Призрак Консерватории

Чес решил, что это официально. Себастиан ненавидел его. Он действительно, действительно ненавидел его. Чем еще можно объяснить взгляд, полный чистого отвращения, синий и пылающий, как сердцевина пламени, которым он смотрел прямо на него? Чес попытался съежиться пониже на своем стуле, но это ничего не изменило. Он все еще чувствовал, как этот испепеляющий взгляд обжигает ему затылок с другого конца зала. Ему просто повезло, что весь класс первокурсников в этот момент сидел между ним и вспыльчивым сыном владельца консерватории. — …который воспользовался помощью двух самых известных лондонских исполнителей. Не то чтобы это имело какой-то смысл. За всю неделю они едва обменялись двумя словами! Себастиан прекрасно справлялся с работой, игнорируя его — как и всегда — и Чес, например, не жаловался. Учитывая, чем закончился их последний разговор за пределами кабинета директора, он был бы счастлив, если бы их пути больше никогда не пересекались. — Редко можно открыть развлекательные колонки в газете и не наткнуться на похвалу их достижений. И все же по какой-то причине раздражение Себастиана по отношению к нему, казалось, только росло. То, что Чес первоначально принял за раздражение из-за того, что его назначили личным опекуном, с тех пор переросло в личное оскорбление. Краем глаза он замечал, что Себастиан наблюдает за ним, выражение его лица менялось за последние несколько дней от любопытства к нетерпению и откровенному разочарованию! Как будто он ожидал, что Чес сделает…ну, что-то. Но что это могло быть, Чес не имел ни малейшего представления. Да и не стремился выяснять. Не нужно снова превращать себя в мишень. Он на собственном горьком опыте узнал, что принесет ему попытка подружиться с молодыми Швагенвагенсами: быстрый удар в живот и еще одно пренебрежительное оскорбление, которое будет преследовать его каждый час бодрствования: Цыганский король. Тупица. Урод. — Одаренные. Талантливые. Блестящие. Их репутация со времен работы в консерватории продолжает жить, поскольку они берут театральный мир штурмом! Чес обхватил себя руками и спрятал подбородок в галстук, от холодного воздуха его дыхание поднималось белыми клубами. Осень в этом году наступила рано, окутав Лондон вечным одеялом тумана и послеполуденной мороси, и даже консерватория не избежала холода. Он прополз по залам и просочился в сам концертный зал, прохладные сквозняки заставляли свечи прерывисто потрескивать в подсвечниках. Чес вздрогнул и украдкой посмотрел в сторону. — …несомненно, мы будем часто видеться друг с другом в ближайшие недели, поскольку мы начинаем подготовку к предстоящему выступлению… Невосприимчивый к холоду, Себастиан, казалось, внимательно слушал объявление директора Ганса на сцене. Но его пламенный взгляд все еще был устремлен на Чеса, и когда их взгляды встретились, выражение его лица помрачнело. Чес еще сильнее вжался в свое кресло, если это вообще было возможно. — …что мало кто еще не знает их имен, поскольку эти два джентльмена не нуждаются в дальнейшем представлении. По крайней мере, остальная часть Золотого Пердятсва сделала перерыв в своих обычных мучениях. Ходили слухи, что мистер Ровд отправил Лео и его обоссано-головых головорезов на строгий испытательный срок за нарушение комендантского часа. Это объясняло, почему они вели себя относительно хорошо, оставив Чеса в покое. Хотя вряд ли он назвал бы это «покоем». С каждым днем он чувствовал себя все более и более зажатым со всех сторон, постоянно вынужденный не высовываться, чтобы выжить, в школе, которая относилась к нему в лучшем случае как к призраку, а в худшем — как к преступнику. Даже в комнате, полной людей, он все равно был совершенно одинок. — Итак, без лишних слов, пожалуйста, присоединяйтесь ко мне и поприветствуйте наших приглашенных инструкторов! Внезапный взрыв аплодисментов чуть не подбросил Чеса со своего места. Объявление Ганса, по-видимому, подошло к концу, и внимание Чеса было приковано к сцене, где раскланивалась пара студентов. Подождите, не студенты… Приглашенные инструкторы? — Бывшие выпускники и гордость Швагенвагенской консерватории, — продолжил Ганс, — очень щедро выкроили время из своего плотного графика, чтобы пятый год подряд помочь с промежуточным концертом. Бывшие выпускники? — Мастера Диметриус и Хэвьер, слово за вами! Когда двое молодых людей вышли вперед под новый шквал аплодисментов, Чес вопросительно поднял бровь. Как, черт возьми, они могли быть инструкторами, если были ненамного старше его самого? Он прищурился. Возможно, даже моложе. Черт возьми, тот, что пониже, даже не доставал ему до плеча! Не успел Ганс уйти, как к нему подскочил неряшливый рыжий парень, с энтузиазмом маша рукой. — Итак, всем привет! Вы готовы сделать концерт этого года лучшим за всю историю? У Чеса вырвалось тихое фырканье. Чего бы коротышке ни недоставало в росте, он с лихвой компенсировал это своей наружностью. Энергичный, как рыжий кот, с улыбкой, занимавшей все его лицо, он был, безусловно, самым оживленным персонажем, которого Чес видел в консерватории. И, судя по шквалу смеха, раздавшемуся среди других студентов, его оценка была не единственной. Кто мог их винить? В крохе было что-то мгновенно вызывающее симпатию. — Теперь я знаю, что Ганси нравится выставлять нас лучше остальных. — Он переминался с носок на пятки. — Но я обещаю вам, мы не запугиваем, не задираем и не занижаем! Сначала о главном. — Он ткнул большим пальцем себе в грудь. — Я Хэвьер, но вы можете называть меня Хэви! То, как он произнес название, заставило его звучать очень похоже на «heavy»…«тяжелый». Тяжелый? Но еще больше иронии для легковеса. — И этот красивый темный принц…— Хэви просиял, глядя на своего партнера, который лишь бросил на него равнодушный взгляд сверху вниз. — …это Диметриус, или сокращенно просто Ди! По толпе пронесся довольный шепот, когда Ди занял кафедру. Корсеты были подогнаны, платья прихорошены, а выбившиеся пряди волос аккуратно заправлены на место. «Темный принц», казалось, уже производил впечатление на студенток. И неудивительно, почему. Если Хэви был фейерверком, то Ди был холоден как лед. Спокойный и собранный, он держался со строгой грацией. У него была выразительная линия подбородка, а его пышная грива золотистых кудрей была убрана назад в хвост, за исключением одной непокорной пряди, которая делала его еще красивее. Как и Хэви, он явно чувствовал себя на сцене как дома…или, возможно, просто чувствовал себя дома, командуя аудиторией. Но, в отличие от Хэви, он делал это деликатно, а не демонстративно. — Как красочно выразился мой чрезмерно усердный коллега, — размеренным тоном начал Ди. — Сегодня начинается серия вечерних репетиций, призванных подготовить вас к промежуточному концерту. — Его взгляд по очереди остановился на каждом студенте, ни придирчивый, ни пренебрежительный. Уравновешенный, как метроном. — Эта постановка имеет огромное значение для консерватории, и мы очень серьезно относимся к своей роли ее режиссеров. — Скорее со-режиссеров, — пропищал Хэви из-под руки Ди, подняв палец, чтобы указать на уточнение. Еще больше смешков. Оттолкнув его бедром, Ди продолжил. — Как вам хорошо известно, консерватория Швагенвагенса делится на три основные дисциплины: музыка. — Сначала он указал на оркестровую яму. — Танцы. — Затем он повернулся к балерине в балетной пачке, которая присела в реверансе у края сцены. — И… — Театр! — Хэви драматично бросился к краю сцены. Прижав одну руку к груди, он торжествующе ухмыльнулся прожектору, как будто уже получил стоячие овации. Публика порадовала его хорошим настроением, и среди веселого хихиканья Чес уловил обрывки сплетен о студенческой карьере Хэви. Очевидно, в свое время он был здесь чем-то вроде легенды. Говорили, что он от природы одарен музыкой, и мог играть на любом инструменте, к которому прикасался, с первой попытки. Любимые всеми, кто его слышал, величайшие оркестры Европы соперничали за его талант, но, в конце концов, именно в сценическом искусстве он нашел свое призвание. Наблюдая за ним сейчас в действии, Чес мог понять почему. Это было шоу одного актера, наполненное необузданной энергией и неотразимо обаятельное. Было трудно не уловить его энтузиазма, и Чес почувствовал, как его собственное сердце снова трепещет от очарования сцены. — Это верно, — неторопливо сказал Ди, очевидно, привыкший терпеть более неистовые выходки своего партнера. — Промежуточный концерт — это первая возможность для вступающего класса продемонстрировать публике свое мастерство. Демонстрацию, если хотите, ваших талантов. — Он поднял пачку бумаг, которую держал в руке. — Именно поэтому вас попросили заполнить эти бланки ранее на этой неделе. У Чеса заныло в животе при этом напоминании. — Цель сегодняшней вечерней репетиции — просмотреть ответы каждого студента в отдельности. — Ди передал половину стопки Хэви, который затем весело запрыгал по сцене. — Пожалуйста, соберитесь со своими отделами для краткого подведения итогов, пока мы подтверждаем ваше включение в окончательный состав. По его указанию студенты быстро поднялись со своих мест и разошлись по разным секциям концертного зала, каждой группой руководил инструктор или ведущий. Студенты-танцоры утонченно на носочках последовали за примой-балериной в соседнюю балетную студию. Маэстро Майкл расставил музыкантов в оркестровой яме. А актеры устремились за кулисы, горя желанием познакомиться со своим новым насестом. Пока Майкл обсуждал детали расположения ямы, Чес проскользнул в перкуссионную секцию, расположенную пониже в задней части оркестровой ямы. Присев на корточки в углу между пустыми литаврами и ксилофоном, он взял себя в руки. Так вот что это были за бланки. Он боялся увидеть их снова, после того как устроил такой королевский беспорядок, когда они впервые попали к нему на стол. Мешанина непонятных рун, на которую он тупо пялился большую часть урока. Но из того, что он смог собрать воедино, благодаря острому слуху и беглым объяснениям инструктора, это имело какое-то отношение к этому концерту и к тому, что он надеялся сыграть на нем. Итак, надеясь что все получится, он попытался представить выбранный им инструмент так, чтобы его поняли. Он сомневался что все получится. Скорее всего, он все равно застрянет с треугольником, как и до сих пор. Мрачно ожидая надвигающихся последствий, он позволил своему взгляду бесцельно блуждать по своим одноклассникам. Подобные группировались с подобными, когда музыканты нашли свои места. Кларенс и Феликс взялись за деревянные духовые, Юджин за свои латунные, в то время как Лео собрался на сцене со своими коллегами-вокалистами, чтобы поделиться своим возмущением по поводу пропажи руководителя их хора. Хэви и Ди делали все возможное, чтобы сохранить мир, заверяя, что, хотя мисс Виктория в настоящее время пропала без вести, она будет здесь в следующий раз, и, да, она была немного эксцентричной, но, нет, они не будут ее заменять. Это мало удовлетворило разъяренную толпу, которой руководили в основном самопровозглашенные лидеры Лео и Лидия. В конце концов, однако, они ограничились тем, что захватили часть сцены для себя, где протестировали акустику со своим впечатляющим вокальным диапазоном. Эти двое составили дьявольский дуэт, столь же милый, сколь и мелочный, что усугублялось тем фактом, что Лео бесстыдно флиртовал со своей коллегой-сопрано, как наглый павлин. На виду у Себастиана, не меньше. Это было отвратительное зрелище, и даже Чес вздрогнул от сочувствия. Разве Лидия не была его невестой? Он не был экспертом в том, что можно и чего нельзя делать верхушке общества, но он понял, что такое предательство, когда увидел его. Без сомнения, все остальные тоже поняли. Себастиан, однако, вел себя совершенно невозмутимо, как будто не замечал происходящего. Он просто принялся расстегивать футляр для скрипки и настраивать свой инструмент, как всегда с видом серьезного концертмейстера. В такие моменты Чес задавался вопросом, человек ли он вообще. Неужели ему было все равно, что делает его лучший друг? С другой стороны… Лео на самом деле вовсе не был его другом, не так ли? Чес знал это лучше, чем кто-либо другой, после того, что он подслушал той ночью на сцене. Грубая насмешка эхом отозвалась в его воспоминаниях.: Подлиза, неженка… хуесос. Пока Чес был занят тем, что прятался, спасая свою жизнь, Лео и остальные члены Золотого Братства раскрыли, что они на самом деле думали о Себастиане. Теперь Чес не мог не взглянуть на сцену свежим взглядом. Это было так ясно. Себастиан был всего лишь аксессуаром в их маленьком окружении, чем-то блестящим, что можно было выставить напоказ. Эти парни были ему не друзьями, а всего лишь корыстными подхалимами. Они просто терпели его компанию, чтобы поднять престиж, какой могли, благодаря сотрудничеству, и в то же время жестоко унижали его за его спиной. Теперь, когда Чес увидел горькую правду, стало больно: несмотря на блеск своих привилегий элиты, Себастиан был таким же одиноким, как и он сам, у него не было друзей. В воздухе раздался гул струн, когда Себастиан и другие скрипачи начали свои упражнения со смычковыми. Один из них превзошел других в мастерстве и экспрессии, и Чес снова вспомнил, что, несмотря на все свои недостатки, Себастиан был чертовски прекрасным музыкантом. В его руках даже простые весы были прекрасны, разница между ним и его одноклассниками была ошеломляющей. Без сомнения, он поразил бы всех на концерте. Комок тоски сдавил горло Чеса, когда он вспомнил, с каким неукротимым рвением игра Себастиана вдохновляла его самого, когда он осмеливался думать, что у них есть что-то общее. Подперев подбородок рукой, он вздохнул. Чего бы он только не отдал за шанс снова поиграть на скрипке. Или, если уж на то пошло, на своей гитаре. Его взгляд блуждал по подиуму, где он в последний раз выступал перед аудиторией — даже если это была всего аудитория лишь из одного слушателя. Теперь рабочие сцены ловко вращались вокруг канатов, хватаясь за сложные системы блоков и гирь, передавая приказы между собой. Но Призрака нет. Чес проверил. На самом деле, он проверял каждую ночь с момента их последней встречи, сначала чтобы забрать свою гитару, оставленную в спешке при побеге, а затем в надежде, что Призрак может появиться перед ним снова. Но ночь за ночью были напрасны. Призрак имел в виду именно это, когда сказал, что им больше небезопасно встречаться там. Но как еще Чес должен был найти его снова? С чего вообще начать поиски? Все, что ему осталось — это горячий шепот на ухо и несколько неразборчивых слов на клочке бумаги. Чес снова достал записку, разворачивая ее в сотый раз за неделю. Складки истончились от постоянных прикосновений и смягчились от тепла тела там, где записка была надежно спрятана рядом с сердцем. Он провел пальцем по изящному шрифту, давно запомнив форму каждой изящной закольцованной буквы. Однако его послание по-прежнему оставалось для него загадкой. Он не мог даже начать разбираться в этом, и не то чтобы он мог просто спросить кого-нибудь, что там говорилось. Кто знал, как много записка раскрывала о своем авторе? Он мог только представить, что произойдет, если кто-нибудь узнает. Без сомнения, они забьют тревогу, мобилизуя всю консерваторию, возможно, даже весь город, на охоту за Призраком! Чес покачал головой. Нет, он не мог сделать ничего, что могло бы поставить под угрозу его безопасность. Или его секрет. Потому что в некотором смысле он теперь тоже был тайной Чеса. Чес теребил загнутый уголок листка, гордость тронула его губы. Было что-то бесспорно заманчивое в том, что он единственный, кто знает правду о Призраке. Как будто у него есть драгоценный камень, который можно держать в руках и которым можно восхищаться только ему. В то время как все остальные все еще были убеждены, что в консерватории обитает злорадный дух, Чес знал его таким, какой он есть на самом деле: Парнем. Конечно, странным парнем, который прятался за маской и бродил в тени. Но у него также был идеальный слух, умение ценить ромскую музыку, необычный смех, тонкие руки, проницательный взгляд, ощутимый жар между ног… Внезапно на записку упала тень. Чес поднял голову и увидел Себастиана, который смотрел на него свысока, глаза горели ледяным раздражением. Он вскочил на ноги. Настолько поглощенный своими мыслями, что даже не заметил его приближения. — Чего ты хочешь? — К его чести, его голос лишь немного дрожал, когда он украдкой взглянул за спину Себастиана, с облегчением обнаружив, что тот пришел один. — У тебя хватает наглости игнорировать меня, — тихо кипел он. Взгляд Чеса переместился со скрипки, дрожащей в кулаке Себастиана, на его лицо. — Игнорирую тебя? — Он скрестил руки на груди, выпрямляясь во весь рост, хотя он был жалко мал. Тем не менее, он отказался вытягивать шею, чтобы ответить на пристальный взгляд Себастиана. — Я делал тебе одолжение! Ты всю неделю дурно смотрел на меня! — И чья это вина? Так вот зачем он пришел; он искал мести. Чес напрягся всем телом, предчувствуя драку. — Ты что, думаешь, я тот, из-за кого твои дружки попали в беду? Это все? Себастиан отступил назад, на его лице было написано смятение. — Какое это имеет отношение к… — Он покачал головой, взгляд остановился на записке. Прежде чем Чес успел пошевелиться, он выхватил ее прямо у него из рук. — Эй! — Чес попытался схватить его, но Себастиан легко удержал вне пределов его досягаемости. — Отдай это, ты, проклятый мерзавец! — Не похоже, что ты будешь сильно скучать по этому, когда ты сидишь здесь и крутишь большими пальцами, как какой-то… какой-то трус! — Трус? — Чес проворчал из-под локтя Себастиана ему в лицо. — Это у тебя даже не хватает смелости выйти и просто сказать, чего ты от меня хочешь! — Почему я вообще должен беспокоиться, — прорычал Себастиан, — когда ты, должно быть, либо слеп, либо просто слишком глуп, чтобы не видеть то, что находится буквально в пяти сантиметрах от твоего лица… — Извините, мне нужно пройти! — Веселый голос прорвался, как солнце в пасмурный день, в одно мгновение прекратив перепалку. Чес и Себастиан одновременно посмотрели вниз и увидели Хэви, протискивающегося к ним сквозь толпу. Он наконец освободился, покачнувшись на одной ноге, прежде чем восстановил равновесие. Стряхнув воображаемую пыль с рукавов, он поднял голову и ухмыльнулся. — Ах, молодой мастер Швагенвагенс! Так приятно видеть, что вы наконец поступили в консерваторию в качестве официального студента! — Он помахал гусиным пером в сторону скрипки Себастиана. — Я вижу, вы все еще наслаждаетесь своим Страдивари. У вас прекрасный инструмент. Но, э-э, будьте с ней помягче, ладно? — Мастер Хэви, — Себастиан отвесил обязательный поклон, так крепко сжав гриф скрипки, что Чес мог поклясться, что услышал скрип дерева. — Если вы любезно простите меня, сэр, я посреди… — Да, да. — Хэви торжественно кивнул. — Я вижу, вы заняты, и я действительно не хочу беспокоить. Но… — Он вальсировал между ними. — Вам придется простить, что прерываю. Просматривая досье, которое Хэви держал в руках, Чес поймал хмурый взгляд Себастиана поверх его головы: Это еще не конец, читалось в нем. — Я просто выполняю свой долг. Не убивай посланника и все такое. — Хэви усмехнулся про себя, найдя страницу, которую искал. — Ну вот, я уже записал тебя на скрипку. Никаких сюрпризов. — Он постучал по бумаге, кончик его гусиного пера щекотал ему нос, пока он не чихнул. — Gesundheit, — автоматически произнес Чес. — Спасибо. Но есть еще несколько отставших, мне нужно… ну, привеееет. Что у нас тут? На лбу Чеса выступила струйка холодного пота, когда внимание режиссера наконец привлекло его. Хэви кружил вокруг него, разглядывая с ног до головы со всех сторон. — Ты не такой как все, не так ли? — медленно произнес он, склонив голову набок, как любопытный щенок, словно пытаясь понять, что он чувствует по поводу этого маленького наблюдения. В конце концов, его вердиктом был радостным: — Мне это нравится! — Он похлопал Чеса по руке, который стоял, лишившись дара речи и более чем немного озадаченный. — Кстати, классная куртка! Чес провел руками по старому, потрепанному хендмейду, который клеймил его аутсайдером, нащупал проплешины и торчащие нитки. — Э-э, большое вам спасибо…сэр. — В ответ он изобразил робкий поклон. Было странно обращаться к кому-то так официально, когда он выглядел так, словно мог быть его младшим братом. — Теперь давайте посмотрим. — Хэви пролистал свою стопку бумаг, его лицо сморщилось, как будто он подсчитывал сложные суммы. — А ты, должно быть… Прошло несколько секунд, прежде чем Себастиан раздраженно произнес: — Это Чес, ясно? — постукивая ногой в манере можем-ли-мы-покончить-с-этим. — Его зовут Чес. — Что ж, считай, что я польщен. — Приподняв бровь, Чес пригвоздил Себастиана испепеляющим взглядом. — Я удивлен, что ты вообще помнишь это. Не обращая внимания на напряжение, которое потрескивало над ним, как грозовой разряд, Хэви оживился. — Ага! Так ты тот парень, который забыл заполнить свое имя. Плюс почти все остальное, что здесь есть. Неудивительно, что я не мог тебя найти. — Мастер Хэви, пожалуйста.— Себастиан почти застонал, ущипнув себя за переносицу. — Может быть, это дело отложить до тех пор, пока мы… — И здесь сказано, что ваш предпочитаемый инструмент… — Хэви с сомнением покосился на бумагу, прежде чем перевернуть ее, чтобы показать Чесу. — Это гитара? — Что? — Себастиан недоверчиво поднял голову. Верный форме, его грубый рисунок гитары был нацарапан на одной из строк. Чес покраснел до ушей. — Я, э-э… — Он прохрипел, проглатывая комок страха в горле, изо всех сил стараясь не обращать внимания на странный взгляд, которым наградил его Себастиан. Как будто недостаточно того, что он не смог правильно заполнить анкету, теперь из всех людей именно Себастиану пришлось узнать о его необразованности. Могла ли его удача быть еще хуже? — Д-да? Хэви задумчиво промычал, прищурив глаза, прежде чем пожать плечами и прощебетать: — Креативно! Чес моргнул. Это все? Никакого выговора? Никакой унизительной насмешки? — Признаюсь, мне потребовалось некоторое время, чтобы понять это. Пришлось использовать ум! — Хэви игриво постучал костяшками пальцев по собственной голове. — В любом случае, я не уверен, была ли у нас когда-либо гитара в составе раньше. Но… Он подмигнул Чесу, его улыбка была такой теплой и заразительной, что Чес не смог не улыбнуться в ответ. — Я посмотрю, что мы можем сделать. — Я был бы…очень признателен, сэр, — медленно произнес он, не веря своим ушам. — Не проблема! Там, где не хватает слов, говорит музыка! — Хэви развел руками в универсальном жесте одобрения. — Промежуточный концерт призван позволить услышать голос каждого студента. — Жестом пригласив Чеса наклониться поближе, он прошептал: — И если верить слухам, молодой человек, держу пари, у вас есть сказать что-то весьма примечательное. — Он поднес палец к носу. — Мне не терпится это услышать. Прежде чем Чес успел ответить, он развернулся на каблуках и ушел с веселой мелодией на губах, оставив Чеса и Себастиана стоять в оцепенении. Чес чувствовал себя сбитым с толку, все еще пытаясь осознать то, что только что произошло. Действительно ли режиссер дал ему свое благословение играть на гитаре? На концерте? Этого было достаточно, чтобы у него закружилась голова. Рядом с ним Себастиану было немногим лучше. — Там, где не хватает… слов, — пробормотал он, лицо его было сосредоточенным, как будто что-то в этом разговоре не совсем устраивало его. Весь его прежний антагонизм исчез, и на его месте на его лице промелькнул целый ряд эмоций: растерянность, осознание с широко раскрытыми глазами и, что самое удивительное, горечь стыда. Когда он поднял лицо на Чеса, на нем было то же выражение стыда, которое он показал раньше в коридоре: одна потерянная душа тянется к другой через расстояние — хочет связи, но боится сделать шаг. Его рот несколько раз открылся и закрылся, но ни язвительной реплики, ни колкости не последовало. Все, что ему удалось, это тихо произнести: — Ты… ты не умеешь… — прежде чем он замолчал, переводя взгляд с записки в своей руке на Чеса. Записка! Адреналин вскипел в крови Чеса, горячий и острый, но он заставил себя стоять на своем. Бесполезно пытаться вернуть ее обратно и устраивать сцену. Записка теперь у Себастиана. Он либо прочтет ее содержание и разоблачит Призрака, тем самым обрекая его на жестокое преследование, либо воспользуется ею, чтобы шантажировать самого Чеса. Или, может быть, он просто уничтожит ее назло, и Чес никогда больше не сможет найти Призрака. Руки Чеса сжались в кулаки, готовясь к любому выбору Себастиана. Однако, к его удивлению, Себастиан не выбрал ничего из вышеперечисленного. — Так, хорошо, — натянуто начал он, прочищая горло. — Давай посмотрим, что у тебя здесь есть. — Он поднес записку к лицу, облизал губы и бросил тревожный взгляд на Чеса, словно желая убедиться, что тот внимательно слушает. Затем он начал читать вслух намеренно подчеркнутым тоном: Где занавеси опускаются и замки спят, Фантомы в полуночи плачут и галдят. Во тьме лишь путь один заметит зрение… Странный стих, не прерываясь, повис в воздухе, как утренний туман. И вот так Чес получил долгожданный ответ. — Занавеси опускаются… В полуночи… — Он страстно прошептал слова себе под нос, ощущая их форму, запечатлевая в памяти. Восторг всколыхнулся в его груди. Благодаря этому у него появился шанс! Наконец-то он смог… Насмешливое фырканье Себастиана испортило момент. — Какая чушь. Следовало ожидать от тебя такой чуши. — Он скомкал записку в кулаке и уронил ее на пол. — Твое маленькое четверостишие даже заканчивается неправильно. — Мое что? — Голова Чеса была слишком занята размышлениями о своем последнем прозрении, чтобы обидеться на банальное замечание, даже когда он опустился на колени, чтобы поднять листок. — Стихотворение, — отрезал Себастиан. — Двойное двустишие, если быть точным. Это когда ты рифмуешь первые две строчки, за которыми следует… — Я знаю, как работает это чертово стихотворение! — Огрызнулся Чес, снова пряча записку. Теперь, когда послание надежно сохранилось в янтаре его разума, оно больше не имело для него практической цели. Но все равно казалось неправильным расставаться с чем-то, что было подарено ему Призраком. Он поправил лацканы пиджака, что служило слабой заменой его уязвленной гордости. — Просто не знал, что это так называется, вот и все. Пристальный взгляд Себастиана задержался на нем еще на мгновение, и он покачнулся на ногах, как будто собираясь сказать что-то еще. В конце концов, однако, он оставил свои мысли при себе и отчалил, дав напоследок один совет: — Удачи в поиске рифмы для этого маленького стихотворения. Никому не нравится неоконченный финал. Затем он ушел, прокладывая себе путь через переполненную яму обратно к себе подобным. Он шагал с видом надменной самонадеянности, гордый аристократ, каким он и был. Но если бы Чес пригляделся повнимательнее, он мог бы поклясться, что в его походке стало чуть больше пружинистости, плечи расправились мягче, а в уголках рта появилась застенчивая улыбка, как будто он совершил какое-то доброе дело. И, насколько Чес мог судить, так оно и было. Сознательно или нет, Себастиан только что дал ему самый главный недостающий фрагмент головоломки, расшифровав сообщение. Сообщение? Больше похоже на загадку, обернутую в ломаный стишок. Чес должен был признать, что это было в духе его автора. Чего еще он мог ожидать от Призрака, сама суть которого вращалась вокруг тайны и музыки? Конечно, он оставил ему такую подсказку. Слова уже растягивались и превращались в череду мысленных образов, пока он пытался понять их значение. Занавеси, замки и фантомы? Нельзя было терять времени. Он бросился вперед, план уже складывался в его голове, когда с другой стороны ямы он снова увидел Себастиана. Он помолчал, наблюдая, взвешивая, задаваясь вопросом, на чьей стороне парень. В одну секунду казалось, что он готов содрать с него шкуру живьем; в следующую он вел себя так, словно между ними было заключено негласное перемирие. Затем снова стал холодным и отстраненным. Непостоянен, как флюгер. Но, по крайней мере, на этот раз он указал ему правильное направление. Всего несколько минут назад Чес был убежден, что Себастиан ненавидит его. Действительно, по-настоящему ненавидит. И он хотел возненавидеть Себастиана в ответ. Этот придурок определенно дал ему для этого массу причин. Но теперь в глубине его сердца начинали пускать корни заросли сложных эмоций, запутанных и беспорядочных. Сама по себе загадка. Проведя рукой по волосам, он раздраженно отвернулся, чувствуя, что ему предстоит решить не одну, а две головоломки. Однако сейчас он сосредоточится на более легкой из двух. Зрение, — повторил он про себя последнее слово стихотворения, подыскивая ему подходящее. — Ощущение, впечатление, представление… Репетиция никак не заканчивалась, и в тот момент, когда последняя часть класса направилась в столовую, Чес задержался, чтобы прокрасться на сцену. Освещенная десятками фонарей и оживленная, сцена выглядела совсем по-другому по сравнению с тем, когда он был здесь в последний раз. Ощущения тоже были другими. Как будто часть ее волшебства была утрачена в обыденном рабочем окружении. Крепкие рабочие сцены сновали взад и вперед, слишком сосредоточенные на своих задачах, чтобы заметить одного студента размером с пинту. Ставя лестницы и сматывая веревки, чиня реквизит и поднимая декорации, они работали с отлаженной координацией корабельной команды, перекрикиваясь друг с другом на языке, настолько изобилующем жаргоном, что Чес сомневался, что это вообще русский. Конечно, они выглядели довольно неприветливо, но это была освежающая смена обстановки по сравнению с обычным порядком консерватории. Если классные комнаты школы были шикарными площадями в центре города, то закулисье было захудалый переулок. Место, где мужчины из рабочего класса засучивают рукава, чтобы заработать дневную зарплату, не заботясь о таких вещах, как приличия. Неудивительно, что Чес чувствовал себя как дома. Театральная группа тоже это чувствовала, как будто они чувствовали исходящий от него запах его скромного воспитания. Возможно, именно поэтому они держали его в одиночестве, их голоса затихали по мере того, как Чес углублялся в мегаполис грандиозных декораций. Он провел руками по пасторальным фермерским домам, римским храмам и, наконец, по стене замка. Даже по прошествии целой недели Чес помнил каждый момент, который они провели здесь. Его пальцы задерживались, как будто все еще могли чувствовать тепло тела Призрака, отпечатавшееся на крашеном дереве. Воспоминания о той ночи всплыли из его подсознания: бешено колотящиеся сердца, прижатые друг к другу тела, переплетенные ноги и тайное желание поцелуя. Он запрокинул голову, чтобы посмотреть на пересекающиеся дорожки над головой, думая о песне, которую начал сочинять той ночью. Поначалу это была простая и причудливая поделка, но он больше не мог отрицать, что в ней было нечто большее, чем просто приятная мелодия. Вдохновленный растущими чувствами Чеса к Призраку, он задавался вопросом, смогут ли они когда-нибудь написать концовку. Он насвистывал про себя первые вступительные ноты. — Эй! — Мясистая рука опустилась ему на плечо. — Ты так не делай, слышишь! Чес чуть не выпрыгнул из кожи, когда его грубо развернули, песня закончилась испуганным вскриком. Он съежился, наполовину ожидая, что громкий голос принадлежит полицейскому при всех регалиях, потрясывающему дубинкой. Вместо этого он столкнулся с рабочим сцены, нависшим над ним. Почти такой же широкий, как и высокий, крепкий мужчина был сложен как кирпичный дом, его грязный комбинезон обтягивал выпуклый живот, а вязаная шапочка была туго натянута на маленькую голову. Два глаза-бусинки уставились на него из-под нависших бровей. — Ты что не знаешь, свистеть в театре — примета плохая? — С-свистеть? — Чес запнулся, уставившись на пару крупных торчащих зубов, которые сверкнули, когда мужчина заговорил. — Да, — протянул он. — Все знают, это духов призывает. Особенно плохих. — Он огляделся и принюхался, как будто мог определить их по одному только запаху. Нервный смешок вырвался из горла Чеса при виде взрослого мужчины, чей нос подергивался в воздухе, как у огромного суслика. Парень явно был немного не в себе. Подняв руки в знак капитуляции, Чес изобразил свою самую обезоруживающую улыбку. — Простите, сэр. Я такого ничего не хотел, — жеманно произнес он, не забыв добавить немного акцента как у Суслика, чтобы апеллировать к его чувствам. — Но большое спасибо, что рассказали мне об этом. Я больше не повторю этой ошибки! — добавил он, отдав честь, осторожно обходя его. Мгновение Суслик просто тупо моргал, глядя на него, задумчиво нахмурив брови. — И куда это ты? — Он протянул руку и легко сжал предплечье Чеса в кулаке. Холодный пот выступил у Чеса на лбу, когда он дернул назад на автомате, только чтобы понять, что не может сдвинуться ни на сантиметр. Хватка Суслика была железной. Оглядевшись по сторонам, он понял, что они были в самом конце сцены, совсем одни и вне поля зрения кого-либо еще. Если у Суслика возникнут какие-нибудь забавные идеи… Он сглотнул, заставляя себя улыбнуться, в то время как в уголках его глаз появился страх. — Я просто осматривался. — Он взглянул через плечо Суслика, заметив неосвещенный коридор, вдоль которого тянулись двери. — Гардеробная! Я, э-э, собирался осмотреть гардеробную! На оттопыренной нижней губе Суслика блестела слюна, прищуренные глаза были холодными и немигающими. Чес только забормотал быстрее. — До концерта всего несколько месяцев, и я подумал, что мне надо ознакомиться с местностью и все такое. И щас самое подходящее время, чтобы… — Ты из этих щеголей, да? — Вмешался Суслик, скривив губы в усмешке, как будто это все объясняло. Он отпустил Чеса, и тот отшатнулся, обхватив его руку. Ощущение было такое, будто его пропустили через мясорубку. Крупный мужчина наклонился и ткнул его в грудь, достаточно сильно, чтобы оставить синяк. — А ты мелкий? Чес усмехнулся, потирая больное место. — Ну, как говорится, Бог заставляет вещи расти только до тех пор, пока они не станут совершенными. Просто мне потребовалось меньше времени! Пока Суслик переваривал это, он быстро добавил, прислушиваясь к воображаемому звуку: — Ого, я слышу звонок на ужин! — Он уже медленно отступал в направлении главной сцены. — Думаю, гардеробным придется подождать. А сейчас мне лучше бежать. — Да, так лучше. — Суслик упер руки в бока, встав прямо между Чесом и темным коридором, рявкнув, — Тут нам не нужны дети, которые призывают здесь духов. Призрака тут достаточно! Чес остановился на полпути, медленно оборачиваясь. — Призрака? — Ага. Но лучше не говорить о нем. — Суслик, казалось, горел желанием сменить тему и вернуться к своим трудам, когда Чес схватил его за рукав. — Подожди! — сказал он, немного запыхавшись. — Скажи мне, что ты знаешь о Призраке? — Господи, парень! У тебя ума совсем нет? — Здоровяк перекрестился, как будто одно повторение этого имени слишком много раз могло вызвать существо. Украдкой оглядевшись по сторонам, он понизил голос. — Он годами бродит здесь, всегда доставляя нам неприятности. Новые веревки рвутся без всякой причины, люки открываются в середине номера, танцоры заболевают. — Он погрозил Чесу тупым пальцем. — Но что ему действительно нравится, это такие мелкие выскочки вроде тебя. По коже Чеса пробежали мурашки, как будто в него ударила молния, благоговейный трепет и страх, а также немного радостного возбуждения. Если бы только Суслик знал, насколько он был близок к истине. Твоя музыка… Она мне нужна… Он застенчиво покрутил носком ноги в землю, в его голосе слышалась нотка гордости. — Ну, я бы не был так уверен насчет… — Не комплимент это. Он тебя убьет на смерть при первом случае. Чес чуть не подавился языком. — Ч-что еще раз? — Он хладнокровный убийца, вот кто он. — Глаза Суслика расширились, как будто он вспомнил какую-то ужасную сцену из прошлого. Сняв шапку, он склонил голову и зловеще продолжил: — Его последней жертвой была одна из ведущих актрис театра. На самом деле, это случилось прямо там, когда я был щенком. — Он указал подбородком на галерею гримерных позади них. — Призрак? — Это уже слишком. Парень был очень кротким. Тем не менее, Чес не мог не настаивать, желая услышать больше. — Вы говорите, он кого-то убил? — Да. Беднная. Она была хорошей, уважаемой девушкой. Обещающее будущее и все такое. — Он крутил и крутил кепку, теребя пальцами поля. — Поговаривают, что именно это и погубило ее. Она продала свою душу дьяволу за голос ангела. И когда дьявол пришел забрать… — Он посмотрел в сторону и сплюнул. — …он отправил призрака делать его работу. Чес облизал губы, осторожно интересуясь: — Как именно…она умерла? — Никто не знает. Мертвой нашли ее в номере примадонны в ночь перед ее дебютным выступлением. — Суслик вытер то, что казалось настоящей слезой из уголка глаза, прежде чем снова натянуть кепку на голову. — Вот почему туда больше никто не ходит. Слишком много трагедии для одной комнаты. — Тяжело вздохнув, он отряхнулся с головы до ног, как мокрая собака. — Так что тебе лучше послушать меня, мальчик. Держись подальше от места этого, если знаешь, что для тебя лучше. Любой, кто достаточно глуп, чтобы искушать Призрака, заслуживает того, что ему уготовано! — Д-да, — прохрипел в ответ Чес, уже пятясь назад. — Я буду иметь это в виду. — Потрясенный до глубины души, он чуть не споткнулся о собственные ноги, когда, наконец, повернулся и побежал к выходу, стремясь убраться подальше от жуткого рабочего сцены. Незадолго до того, как он оказался вне пределов слышимости, он услышал последнее предзнаменование Суслика: — Боже, смилуйся над душой этой бедной девочки, — пробормотал он себе под нос, неуклюже удаляясь. — Клянусь, иногда по ночам слышу ее плачь. Эти слова преследовали Чеса весь оставшийся вечер, на протяжении всего ужина, где еда отдавала пеплом, и даже после того, как объявили отбой. Он лежал на своей кровати, снова и снова прокручивая их в голове. Мелкое воровство и шалости он мог понять. Но вредительство? Убийство? Он перевернулся на другой бок и взбил подушку. Нет, это было невозможно. Когда первый лунный луч достиг изножья его кровати, он зажег ночную лампу и прокрался вниз по лестнице, ступая бесшумно, как снегопад по плюшевому ковру. Конечно, это было просто какое-то недоразумение. Неудачи и несчастья случаются в каждом театре, и никто не был более суеверным, чем те, кто работал на сцене. Конечно, они обвиняли в этом какую-то воображаемую фигуру. Как те эльфы-плуты из сказок. Призрак был просто удобным козлом отпущения, не более того. Он тихо приоткрыл двери в аудиторию. Не может быть, чтобы Призрак, его Призрак, мог совершить все это, не так ли? Не говоря уже о преступлении многолетней давности. Даже если предположить, что рассказ Суслика был правдой, цифры не сходились. Для начала, Призрак был всего лишь ребенком. Обычным человеком. Так ведь? Ступая по пустой сцене, чувствовалось, что он снова возвращается к той ночи. Призрачный свет сиял ярко, как солнце, его свеча казалась просто звездой рядом с ним. Однако, если Чес был честен сам с собой, он должен был признать, что многого не знал о Призраке. Например, кем он был или что толкнуло его на такую эксцентричность. Тени сомкнулись над ним в тот момент, когда он шагнул за занавес, пламя его свечи изо всех сил пыталось отогнать темноту, которая окружила его, когда он рискнул пройти за кулисы. Насколько сильно он позволял своему сердцу направлять его, а не разуму? В любом случае, сейчас он не мог повернуть назад. — Где занавеси опускаются и замки спят, — проговорил он по памяти, проходя мимо расписной каменной стены. Разгадать первую строчку загадки было достаточно легко. Было вполне естественно, что Призрак ссылался на сцену, где он был как рыба в воде среди теней и декораций, и что это сыграло свою роль в раскрытии его местонахождения. Чес продвигался вперед, пока не достиг коридора с гардеробными, как раз в тот момент, когда звон церковных колоколов вдалеке отбил час. — В полуночи — пробормотал он себе под нос. Эта часть тоже имела смысл. В конце концов, они встречались только глубокой ночью, когда в консерватории не было ни души. Тайное время, подходящее для тайной встречи. Он прошел по коридору, поглядывая на безмолвные двери, которые тянулись по обе стороны от него. Пустые латунные таблички с именами блестели в центре каждой панели, ожидая, когда их заполнят ведущие актеры или актрисы этого сезона. Он не обращал внимание ни на одну их них. Именно прощальное послание Суслика провело его по следующей части загадки, точно указав, куда ему нужно идти. Дело было не в упоминании духов — поскольку они, очевидно, были повсюду, — а, скорее, в его своеобразном выборе формулировки. Трагическая героиня из истории о привидениях не кричала, как, как говорят, делают большинство душ, оказавшихся в ловушке между мирами. Она не стонала, не причитала и даже не шептала. То, что люди слышали из номера примадонны, было то что она… — Плачет, — закончил фразу Чес, глядя на единственную дверь в дальнем конце коридора. Пожелтевшая полоска пергамента все еще была прикреплена к табличке с именем, имя юной примадонны едва можно было разобрать выцветшими чернилами. Когда Чес положил руку на ручку, он с удивлением обнаружил, что она не заперта, и дверь со скрипом подалась внутрь при малейшем прикосновении. Порыв спертого воздуха заставил свечу задрожать. Чес тоже вздрогнул. Подавив страх, он поднял свечу повыше и шагнул в комнату. Как следует из названия, это был люкс, достойный примадонны. Элегантная ширма, шкаф, шезлонг и другие предметы, частично скрытые пыльными брезентомами, тихо стояли в темноте, шелковые нити их цветочной обивки поблескивали в свете свечей. На пыльном столике стояли букеты мумифицированных цветов, их лепестки были тонкими, как бумага, и посеревшими. Казалось, что вся комната застыла во времени, оставшись нетронутой с ночи убийства примадонны. Жутковато, но ничего необычного. Он неуклонно продвигался по комнате, исследуя каждый предмет мебели, но осторожно, чтобы ничего не сдвинуть с места. История о привидениях или нет, но его ромская кровь знала, что лучше не проявлять неуважения к тому, что принадлежало мертвым. Хотя он и не был до конца уверен, что ищет. Ребус завел его так далеко, но ему все еще нужно было нечто большее. Во тьме лишь путь один заметит зрение. Ну, здесь и так было достаточно темно, не так ли? И он был один. Что еще ему надо было сделать? — Зрение, черт возьми, — проворчал он. Он как раз проходил мимо высокого задрапированного монолита у столика, когда вокруг него внезапно поднялся сквозняк. Ему в лицо полетела пыль, и он с проклятием отшатнулся. Протянув руку вслепую, его пальцы зацепились за драпировку, стаскивая ее с крепления, когда он крутанулся на месте, отплевываясь и кашляя. В следующее мгновение ветерок ворвался за ним, как коварный бес, захлопнув дверь — Эй! — и одновременно задул его свечу. —О, черт… — Нахмурившись в кромешной темноте, он отвернулся от двери и пошарил по карманам в поисках запасных спичек, но вспомнил, что забыл взять их с собой. — Отлично, вот оно мое везение… Его гнев иссяк, когда что-то у его ног привлекло его внимание, и он внезапно понял, что здесь вовсе не кромешная темнота. Там был…свет. Но как такое могло случиться? Когда он впервые прибыл, комната была похожа на склеп, заброшенный и отрезанный от остального мира на долгие годы. Лишенный всякой жизни. И все же… Он пошевелил носками своих ботинок там, где слабейшее свечение окрасило их в золотой цвет. Но откуда оно исходило? Он медленно поднял глаза и оказался лицом к лицу с…самим собой. Он вскрикнул, выронив свечку, которая с глухим стуком упала на ковер. Его рот открылся, и рот другого Чеса тоже открылся. Его близнец снова закрыл его, когда он сглотнул, искоса посмотрел на него, помахал рукой, скорчил забавную гримасу, причем совершенно синхронно. Протянув руку, Чес нежно провел пальцами по холодной плоской поверхности… — Зеркало, — выдохнул он. Высокое и узкое зеркало в полный рост стояло вплотную к стене, ранее скрытое брезентом. В его богато украшенной раме были вырезаны изогнутые листья, позолоченные светом, который таинственно исходил из нее. Так необычно. Это не было похоже ни на одно зеркало, которое он видел раньше. При освещении снизу черты его лица стали совершенно рельефными, когда он присмотрелся внимательнее, пытаясь разглядеть изображение. Как с этим ребусом может быть связано зеркало… Зрение… Отражение… Отражение! Это было оно! Ответом должно было быть это зеркало! Ибо какое зеркало излучало свет, как не то, которое хранило тайну? Что-то, что можно было увидеть, только полностью доверившись тьме. Если бы он открыл зеркало и направил на него свет своей свечи, он бы никогда этого не заметил! Оказалось, что ему повезло больше, чем он думал. Широко раскрыв глаза, он схватился за края зеркала, завершая стихотворение единым порывом: — Во тьме лишь путь один заметит зрение… Найди меня пройдя чрез отражение! Он ждал, его прерывистое дыхание было единственным звуком в комнате. Но ничего не происходило. Да ладно, разве в таких вещах обычно не используется волшебная фраза или что-то вроде, сезам, откройся? Так почему же это не сработало? — Путь к призраку сквозь отражение! Увидев в зеркале иное отражение! — Он разочарованно зарычал. Теперь его голос звучал откровенно глупо. — Откройся чертово зеркало! — Сомнение пронзило его изнутри. — Пожалуйста… — Он прислонился лбом к прохладному стеклу, опустив плечи в знак поражения. Что он делал не так? Что он пропустил? Сквозь опущенные веки свет становился все ярче и ярче, и он поднял взгляд, чтобы посмотреть на собственное отражение — только для того, чтобы обнаружить, что оно больше не его. Другое лицо перекрывало его собственное, на нем была маска цвета кости, две черные дыры вместо глаз и облако светлых волос вокруг нее. — Призрак! — Он резко отстранился, хотя его сердце бешено колотилось. Призрак наконец-то появился перед ним, мечта стала реальностью! Ужас и благоговейный трепет переплелись во вздохе, сорвавшемся с его губ, когда зеркальная панель бесшумно открылась, открывая зияющий проход скрытый в стене. Порыв теплого воздуха со свистом вырвался из-за спины Призрака, как вздох, развевая его плащ и печально шепча что-то на ухо Чесу. Его тон напоминал жалкие, воющие стенания измученной души, и на мгновение Чес представил темный туннель, ведущий прямо в Ад, где его ждали огонь и сера. Предупреждения Суслика эхом отдавались в его голове. Действительно ли этот парень был слугой Дьявола, пришедшим, чтобы заманить его на путь вечного проклятия? Любой, кто достаточно глуп, чтобы искушать Призрака, заслуживает того, что ему уготовано! Голос разума умолял его остановиться сейчас и передумать, развернуться и бежать из этого места так быстро, как только могли нести его ноги! Что для него еще не слишком поздно! Что он совершает ошибку! У входа показалась рука в белой перчатке ладонью вверх, приглашая его взять ее. — Чес. При одном звуке этого голоса Чес понял, что это не ошибка. Это было именно то, чего он хотел, чего он ждал всю неделю — может быть, даже всю свою жизнь. Шанс сбежать из этого мира, который избегал его, оторваться от постоянства и рутины и открыть для себя что-то новое. Где он мог бы увидеть больше. Сделать больше. Быть чем-то больше. — Иди ко мне. Больше не о чем было думать, и с этим его сердце могло согласиться. Оно выплескивало свой пыл из его груди, ровно и уверенно. И быстро от возбуждения. Чес взял Призрака за руку и, не оглядываясь, исчез в зеркале.