Шесть зерен граната

***

      Элоиза вздохнула, когда она переставляла одну ногу перед другой, чтобы раскачаться повыше. Вот уже час она сидела на одной из качелей в новом доме Франчески. Она могла бы сказать, что делает это для того, чтобы расслабиться, но на самом деле она просто должна была немного покурить и отдохнуть от всей этой романтики в доме.       Девушка была рада за сестру — она действительно была рада. Ее тихая, интровертная сестра нашла человека, который был добрым, заботливым и к тому же соответствовал ее ритму. Даже Элоиза могла признать, что для мужчины Джон был вполне терпимым. Но это было еще одним ярким напоминанием о том, что время движется вперед, с ней или без нее. Франческа уже вышла замуж, а скоро создадут семьи и остальные братья и сестра. А она оставалась такой же, как и всегда, — болтая, но ничего не делая. Элоиза знала, что иногда она с трудом воспринимается окружающими из-за своих сильных идеалов и мыслей. В юности ей было очень одиноко, но со временем она оправдала свою изоляцию тем, что она права, что она что-то меняет. Теперь же, когда она находилась за много миль от Лондона, то наконец-то смогла разрушить эти защитные стены и понять, что на самом деле она себя так не чувствовала. Она не чувствовала, что что-то меняет.       Не так, как Пенелопа. Не как Кейт. Даже не так, как Крессида. Они заставляли себя что-то делать, разбивая стеклянные потолки, навязанные им мужчинами. Не то что она, которая умела говорить, читать, но ничего не могла сделать. Если Элоиза была честна с собой, она знала, что это больнее всего. Услышать это от Тео было больно, но услышать это от Пенелопы было просто невыносимо. А услышать это от Крессиды? Это стало последним подтверждением. В самоанализе и осознании себя такой, какой она была на самом деле, было много боли. С такой легкостью, с какой она осуждала других, она никогда не делала этого по отношению к себе.       Теперь, когда прошло достаточно времени после их ужасной ссоры два года назад, Элоиза могла признать, что Пенелопа никогда не отрицала того, кем или чем она была — жестокой или доброй. Пенелопа принимала все части себя, не только черно-белые, но и все оттенки серого. Элоиза никогда не была способна на то же самое — она была настолько сосредоточена на моральном перфекционизме, что это избавляло ее от реальных действий.       Вдали от Пенелопы и событий прошлого года Элоиза могла честно признаться себе, что она больше не злится на леди Уислдаун. Она сомневалась, что колонна была истинным источником ее гнева. О, у нее все еще оставалось много мыслей по поводу колонки, которые она хотела когда-нибудь обсудить с Пенелопой: иногда она писала беззлобно, особенно когда говорила о себе. Но в ней было понимание и желание понять дальше. Теперь Элоиза могла признать, что она многого еще не понимала. Она была так сосредоточена на том, чтобы изменить мир, что никогда не задумывалась о том, чтобы полностью его понять. Поэтому изменения, которых она добивалась, носили поверхностный характер.       Элоиза была так сосредоточена на своем праведном гневе по поводу отношения к женщинам в обществе, что она никогда не рассматривала его с точки зрения нюансов. Если бы она это сделала, то, возможно, осознала бы, как ей повезло — она родилась в любящей, богатой семье, которая позволяла ей такую свободу, какой не было ни у одной другой женщины в светском обществе. Она так сосредоточилась на осуждении брака и других женских занятий, что не смогла понять, что для некоторых женщин это все, что у них может быть. Это не оправдывало того факта, что в мире, который загоняет женщин в эти узкие рамки, что-то не так, но она была настолько сосредоточена на том, чтобы полностью разрушить это, что не признавала, что иногда это был единственный способ выжить. Она сосредоточилась на симптомах, а не на состоянии. И если она была честна с собой, то причина этого заключалась в том, что симптомы затрагивали ее, а состояние — в меньшей степени. Если бы Элоиза добилась своего и сделала так, чтобы женщинам не нужно было выходить замуж и они могли путешествовать, она бы прожила гораздо более счастливую жизнь. Но другие женщины? У них не было ни такого богатства, как у нее, ни такой любящей семьи, которая могла бы защитить ее вместо мужа.       Но она никогда не признавала этого. Отчасти ее узость мышления объяснялась свинством, которое пришло с юных лет — она видела мир только в черно-белых тонах. А другие? Это происходило от сосредоточенности Элоизы на себе, как бы она ни ненавидела это признавать.       Всем сердцем она хотела поговорить об этом с Пенелопой. Признаться друг другу в ошибках, которые они обе совершали, в том, как они могли бы стать лучше и что они будут делать дальше. Но теперь Пенелопы не было, а Элоиза находилась в Шотландии, понимая, что смена места жительства не изменила того, что она чувствовала внутри. Она опередила обстоятельства, но не себя.       — Мисс Бриджертон, вам письмо, — прервал мысли Элоизы голос одного из лакеев Килмартина.       Элоиза приостановилась, повернувшись к нему.       — О. Спасибо, — сказала она, принимая письмо от мужчины.       Она приподняла бровь, заметив, что оно от ее брата — Колин писал нечасто, несмотря на то что в прошлые годы заваливал их письмами. Да и вообще Колин уже давно не был похож на себя. Она не могла его винить. Элоиза вскрыла конверт.

«Элоиза,

Я нашел Пенелопу.

Приезжай, когда сможешь.

Колин»