Призрак Консерватории

~~*~~ Те, кого видели танцующими, казались безумными тем, кто не мог слышать музыку. ~~*~~

— Продано! — Молоток аукциониста опустился с громким стуком. Раздались вежливые аплодисменты, и товар был передан победителю торгов. Зрители переминались с ноги на ногу, как ожидающий скот. Клубы пара закрывали их лица, а их толстые пальто почти не спасали от холода, царившего в продуваемом сквозняками помещении концертного зала. Дамы плотнее закутывались в шали, в то время как мужчины в цилиндрах топали ногами. — Итак, лот 34, дамы и господа, — продолжил аукционист. — Афиша финальной постановки «Гламура Цыганки» в этой консерватории. Рядом с подиумом на сцене молодой швейцар встал на цыпочки, чтобы распутать тяжелый настенный свиток. Его нижний стержень ударился о половицы с такой силой, что потревожил стаю голубей, устроившихся на ночлег над головой. Взмахнув крыльями, они вылетели через зияющую дыру в потолке. Титулованная роковая женщина, одетая в культовую красную шаль цыганки, смотрела с афиши оперы, прижимая к груди отрубленную голову обреченного возлюбленного, ее рот застыл открытым в песне. — Есть ли у меня десять фунтов? — Аукционист переводил взгляд с одного перепачканного лица на другое, когда в поле зрения бесшумно мелькнуло несколько карточек с заявками. Он уже видел эту пеструю компанию раньше. В основном мусорщики и владельцы ломбардов. Они мало заботились об искусстве и просто торговали им, надеясь быстро получить прибыль от театральных сувениров, упакованных в коробки и сундуки на сцене. Другие были коллекционерами, ремесленниками или любителями антиквариата. Они предложили бы более высокую цену. — Тогда с пяти. Пять, я принимаю. Пять — раз. Продается на два. — Короткая пауза. — Продано! — Удар молотка эхом отдался в холодном зимнем воздухе. Некоторые, однако, пришли, чтобы вернуть то, что они потеряли. Пожилой мужчина, хрупкий и сгорбленный возрастом, сидел среди них, наблюдая из своего инвалидного кресла, как плакат сворачивают без особых фанфар. Он был аномалией в этой толпе, его цилиндр, когда-то элегантный, но теперь обтрепавшийся по краям, выдавал богатство, которое отличало его в юности. И все же его репутация опережала его. Здесь было мало тех, кто не узнавал аристократа среди них, и они опасливо отодвигались от старика, как будто он все еще мог ударить их за малейшее оскорбление. Всю свою жизнь он вселял такой страх в сердца людей, и немощь и десятилетия трагедий мало что сделали для того, чтобы притупить это впечатление. — Лот 35: Точная копия пистолета Smith & Wesson и три человеческих черепа производства Benjamin le Diable 1878 года, — объявил аукционист. — Десять фунтов за это. Десять, спасибо. Десять сразу... На первый взгляд, трудно было поверить, что этот обессиленный человек был владельцем того самого здания, в котором они сейчас находились. Являясь символом красоты и престижа, консерватория в пору своего расцвета очаровывала как дворян, так и простых людей. Теперь от него осталась лишь оболочка былой славы, такая же ветхая, как и его тезка. — Лот 36, дамы и господа. Публике представили необычное изделие. — Музыкальная шкатулка из папье-маше в форме шарманки. Прилагается фигурка позолоченного петуха, — Сверкающий экспонат был поднят высоко, чтобы все могли его видеть. — Этот предмет, обнаруженный в запасниках театра, все еще находится в рабочем состоянии, — Аукционист хлопнул в ладоши, подавая знак своему помощнику. — Демонстрацию, пожалуйста. Привратник повернул коленчатый вал сбоку, и из открытого клюва петуха донеслась серия звенящих нот. Проникновенная мелодия разнеслась над толпой, околдовывая и растрогав до слез не одну даму. Когда истаяла последняя нота, начались торги. — Могу я начать с пятнадцати фунтов? Пятнадцать, спасибо, мадам. — Он кивнул женщине в вуали в глубине зала, которая подняла руку. Старик подал знак медсестре, стоявшей у него за спиной, и она впервые за этот вечер подняла его карточку с заявкой. — Двадцать от доброго джентльмена, — Аукционист просиял. — Я слышу двадцать пять? Еще раз двадцать пять от нашей мадам сзади. — Сорок, — прохрипел старик, поворачиваясь, чтобы смерить взглядом того, кто осмелился перебить его цену. Он поймал взгляд своего противника и выдержал его. Возможно, при других обстоятельствах он узнал бы ее, но он этого не сделал, и их молчаливая битва продолжалась всего на мгновение дольше. Она грациозно удалилась, прядь огненно-рыжих волос выбилась из-под вуали, когда она склонила голову. — Тогда продаю за сорок фунтов, — Молоток снова опустился. — Продано за сорок фунтов. Для лорда Густава Швагенвагенса! — Он хлопнул ладонями в перчатках друг о друга, и толпа разразилась аплодисментами, когда музыкальная шкатулка была доставлена непосредственно Густаву. Несмотря на катастрофическую немилость господа много лет назад, присутствующие по-прежнему чувствовали себя обязанными засвидетельствовать свое почтение имени Швагенвагенсов. Пусть у старика останется что-нибудь на память. — С жалостью подумали они. В конце концов, как они могли отказать в этой маленькой безделушке стареющему лорду, у которого не было наследника? Густав изучал гордого петуха, сидевшего у него на коленях. Перья хвоста поблескивали в угасающем свете, и остатки его песни просачивались наружу, когда он наклонял его туда-сюда, его печальное выражение отражалось в украшенных драгоценными камнями глазах. Аукцион продолжался. — Лот 37: разбитая люстра. В толпе воцарилась выжидательная тишина. Это была та самая статья, которую они ждали, кульминационный момент мероприятия. Все взоры обратились к большому бесформенному савану в центре сцены. Ассистент приподнял один уголок брезента, чтобы показать блеск хрусталя под ним. Аукционист продолжил: — Некоторые из вас, возможно, помнят странную историю с призраком консерватории, скандал, который ознаменовал скромный конец этого некогда великого заведения, — Он наклонился над своей трибуной, зная, что уже привлек внимание всех присутствующих. — Нам сказали, леди и джентльмены, что это та самая люстра, которая фигурировала в знаменитой катастрофе той роковой ночи. Среди участников торгов раздался ропот, в то время как Густав смотрел вперед, его взгляд блуждал где-то в прошлом. Только те, кто был достаточно близко, могли заметить, как дрожали его руки, железной хваткой сжимавшие музыкальную шкатулку. — Наши мастерские отремонтировали его и подключили к новому электрическому освещению, чтобы мы могли получить представление о том, как он выглядел в период своего расцвета. Возможно, мы сможем отпугнуть призрака многолетней давности с помощью небольшого освещения, — Он сделал эффектную паузу, прежде чем энергично захлопать. — Джентльмены! Двое носильщиков сдернули саван как раз в тот момент, когда третий щелкнул большим выключателем. Ряды лампочек вдоль перекошенных ярусов люстры вспыхнули, испустив сноп искр, от которых зрители, ахнув, отшатнулись назад. Однако проводка выдержала, и вскоре старый концертный зал был залит светом. Охваченная благоговейным трепетом, толпа наблюдала, как люстра неуверенно поднялась со своего места, огромная и сверкающая короной из тысячи ограненных кристаллов. Поднимаясь все выше, свет прогонял тень, а цвет наполнял унылое пространство, вызывая в воображении образ ушедшей эпохи, когда консерватория еще сияла. Это было время сияния и великолепия, когда жизнь и красота изобиловали, а музыка и магия часто были неразличимы. Романтика переплеталась с трагедией, и не всегда было ясно, что было фактом, а что фантазией. Ибо не каждый герой и злодей был таким, каким казался; принц мог быть пленником точно так же, как негодяй мог спасти положение. История консерватории была полна подобных противоречий. Были скромные начинания и грандиозные концовки, признания и обманы, заклятые враги и запретные любовники. Это была запутанная тайна из загадок и откровений. Но в основе своей она сосредоточена на той самой загадочной тайне, которую стремятся разгадать все истории: Любовь.