Непревзойдённый спектакль

Во дворце жилось довольно неплохо. Ци Жуна не доставали, не искали и достаточно уважали. Разве что только император лез куда не стоило, но дух давно приравнял его к идиотам. А ещё, как бонус, этот придурок отлично расчесывает волосы Сяоцзина. И он совершенно фамльярный, называя несчастного принца А-Юаном и женушкой, поправляя его волосы и заматывая в дополнительные, нахер духу не нужные, слои одежд. - Нет, слушай, нахуй оно мне надо? Дурак ты, я уже мёртв, к чертям дополнительная пытка с этими девятью слоями?! - У тебя бывают видны ключицы и часть запястий. Некоторые во дворце могут посчитать это намёком. - Прости, но ты меня видел? - скептически поднял бровь принц. - Меня всегда равняли с моим старшим братом, и называли насекомым. Не думаю, что я такой уж эталон дворца. И я буквально труп. - фыркнул он. - Тебя? - настало время скептики от мужчины. - Прости, но нам сложно представить кто те красавицы из твоих книг, если ты насекомое. - Льстец. - Честный человек и любимый муж произносится по-другому. - поддел Лан Джианджун. - И всё же. Если тебе не нравится скованность в своих слоях, носи наши. Они больше. - Это было оскорбление в мою сторону, а, коронка? - больше насмешливо, чем обиженно протянул принц. - Ни в коем случае, жена. Хочешь ещё заколок к нашим ханьфу? - С твоим вкусом в одежде, одна заколка будет выглядеть лучше чем вся твоя ткань. Когда ты уже сменишь эти идиотские узоры? - Чем тебе не угодили лилии в пасти дракона? - Всем. Они похожи на хуебистые выверты чернил рукой калеки. Пьяного в хлам калеки, едущего в повозке по каменной кладке. - Злая Юан. - Дурак. - Выходи за нас. - Долбо... Чё? Стой, дядь, разве я не "любимая наложница А-Юан"? Уже же блять, типо, женаты, не? Я сюда буквально в красном паланкине приехал, наглый ты вор. - потянул за чужую щёку дух. - Официально хотим. Будь нашей императрицей, а, Лан Жун? - Ты... Я? Но... По-настоящему? - уши в своей привычной манере, покраснели и прижались вплотную к голове. Принц удивлённо уставился на императора. - Стой, но почему? Ты же... Ну, я же тебе не нравлюсь так, ведь так? - Как так? - уже с лёгкой потехой был задан вопрос. - Ну... Лю-любовь? Блять, ну когда того! Ты ведь ни разу мне письма не присылал, поэтому не надо мне тут лапшу на уши накручивать! - в искреннем возмущении пропищал дух. - М, так вот в чём причина. Хорошо, Юан-эр. Как там говорят у тебя в сказках? Ах, да. Этот высоко-уважаемый пленён твоими речами, а глаза и вовсе забрали весь воздух из груди, и коль ты так мил моему сердцу, ответь же, что хочешь получить от этого в приданное? И хочешь ли ты красные шёлка по всему дворцу, иль только в столь любимом себе саде? - Я... Блять. Ох... думаю, я. Я да. Сука. Короче, иди нахуй, ты понял! - по лбу мужчины прилетело ладонью с громким хлопком, пока лицо принца опасно начало напоминать гранатовый сок. - И вообще, нашёл ситуацию! Ещё б сказал такое, когда я картошку бы чистил, кусок ты идиота! Долбоёб! Да мне малышня на улицах лучше бы призналась! Придурок! Теперь на лице императора красовалась красные царапины от бровей до шеи. Вторая императрица Лан Ши Юан начала своё существование. Как она выглядит, никто так и не узнал, поскольку красная шелковая ткань на голове мешала данному мероприятию продвинутся. Но все поняли, что вторая императрица, видимо, красавица. Иногда выглядывающие пальцы были почти что белы, очертания подбородка довольно остры, а туфельки невелики, что означало небольшие ступни. Все придворные дружно закивали - такой не жалко и южный дворец отдать, и в своих покоях разрешать спать. Явно дворец для неё переделывали. Только вот, съезжать Ци Жун из комнаты императора хоть в свой дворец, хоть назад в пещеры и не подумал, и на малейший намёк в сторону приличий, предлагал самому правителю свалить с палаты, ибо кровать с балдахином из забугра теперь запатентована лично принцем. А ещё, тот, подобающе милосердному супругу, позволил иногда целовать его руки, и, хрен с приличиями, щиколотки. Но только в носках! До большего император ещё не дослужился. И проблема стояла не только в стыде и капризности Сяоцзина. Ну, может и в стыде, но его подпитывали и факты, что он вряд-ли понравится кому-то в нагом виде. Ци Жун уверен, что ни у кого из прошлых и нынешних наложниц нет шрамов. Он видел некоторых из них, а с Му Кесин регулярно пьёт чай, обсуждает политику и различные жизненные казусы. Её открытая кожа чиста от малейших раздражителей, по типу клейма, ожогов и шрамов. А принц таким похвастаться не мог. Он умер в возрасте около 17 лет, и навеки застыл в своём несуразном худощавом и угловатом теле. После неожиданного приезда во дворец Сянь Лэ, он хоть немного поправился, но из-за этого, вероятно, и появились неприятные вечные розоватые полоски на спине, что никогда не сходят. Да и не сойдут уже. Руки красивы только на вид, когда как на ощупь ощущается, что они были задействованы далеко не только в письме и музицировании. Шрамы никогда не были гордостью принца. На войне, когда его в который раз перебинтовывали, он мерялся их количеством с Ай и Шу Ха, после чего тот, у кого их больше, получал дополнительную порцию риса. Ци Жун всегда побеждал. Даже у малышки, которая изначально росла на улице без чьей-либо опеки, подобных следов было намного меньше. Шрамы украшают мужчин? Только не Сяоцзина. Он хотел прикасаться к своему, теперь уже, мужу. Хотел гладить его щёки большими пальцами, хотел целовать в лицо и губы, хотел обнимать и, хер с ним, спать в супружеском контексте. Но всему этому мешала биологическая способность к виденью глазами императора. Теперь, когда ему грустно, он идёт либо читать похабщину от своего остолопа в короне, либо пить чаи с первой императрицей. Поскольку первое он делать не может, поскольку только сильнее впадает в уныние, он послал письмо через служанку, с текстом про желание наведаться в гости к первой красавице дворца. И вот, они снова за этим маленьким столиком, с тем же яшмовым чаем, в тех же идиотских ханьфу с драконами и фениксами. Различие лишь в том, что на принце оно едва держится, поскольку по комплектации тот явно уступает солнцеликому империи. - О, сегодня чай имеет более спокойный и оседающий вкус. Даже немного сладковатый. - Эта добавила ветки сирени и листву некоторой травы, что растёт на заснеженных горах. Она всегда имеет сладостное послевкусие, а ветки добавляют терпкости. Смеет ли эта спросить у второго супруга про впечатления от нового фривольного чая приготовления этой Му Кесын? - А..? Да, конечно. - дух протер глаза. - Я.. О Владыка, этот просит прощения, он весь день плошает. - удивился сам себе он. - Новая рецептура довольно хороша, этот смеет сказать, даже лучше, чем с проростками бамбука. Хоть принц и подумал что собрался, но он упорно не мог больше нормально сжать пальцы на чаше. В голове мысли прекратили образовывать хоть малейший связный поток. - Простите... Кажется, мне не очень. Я... - духу было сложно собрать слова в приложения. Виски, вопреки притупленному чувству боли, сдавливало, будто лошадь копытом. Принц абсолютно ничего не понимал. В лежачем положении ему было слегка легче, но не настолько, чтобы сосредоточиться на происходящем вокруг. Он будто вернулся в день своей смерти, когда все его естество поглощали языки пламени со всех сторон. Чувствовать горящие слизкие отпечатки, идущие по телу, что будто только заставляли чувствовать себя паршивей - ещё более болезненно. Как будто тряпкой, что только вынули из кипящей воды, активно водят по и так изнывающему от жары телу. Больно. Больно. Больно! Единственное желание одаливающее сейчас принца - к чертям вспороть себе шею. Только, этому желанию мешают руки, что никак не желают двигаться. Где они вообще? Неважно, это всё ещё больно. Конвульсии проходят по всему телу, а нарастающая боль будто бы оседает раскаленной лавой внизу живота. С его губ то и дело срывается хрип, а пальцы невольно поджимаются на ногах, как и колени, что силятся вдавится друг в друга. Кажется, кроме как слабых движений и звуков, тот вообще стал ни на что не способен. Женщина целует лицо, губы и шею, оглаживая торс духа, что невольной куклой лежит с верёвкой вокруг иногда вздрагивающих запястий. Она аккуратно приподнимается и быстро садится обратно, вызывая скулеж у наложницы Юан. Лицо принца уже имеет отпечатки помады, а на губах та и вовсе слегка смазана, поскольку туда приходится основная часть поцелуев, из-за чего его губы немного припухли. Хаотичный румянец и слезящиеся тусклые глаза делали его только красивее, а обрамленность растрёпанными темными волосами - подобно белому нефриту. С каждым толчком он всё больше горел и вдавливал когти в ладони, пока императрица подводила их к финалу. . . . Принц очнулся со слабостью во всём теле спустя три с половиной палочки благовоний. Голова была слишком тяжёлой, но он всё таки обвёл взглядом комнату. И резко сел. Он был в одном нижнем слое, а почти всё его тело было покрыто отпечатками помады. Комната была точно не его, стоял солоноватый запах, а кожу ближе к паху неприятно стягивало. Финальным штрихом стала лежащая рядом женщина. У духа сбилось дыхание. Он дух, какое к чёрту дыхание? Но он все равно начал глубоко и часто дышать, не успевая сделать новый глоток воздуха, заставляя лёгкие эфемерно гореть. Как так? Он ведь уже женат. Да и это императрица, женщина, она ведь не пыталась его убить, и он вполне мог отказаться, но... Отвратительно. Он отвратителен. Он даже не сопротивлялся. Звуки отбивания ступней о пол были почти не слышны, поскольку он старался действовать тихо. Два слоя одежды были ничтожны, но тем не менее, хоть что-то прикрывали. С грохотом открылась громадная дверь, впуская внутрь главного хозяина комнаты, который тут же подлетел к зеркалу на столике, что возле кровати. - Мерзость. - тихим севшим голосом произнёс он. В ответ на него смотрел растрёпанный юноша, чьё лицо было укрыто отпечатками помады, как и часть шеи, как и часть туловища... Отвратительно. Губы под отпечатком были до сих пор слегка розоватые и припухлые. Ци Жун взял нож, что лежал под столом. Он коснулся им края губ, надавливая на кожу. Красная капля потекла вниз по ладоням, пока принц делал надрез. Но его резко остановила крепко сжатая рука на запястье. - Что ты делаешь? - голос полный стали никак не сочетался с обеспокоенным взглядом. В него добавились примеси страха, когда принц полностью развернулся в его сторону. С глаз шли мокрые дорожки слёз, а губы дрожали, выдавая истерику своего хозяина. - Я... П.Прости-ии. Я п.прав-вда не хотел! - он попытался встать, но тут же осел на колени. Смотреть в чужие глаза было выше его сил. - А-Жун. Кто это сделал? В ответ раздались лишь всхлипы, и попытки остановить слёзы вытерев их рукавом. Император приоткрыл дверь покоев. - Ванную нам! В опочивальню горячего мятного чая и молоко с двойной пеной! Застывшему духу накинули фату на голову и ещё одну одежду императора на плечи. Аккуратно запахнув верхний слой, Лан Джианджун прижал жену к себе за талию, медленно выводя его в коридор. Тот вцепился когтями в чужую одежду, стараясь унять не логичную телу дрожь и рыдания. В этот день, так и не было произнесено имя. Зато был выдан указ, запрещающий любому существу, кроме императора, находится в одиночестве рядом со второй императрицей. И находится с ней можно не дольше одной палочки благовоний. Императрица Лан Ши Юан находится в трауре.