Непревзойдённый спектакль

Жанши четыре года, и она живёт с папой. Она любит рисовать, готовить чай и играть с папой в прятки в пещерах. Все каменные стены, куда она могла дотянуться, были украшены чёрными линиями угля, которые незатейливо складывались в рисунки. Из-за этого, её руки часто выглядят так, будто бы она роется в саже. Девочка боится выходить наружу. Папа говорит, что там опасно и страшно, много слишком яркого света, от которого и ослепнуть можно. А ещё, что все люди, живущее вне пещеры, или его поселения - ужасны. Поэтому, она никогда не выходит на улицу. Разве что, когда папе нужно наведаться к дядям и тётям из деревни, он берёт её на руки и крепко прижимает к себе, закрывая обзор рукавами. Так она узнала про домики не схожие с её, с плотно закрытыми окнами и дядюшкой Ань Чао, который научил её делать чай из цветов сирени. Он также говорил, что ей опасно даже думать о самостоятельном выходе из дома. Папочка может и рассеяться от волнения за глупую дочурку. Также девочка наивна, хрупка и бледна. Маленькая папина принцесса, так схожая в характеристиках, что любит сказки и танхулу из персика. Она верит абсолютно всему, что говорят любимый папочка Ци Жун и храбрый дядюшка Ань Чао. До её четырёх лет, это были единственные существа, с которыми она общалась. После же, любящий папа подарил ей пони, породы тинкер. Не то, чтобы малышке это многое сказало, но она была рада красивой лошадке с пушистыми копытцами. Она назвала его Ийсо, как зелёный. На самом деле, Жанши не очень хорошо различала цвета, но дядя сказал, что у папы такие глаза. А ей нравились эти глаза. Они имели острые окончания, а также были одновременно и тусклыми, и яркими. Странно, но ей нравилось. Девочка так получила ещё одно развлечение. Расчёсывание гривы, нарезание яблок и моркови для пони, а также езда верхом по пещере. Взрослый Ци совершенно не умел нормально ездить на чем-либо, поэтому предпочитал ходить рядом, во избежания травм своей любимой дочурки. Но он стабильно выводит его за территорию пещер, приводя Ийсо уже более бодрым и чистым. Жанши часто натыкалась на работающего отца, что усердно выводил линии на пергаменте. Она не умела читать и писать, поэтому просто садилась рядом на мягкую шкуру на полу, усаживая рядом лошадь, и наблюдала. У папы тоже когда-то был любимец, потому что сейчас, почти на самом краю стола, была маленькая восковая статуэтка утки, что никогда не таяла. Ей нравился запах чернил, воска и бумаги. Но она всё равно хмурит чёрные брови и перебирает угольки и перья. - Я тоше хо'щу писать. По'шему я не могу? - она забавно повисает на краю стола, держась за край, едва дотягиваясь носками до пола. - Баобэй, это скучно. Ты ведь сама не очень любишь рисовать что-то по указке, а вот писать можно только по этим самым грёбаным указаниям. - Но ты ведь пишешь! Я тоше хо'щу! - топнула ногой малышка. - Зачем, если тебе могу читать и писать я? Милая, не забивай свою маленькую голову такой не нужной придурью. Она пиздецки бесполезна для тебя. - Ты ше как-то этому нау'шился... - надула щёки. - И для тебя это полу'шяется не п'рридурь? - Меня заставили, принцесса. Моё мнение все на хую вертели и в гробу видели. Хочешь новую историю про умную черепаху? - Да! - как-то моментально забыла про всё волнующее девочка, запрыгивая на чужие руки. Ци Жун искренний в своей любви. Он пишет книги, читает их своей теперь уже дочке, пугает улицей и светом, вкусно готовит, играется с ней, купает и даже иногда относит к потомку Ань Гвэя, позволяя тому с ней понянчится. Девочка никогда не выйдет за пределы пещер и дома дяди. Но, ведь этого зелёный фонарь и добивался, так? Он не учит её читать или писать. Да и зачем ей это? Он не даёт ей разговаривать с кем-то помимо себя и Ань Чао. Да и зачем ей это? Он не говорит про что-то хорошее за пределами пещер. Только смерти и злые юнъановцы. Да и зачем ей это? Он не позволяет ей даже думать о чем-то, что за пределами дома. Ей это не нужно. . - Почему мне нельзя выходить из пещер ночью? - спросила шестилетняя. - ... Только когда достаточно вырастешь. - Но папа! - капризно топнула ножкой девочка. - Ты же гово'ррил, что только днём солнце! - Баобэй. - дух присел на колени рядом. - Тебе нельзя выходить. Там очень опасно. Но ты так часто об этом говоришь... Ты хочешь от меня уйти? - А? Нет, не хочу. - Жанши удивленно уставилась на него, сжав кулачки. - Я ведь наверное тебе уже надоел. - продолжил дух. - Может, мне стоит уйти сгореть под солнцем, чтобы никому не мешать? Свой век я наверное уже изжил совсем... Ты ведь и сама знаешь как лучше, чего это я? Действительно, а какого, собственно, хера! Развлекайся, милая, я пошёл! - взмахнул рукой хозяин пещер, направляясь к туннелю, что ведёт к выходу. Девочка испуганно замотала головой, пока на её глазах выступили слезинки. Она подбежала и сжала в руках ткань одежды отца. Жалобное хныканье заставило отца немного сбавить темп. Жанши не понимала, что сделала не так, но она этого не хотела. - Нет! П'ррости меня! Не уходи, п-пожалуйста! Я.. Я больше так не буду! П'рррости! Мне не надо, папа! Папочка! Постояв так несколько минут, принц положил руку на её макушку. Тихое эхо пещер отражало прерывистое дыхание девочки. - ... Ладно. Но ты больше не говоришь об этом, хорошо? - она быстро кивнула. К чертям улицу. - Хочешь танхулу? Шмигая носом, девочка согласилась. Почему-то сегодня от засахаренных фруктов отдавало горечью. Больше таких разговоров не поднималось. Но в десять милосердный отец позволил ей гулять по поселению ночью, с ним под руку. Что же, так она познакомилась с одногодками, и наконец-то стала понимать, что ей абсолютно всё делается во благо. Бабули и дедули так постоянно говорят, подкармливая малышку печеньем. . Ци Жун сделал идеал дома для неё. В некоторых туннелях, на потолках, были небольшие светящиеся точки. Он выгрыз эту жидкость у торговца приехавшего в Сяньцзинь, а после ещё дня с три ходил со светящимися пальцами, которыми ставил пятна сверху. Это была своеобразная пародия на звёзды. Окупились они довольно быстро, потому что девочке нравилось засыпать под "звёздами". - Баобэй, это... Монах. Он мой старый знакомый. Считай его за ещё одного своего дядю. - казалось, в лице старика что-то незаметно изменилось, причём при первом же слове молодого духа. В пещере частым гостем стал этот монах, которому Ци Жун проревел все плечи очень доверяет. Тот всегда найдет его даже на другом конце Китая, и в нужное время, никогда не осуждает за плач и хандру. После смерти своих близких, он едва не впал в истерику, раздирая щёки когтями, в попытках избавиться от слёз. Но его остановил всё тот же монах, поглаживая по голове и легко обнимая поперёк талии, проговаривая всякие глупости. Со временем, это стало постыдной традицией Сяоцзина. Каждый раз, он медленно пробирался под его руку, и даже позволял себе иногда самому открыто инициировать физический контакт. Старик лишь забавлялся с такого, с незаметным превосходством смотря на ребёнка. А Жанши не совсем понимала. - Папа, дядя твоя 'рревнивая налошница? А где д'ррругие? А у меня есть сёст'ррры? Ци Жун выронил миску с тестом, а новоявленная наложница подавилась супом с клёцками. И если первый выглядел шокировано, медленно сменяя бледный цвет кожи на пунцовый, то второй довольно дожëвывал клёцку, в ожидании ответа духа. - Я.. Он? Нет! То есть, нет, я не думаю, да и он старый! Уголок губ монаха немного дёрнулся, пока девочка разводила руками и надувала щёки. - Но ведь ты читал! Ой... То есть, ты его налошнитса? - дошло что-то до неё. - Баобэй! - Да милый?/Папа! - одновременно ответили Жанши и довольный жизнью монах. - Блять, старик, не подливай воды в сковороду! Заткнись и жуй! Жанши, солнце, нет, всё не так. Он просто мой друг..? Или знакомый. - Но! - Нет! - Да ладно, я не такой уж и старый. - кто о чем, а старик о минувшем. - Как давно ты "не такой уж и старый"? Да и вообще, ты детей нихуя не любишь. И выглядишь как дряблый старик... - Мм? Нелюбовь к детям? Это ты так побаиваешся, что станешь мне неприятен? Принц, а принц, не бойся, ты навсегда любимый ребёнок! Или хочешь нефритовых заколок с золотыми серьгами? - елейно говорил мужчина, посмеиваясь меж предложениями. - Придурок! Не неси этой ёбаной чепухи при ребёнке! Стой... Ты даже уже не отрицаешь, что ты дряблый старичок? Как самокритично, как грустно. - теперь уже дух фонариков включил елейную диву, сложив ладони у рта, изображая карикатурную грусть. - Эх, годы действительно не жалеют, неужто скоро стоит ждать от вас маразма и склероза? О Владыка, как жаль, как жаль... Баобэй, какая из него жена? Встанет – и позвонок защимит. - О, так принц переживает, что у меня на него не вста... Когтистая бледная рука не дала и шанса договорить бесстыдному старику. Казалось, она была не прочь и отцарапать губы извращенцу. Жанши не понимающе переводила глаза с папы на... папу. - Хрена лысого ты ещё раз сюда войдёшь! - острые ушки словно силились слиться с головой, пока их обладатель стал схож на больного, что вот-вот упадёт в обморок. - Так ты предпочитаешь быть ведомым? - спросил из-под руки мужчина. - Когда-нибудь я тебя придушу, долбоёба ты кусок! Пещеры теперь тебе заказаны! - кричал и бурчал одновременно Жун-эр, угрожая пальцем. И, конечно же, это был чистой воды пиздёж. *** Поселение Сяньцзинь разрасталось, а единая его религия была направлена на милосердного Сяоцзина, что даже во время засухи доставляет им воду на лошади. Ему также был возведён храм, чему тот долго возмущался. В деревне знают и про красавицу дочь, что имеет разрез глаз уходящий вниз, делая её лицо меланхолично грустным. Все уверенны, что методы защиты её папы верны, поскольку в народе все знали про близкую сильную телохранительницу принца, которую развеяли те поганые псы Юнъань. С горя, каждый бы вообще не выпускал девочку из дома, а тут такая забота. Все понимали своего принца, что так заботливо относился к своей дочери. Все старики помнили про распад Сянь Лэ, и своих почивших детей. Годы шли, и малышке было уже целых семнадцать, из-за чего её было немного проблематично переводить из пещер в поселение. После долгих и нудных разговоров да уговоров, Ци Жун с барской руки поселил свою милую Жанши с Ань Мо, сыном Ань Чао, что слёзно умолял руки и сердца девушки. У него ушло три года, чтобы полностью задобрить придирчивого отца, а также обещаний, что как минимум днём малышка не выйдет из тёмного дома. И никогда в жизни из поселения. Жанши знала много историй, имела коллекцию деревянных заколок, обожала рисовать, сиреневый чай, готовить картошку по разным рецептам, лепить из глины. Была радостной и болезненно бледной, не могущей самостоятельно долго ходить и уж тем более бегать. Ань Мо как и его отец, был предан лишь одному человеку сердца, пускай девушка в хозяйстве и была немного немощной. Ради неё он сделал отдельный дом, с множеством потайных ходов и крайне плотными занавесками, дабы свет точно не попал внутрь. Он, словно проклятый, тренировался с мечом, желая получить добро от Сяоцзина и стать сильнее, чтобы отец не боялся оставить с ним свою слабую дочь. И, также, он наизусть выучил все доступные и разрешённые сказки, стихи и баллады дозволенные Ци Жуном. Девушке не должно быть скучно с ним. Финальной точкой стал огромный каменный забор, с чугунными воротами, что Ань Мо возвёл своими силами вокруг поселения. Красный в Сяньцзинь не в почёте, поэтому Жанши предстала перед народом в пурпурной фате и в позолоченных туфельках. Они игриво иногда выглядывали из-под поддолов свадебного ханьфу, отражая лунный свет. - Папа, ты уверен? Я всегда была в пещерах, а Ань Мо... Он же даже когда солнце в зените разгуливает по улице. Вдруг я стану вдовой? - Милая, он будет хорошо заботиться о тебе, иначе я размажу его череп о стены пещер. И он имеет ахуеть какой иммунитет к солнцу! Видишь, какие тут все смуглые? А-Мо самый светлый, он меньше остальных выходит днём. Как и я, он работает с бумажной херотой. Он же тебе... Нравится, да? - было непонятно, с отвращением он сказал последнее, с грустью, или с завистью. - Я... Да, папинька. - Вот... И хорошо. Тогда... Знаешь, я хочу поехать в другое место, пока ты будешь здесь осваиваться, чтобы отвлечься. - Да?! А куда? Ты не говорил, что есть ещё пещеры... У тебя есть секретный ребёнок от монаха? - Баобэй, не глупи. - потянул за щёку дух. - Нет у меня никого. Я просто собираюсь пойти куда-то на север. Не беспокойся, я ещё вернусь. - Хорошо, папа. Мне идут заколки? - Идеально, как и всегда. Так зелёный фонарь в ночи ушёл в далёкое путешествие, в попытках не приклеется к своей уже замужней дочери. Пусть Ань Мо научиться полноценно брать ответственность за свою новоиспечённую жену. Ну... А ему пора, а то уже совсем расклеелся. Скоро крестиком вышивать начнёт, да фальцетом петь, пф. - Хочу заколку с нефритом.