообещал, что они встретятся сегодня вечером? Теперь все это казалось далеким сном, реальность сменилась этим ярким кошмаром. Хандру Чеса внезапно нарушил шум у дверей офиса. Раздался сердитый обмен репликами, и в следующий момент в комнату ворвался Себастиан Швагенвагенс. — Что все это значит?! — Его рев срикошетил от потолка и заставил зазвенеть хрустали люстры. — Извините, сэр! Я не смог его остановить! — Запыхавшийся констебль вбежал вслед за ним, явно не зная, как остановить незваного гостя. Один взгляд на огонь, вспыхнувший в глазах Себастиана, и Чес понял в чем дело. Сын владельца консерватории мог быть пугающим, когда был в хорошем настроении, и прямо сейчас он жаждал крови. Без сомнения, слух об отсутствии Чеса распространился, и в школе, полной любопытных учеников, кто-нибудь обязательно заметил, что кабинет директора оцеплен горсткой офицеров в форме. Не потребовалось бы много времени, чтобы установить связь, и теперь Себастиан сам появился, чтобы стать свидетелем печального зрелища. Чес съежился, когда он ворвался к ним. — Кто здесь главный? — потребовал он, обводя комнату властным взглядом, который даже самые опытные офицеры не могли проигнорировать. Они виновато переминались на месте, как будто это они были в наручниках. Стасик повернулся в его сторону, отставляя бокал и выпрямляясь во весь рост. — Это, полагаю, я, молодой мастер Швагенвагенс. — Он услужливо склонил голову, зная, что находится в присутствии высокородного. — Инспектор Стасик к Вашим услугам. Но я могу заверить Вас, мы уже держим ситуацию под контролем... Себастиан отмахнулся от него и указал на Чеса. — Тогда почему этот невинный мальчик в наручниках? Чес чуть не проглотил язык. Невинный? — Невинный? — Стасик озадаченно поднял густые брови. — Молодой мастер, преступник уже задержан и будет доставлен в Скотленд-Ярд за решетку, как только будет уведомлен ответственный за него. Уперев кулак в бедро, Себастиан нетерпеливо рявкнул: — На каком основании? — Но к тому времени его глаза нашли испорченный портрет над камином. Он замер, мышца в уголке его челюсти дернулась, выдавая его потрясение. Проследив за его взглядом, Стасик ввел его в курс дела. — Преступление было обнаружено этим утром в 05:00 деканом-резидентом Дином Ровдом. Он сообщил персоналу, и ближайший лакей был отправлен в наш участок чуть позже половины первого. К нашему счастью, не успели мы прибыть, как преступник собственной персоной вернулся на место преступления. — Он махнул рукой в сторону Чеса, в его голосе звучала напыщенная гордость. — Но, как я уже сказал, беспокоиться не о чем. Лучшие специалисты Лондона уже взялись за это дело. Себастиан, который рассматривал портрет на протяжении всего отчета инспектора, посмотрел на Стасика и Чеса. После его взгляд переместился на других констеблей, расставленных по комнате. — Пятерых лучших специалистов Лондона отправили разбираться с каким-то… вандализмом? Кажется, многовато для того, что приравнивается к мелкому нарушению. Если бы мой отец не уехал из города по делам, я уверен, у него нашлось бы, что сказать по поводу такого вопиющего превышения ваших полномочий. Улыбка Стасика была натянутой. — Ваш отец одобрил это. Это, казалось, застало Себастиана врасплох, но инспектор только продолжил, довольный собой. — Когда он разрешил зачисление этого хулигана, он также отдал моему отделу четкие приказы разобраться с любым неправомерным поведением, которое неизбежно повлечет за собой. Мы просто следуем его пожеланиям. Чес почувствовал себя так, словно получил пощечину. Этот двуличный старик... Он практически довел его до провала, впустив его только для того, чтобы он был виноват, если что-то пойдет не так. Если сегодня дело было не в картине, то, возможно, завтра в потерявшемся столовом серебре или бог знает в чем еще. Его руки на коленях сжались в кулаки. В глубине души он почти жалел, что действительно не испортил фотографию, хотя бы ради шанса собственноручно расквасить физиономию самодовольному ублюдку. — Как бы то ни было, — Себастиан выпятил грудь, глядя на инспектора сверху вниз, демонстрируя впечатляющую храбрость… даже если он подошел только к своему значку. — Он мой подопечный, и я несу ответственность за то, что с ним происходит. Я не могу с чистой совестью позволить вам забрать его без надлежащего обоснования. Чес не мог поверить в то, что слышал. В какую игру играл Себастиан? Он ожидал, что ударят лежачего, но казалось, что Себастиан… защищал его? Стасик переглянулся с Морковкой. — Ваш интерес к этому делу похвален, молодой мастер. Но позвольте мне напомнить Вам, что это дело находится в моей юрисдикции, и с преступником будут разбираться по всей строгости закона. — Но этот мальчик не совершал никакого преступления, — парировал Себастиан. Сердце Чеса подпрыгнуло в тот же момент, когда он вскочил на ноги. — Да! — Для убедительности он потряс скованными руками. — Это именно то, что я пытался им сказать! — В тот же миг Морковка и еще один громила подбили его под ноги и усадили обратно на место. Короткая потасовка заставила Себастиана сделать шаг вперед, подняв руку, как будто он раздумывал вмешаться. Как будто ему действительно было не все равно, что с ним происходит. В конце концов, однако, он сдержался, выражение его лица было непроницаемым, когда он отвернулся. Стасик заскрежетал зубами и его самообладание пошатнулось. — Если бы Вы не были сыном своего отца, я бы не потерпел такого вмешательства. — Он слегка сцепил руки за спиной, но Чес все еще могла видеть, как напрягаются сухожилия на костяшках его пальцев. — Ну что ж, очень хорошо. Если Вы хотите поиграть в детектива, пожалуйста, просветите нас. Почему Вы так уверены, что он невиновен? Чесу было также интересно узнать. Сочувствие было последним, что он ожидал услышать от Себастиана, не говоря уже о защите. Не то чтобы Чес жаловался. На данный момент он принял бы юридическую консультацию даже от енота. Конечно, высокое положение Себастиана давало ему неприкосновенность и определенное влияние, но что он мог сказать, чтобы изменить мнение офицеров? Подойдя к каминной полке, Себастиан долго и напряженно рассматривал картину. Когда он, наконец, повернулся, он просто сказал: — Для начала, инспектор, он слишком маленький. И это все? Все надежды Чеса рассыпались в прах, и его щеки запылали от негодования, когда несколько констеблей посмеивались над ним. Себастиан пояснил, широко жестикулируя.  — Принимая во внимание его миниатюрный рост и довольно короткий размах рук, он никак не мог достичь своей цели. — Он держал в вытянутой руке невидимую кисть, чтобы проиллюстрировать свою мысль, сам он доставал отцу лишь до пояса. Стасика это не убедило. — А кто сказал, что он просто не бросил краску с того места, где стоял? Тихий ропот согласия со стороны его офицеров поднялся вокруг него. — Не оставляя следов больше нигде на стене? — В вопросе Себастиана слышался усталый скептицизм. — Просто посмотрите, куда ложится краска. Толстые мазки, минимум брызг. Я никогда не видел такой ровный бросок. Нет, вандализм был совершен с использованием кисти. С коротким конским волосом, если быть точным. Ропот сменил направление. На этот раз заговорил один из наиболее находчивых офицеров: — Может быть, он что-то подставил, — предположил он, похлопав по спинке кресла, за которым стоял. — Если бы он забрался на него, он мог бы легко добраться до нее. Стасик одобрительно ухмыльнулся. — Вот видите? Этому есть совершенно разумное объяснение. Хороший офицер должен учитывать все возможности, особенно когда имеешь дело с такими, как он. — Он засунул большие пальцы за увесистый ремень, который тянулся поперек его талии. — Они хитрые ребята. Его товарищи кивнули, соглашаясь с его мнением. — Как он, действительно. — Себастиан что-то неопределенно промычал, подходя и становясь перед Чесом. Ему не понравился взгляд, которым он на него посмотрел. Слишком напряженный, слишком проницательный, это заставило Чеса задуматься, на чьей он стороне. — Возможно, нам всем была бы полезна демонстрация, — Себастиан показал двумя пальцами. — Тогда поднимайся. Чес огляделся вокруг. — Я-я? — Конечно, ты. Мы же о тебе. — Но Себастиан уже уходил. Не нужно так язвить по этому поводу. Неуверенный, что со всем этим делать, Чес сначала посмотрел на Стасика за разрешением, прежде чем нерешительно подняться на ноги. К счастью, у него были связаны только руки, но он все еще чувствовал себя так, словно стоял перед расстрельной командой, когда ковылял за Себастианом. Констебль освободил кресло, громадину из темного дерева, обитую шелком, почти такую же высокую, как Чес, когда Себастиан указал на него жестом с неопределенным:  — Будьте так любезны. Как это должно было помочь его делу, было загадкой, но Чес сделал, как ему сказали. С явным напряжением он подтащил стул к указанному Себастианом месту перед портретом. — Теперь встань на него. Чес нахмурился. Передвигаться наполовину прикованным, как каторжник, было нелегко, и к тому времени, как он вскарабкался наверх, капли пота выступили у него на лбу. Он неуверенно покачивался на набитой подушке, но с этой новой точки зрения теперь мог смотреть прямо в раскрашенное лицо молодого Себастиана. Он сделал паузу. Портрету было несколько лет, но сходство было безупречным. Даже в детстве в выражении лица Себастиана была меланхолия, тот же оттенок одиночества окутывал его голубые глаза. Странная прихоть охватила Чеса, и он задумался, как бы выглядел этот мальчик, если бы улыбнулся. — И дотянись. По указанию Себастиана Чес подняла обе руки. Они оказались прямо у носа Густава. — Спасибо. На этом все. Когда Чес спрыгнул и вернул стул на прежнее место, Стасик шагнул вперед, раскинув руки. — И спасибо Вам, молодой мастер, за доказательство моей точки зрения. Вероятно, именно этот метод преступник использовал для совершения своего преступления. Ваша демонстрация недвусмысленно показывает, что это дело закрыто... — Не так быстро, — вмешался Себастиан. — Вы смотрите не в том месте. — Он присел на корточки перед камином, подзывая Стасика и остальных последовать его примеру. — Смотрите. Чес тоже придвинулся ближе, ему было любопытно, как Себастиан собирается исправлять этот беспорядок, который он только что устроил. — Этот шерстяной ковер родом из Аксминстера, и у него особенно глубокий ворс, — Проведя рукой по его поверхности, пальцы Себастиана прочертили длинные линии на плюшевом ковре. — Это делает его очень восприимчивым к сжатию, вызванному тяжелой мебелью. — Он проследил четыре свежих вмятины, которых раньше там не было. Они совпали с теми, что остались от четырех ножек стула мгновением ранее. — Если даже наша короткая демонстрация оставила такие заметные вмятины, то представьте, как это было с настоящей вещью. Само действо заняло бы по меньшей мере в пять раз больше времени, судя по количеству использованной краски и степени ущерба, нанесенного картине. Наступила коллективная тишина, пока офицеры складывали фрагменты вместе. Себастиан встал, отряхивая руки. — И все же на нем не было никаких следов, оставленных передвигаемой мебелью. Факт, который Ваши люди заметили бы, если бы они не провели последние два часа, шагая по уликам, — снисходительно добавил он. Щеки Стасика покраснели под усами, а его люди неловко заерзали там, где стояли, только сейчас осознав, что ключевой элемент места преступления все это время находился буквально у них под ногами. Все пространство коврового покрытия перед камином было покрыто следами ботинок. Чес восхищенно хихикнул. Клянусь Богами, возможно, Себастиан действительно собирался вытащить его из этого. Ободренный приливом уверенности, Чес с важным видом подошел к Стасику, чтобы насмехаться: — Держу пари, ты даже не подумал проверить местность на наличие следов, не так ли? Разве хороший офицер не должен учитывать все возможности? Не желая уступать, Стасик схватил испуганного Чеса за плечо и без особых усилий потащил его к двери, как будто намеревался уйти в тот же момент. — Я услышал достаточно. Со стулом или без стула, мне все равно, даже если бы ты прилетел туда, чтобы сделать это! — он зарычал на Чеса, как будто это он был настроен воинственно. — Тебе это с рук не сойдет! — Инспектор, мы еще не закончили. — Предупреждающий тон Себастиана был тонким и холодным, как лед, но ему удалось остановить Стасика. — Теперь, пожалуйста, отпустите его. Нет причин такого насилия. Губы Стасика скривились от отвращения, но он подчинился, грубо толкнув Чеса к Себастиану. — Если ты думаешь, что сможешь лучше справиться с обезьяной, тогда удачи! Чес потерял равновесие, увидев удивленный взгляд Себастиана, который собирался поймать его… но в последнюю минуту тот плавно отступил в сторону, и Чес упал лицом в кресло позади него. Он развернулся, чтобы сердито посмотреть на Себастиана. Что за черт? Если раньше его смущало поведение Себастиана, то теперь он был совершенно сбит с толку. Только что он защищал его, а в следующую секунду уже обращается с ним, как с прокаженным! Себастиан, со своей стороны, проигнорировал свирепый взгляд Чеса, занятый инструктажем пары ближайших офицеров снять массивную картину. Прислоненная к каминной полке, она создавал иллюзию, что теперь два Себастиана стоят лицом к лицу. Долгое время Себастиан молча изучал испорченную картину, в какой-то момент протянул руку, чтобы коснуться красной краски и растереть остатки между пальцами. Он понюхал ее, затем склонил голову набок, прежде чем, наконец, повернуться лицом к аудитории. — Если Вы отказываетесь принять вещественные доказательства, инспектор, то как бы Вы объяснили мотивы вашего подозреваемого? — Мотивы, — горько фыркнул в ответ Стасик. — Какой еще мотив нужен таким, как он, кроме как создавать проблемы? — Но к этому времени он уже понял, что Себастиан не согласится ни на что меньшее, чем серьезное рассмотрение, поэтому он указал на портрет Густава, где ярко красные усы были нарисованы поверх оригинала. — Очевидно, он хочет поглумиться над твоим отцом! — Над тем самым человеком, который позволил ему попасть в консерваторию? С какой целью? Прием моего отца, возможно, был не самым теплым, но он не сделал ничего, что могло бы спровоцировать такого рода возмездие! Как Вы это объясните? — Вопросы Себастиана преследовали Стасика, когда он отвернулся, и принялся расхаживать по комнате с недовольным выражением лица. Уверенность инспектора пошатнулась, понял Чес с проблеском надежды. Как и у других офицеров. Теперь они выглядели неуверенными в себе, поскольку их дело разваливается с пугающей скоростью. И все это благодаря Себастиану. В словах Стасика, когда он пришел в себя, закипала злоба. — Я не знаю, какие чары наложил на Вас этот цыган, молодой мастер Швагенвагенс, но совершенно очевидно, что Ваши личные отношения затуманивают Ваш разум! — Он обвиняюще ткнул пальцем в Чеса, уши которого встали дыбом от этого намека. Он и Себастиан? Странная смесь ужаса и интриги защекотала внизу его живота, когда он взглянул на высокого парня, пытаясь выглядеть шокированным, в то время как Себастиан выглядел просто ошеломленным. Ни за что на свете! Чес бы громко рассмеялся при других обстоятельствах. Он уже собирался указать на изъян в мышлении старого чудака, когда Себастиан сделал это за него: — Если чей-то портрет и должен быть испорчен, черт возьми, это должен быть мой собственный! Одна только нетипичная вспышка гнева заставила комнату затихнуть, но именно стоящие за ней грубые эмоции дали Чесу повод сделать паузу. — О чем ты говоришь, мальчик? — Терпение Стасика наконец лопнуло, и все попытки быть сердечным сошли на нет. — Все в консерватории знают, что мы не испытываем друг к другу ничего, кроме неприязни, — Вряд ли этим можно было гордиться, но кулаки Себастиана дрожали по бокам, как будто он был готов драться с любым, кто посмеет ему перечить. — Я не давал Чесу никаких оснований доверять мне или симпатизировать мне. Не после того, как я с ним обошелся. Все взгляды обратились на Чеса. В это предположение было трудно поверить, учитывая, что порядочный сын аристократа только что посвятил последние полчаса защите простого цыганского мальчика. Но искренность в его голосе не вызывала сомнений. — Хватит. — Усы Стасика презрительно топорщились. — Я здесь не для того, чтобы ссориться из-за мелкой ссоры между школьниками. Ничто из сказанного вами не отменяет того факта, что сам преступник был пойман вне своей комнаты после комендантского часа! — Он решительно скрестил руки на груди. — Это делает его наиболее вероятным, и единственным, подозреваемым, который у нас есть. Отрицание подступило к горлу Чеса, но выдохлось прежде, чем он смог произнести хоть слово. Что он мог сказать в ответ? Стасик наткнулся на самую убедительную улику, которая у них была на него, и он знал это. Судя по колебаниям Себастиана, он тоже это понимал. Его глаза уже метались по сторонам, пока вращались шестеренки. Он просчитывал, разрабатывал стратегию, планировал свой следующий блестящий ход. Давай, давай, молча молился Чес. Наконец, Себастиан поднял голову и объявил: — Для этого нам понадобится свидетель, чтобы проверить обоснованность Вашего заявления. Я вызываю резидента Дина Ровда для дачи показаний. Оказалось, что Чесу все-таки дана возможность предстать перед судом. Через несколько минут угрюмого старика вызвали в кабинет директора. Он был в дурном настроении, как всегда, когда занял свое место в кресле с откидной спинкой напротив Чеса, окинув его презрительным взглядом. Себастиан встал между ними. — Большое Вам спасибо, что присоединились к нам этим утром, мистер Ровд, — начал он. — Есть всего несколько моментов, которые я хотел бы прояснить относительно Вашего рассказа о событиях. Я так понимаю, Вы были первыми, кто обнаружил вандализм, не так ли? — Совершенно верно, молодой сэр. Я как раз приступал к своим обязанностям на рассвете, начиная с доставки утренней почты в кабинет директора, когда увидел, что картина испорчена этим бродягой. — Он насмешливо посмотрел на Чеса. Что ж, не лучшее начало. Чес закатил глаза. Видимо, ему стоило бы привыкнуть к мысли о тюремной жизни. Себастиан, тем временем, оставался невозмутимым. — И вы действительно видели, как Чес изуродовал картину? — Увы, — скучающе вздохнул Ровд. — Я опоздал остановить его, и дело было сделано к тому времени, когда я прибыл. Я увидел его только после. — Ах, да. Согласно отчету инспектора Стасика, прошло целых полчаса. И все же Вы уверены, что это был он. — Естественно, у меня хватило здравого смысла немедленно проверить комнату Чеса. Словно по сигналу, Стасик подал голос со стороны: — А подозреваемый был там? — Нет, его там не было. — ответил Ровд с самодовольной ухмылкой. — Вот и все, джентльмены. — Стасик развел руками. — Преступник находился вне своей комнаты в ночное время, грубо нарушая комендантский час консерватории, и, несомненно, замышляя недоброе. — Он пропал без вести, — пояснил Себастиан сквозь шум перекрывающих друг друга голосов. Повернувшись к Ровду, он многозначительно спросил: — Свет выключается в девять вечера, да? — Да. — согласился Ровд, закидывая ногу на ногу и ведя себя так, будто все это дело было ниже его достоинства. — Это означает, что между девятью вчера вечером и пятью утра сегодня Чес мог быть где угодно, только не в своей комнате. Например! — Он быстро повернулся к Чесу, приглашая его выступить впервые с начала этого испытания. — Ты студент первого курса консерватории, правда или нет? — Э-э, правда? — До поступления у тебя не было формального образования? Его щеки загорелись, хотя он и попытался игнорировать смешки вокруг него. — Правда. — Тебе, должно быть, нужно многое наверстать упущенное в учебе. — Какое отношение все это имеет к делу? — Ровд проворчал. — Пусть парень развлекается. — Стасик пожал плечами. — В любом случае, я чую лжеца за пятьдесят ярдов. Как только наш подозреваемый начнет врать, я узнаю об этом. Отлично. Теперь Чес даже не мог прибегнуть к своей хитрости, чтобы выпутать его из этой истории. Это был всего лишь вопрос времени, когда ему придется выбирать между тем, чтобы быть лжецом, каким они все его считали, или, что еще хуже, раскрыть что-то, что поставит под угрозу Глэма. Себастиан, казалось, серьезно обдумал слова Стасика, прежде чем спросить: — Ты был в своей комнате прошлой ночью? — Он успокаивающе поднял руку, увидев оскорбленный взгляд Чеса. — И, как говорит добрый инспектор, не нужно тратить наше время на что-то меньшее, чем правда. Пожалуйста, честно отвечай на мои вопросы. Да или нет? — Нет, — выпалил Чес, чувствуя, что этим признанием он решает свою судьбу, — Не был. — Он видел, как Стасик и его люди обменялись понимающими взглядами. Почему Себастиан вел его прямо к тому, чего они хотели? — Возможно, вы занимались за пределами своей комнаты? Чес собирался отрицать это, но затем остановился. Он подумал о времени, проведенном с Глэмом, где он практиковался в игре на гитаре и учил буквы. Возможно, это и не было обучением в традиционном смысле, но это все равно имело значение, не так ли? — Да, — сказал он, затем повторил более уверенно. — Да, это так. — И разве ты не согласен с тем, что лучше всего заниматься вдали от отвлекающих факторов? Где-нибудь в уединении? — Он пристально наблюдал за ним. Что может быть более уединенным, чем затопленный подвал под консерваторией? Спрятанный в логове призрака, окруженный озером, это было блаженное уединение.  — Да, именно так. — Чес выпрямился. — Это было похоже на уединение. — Там ты оставался до утра? Часы под землей пролетели как в тумане, омраченные неумолимым приближением рассвета. Было запоздалое расставание у зеркала в гримерке, медленные прикосновения, приоткрытые губы в свете фонаря. Поцелуй на перчатке. — Верно, — мечтательно произнес Чес, погрузившись в воспоминания. И все закончилось слишком быстро. — Я не мог оторваться от нег... от моих книг. Себастиан внезапно заглянул в лицо Чеса, достаточно близко, чтобы Чес покраснел. — И это объясняет покрасневшие глаза, скованность в шее, сутулость? — Д-да! — Чес ахнул. Себастиан резко повернулся к импровизированным присяжным. — Все признаки того, что кто-то был полностью поглощен чтением в течение длительного периода времени при слабом освещении! Это совершенно надежное алиби. Ваш подозреваемый просто жег полуночное масло, отсиживаясь в одном из многочисленных укромных уголков школы в поисках столь необходимых знаний. А не шатаясь по кабинету директора, совершая тяжкие преступления. Все констебли посмотрели на своего командира, и даже Чес затаил дыхание, ожидая его решения. Голос Себастиана был ровным и непреклонным. — Сэр, Вы не нашли ни единой улики, подтверждающей вашу правоту. Можно с уверенностью сказать, что Вы взяли не того человека. Здоровяк покачал головой с жалкой улыбкой. — Что ж, молодой мастер Швагенвагенс, Вы определенно дали нам пищу для размышлений. Но вердикт еще не вынесен, — сказал он, фактически погасив любой проблеск надежды. — И пока это не произойдет, вы двое останетесь здесь. Прежде чем Чес успел вставить слово, Стасик и его окружение вышли из комнаты, чтобы обсудить ситуацию, оставив их на попечение Морковки. Даже мистера Ровда пригласили присоединиться к дискуссии. Нехороший знак. Минуты тикали с пугающей медлительностью. Пока Морковка стоял на страже, Чес сидел наедине со своими беспокойными мыслями. Он уныло наблюдал, как Себастиан заметался, еще немного присел у рамы и пошарил в камине, прежде чем двинуться дальше. Скорее всего, все еще ищет улики. Но какой в этом был смысл? Они уже выложились на полную, и результат был не более многообещающим, чем когда они начинали. Несмотря на обычный оптимизм Чеса, его мысли продолжали вращаться вокруг наихудших сценариев. По всей вероятности, его приговорили бы к каторжным работам в какой-нибудь отдаленной колонии, он исчез бы, и о нем больше никогда не было бы слышно. Ему было невыносимо думать о всех, кого он оставит позади. Караван, который никогда не узнает о том, что стало с их восходящей звездой. И, конечно, что еще более печально, его новый друг Глэм. Их опера останется незаконченной, пока он будет гнить в какой-нибудь сырой тюремной камере. Или, может быть... Он тяжело опустился, упершись локтями в колени, и вздохнул. Может быть, его ждет виселица. Он нервно потер шею сзади, как будто уже почувствовал укус петли палача. Внезапно что-то холодное коснулось его пальцев, и он с визгом поднял голову. К его удивлению, Себастиан стоял прямо перед ним, отдергивая руку от невольного вторжения. Он выглядел испуганным и виноватым, уже отступая. — Я... я сожалею, — пробормотал он, запинаясь. — Ты выглядел... — Но прежде чем он успел закончить, двери распахнулись. В комнату вошел Лорди, за которым по пятам следовал его лакей Боб. — Мой бедный мальчик! — Воскликнул он, обнимая Чеса и крепко прижимая его к себе. — Я пришел, как только смог! Что это за вандал?! Как это пугающе! — Лорди... э-э-э, мой Лорд! — Пробормотал Чес, изо всех сил пытаясь удержать равновесие с все еще связанными руками. Он знал, что Лорди будет проинформирован об инциденте, но на самом деле не ожидал, что он появится. Здесь. Перед Себастианом. Его пьянящее облегчение при виде дружелюбного лица было немедленно омрачено щедрой дозой унижения. Выходки его ангела-хранителя были достаточно неловкими, но было еще хуже, когда Себастиан наблюдал, как с ним нянчатся, как с каким-то беспомощным младенцем. Но заискивание Лорди было непреклонным, и он обхватил ладонями лицо Чеса, воркуя: — В чем тебя обвиняют эти подлые старые офицеры? — Затем его взгляд упал на картину, все еще прислоненную к каминной полке, и он резко опустил руки. — Так, так, так, — сказал он, подходя к ней. — Так вот из-за чего весь этот шум. Морковка, казалось, снова обрел дар речи, потому что он, наконец, поприветствовал их посетителя робким «Лорд Бельгард». Вежливость была проигнорирована, поскольку Лорди спрятал легкую улыбку за пальцами. — Боже, кто знал, что Густав так хорошо смотрится в красном, — восхитился он, и в его голосе прозвучало нечто более близкое к благоговению, чем возмущение. — Я этого не делал! — Наручники Чеса издевательски звякнули. Лорди повернулся и посмотрел на него сверху вниз. — Если бы ты это сделал, это не сулило бы ничего хорошего ни для кого из нас, не так ли? — задумчиво произнес он. — Подумай, что это будет означать для моей репутации, учитывая, что я тот, кто поддержал твое зачисление. Удар вины ошеломил его. Больно было даже представить, что он вот так разочаровал Лорди после всего, что он для него сделал.  — Ты должен мне поверить, они схватили не того парня! — Я знаю, крошка, — Он ухмыльнулся и игриво щелкнул Чеса по носу. — Вот почему добрые лондонские полицейские так великодушно согласились снять все обвинения! Не так ли, инспектор Стасик? — Что? — хором спросили Чес и Себастиан, разинув рты, когда инспектор и его люди вернулись в комнату. Они выглядели гораздо дружелюбнее и счастливее, чем когда уходили, и у Чес возникло смутное подозрение, что это как-то связано с пачками банкнот, которые они деловито распихивали по карманам. — Сняли все обвинения? — Повторил Себастиан, поворачиваясь к Стасику, когда тот подошел, чтобы снять наручники с Чеса. Он выглядел скорее расстроенным, чем довольным. — Это правда, сэр? — О, да, да, — радостно сказал Стасик, как будто все это было одним большим недоразумением. — Похоже, сегодня у Вас счастливый день. То же самое касается и Вашего беспризорника, — поддразнил он. — Рад, что мы смогли прийти к взаимопониманию, мой Лорд. — Он приподнял шлем перед Лорди, который кивнул в ответ. Освободившись от наручников, Чес потер натертые запястья. — Да. Повезло, — проворчал он, но знал, что лучше не настаивать на своем. Все, что имело значение, это то, что он избавился от этих проклятых штуковин. — Так я могу идти или как? — Он с тоской посмотрел на дверь. — Да, опекун заверил нас, что здесь больше нечего расследовать. Да ведь это, скорее всего, просто призрак консерватории решил повеселиться! — Стасик усмехнулся собственной шутке. — В любом случае, уголовные обвинения сняты. — Он ухмыльнулся. — Но есть еще одно небольшое дело, которым нужно заняться. Из-за его спины появился Ровд, похожий на кота, которому достались сливки. — Мне нет нужды напоминать тебе, парень, — он презрительно скривил свой крючковатый нос, — что правила остаются правилами. И я не отношусь к нарушению комендантского часа легкомысленно. — Вы абсолютно правы, мистер Ровд, — вмешался Себастиан, его разочарование превратилось в целеустремленность, и он встал перед Чесом. — И я бы не стал отказывать Вам в Вашем праве применять дисциплинарные меры по своему усмотрению, — признал он, к большому удовлетворению Ровда и огорчению Чеса. — Но прежде, чем Вы это сделаете, могу я сделать предложение? Ровд выглядел невозмутимым. — Что, скажите на милость, Вы имеете в виду? — Просто, — Себастиан подошел к портрету и похлопал по богато украшенной раме. — Чес отреставрирует картину. Общий гул недоверия раздался от всех присутствующих, не последним из которых был Чес. Он был потрясен. Как, черт возьми, он должен был исправить это? От одного взгляда на красное месиво у него заболел живот. С таким же успехом Себастиан мог попросить его превратить воду в вино. — Что за идея с ремонтом дурацкого старого портрета? — Лорди подошел с другой стороны, схватившись за раму. — Мой дорогой мальчик, ущерб нанесен. Картина практически испорчена. Себастиан нахмурился. Обращаясь к Ровду, он умолял: — Считайте, что это убивает двух зайцев одним выстрелом. Позвольте Чесу исправить ущерб в качестве своего рода наказания и избавьте всех нас от гнева моего отца. Последняя фраза, похоже, сработала, потому что глаз Ровда дернулся. О вспыльчивости лорда Швагенвагена, очевидно, ходили легенды, и даже персонал не был в безопасности от этого. Перспектива представить все так, как будто этого никогда не было, начинала казаться более привлекательной для всех участников. Хотя Чес все еще был впечатлен, что Себастиан предложил скрыть нечто подобное от своего отца. Почувствовав, что Ровд стоит на краю пропасти, Себастиан подтолкнул его напоследок. — Сегодня я лично прослежу, чтобы портрету вернули былую славу. — Единственное место для этого сейчас — мусорное ведро. — Лорди зарычал. Но в следующее мгновение его гримаса превратилась в дружелюбную ухмылку. — Если, конечно, ты не уверен, что действительно сможешь восстановить ее в целости. — Наконец он ослабил хватку и с любовью посмотрел на Чеса. — Кто я такой, чтобы сомневаться в моем способном маленьком протеже? И его лихом личном опекуне. — Тогда мы согласны. — осторожно заявил Себастиан, не решаясь отвести глаз от Лорди, ожидая согласия Ровда. — Полагаю, я готов сделать исключение, — Ровд фыркнул. — При условии, что твой подопечный выполнит твое предложение. Чес не знал, радоваться ему или ужасаться. С одной стороны, он избежал длительного испытательного срока, что означало, что он может продолжать встречаться с Глэмом. Но, с другой стороны, его попросили сделать невозможное. Было такое чувство, что он только что выпрыгнул из сковородки в огонь. — Великолепно! Значит, решено! — Лорди громко хлопнул в ладоши, снимая напряжение. — Боб? — Он подал знак своему лакею, который с легкостью поднял картину. — Тогда куда? — В малярную мастерскую. За кулисы. — ответил Себастиан, благодарно склонив голову, но в его глазах все еще был проблеск беспокойства. — Ты слышал мальчика! Чоп-чоп! — Лорди проводил их до дверей офиса, прежде чем они разошлись. В этот час занятия были в самом разгаре, и все трое смогли добраться до концертного зала в относительной тишине. Чес бежал рядом с Себастианом, в то время как Боб следовал за ними в удобном темпе, зажав картину под мускулистой рукой. Поначалу Чесу приходилось бежать в два раза быстрее, чтобы не отставать, но постепенно шаг Себастиана замедлился до разумного темпа. Затем он перешел на медленный шаг. Чес взглянул на лицо человека рядом с собой и с удивлением обнаружил, что на нем нарисованы задумчивые черты. Вся уверенность и бравада из кабинета директора исчезли. — Эй, почему у тебя такое мрачное лицо? — Чес добродушно толкнул его локтем. — Ты получил то, что хотел, не так ли? Но Себастиан просто вяло уставился на свои ладони. — Я предоставил им все убедительные доказательства. Привел убедительные доводы в твою пользу. — Он опустил руки и уставился в пространство. — И этого все равно было недостаточно. — О чем ты говоришь? Не думаю, что я видел, чтобы кто-нибудь обращался с копами так, как ты! Ты действительно показал им! — Чес ударил кулаком по воздуху. Себастиан, казалось, не слышал его. — Как будто не имело значения, что я сказал. Они все равно собирались арестовать тебя за преступление, которого ты даже не совершал. — Наконец он повернулся к Чесу, темные мешки под его глазами выделялись особенно явно. — Полиция отпустила тебя только потому, что лорд Бельгард заплатил им! Чесу не понравилось, что его веселье портило кислое настроение Себастиана. — Да, и что? — коротко сказал он. — Это происходит каждый день. Что сделано, то сделано. — Ты что, не понимаешь? Он подкупил их! — Голос Себастиана дрогнул от напряжения. — Предполагается, что эти люди должны блюсти закон, но они отбросили свою мораль при первой возможности. Они ничем не лучше, чем... — Его руки тщетно шарили в воздухе, словно пытаясь уловить концепцию. Концепция, которую Чес понял слишком хорошо. — Извините, что огорчаю вас, Ваше высочество, но так устроен мир. Весы правосудия уравновешены, все верно. Уравновешиваются в сторону более тяжелой монеты. Себастиан отвел взгляд, и они еще некоторое время шли в тишине. Отчасти Чеса задела наивность Себастиана. Кто он такой, чтобы разглагольствовать о таких вещах, как правосудие, из безопасности своей высокой башни? Закон никогда не дышал ему в затылок, готовый наброситься на него за каждый неверный шаг. Ему никогда не приходилось вести тяжелую борьбу только из-за того, откуда он родом. — Я бы хотел, чтобы так не было. — наконец пробормотал Себастиан себе под нос. Но все же, каким бы наивным он ни был, Чес был тронут его сильным чувством правильного и неправильного. Это было больше, чем он мог ожидать от большинства чистокровных. То, что произошло ранее, глубоко потрясло его, и неприязнь Чеса была смягчена невольным сочувствием. Ведь если такой защищенный мальчик, как Себастиан Швагенвагенс, смог извлечь уроки из сегодняшнего опыта, то, возможно, еще не все надежды потеряны. Малярная мастерская располагалась в той части закулисья, которая была отведена для отделки декораций. Это было большое помещение, заставленное рабочими столами и полками с художественными принадлежностями. В углу булькали чаны для крашения ткани. В центре пыльного пола был расстелен большой холщовый задник, незаконченный пейзаж которого сох на солнце. Боб положил картину на один из незанятых столов, отодвинув в сторону кувшины с мутной водой и жестяные банки с кистями. Приподняв на прощание свой котелок, он оставил их работать. Только когда он оказался вне пределов слышимости, Чес наконец повернулся к Себастиану.  — Итак, вундер-бля, как, по-твоему, я могу это исправить? Я не художник. Вместо того, чтобы сразу ответить ему, Себастиан направился к чанам с краской, где начал собирать материалы. — Была еще одна улика, о которой я не сказал полиции. — Ты? — Брови Чеса удивленно приподнялись. — Будущий выпускник и примерный студент Себастиан Швагенвагенс, скрывающий улики от полиции? — Он цокнул языком. — Стыдоба. — Иногда необходимо скрыть тайну, чтобы раскрыть правду. — возразил Себастиан, не поднимая глаз. Он открыл шкаф и достал большую бутылку прозрачной жидкости. Это был неортодоксальный взгляд на мир, который Чес никак не ожидал услышать от Себастиана. Скорее, это больше походило на то, что он нашел бы в опере Глэма. Возможно, он мог бы использовать это как реплику для своего либретто, подумал он. Вслух он пробормотал:  — Он определенно знает, что делать за кулисами. — Впервые я заметил что-то неладное, когда рассмотрел краску вблизи, — сказал Себастиан, перебирая ассортимент кастрюль и чайников. — Скажи мне, что ты видишь? Чес оперся локтями о стол и посмотрел на картину. Сначала он мог видеть в ней только жестокий акт осквернения, которым он являлся, но он заставил себя смотреть дальше. Он склонил голову из стороны в сторону, сначала неуверенный, что ищет… пока свет не упал на нее под определенным углом. — Эта часть… тусклая, — Его глаза скользнули по картине. — Остальная часть вся блестящая, кроме красного материала. Она плоская. — Именно. — Себастиан лучезарно улыбался ему, ставя на стол стеклянную бутылку и чайник с кипятком. — Масляные краски имеют глянцевое покрытие. Но краска, используемая нашим преступником, матовая. Захвати, пожалуйста, пустую банку. — попросил он, откупоривая бутылку. Чес сморщил нос, доставая одну из них с полки. — Уксус? — И горячей воды. Не мог бы ты размешать это, пожалуйста? — Себастиан наполнил банку из чайника, затем добавил уксус, следя за количеством в каком-то точном измерении, доступном только ему. Когда раствор был готов, Себастиан взял кисть. — Единственные краски, которые здесь используются, это живописные краски на масляной основе. Так что я знал, что эта родом не отсюда. Теперь, если моя теория верна... Он окунул кисть в водно-уксусную смесь, глубоко вдохнул и нанес ее на центр испорченного портрета. Сначала ничего не произошло. Жидкость впиталась только в матовую краску, отчего красная заблестела, как свежая кровь. Чес с сомнением взглянул на Себастиана, но затем медленно, неуклонно красная краска начала светлеть. Еще несколько мазков кистью, и она растворилась, распалась на части, пока, наконец, не проступил хмурый взгляд Густава, такой же злой и суровый, и такой же нетронутый, как в тот день, когда картина была нарисована. — Вуаля. — выдохнул Себастиан со слабой торжествующей улыбкой на губах. — Восхитительно! — пробормотала Чес с немалой долей благоговения. Оскорбительная краска осыпалась, оставив портрет под ней совершенно нетронутым. — Ты чертов гений! — Он радостно рассмеялся и потряс Себастиана за руку, на мгновение забыв, что мальчик не должен ему нравиться. — Темперная краска. Она на водной основе, поэтому ее легко удалить, — объяснил Себастиан, передавая кисть Чесу. — Твоя очередь. Рисуй небольшими кругами наружу от центра, по ходу вытирая излишки тряпкой. — Да-да! — Чес с энтузиазмом приступил к своей задаче, изумленно качая головой. Похоже, это все-таки будет прогулка в парке! — А я-то подумал, что ты мне уже достаточно помог. Думаю, я у тебя в долгу за еще одно одолжение. — Ты мне ничего не должен. Во-первых, ты не должен был быть ввязан в эту историю. — Почему ты был так уверен, что я этого не делал? — Его язык высовывался из щели между зубами, пока он работал, смачивая кисть каждые несколько мазков. Половина лица Густава уже была очищена, и он перешел к другой половине. — Я имею в виду, до всех твоих причудливых улик и прочего. — Он потер нос. — Ты мог бы обвинить меня, как и всех остальных. Так почему ты решил, что я невиновен? — В тебе этого нет. — Прошу прощения? — Он поднял глаза на Себастиана, но выражение его лица лишило его возможности сказать что либо еще. Эти голубые глаза пронзили его, как стрела, пригвоздив к месту. Они судорожно танцевали на его лице, читая там гораздо больше, чем имели право знать, и Чес ругал свое сердце за постыдный толчок, который оно дало в ответ. — Чес, — От глубокого тембра его голоса пульс Чеса участился. — Я не верю, что в тебе есть хоть капля злобы. Ты один из хороших людей. Я вижу это. — Он придвинулся ближе, так что Чес был вынужден запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он выглядел серьезным и немного испуганным. — Послушай, я сказал, что ты мне ничего не должен… но, возможно, ты можешь мне кое в чем помочь. — Помочь… тебе? — Чес проглотил внезапный трепет нервных бабочек в животе. Что вообще может сделать цыган, чтобы помочь гаджо? Особенно дворянину. Подобные вещи приберегаются только для сказок, а не для реальной жизни. — Кто бы ни пытался испортить картину, он все еще на свободе, и мы не можем ожидать, что от полиции будет какая-либо польза. Что-то подсказывает мне, что это нечто большее, чем просто шутник. Это кто-то хочет отомстить. Возможно, против моего отца. Возможно, даже против тебя. Я не уверен, но в любом случае... — Вероятно, это не последний раз, когда мы его видим. — Чес кивнул, поняв смысл слов Себастиана. Это означало, что проблемы Чеса на этом тоже не закончились. Закон уже доказал, что может быстро обвинить его в любом проступке, и если какой-нибудь нарушитель спокойствия шляется где-то поблизости, очерняя его имя, это всего лишь вопрос времени, когда Чес снова понесет ответственность за их преступление. И в следующий раз ему может так не повезти. Себастиану не удалось повлиять на самых коррумпированных полицейских, но он перехитрил их достаточно, чтобы доказать, что он умен. Вероятно, умнее всех, кого знал Чес. Лучшего союзника в своей области он и желать не мог. Плюс, он должен был признать, что они хорошо работали вместе. Словно прочитав его мысли, Себастиан тоже кивнул, его улыбка стала чуть ли не нежной. Чес ответил ему тем же. — Хорошо. Давай поймаем преступника сами.