Подкидной дурак

      Осколки посуды острыми брызгами разлетелись по полу.       Вару с силой повалили на стол. От мощного толчка он ударился головой, боль глухим эхом раздалась в черепе. Плечи крепко сжимали чужие руки, пальцы впивались в тело. Ещё несколько раз его успевают приподнять и снова с силой уронить на стол, прежде чем он мощным толчком ногой отбрасывает противника прочь от себя.       Феликс на шатающихся ногах отлетел от стола, на секунду кривясь от боли. Удар пришёлся по животу. Он машинально протирает глаза. Кровь из рассечённой брови мешает обзору. Этой секундной уязвимостью пользуется Вару. Он быстрым прыжком бросается на Феликса, стараясь ухватить его за обе руки и упираясь головой в его плечо. Застигнутый врасплох, Феликс несколько раз свободной рукой яростно колотит Вару по спине. Ногами он пытается отдавить Вару носки, но в какой-то момент теряет равновесие, и оба глухо валятся на пол.       Схватка продолжается уже на полу. Повалившись на Феликса, Вару вцепился в его свитер и острыми ногтями царапал спину и бока. Свитер пошёл по швам. Вару намеревался перевернуть Феликса и протащить по полу, но неожиданно для себя сам оказался в его тисках. Сильные руки крепко обхватили его за шею, и Феликс качался влево и вправо, каждый раз при повороте ударяя Вару плечами о пол. Вару лишь извивался и дёргал ногами, но вырваться не получалось. Внезапно Феликс почувствовал острую боль в руке. Вару, вместо сопротивления, теперь яростно вгрызался в его предплечье.       Феликс зашипел от боли. Свободной рукой он пытался нащупать хоть что-нибудь вокруг себя.       Он взял в руки крупный осколок тарелки и замахнулся.       В пылу драки Вару и Феликс не заметили, как к ним подбежали Куромаку и Пик. В паре метров от них, в дверном проёме, стоял напуганный Зонтик, не смея пошевелиться. Куромаку за долю секунды успел схватить Феликса за руку и разжал его кулак, выронив осколок на пол. Он резко взял его под плечи так, что Феликс мог только бешено колотить ногами о пол. Казалось, он вовсе и не видел никого вокруг, кроме своего врага. Его лицо исказилось страшным оскалом.       Пик оттащил Вару за ноги. Тот лишь еле слышно пискнул, когда Пик, небрежно и резко, одним движением поднял Вару за плечо, заставляя встать. Колени подкашивались, и он не с первого раза встал прямо, чем ещё больше разозлил Пика. Он несильно бросил Вару к стене. Тот, чуть не потеряв равновесие, смог зацепиться ладонью и теперь стоял сгорбившись и тяжело дыша. Свободной рукой он держался за живот – пару метких ударов Феликс наметил именно туда. Очки съехали на самый кончик носа. Левый глаз был весь красный и почти ничего не видел. Вокруг него круглым озером созревал большой синяк. Болеть будет долго. Вару подтёр рукавом кофты кровь из носа и быстро поправил очки.       – Что вы тут устроили? – гаркнул Куромаку, когда Феликс, наконец, успокоился.       – Это он всё! – Феликс резко вскочил на ноги и подался вперёд. Куромаку всё ещё держал его за руки. – Это он всё начал!       – Что я тебе сделал-то, дурья ты башка? – вскрикнул Вару.       – Сам знаешь!       – Да пошёл ты!       Феликс снова сделал стремительный рывок вперёд, замахнувшись кулаком над головой. Куромаку крепче прижал его к себе за плечи и, не успев среагировать, повалился на колени. Тем не менее, Феликса удалось остановить.       – Пусти меня! Ты слышишь? Пусти меня, я сказал! – кричал он, пытаясь вырваться. – Я начищу ему череп!       Куромаку попытался оттащить его назад, но напор Феликса был так силён, что он едва удерживал его на месте.       – Ну давай! – Вару, шатаясь, сделал шаг вперёд от стены. – Рискни здоровьем, долбоящер! Он уж было направился, скрючившись, навстречу к Феликсу, но его остановил крепкий подзатыльник. Вару ойкнул от неожиданности, схватившись за голову. Пик схватил его за шиворот и пару раз с силой потрепал из стороны в сторону, затем снова отбросив его к стене.       – Прекратили! – зарычал Пик. – Живо. Оба.       Зонтик осмелился войти в комнату. Он всё ещё стоял далеко позади, не решаясь приблизиться. Феликс бессильно опустился на колени. Только теперь он начал смотреть то на Вару, то на Пика, то на Зонтика, цепляясь за него взглядом особенно заметно. Он тяжело дышал через рот, немного кряхтя. Куромаку наконец ослабил хватку, а спустя несколько секунд и вовсе отпустил Феликса, поднимаясь на ноги. Феликс начал разглаживать пальцами место свежего укуса, морщась от боли.       – Всё, – начал Куромаку, протягивая руку Феликсу, – успокоились и разошлись по разным углам. Мы не собираемся выяснять, кто и что первый начал. Феликс встал, не поднимая взгляда. Вместе с Куромаку он направился к выходу из комнаты, обходя стороной всё ещё стоявшего, опёршись о стену, Вару. Он проводил его взглядом, нагло шмыгнув носом.       Дверь громко хлопнула. В зале остались только Вару и Зонтик. Хмыкнув, шатающейся походкой Вару отошёл от стены, держась рукой за живот. Вздохнув, он грузно рухнул на диван, запрокинув голову и закрыв глаза. Он дышал неровно. Живот всё ещё болел, резкая боль заставляла немного сжиматься при каждом вдохе. По сравнению с этим ушибы на запястьях совсем не ощущались. Боль в левом глазу, тем не менее, была сильнее всего. Веки с трудом держались закрытыми, подрагивая под линзами очков. Глаз обжигало.       – Ты как? – послышался голос Зонтика.       Ответа не последовало. Вару лишь шумно выдохнул и нахмурился. Он демонстративно скрестил руки на груди. Зонтик вздохнул. Некоторое время он сметал осколки разбитой посуды. Спустя время Вару услышал, как он вышел на балкон, а спустя несколько секунд вернулся и сел рядом с ним. Диван недовольно скрипнул.       Вару почувствовал, как одну его руку разжали, а в ладонь положили что-то длинное, плоское и очень холодное, нежно заставив его пальцы сжать этот предмет. Вару вздрогнул и резко повернулся, уставившись на руку. В пальцах он сжимал обычную ложку, настолько холодную, что, казалось, она прилипала к коже.       – Это чё? – спросил он.       – Приложи к глазу, – тихо ответил Зонт. – Синяк быстрее пройдёт.       Вару недовольно цокнул языком, но всё же приложил ложку выпуклой стороной к глазу, машинально прошипев от холода и колющей боли. Спустя секунды, однако, стало намного лучше.       – А что, картошка теперь не помогает? Или сожрали уже всю? – усмехнулся Вару.       – Как живот? – Зонтик проигнорировал шутки Вару. – Покажи, пожалуйста.       Закатив глаза, Вару неохотно приподнял кофту. На животе, чуть ниже рёбер, виднелось два красноватых пятна. Скоро на их месте окажутся большие синяки. Зонтик закрыл рот рукой, жалостно нахмурив брови.       – Ой, да забей, – Вару быстро одёрнул кофту назад, – будто в первый раз, в самом деле.       – Вару, так нельзя, – начал Зонтик. – Что у вас с Феликсом…       – Как на собаке заживёт, – отрезал Вару.       – Я хочу знать, что между вами происходит, – настойчиво продолжал Зонтик. – Чем я могу помочь?       – Отвянь.       С секунду просидели молча. Зонтик нервно кусал губы.       В дверь ритмично постучали. Оба приподнялись, но Зонтик бросил неровное «Я открою» и широкими сбивчивыми шагами направился к двери. В коридоре послышалась возня, и спустя мгновенья в комнату вошёл Габриэль, а за ним и Зонтик. Он кружился вокруг Габриэля, аккуратно складывающего вещи на стул у стены, и всё лепетал что-то о том, что Габриэль вернулся слишком поздно и что он, Зонтик, вообще-то волнуется. Габриэль что-то коротко отвечал, но Вару не слушал их разговора. Воспользовавшись моментом, он теперь разглядывал своё отражение в уже довольно тёплой ложке.       – Что ты ешь? – услышал он Габриэля совсем рядом. Он вздрогнул. Габриэль стоял, нагнувшись, прямо перед ним, с интересом смотря то на ложку, то Вару в глаза. Прямиком сквозь зелёные линзы.       – Он с Феликсом опять подрался, – ответил за него Зонтик, непривычно сурово. – Ложка чтобы синяк убрать.       – Это Феликс со мной подрался, а не я c ним, – прикрикивая, огрызнулся Вару, вздёрнув руками. – Вечно я во всём виноват, лживые вы гни…       Вару не успел договорить. Габриэль поднял зелёные очки на лоб и теперь отчётливо видел побитое лицо Вару. Как на ладони. Вару почувствовал себя уязвимым. Откуда-то из глубин, со дна, поднималось странное чувство, сжимающее сердце. Непонятная тревога всё нарастала и нарастала, комом вставая где-то в желудке. Он не знал, куда от этого спрятаться. Габриэль казался мрачным, будто бы осуждающим взглядом он смотрел куда-то вглубь, словно пытался прочитать какой-то мелкий текст на дне зрачков Вару.       Габриэль быстро опустил очки на место. Мрачный мгновенья назад, сейчас он казался куда приветливее.       – Что бы ты подарил пожилой женщине на день рождения? – спросил он, всё так же невозмутимо продолжая смотреть Вару в глаза.       – Чего? – не понял Вару. Вопрос был едва ли уместным, но в глубине души он почувствовал некое облегчение от смены темы.       – Что бы ты подарил пожилой женщине на день рождения? – повторил Габриэль. – Что ты считаешь хорошим подарком?       – Я не знаю, – неуверенно бросил Вару. – И что за женщина?       – Нина Александровна, – коротко ответил Габриэль. Увидев недоумение на лице Вару, он добавил: – наша соседка снизу. Её anniversaire в конце недели. Я купил билеты на «Лебединое озеро». Забрал последние, успел. Она ещё не знает.       Из переднего кармана рубашки Габриэль вынул два больших резных билета с золотым тиснением.       – Ой, – улыбнулся Зонтик, – как здорово, Габриэль! Я думаю, ей очень понравится.       – Чё, балет, реально? – прыснул Вару, заметно повеселев. – Это типа, где девки прыгают с раздвинутыми ногами? И мужики ещё в колготках с такими большими жопами? И они все дружно за ручки пляшут, вот так, – он криво скрестил руки на животе и стал невысоко сидя подпрыгивать на месте, имитируя танец. Лицо его скривилось в противной усмешке. Он ехидно засмеялся, но, не заметив реакции, снова скорчил серьёзное лицо: – А зачем ты спрашивал, если и так всё сам решил?       – Хотел твоё мнение узнать, – улыбнувшись, ответил Габриэль.       Он поднял взгляд на часы. Половина десятого.       – Ай, – пискнул он, – я обещал зайти к Нине Александровне. Пока. Габриэль засуетился. Он пробежался по кухне, засунул в карманы штанов два крупных яблока и направился к выходу из квартиры. Вару снова принял прежнюю позу, запрокинув голову на спинку дивана. В коридоре послышалась какая-то возня. Габриэль крикнул:       – Вару, хочешь со мной?       Внезапный вопрос заставил Вару вздрогнуть. Что-то тяжёлое грузно и холодно упало на дно его живота. Он не заметил, как задержал дыхание на пару мгновений. С чего это вдруг его куда-то зовут? В гости? К соседке? Почему его? Времени на долгие раздумья не оставалось. Засомневавшись, он было открыл рот, чтобы сказать твёрдое «нет», но увидел входящего в зал Феликса. Тот, морщась, поглаживал бинт над глазом. Белая марля частично пропиталась кровью. Заметив Вару, Феликс нахмурился и будто бы оскалился, сильно наморщив нос.       – Да!       Вару подскочил с дивана и быстрым шагом помчался в коридор. На выходе он лишь пересёкся взглядом с Феликсом. Что-то сильно кольнуло в сердце, но Вару быстро отбросил дурные мысли.       Габриэль и Вару быстро спустились по лестнице. Вару хотел так много спросить, но времени оказалось катастрофически мало. Он пытался вспомнить, но, кажется, он даже никогда не видел эту Нину Александровну, не говоря уже о походах в гости. Он не знал, чего ожидать, но точно знал одно: всё сейчас будет лучше, чем оставаться в квартире с этим упырём-блондином. «Белобрысое чмо», – пронеслось в мыслях Вару. Синяк на глазу неприятно покалывало от прохлады подъезда. Вару снова вздрогнул, когда Габриэль ритмично постучал в дверь девятнадцатой квартиры. Звонок, видимо, не работал. Чёткий стук из-за мягкой обивки двери превратился в глухоте «пух-пух-пух», но, видимо, по ту сторону его всё же услышали. За дверью послышался тихий голос, за дверью началась возня. Секунды ожидания показались Вару слишком долгими. Он не понимал почему, но где-то в ногах его оцепило острое чувство опасности – хотелось вот-вот пуститься бежать, но он боролся с этим желанием. Живот стянуло мерзкой мелкой дрожью, снова стало больно, но он старался не подавать виду. Внезапно для себя он осознал – именно так ощущается волнение.       Дверь слегка приоткрылась, и из-за неё выглянула низкая старушка. Из квартиры пахнуло тёплым воздухом.       – Добрый вечер, Нина Александровна, – сказал Габриэль, чуть громче своего обычного голоса. – Извините, опоздал.       – Ой, привет, родной, – лицо Нины Александровны расплылось в мягкой ласковой улыбке.       Она открыла дверь шире и потянулась руками к Габриэлю. Ему пришлось немного нагнуться, чтобы обнять её. На фоне бабушки, низкой и пухлой, он казался несуразно высоким и худым. Он опустил руки ей на плечи, едва касаясь шерстяной шали, и Нина Александровна нежно поцеловала его в щёку.       Вару неловко хлопал себя по бокам. Непривычно было видеть Габриэля настолько открытым с чужим человеком. Хотя сейчас ему казалось, что он всё же краем глаза видел Нину Александровну когда-то. На вид ей было около шестидесяти лет. Ростом она была даже ниже его, что заставило его улыбнуться. Её седые волнистые волосы были собраны в пучок, но некоторые пряди выбивались и падали на её спину и плечи, создавая впечатление одуванчика. На носу Нина Александровна носила круглые и с виду тяжёлые очки с выпуклыми линзами и пёстрой коричневой оправой. И тем не менее, за этими очками чётко было видно открытое морщинистое лицо. Ни одной острой линии в её образе. Это Вару и забавляло, и одновременно отпугивало. Насчёт последнего он так и не определился.       – Вы не против, я сегодня не один? – сказал Габриэль, прерывая объятия.       – О, вот как? Сегодня не tête-à-tête? – бабушка усмехнулась. – И кто это с тобой?       – Это…       – Ян! – выпалил Вару, неожиданно громко для самого себя. Соображать пришлось быстро. Настоящее имя – нельзя. – Меня зовут Ян. Извините, добрый вечер.       Вару слишком резво вытянул руку вперёд для рукопожатия.       – Ну, здравствуй, Ян, – Вару похолодел, когда тёплая мягкая рука несильно обхватила его ладонь. – Нина Александровна, будем знакомы. Ну, не стойте, мальчики, заходите же. А то совсем тут замёрзнете, в подъезде-то стоять.       Они прошли в коридор. В квартире Нины Александровны было тепло, даже жарко. Видимо, она что-то готовила на кухне. Оттуда доносился едва уловимый мясной запах, а за Ниной Александровной тянулся лёгкий шлейф тройного одеколона, слегка колющий в носу, но почему-то манящий Вару. Квартира производила кукольного домика: внутри было тесновато, и они втроём едва помещались в узкий коридор. И тем не менее, тут царили уют и ставшее уже непривычным спокойствие. Пока Габриэль аккуратно, присев на корточки, расшнуровывал кроссовки и ставил их на полку в обувницу, Вару опёрся о шкаф и неспешно пытался стянуть кеды, давя носками на пятки. Обои на стенах были зелёные, он видел это даже сквозь очки. Тусклая лампа подсвечивала их желтоватым светом.       Что-то мягкое толкнуло Вару в ногу. Вздрогнув от неожиданности, он посмотрел вниз: о его штанину тёрлась, выгнув спину, чёрная толстая кошка. Вару замер.       – О, Ляся, привет, – погладив кошку по голове, Габриэль взял её на руки и показал Вару. – Это Клякса. Она здоровается с тобой, – он помахал кошкиной лапкой.       Вару неловко помахал Лясе в ответ.       – Будет чего выпрашивать – не давай, – строго сказала Нина Александровна. – Притворщица она ещё та, а ест как не в себя!       Жестом она пригласила ребят в комнату. В комнате было уютно, но не очень светло. Одна лампочка под потолком едва светила и вот-вот могла погаснуть. Ребята присели на диван, Габриэль посадил Лясю рядом с собой и начал гладить. Кошка громко замурчала, закрыв глаза. На столике у дивана стояла лампа с зелёным торшером, одна из тех, что загорается от касания. На стене за диваном висел пёстрый ковёр. Вообще везде, и в коридоре, и в комнате, полы покрывали мягкие ковры. Вару заметил это сразу же, как только снял обувь. Он пошевелил пальцами ног: ворс приятно щекотал ступни. «Намного лучше коврика в ванной», – подумал он.       – Вы не голодные, мальчики? – Нина Александровна встала посреди дверного проёма. – Что сегодня на ужин ели? Костлявые оба, маслаки одни, ей-богу. У меня тут супчик, сырный с курицей. Не хотите?       Габриэль кивнул.       – Я, кажется, пропустил ужин.       Это было правдой. Вовремя на ужин он не явился. Его порция макарон по-флотски так и осталась нетронута. Вару тоже вдруг понял, что ничего не ел.       – Я сам сделаю, – Габриэль встал и направился на кухню. – Asseyez-vous, s’il vous plaît. Бабушка лишь улыбнулась ему вслед и попросила заодно заварить чай. Она устроилась в кресло рядом с Вару, Ляся одним прыжком оказалось у неё на коленях. Нина Александровна запахнула на груди края шали и полностью облокотилась на спинку кресла. Примерно минуту она молча гладила кошку и, улыбаясь, смотрела на Вару. Тот сидел на дальнем краю дивана, облокотившись плечом на стоящий рядом сервант. Поджав ноги, он крутил головой в стороны, на несколько секунд застывая в одном положении и будто что-то внимательно разглядывая. В тусклом свете лампы поблёскивали зелёные очки. Он старался не пересекаться взглядом с Ниной Александровной. Вару абсолютно не знал, что делать. Где-то в глубине души он пожалел, что вообще согласился пойти, и уже придумывал отговорки, чтобы вернуться домой. Однако стоило вспомнить, что дома Феликс наверняка перемывает ему кости, желание сбежать тут же отпало. Лучше здесь, чем дома. Лучше здесь, чем дома. И потом, уйти было бы невежливо.       – Какие у тебя очки интересные, – прервала, наконец, тишину Нина Александровна.       – А? – Вару посмотрел на неё, снова сверкнув очками. – Спасибо…       – И сам ты такой, – продолжила она, – интересный. Смотрю на тебя: такой симпатяга. Отбоя от невест, наверное, нет совсем?       Вару еле слышно усмехнулся. Идея о толпе невест, от которых приходится убегать, показалась ему довольно забавной.       – Если бы. Девкам зелёный не нравится. Им всё розовенькое пода… – он осёкся.       Вару не сразу понял, что ему сделали комплимент. Внезапно он почувствовал себя неправильно. В животе вновь засвербело. На кухне засвистел чайник.       – Зря, Ян, – сказала Нина Александровна, – зря ты так, о девчонках-то.       Вару опустил голову.       – Люблю зелёный, – продолжила бабушка после недолгой паузы. Её голос звучал мягко и как-то грустно.       Вару не знал, что сказать. С минуту сидели молча. После неспокойного вечера ему казалось неправильным всё происходящее сейчас. Тем не менее, он наконец почувствовал себя приятно. Давно забытое тёплое чувство сперва холодно кольнуло в сердце, а теперь постепенно ширилось, растекаясь по всей грудной клетке. Он не знал, что сказать.       Габриэль вошёл в комнату с подносом. Он поставил его на небольшой стол перед диваном. Одна тарелка супа для Вару, вторая – для Габриэля. Суп был горячим, от него густыми «барашками» шёл тёплый пар. В маленьком блюдце лежали кусочки яблок, аккуратно разложенные в виде цветочка.       – Вот спасибо, родной, – улыбнулась Нина Александровна.       Габриэль поставил тарелки на стол, резко одёргивая руки от горячей керамики. Маленький стеклянный чайник с зелёными листами внутри он поставил в центр стола. Заварка ещё должна настояться. Он поставил на стол небольшие расписные чашки. Габриэль поднял поднос со стола, случайно зацепив одну из чашек, что была слишком близко к краю.       Тишину разрезал громкий звон. На полу – несколько крупных осколков.       Вару приподнялся на месте. Странная тревога сковала его в тот же момент, что чашка слетела со стола. Он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать Габриэлю, возможно, даже съязвить, но слова не находились. Он смотрел то на осколки, то на Нину Александровну. К своему удивлению, он обнаружил, что лицо её ни капли не изменилось.       Габриэль расстроенно нахмурился.       – Извините, – тихо сказал он, поднимая взгляд на бабушку. – Я всё уберу.       Нина Александровна помахала рукой.       – Не расстраивайся, родной, – сказал она. – Это на счастье.       Габриэль кивнул. Он принялся убирать беспорядок, осколок за осколком складывая в руки и унося в мусор. Вару всё ещё сидел, напряжённо приподнявшись. Он ожидал было скандала из-за разбитой посуды, как дома, и был уже готов к этому сценарию, но реакция Нины Александровны была для него крайне неожиданной. Бабушка продолжала невозмутимо сидеть в кресле, поглаживая кошку за ухом и всё так же улыбаясь.       – Как это, – набравшись смелости, начал Вару, – на счастье?       – Примета такая, – ответила бабушка, повернувшись к нему лицом.       – Так это ж разбитая чашка. Ничего счастливого.       – Это ты так думаешь, – она прищурила глаза, – а я верю – на счастье.       Вару снова не знал, что ответить. Идея казалась ему бредом.       – Мы с Васей много посуды в своё время побили, – продолжила Нина Александровна.       – Потому что ссорились? – предположил Вару.       – Нет, мы специально так. На нашей свадьбе весь пол был в осколках, аж под ногами хрустело, вся Ивановская слышала.       Вару недоумённо поднял бровь.       – Ну и ссорились, естественно. Куда ж без этого? – продолжала она. – Он вообще такой дурак, Васька мой. Мозгов совсем немае. Ещё додумался – предложение делать напротив цветущего моря.       – Цветущего моря? – удивился Вару. Габриэль, закончивший с уборкой, теперь сел на пол и слушал разговор. – Это как?       – Никогда не видели?       Ребята помотали головами.       – Ну, успеется. А море, когда цветёт, оно зелёное-зелёное. Там водоросли расти начинают, и их так много, что море – и не море вовсе, а зелёный кисель.       Вару поморщился, представляя это зрелище. Он никогда не видел чистого моря, но знал, что зелёным оно точно быть не должно. Картинка зелёного моря-каши казалась ему странно отталкивающей. Поначалу он подумал о цветении буквально – представил настоящие цветы, плавающие на водной глади. При всём своём отвращении к растениям, он действительно признавал, что это выглядит красиво. Он вообразил себе целый букет этих цветов: длинные толстые стебли с большими узкими листьями, вытянутые белые бутоны-звёздочки, внутри которых – сердцевинка с несколькими длинными тонкими отростками, названия которых он так и не смог вспомнить. Как и названия этих цветов. Не смог также понять, что, вероятно, путает их с какими-то другими цветами.       Но цветущее море – совсем не о цветах и красоте. Реальность оказалась куда прозаичнее его воображения, что, в целом, мало его удивило, но озадачило. Снова он оказался в ситуации, когда совершенно не знал, что сказать.       – Мы тогда ездили в отпуск в Анапу, – продолжала Нина Александровна. – Я ж, как порядочная женщина, собрала всё самое лучшее. Море всё-таки. Очень давно мечтала поехать. Надела свой самый красивый купальник, с рюшками такой, очень долго его хранила. Вышли с Васей на пляж – а море всё зелёное. До сих пор помню: стою по щиколотку в воде, камка на ноги липнет противно. Ещё и шляпу мою ветром в эту муляку кинуло. Так плакать хотелось. На Ваську оборачиваюсь, уж чуть не рыдаю, – а он кольцо протягивает. И улыбается, ей-богу, во все тридцать два. И сам весь в этих водорослях…       Она на секунду остановилась, переводя дыхание. Нина Александровна слегка покачивалась из стороны в сторону, мечтательно прикрыв глаза. Вару затаил дыхание. Он заметил, как в уголках её глаз блеснули на секунду прозрачные жемчужинки.       – И цветущее море вдруг стало таким приятным, – продолжила она. – Таким светлым, добрым. Эта зелень – ой, я сразу влюбилась до беспамятства.       – И вы сказали «да»? – спросил Габриэль.       – Конечно, – ответ был с некоторой горечью, – конечно, да. С тех пор ещё много раз приезжали именно туда отдыхать. И каждый раз попадали на период цветения. Вася расстраивался, бо купаться негде, но я могла часами стоять по колено в воде и смотреть на это зелёное море. Думаете, странно?       Габриэль улыбнулся и помотал головой.       Вару, на самом деле, посчитал это странным, но из вежливости ничего не ответил. В его голове шумным ураганом вертелось множество противоречивых мыслей. О посуде – битой, к беде. От одной только мысли по новой начинал ныть живот. Боль в глазу отдавала неприятным острым холодом и заставляла морщиться. О море – зелёном, мерзком. Ему представилось, как склизкая камка шевелится под его ногами, и самому стало дурно.       О посуде – битой, на счастье, о море – зелёном, приятном.       – Ой, ну, я вас заговорила, – встрепенулась Нина Александровна. – Кушайте, а то суп-то уже совсем ледяной. Янчик, не стесняйся. Чего ты притих?       Вару медленно взял ложку в руку, всё ещё не поднимая взгляда. Хоть и очень хотелось есть, аппетита не было.       Он заметил, как подрагивает ложка в его руках, и тут же пожалел, что вообще согласился пойти. Не пошёл бы – не пришлось бы слушать бред о посуде и о море. Не пришлось бы играть, притворяться кем-то другим. Зачем он вообще соврал об имени? Неужели для старушки, которую он видит первый и последний раз в жизни, таким шоком было бы узнать его настоящее имя? С какой стати он вообще так волнуется об этом? Если бы не Феликс, его бы сейчас здесь не было. Если бы не Феликс… Если бы не…       Судорожно пытаясь вспомнить, почему вообще вспыхнула их драка, он с тревогой, давящей в груди, внезапно осознал, что совсем не может вспомнить причину. Какое-то время назад ему казалось очевидным, кто во всём виноват. Он прекрасно знал гнилую двуличную натуру Феликса и так же прекрасно понимал, что тот его ненавидит. Ненавидит за сам факт его существования. Просто потому что он – Вару.       Прямо-таки Вару – беда, катастрофа.       С другой стороны, он не мог вспомнить, был ли на его стороне грешок. Вару признавал, что большая часть синяков и тумаков была получена вполне заслуженно. Не сразу, но признавал. Может, и в этот раз?       Прямо-таки Вару – цветущее море…       Бабушка была с ним так мила, что он совсем потерялся в своих чувствах. Ему казалось это глупым, даже идиотским. Он сгорал изнутри от стыда. И в то же время внутри него просыпалось совершенно новое чувство, тёплое и мягкое, как руки бабушки. Уйти сейчас было бы большой ошибкой, он это понимал. Он склонился над тарелкой и попробовал первую ложку супа. Приятное тепло обожгло язык и стало растекаться по телу. Мягкий вкус супа будто бы нежно пробудил от тревожного сна и отогнал дурные мысли прочь.       В груди Вару всё затрепетало. Он сильнее согнул спину, лишь бы никто не увидел его слабости. В горле встал твёрдый ком, и он с трудом проглотил пряный бульон. По телу вновь прошёлся холодок, по коже пробежались мурашки. Вару скривился в полуулыбке, рвано выдыхая воздух, будто бы сдавленно смеясь. В уголках глаз медленно набирались слёзы.       Все последующие дни Вару старался как можно меньше времени проводить дома, и как можно больше – с Ниной Александровной и Габриэлем. И Лясей. В их компании было уютно и тепло, настолько, что до последнего не хотелось уходить. Вару всячески помогал Нине Александровне по дому, подолгу протирая пыль на серванте под её трепетное «Не устал, Янчик?» или «Оставь, родной, я как-нибудь сама». Несмотря на показное недовольство бабушки, в конце дня его всегда ждало обжигающе приятное «Спасибо, дорогой». И мягкая добрая старческая улыбка.       По возвращении домой его ждал лишь Феликс, злобно морщившийся каждый раз, стоило Вару лишь показаться на горизонте. Рана на брови заживала медленно и, кажется, всё-таки останется шрам. Всю неделю Феликс пытался спровоцировать Вару на новую драку. Ему казалось, что точка их конфликту была поставлена смазанная. Внутри Феликса всё ещё кипела злоба. Однако сделать это было намного труднее, когда Вару почти целыми днями не было дома. Идти на какое-либо примирение, особенно делать первый шаг, он категорически не собирался и всеми силами, не говоря при этом ни слова, давал это понять Вару.       В остальном, никому не было дела до Вару. В обычной ситуации он бы благополучно закрыл на это глаза, подбирая новый способ привлечения внимания, но сейчас «игра в невидимку» оставляла лишь неприятный липкий осадок. Лишь Зонтик время от времени интересовался им, но времени пообщаться ни у одного не находилось. К тому же, если рядом Зонтик, то где-то неподалёку ошивается и Феликс. Синяки всё ещё болели, успев за неделю налиться синевой. Очки он снимал лишь на ночь, стараясь лишний раз не смотреть в зеркало. Время от времени он резко скрючивался, на пару секунд застывая в скованной позе, но тут же через силу разжимался, стоило Нине Александровне появиться где-то неподалёку.       Ему особенно нравились прогулки с ней. На улице он чувствовал себя вольно и свободно, так было всегда, но сейчас всё было иначе. Будь то просто обход улиц у подъезда или поход на рынок, он всегда с большим энтузиазмом принимал участие в их разговорах. Габриэль обычно был где-то рядом, но шёл поодаль, больше следя за дорогой. В последнее время, и Вару заметил это почти сразу, Габриэль был совсем вялым, но Вару списывал это на неспокойный сон или неудачные дни. Нина Александровна много рассказывала о себе, о Василии Афанасьевиче, её муже, и о куче всяких чу́дных вещей, которые казались Вару совершенно странными и невозможными, но в которые он сам начинал потихоньку верить, находя необъяснимые связи примет с реальной жизнью. Нина Александровна рассказывала о разбитых тарелках, которые к счастью и её счастье было для Вару очевидным. О разбитом зеркале – к несчастью – которое однажды привёз из магазина Василий Афанасьевич… С того вечера она больше ни разу не заговорила о цветущем море.       До дня рождения Нины Александровны оставался день. Вару понял, что не может оставить её без подарка, но в то же время совершенно не знал, что бы ей понравилось. Всё же он знал её слишком мало, чтобы угадывать такие вещи. Он решил спросить совета у того, кто определённо точно знает. Габриэля он нашёл в зале. Тот лежал на диване в позе эмбриона, завернувшись в одеяло, и, как понял Вару, дремал. На кухне что-то суетился Зонтик. Вару подошёл ближе.       – Здоров, Габс, – сказал он, облокачиваясь о спинку дивана.       Габриэль приоткрыл глаза и искоса посмотрел на Вару. Он слегка хмурился, будто в недоумении. Только проснулся, подумал Вару.       – А что бы ты подарил пожилой женщине на день рождения? – пародируя его голос, спросил Вару. Не получив в качестве реакции хотя бы лёгкой улыбки, он добавил: – Ну, я серьёзно. Что мне подарить Нине Александровне?       Габриэль лишь сильнее сжался в комочек, прижав колени к груди. К дивану подошёл Зонтик и, перегнувшись через спинку, достал что-то из-под одеяла. Это был градусник. Посмотрев на него, Зонтик с шумом выдохнул.       – Вару, у него температура.       Вару мгновенно похолодел. Он глянул на градусник: 38,7. Перекинулся через диван и приложил руку ко лбу Габриэля – горячий. Габриэля бил мелкий озноб.       – Эй, эй, нет, нет, нет, – затараторил Вару растерянно, – тебе нельзя болеть! Как ты умудрился? Габриэль лишь пожал плечами под одеялом. Зонтик нахмурился.       – Я заметил ещё пару дней назад, что что-то не так, – объяснил он. – А сегодня ночью случайно обнаружил, что он температурит. Вроде сбили, но вот снова растёт.       – Почему меня не разбудили? – вскрикнул Вару.       – А что бы ты сделал? – послышался слабый голос Габриэля. Он приподнялся на локтях.       Ответа не последовало. Действительно, Вару бы ничего сделать не смог.       – Всё будет хорошо.       – Погоди, а балет? – вспомнил Вару. – Завтра же день рождения! Ты не можешь пойти так.       Габриэль еле заметно улыбнулся, глядя на Вару. Взгляд его был расплывчатый и невнятный. Габриэль не сказал ни слова, но от одного его только на удивление тяжёлого загадочного взгляда было достаточно, чтобы вызвать у Вару несколько волн колющих мурашек от головы до пят.       – Ты хочешь чтобы, я пошёл?! – Вару не заметил, как крепко вцепился в обивку дивана. – Я?! На балет?!       Габриэль кивнул. Ни тени сомнений на его лице.       – Да издеваешься! – Вару начал бродить по комнате, размахивая руками. – Почему я-то? С чего это ты решил, что это отличная идея – отправить меня? Почему не, ну не знаю, Зонтик? – Вару резко указал на него рукой. Зонтик вдзрогнул, услышав своё имя. – Он бы в восторге был!       Зонтик открыл рот и хотел было что-то возразить, но ничего сказать не смог.       – Потому что ты ей нравишься, – спокойно ответил Габриэль.       Все замолчали на секунду. Вару наконец остановился. В порыве он хотел было спросить: «Ты это специально?», но быстро понял, что вопрос не имеет смысла. Габриэль действительно был болен, и притворяться, чтобы в качестве шутки отправить Вару на ненависный балет, было не в его духе. Вару удивился своим подозрениям.       Вздохнув, он всё же согласился.       Завтра – тяжёлый день.       Остаток дня он провёл в подготовке к предстоящему походу. Театры он не любил. Вернее, он никогда даже не был там, но был твёрдо убеждён, что не любит. Не его это. Да и к тому же, как его убеждали, такому как он там не место. Театр – об искусстве, не о хаосе. Тем не менее, сейчас он отчётливо понимал, что деваться некуда. Он не мог лишить Нину Александровну праздника. Готовясь, он уже представлял, как же позорно будет выглядеть. И дома, потому что стоит ему попасться на глаза Феликсу, как тот тут же начнёт злорадно смеяться и, вероятно, продолжит насмехаться ещё долго после. И в самом театре, потому что в окружении взрослых женщин в вечерних платьях и мужчин в строгих костюмах он, зеленоволосый несуразный подросток с конопатым лицом, в странных очках и свежим фингалом под глазом, будет смотреться белой вороной. Габриэль бы подошёл на эту роль куда лучше него.       Костюм одолжили у Ромео, не уточнив зачем. Белая рубашка с широким воротом, узкая, явно не по размеру твидовая жилетка и пиджак с острыми плечами. От вида в зеркале Вару стало не по себе. Он смотрел на отражение и не узнавал сам себя. Единственная вещь, которая связывала незнакомца из зеркала с ним – зелёные очки. Их он категорически отказался снимать. Сейчас очки были приподняты, открывая вид на уставшие глаза. Синяк успел созреть и теперь окружал глаз сине-фиолетовым мясистым пятном, к которому до сих пор было больно прикасаться. Вару нагнулся над раковиной, пододвигаясь ближе к зеркалу, и пальцами слегка опустил нижнее веко, терпя острое покалывание. Глаз был красным, из-за синяка казался намного меньше второго. Вару громко выдохнул через нос и опустил голову. Снова занималась волна непонятной тревоги. Он старался перевести дух.       В дверь тихо постучали. В ванную вошёл Зонтик.       – Ты готов? Тебе выходить через полчаса.       Вару посмотрел на него через отражение в зеркале, но ничего не ответил, снова опустив взгляд.       – Габриэль уснул, – продолжил Зонтик спустя паузу, отвечая на незаданный вопрос. – Тебе нужно с чем-то помочь?       Вару привёл себя в порядок ещё давно. Ему оставалось завязать лишь непослушный галстук-бабочку, который никак не держался на месте и сейчас висел на шее Вару извилистой лентой.       – Да, помоги.       Зонтик улыбнулся. Длинными пальцами он стал старательно завязывать бабочку, между делом поправляя костюм Вару то тут, то там. Такой его вид забавлял Зонтика, но одновременно вызывал некоторый трепет.       – Очки... – начал было Зонтик.       – Не сниму, – коротко отрезал Вару.       Зонтик лишь пожал плечами.       – Я хотел попросить их снять сейчас, я тебя расчешу немного, хорошо?       Вздохнув, Вару положил очки на полку. Зонтик плавными движениями расчёсывал непослушные волосы Вару, проходясь по одному месту несколько раз, потому что пряди постоянно выбивались и топрощились.       – Волнуешься? – спросил Зонтик мягким голосом.       – Я в душе не представляю, что мне делать. Почему он не выбрал тебя?       – Потому что Нине Николаевне...       – Александровне, – поправил Вару.       – Извини, Нине Александровне ты нравишься. Так Габриэль сказал, он редко в таких вещах ошибается. Да и потом, – Зонтик положил в карман пиджака два билета, слегка похлопав их, – ты не пропадёшь. Всё будет отлично, я уверен.       Зонтик взял в руки очки Вару и перевернул их душками от себя, предлагая надеть. Вару лишь покорно закрыл глаза и придвинулся ближе. Холодный метал коснулся кошчиков ушей. Тёплые руки поправили растопорщенный локон волос. На душе Вару стало поразительно спокойно, как не было, казалось, никогда. Все его тревоги на секунду забылись.       Сделав вдох, он поблагодарил Зонтика за помощь и направился к выходу. Схватив под завязки коробку со свежим купленным тортом, любезно оставленным Зонтиком на шкафу в коридоре, чтобы не идти лишний раз на кухню, Вару бросил взгляд на спящего на диване Габриэля, и снова волна мурашек пробежалась по его телу. На этот раз подозрительно приятная и волнительная.       Нина Александровна не ожидала такого подарка. Увидев в дверях Вару в строгом костюме и с тортом, она начала лепетать от радости. Вару старался держаться ровно, расправив плечи и вычурно выпятив грудь, но как только дверь открылась, он тоже не смог сдержаться. Он что-то волнительно выпалил о дне рождения и о личной жизни и о каком-то пухе и только протянул бабушке торт, не успев ещё рассказать о билетах – Нина Александровна крепко обняла его и от счастья звонко чмокнула в щёку. Вару тут же обдало страшным жаром, он почувствовал, как загорелись от тепла уши.       – Вот удивил бабушку, вот спасибо, – лепетала она. – А Габриэль-то где? Чего не с тобой?       На новость о болезни она только покачала головой. Что-то говорила о варенье из малины, о чае с калиной и мёдом и о растирании водкой, но Вару не услышал. Сердце заходиось бешеным ритмом, он чувствовал, как краснеют его щёки, и от этого тепла становилось одновременно и приятно, и страшно. Никогда ранее он такого не испытывал. В мыслях всё приливало цветущее море.       Узнав о балете, Нина Александровна будто бы расцвела. Она надела своё лучшее вечернее платье, больше похожее на сарафан. Оно было скромное: белое с кружевами. Собираясь, она всё лепетала о том, как мечтала увидеть «Лебединое озеро» на настоящей сцене, и о том, как они с Василием Афанасьевичем купили билеты на «Щелкунчика», но так и не попали в театр из-за травмы Василия прямо перед представлением. Но Вару услышал лишь половину из этого. Он думал лишь о разбитой посуде. То, что он испытывал в течение всей недели и особенно сейчас – обычно люди называют это счастьем. Неужели действительно посуда бьётся – к счастью?       В театре было полно людей. Всё как и ожидал и чего боялся Вару – множество взрослых людей в платьях и костюмах. Ожидая трёх звонков, они бродили по огромной зале, как стая лебедей. Среди них Вару ощущал себя гадким утёнком в фальшивом оперении. Нина Александровна с детским восторгом рассматривала картины на стенах, Вару держал её под руку, периодически поглядывая на людей вокруг. Ему показалось, что он поймал на себе несколько недоумённых и даже осуждающих взглядов. В моменте это показалось страшным, холодящим, однако секунды спустя страх отступал. Вару приосанился и гордо поднял подбородок, когда настало время, наконец, заходить в партер. До представления оставались считанные минуты.       Погас свет. Нина Александровна волнительно закрыла рот рукой. Через прокатный бинокль, который Вару взял при входе, она пристально, с воздыханием, рассматривала сцену и оркестр. Когда началась музыка, а на сцене появились первые артисты, Вару вновь начало одолевать чувство жара. Нарастая, оно достигло своего пика при первом же появлении самого лебединого озера. Мурашки и мелкая дрожь несколько раз пробили его тело, заставляя поёжиться. Он весь выпрямился, как струна, и боялся пошевелиться, заворожённый музыкой. Каждая восторженная нота отзывалась в нём новой волной мурашек. С этого момента он был полностью поглощён сценой и оркестром, на долгое время забыв о своих переживаниях и проблемах. Забыв, кто он такой и где находится. Всё стремительно уносилось прочь. Ему казалось, что сцена напрямую говорит с ним, проникая в самые потаёные уголки души. Если это всё это всё же был план Габриэля, то...       Оглушённый эмоциями, он повернулся к Нине Александровне. Она так же заворожённо смотрела на сцену, иногда вздрагивая от слишком громких звуков.       – Вы знаете, – сказал он шёпотом, – я, на самом деле, не Ян. Меня зовут Вару.       Вару стоило огромных усилий сказать это вслух. Однако Нина Александровна, казалось, даже не услышала его. Это было ожидаемо. Вару не стал пытаться ещё. От наплыва противоречивых чувств к горлу подсупил твёрдый комок, и Вару чувствовал, как дрожат на веках слёзы. Он снял очки, сложил душки и зацепил очки за карман пиджака, незаметно смахивая слёзы. Он глубоко вздохнул и, выпрямив вновь спину, улыбнулся. Остаток представления он провёл без очков. В голове шумело цветущее море.       Когда балет был окончен и зажгли свет, они ещё какое-то время сидели на местах. Глаза Вару блестели от влаги. Он всё пытался что-то сказать, но не находил слов, открывая и закрывая рот. Нина Александровна несколько минут копошилась в своей маленькой сумке, а после, впервые за несколько часов, посмотрела на Вару. На секунду её лицо изменилось в недоумении, но вскоре она снова привычно улыбнулась. Вару заметил, что её мягкие щёки были покрыты моркыми блестящими дорожками.       – Ничего страшного, Вару, – сказала она ласково и тихо, протягивая к его лицу щёлковый платочек. – Это от счастья.       Вернулся домой Вару поздно. После балета он провёл какое-то время в гостях у Нины Александровны. Пили зелёный чай с тортом. Очки Вару всё ещё висели на пиджаке, он ни разу не надел их больше тем вечером.       Дома уже все спали. Габриэль всё так же спал на диване, завёрнутый в два одеяла, а рядом с ним, на полу, посапывал Зонтик, завернувшись в спальный мешок. Подойдя ближе к дивану, Вару аккуратно, чтобы не разбудить, приложил руку ко лбу Габриэля. Всё ещё горячий, но заметно меньше, чем было днём. Переступая через Пика, устроившегося на полу за диваном, Вару подошёл к холодильнику и поставил внутрь контейнер с большим кусочком торта – Габриэлю от Нины Александовны «на здоровье».       С этого места Вару отчётливо видел Феликса на балконе. Тот стоял, оперевшись на оконную раму, и в одной лишь тонкой пижаме смотрел в открытое окно. Вару снял пиджак, взял из шкафа тарелку и направился на балкон, закрыв за собой дверь. Увидев Вару краем глаза, Феликс презрительно фыркнул и отвернулся, сжав кулаки.       – Не пыхти, – сказал Вару подходя вплотную к окну и почти касаясь Феликса плечом. – Смотри.       Феликс послушно посмотрел на Вару. Любопытство всё же взяло верх, хоть он по прежнему был мрачнее тучи. Вару глянул вниз, высунув голову с окна. Он вытянул руку с тарелкой вперёд и тут же отпустил её. Тарелка с гулким звоном ударилась о землю и разлетелась на десятки осколков. Феликс недоумённо и гневно зыркнул вниз. Всё его тело напряглось. Он резко перевёл вгляд на Вару, сильнее сжав кулаки и стиснув зубы.       Вару лишь широко улыбнулся, по-доброму, морща прямой нос.       – На счастье.