Хрустальный лотос

Этот голос звучным басом прошел по черепной коробке. Я застыла на месте, не решая сделать и шагу. Оно Он продолжал смотреть на меня, на мой затылок, тоже не предпринимая никаких попыток пойти на контакт. В горле застрял вязкий ком, от которого стало не только трудно разговаривать, но почему-то еще и дышать. Дыхание в принципе затруднилось, сама того не замечая, я делала крупные, рваные вдохи. Пришлось собрать всю силу воли, а точнее ее остатки в кулак, чтобы наконец одарить источник звука взглядом через плечо. Брови подлетели на лоб, дрожащая линия рта то приоткрывалась, то снова смыкалась в попытке выдавить хоть слово. Я сглотнула. — Харуто?.. — я пару секунд всматривалась в знакомые черты лица, не в силах оторвать пристального взгляда, пытаясь запечатать этот момент в памяти в самых ярких красках страха и обамления. О улыбался, своей привычной, наглой улыбочкой так широко, будто хотел растянуть уголки рта от уха до уха. Он сделал шаг вперед — я по инерции назад. По лбу скатилась капля пота, холодная она, или горячая понять мне так и не удалось. — Чего ты так боишься? Почему отходишь назад? Совсем не рада меня видеть? а? малышка Кучики? — снова зазвучал этот голос… Его тембр, мимика и лицо. Его ухмылка, все тот же короткий, но разве что немного длиннее чем раньше хвостик на затылке, все те же глаза… Мой голос рухнул на октаву вниз, сделавшись хриплым шепотом, — Нет… Не рада… Уже не рада… — И почему же? Все еще не видишь во мне себе равного? Совсем не меняешься, злючка. — с ноткой разочарования в голосе отвечал он. — Ты действительно не понимаешь? — Не понимаю. — улыбнулся он моему растерянному виду. Мой вид его явно забавлял. Я снова сглотнула, хотя, проглатывать было уже нечего. От стресса у меня кажется даже слюна во рту кончилась. Горло пересохло. — Ты умер… Какого черта… В ответ раздался громкий гогот. Хватаясь за живот он звонко рассмеялся. Он смеялся так всегда. И вот снова, будто я сказала что-то настолько глупое, что было слишком даже для него. — Глупости. «Глупости? Как это вообще можно называть глупостью?» — Но ведь Амано… И Кэрол… Они себе попусту место не находили… А теперь выясняется, что ты жив, и считаешь все это «глупостями»? Ты ведь шутишь… да? Он хрипло посмеялся. — Ах да, старик Амано и дорогая матушка Кэрол… Признаюсь честно, я скучал по их обществу. Но знаешь, разлука с тобой, нависала над головой целой грозовой тучей… Я все это время, ждал нашей встречи с тобой, дорогая Акари… — он вытянул руки, цепко ухватившись за мои локти. — Ждал нашей встречи, чтобы положить этому конец, и спустить тебя с небес на землю. — его голос угрожающе хрипел, пробегая по ушной раковине звучным басом. Боль пришла сразу, ударила грозовым раскатом по безоблачному небу. Вслед за болью — осознание. Я медленно, словно воздух вокруг нас стал чем-то вязким, подобно болотным топям, опустила голову, разглядывая прошедший меня практически насквозь Занпакто. Ощущение самого большого в моей жизни предательства наполнило рот вкусом крови. Она скользила вверх по горлу, заполняя все свободное пространство за щеками. В ноздри ударил яркий, металлический запах. Голова пошла кругом от тяжести, словно на нее нацепили медный чугун, пару раз ударив него как в колокол. Я упала на его грудь, сначала опираясь о него руками, а после прильнула к ней щекой. Прогорклый вкус крови казалось, наполнил даже легкие, создавая неприятное ощущение тепла, наверное даже жара. Мне захотелось посмотреть ему — своей потенциальной смерти в лицо, однако, все, на что хватало сил от болевого шока — дрожа всем телом жаться к его груди, мелко всхлипывая и мыча от жжения между животом и грудной клеткой. — Какого… — захлебываясь в собственной крови, заполнившей рот от и до прохрипела я. Уши закладывало так, что даже собственный голос казался до странного чужим. Перед глазами все плыло, затягиваясь вокруг шалью «тумана». Я опустила тяжелые веки, все равно в зрении не было особой пользы. Я съежилась, крепче стиснув в кулак форму предателя, зашипела, скорее не от боли, а от жгущих даже закрытые глаза, подступивших слез. Будь бы сейчас учтена моя воля, я бы давно валялась на земле свернувшись в комочек, так банально и по-детски пытаясь заполнить буквальную пустоту в виде вертикального разреза. Как и ожидалось, после своего импульсивного действия, мое желание рухнуть на землю он не то что не учел, даже не стал задумываться о возможном варианте его рассмотрения — крепче сжал локоть, второй рукой, теперь свободной, подхватив под поясницу. Занпакто залитое алой, молодой кровью, которую оно желало вкусить столько лет, смакуя каждый момент разглядывая внутренности изнутри, с сытым звуком звякнуло о пол. В груди растекалось непонятное чувство. Открытая рана горела адским пламенем, но больше мук приносил факт почти успешной попытки отнять мою жизнь, его руками, по его воле. Во рту забулькало, Чуть ниже груди расползалось совсем незаметное на черном фоне формы, но довольно четко ощутимое багровое пятно, напитывая ткань ароматом крови, проникая в самые волокна. От губы до подбородка и дальше по шее спустилась струйка крови. — Вот и все… — тихо шептал он. в ушах звенело, Мир вокруг крутился как барабан стиральной машины. Я зажмурилась еще сильнее. — Почему… — Почему? — переспросил уже более уверенным тоном. Он обхватил двумя пальцами подбородок, дернул вверх на себя. Пару раз моргнув, разгоняя разводы перед глазами, сквозь прорезь я попыталась рассмотреть его лицо. Я пыталась найти хоть что-то, что объяснит его поступок — ничего. Сквозь туманную вуаль я впитывала знакомые мне черты: четкие скулы, острая линия подбородка. Нос с небольшой горбинкой, выразительные, как два колодца глубиной с бездну, практически черные глаза… Эти глаза… как две иглы, разочарование и тоска, пропитанные жгучим ядом холода вонзились в самое сердце. Все тело разом онемело. Как с разбегу прыгнуть зимой в прорубь — больно, холодно и страшно. Страшно… Страх сковал конечности стальными тросами. Я боюсь смерти. Умирать таким образом больно, холодно и страшно… Страшно, очень страшно!

Flashback

Вступительный экзамен в академию духовных искусств как и ожидалось, повернулся к лесу задом, и что более важно, ко мне — передом с распростертыми объятиями. Результаты оказались боле чем благоприятными. — В прочем, ничего меньшего от Кучики я и не смел ожидать. — одобрительно кивнул мне учитель Кидо, — У вас прекрасный уровень владения атакующими заклинаниями, Акари. Скажу даже больше — феноменальный! у вас очевидно, врожденный талант. — я скрипнула зубами, молча кивнув. Талантом можно назвать что угодно, условно, даже поход в туалет стоя, но не это… Годы тренировок, по интенсивности не уступавших тренировкам шинигами с опытом. Литры пролитого пота за взмахами меча и выжимании из себя реацу. Наставления от брата, с мягко говоря, не самым… приятным посылом, и бессонные ночи проведенные в семейной библиотеке клана Кучики за изучением книг с заклинаниями. Мучения, эксперименты над податливым куском пластилина вроде нее, какую форму можно придать куску массы для лепки, если сильнее нагреть ее в руках? станет ли она совершенной, или не сможет в итоге держать форму от собственной эластичности? — называй это как угодно душе твоей, но не талантом! Я дернула плечами, в тщетной попытке утихомирить волчок ругательств в голове — все без толку. — Отлично! Два настоящих гения в потоке! это практически немыслимо! — я дернула головой на источник звука. Все тот же учитель кидо, все тот же голос пронизанный золотыми нитями восхищения. Только вот, адресат сменился. Не высокий мальчишка моего возраста, едва-ли не ниже меня самой. Серебристые локоны, от них веет снегом и зимней стужей, когда мороз расписывает запотевшие окна узорами инея. Мятные глаза. Настолько мятные, что первым делом взгляд проваливается в их свежесть. Он явно не такой как все — «Белая ворона» — сразу выкидывает сознание. Хицугая Тоширо — тот, кого действительно стоит записать в ряды гениев с исключительными талантами. Бесит. Я мотнула головой. Так нельзя. Но как же бесит! «… Впрочем, ничего меньшего я и не смел ожидать…» В глазах потемнело. Конечно. Ничего меньшего от меня ожидать не стоит, — как и мне показывать что-то меньше. — Акари, вы бы неплохо спелись с Хицугаей. У вас у обоих огромный талант, вы схватываете все на лету. — схватить — одно, взяться удобнее и удержаться — другое! И вот незадача, один должен хвататься зубами и копать себе ходы ложкой, а другой просто талантлив… Я на одном выдохе целиком опустошила легкие. По телу пробежала легкая дрожь, закололо кончики пальцев. — Вам стоит учиться многому друг у друга. — как кинжал между ребер прозвучало спокойным голосом учителя. Я ощетинилась от вспыхнувшего внутри гнева. Неприятное чувство так и наровило лизнуть стенки души и охватить ее целиком как пожар сеновал жарким летом. Я стиснула зубы до скрежета, вверх по нервным окончаниям до мозга пробежал электрический заряд, челюсти свело. Я впилась коротко остриженными по правилам академии ногтями в тыльную стороны ладони. На коже образовались небольшие борозды арочной формы. Учиться? многому? друг у друга? Вздор! чему Я, могу научиться у НЕГО?! — обида и возмущение подкатили к горлу вязким комом. — Да, наверное, вы правы…

***

По лбу стекает бисер пота, в комнате так тихо, что я отчетливо слышу, как соленые капельки падают на лежащие на коленях руки с громким «…дзынь…» или я просто себя накручиваю?.. да, должно быть так… — Слышал, в твоем классе есть еще один выдающийся ученик. Это правда? — голос холодный, почти диктаторский. С таким низким тембром можно сниматься в главных ролях Голливудского фильма, не меньше. Звук ласкает ушную раковину как знойный шум морского прибоя, посылает дрожь восхищения вверх в натянутый по струнке позвоночник. За этим голосом хочется следовать, идти вперед, однако он каждый раз оставляет позади… Заставлять обладателя прекрасного голоса ждать ответа слишком долго никак нельзя. Одаривать его молчанием категорически запрещено. Это неуважительно по отношению к брату, высшая степень грубиянства. Я помедлила всего секунду. Говорить без раздумий тоже не стоит. — Да. — голос звучит максимально уверенно, если конечно легкую дрожь можно списать со счетов. — Он простая деревенщина. А идет в ногу с тобой. ты позоришь честь клана. — а вот он говорит без промедлений. Ему можно говорить то, что он считает нужным. — Но… — Меня не волнуют никакие «НО» — я невольно вздрагиваю. — Меня волнует только то, что кто-то вроде него смог стать тем, с кем тебе стоит считаться. Это значит, что ты работала недостаточно усердно. Значит, ты должна стараться больше и делать все лучше. Возражать нельзя. Только не ему. Кивать, и молча соглашаться, он знает как будет лучше… — Да. Я поняла. Я сделаю все возможное. Больше я тебя не подведу.

***

Голова кружилась сегодня с самого утра. Как и вчера, и позавчера… Тошнота подкатывала к горлу колючим шариком раздражая стенки глотки. Кожа за последнюю неделю слегка побелела, под глазами выплыли мешочки. Я почесала затылок, пробежала пальцами по длинным волосам. Тяжело вздохнула. Толстая книга увесисто лежала на коленях, шелестя страницами то под воздействием пальцев, то просто от ветра. Силы были на исходе, не было желания даже качать ногами, свисающими со скамьи во дворе академии духовных искусств. Стараться больше и делать лучше. Переступить через порог своих возможностей, раздвинуть собственные границы, превзойти саму себя, и выйти на новую ступень, даже если для этого придется жертвовать сном и отдыхом во время перерывами между занятиями. Четвертый день без сна сказывался на организме негативно, впрочем, это было ожидаемо. Я потерла глаза, лениво перевернула страницу книги. Перерывы раз через раз тратились то на тренировки, то на изучение новых заклинаний. Первое в свободное от занятий время не очень жаловалось преподавателем, а вот за второе нотаций было значительно меньше — не все ли равно, как я отдыхаю, с книгой в руках или без. — Эм… Кучики. — я дернулась, подняв глаза на источник звука. — Что-то случилось? — без особого энтузиазма поинтересовалась я. Хицугая стоял напротив скамейки, заложив руки на спину. — Ничего серьезного. Просто заметил, что во время перерыва ты часто тренируешься и хотел предложить позаниматься вместе. — я скептически приподняла бровь. — Ты занимаешься одна. Думаю, от тренировки будет больше пользы, если у тебя будет противник. Мне бы дополнительная тренировка тоже не помешала, да и не зря учитель говорил, что нам стоит поработать вместе. — он нервно ковырял землю под собой носком обуви, опустив взгляд к полу. Я на мгновение задумалась, проводя анализ его слов в голове. Мозг работал заторможено, жаловался на усталость и потребность в подзарядке. Я кивнула — Да, я тебя поняла. Он оторвал глаза от пола, окинув меня взглядом. Белые брови слегка расслабились, но сразу же сдвинулись к переносице в привычной хмурости. — Ну так что? Я снова помедлила, взвешивая все за и против. Тело кричало от усталости, било тревогу, но я благополучно пропустила истошный клик о помощи мимо ушей. — Ладно. — я прикрыла книгу, зажав ее под подмышку встала со скамейки. Голова пошла кругом, перед глазами возникла темнота подсвеченная россыпью разноцветных искорок. Я тряхнула головой, разгоняя головокружение и неожиданный феирверк красок перед глазами. — Все в порядке? — В полном. …Не торопясь, прогулочным шагом мы прошли вдоль аллеи засаженной деревьями ивы. Длинные гроздья веток, кое-где касались самой земли. Более короткие веточки дотошно лезли в лицо, приходилось отгонять их руками как рой назойливой мошкары. Мы шли в тишине. Каждый думал о своем, или просто ждал, когда второй решит прервать молчание между ними. Разговаривать сил не было никаких, а от мысли, что мне сейчас придется размахивать мечем, тем более против него, вообще желудок сворачивался в клубок и тошнота подкатывала к самому горлу. Он протянул мне деревянный меч. Встал напротив меня, метрах в трех. Я сжала деревяшку до побеления костяшек пальцев. В ушах зазвенело. В глазах двоилось. Один гений в лице Хицугаи это еще куда бы не шло, но два это уже перебор! Тело гудело от усталости, изрекало ужасный вой от которого по мимо звона в ушах их еще и заложило. Мир вокруг поплыл, но одно радует: Хицугая предо мной снова в единственном лице. Впрочем, радовалась этому я не долго. В колени ударила дрожь, ноги подкосило. Ранее устойчивая поверхность полигона теперь ощущалась как болотные топи. Глазом моргнуть не успеешь, как на дно утянет. Утянуть меня конечно, не утянуло. Собственно, утянуть здесь и некуда вовсе. Однако, с земной поверхностью мне похоже, столкнуться все-таки предстояло. За одно и узнаю, насколько то, что только что казалось мне подвижной вязью болота схоже по свойствам затвердевать во время резкого удара с Ньютоновской жидкостью. Хотя, так себе опыт, как по мне… Рухнуть в обморок мне не дали. По крайней мере, не на землю. За это отдельное спасибо. Теплые руки кольцом сомкнулись на талии, дергая вверх для устойчивой хватки. — Поймал! Пару секунд я пыталась заставить себя поднять тяжелый занавес век. Еще несколько мгновений ушло на моргание, чтобы разогнать темноту лежащую поверх глаз. — Да что с тобой такое?! — теплая ладошка пару раз шлепнула по бледной щеке. — Ай! Прекрати! — я сощурилась, мотая головой. — Харуто, хватит! — А чего ты посреди улицы в обморок падаешь?! — его голос бил по барабанной перепонке противным писком комара, жужжащим ночью у самого уха. — Может тебя в медицинский кабинет отнести? — Не нужно меня в никакие медицинские кабинеты. Тем боле нести! — протестовала я. Он тяжело, наверное даже раздраженно вздохнул. — Заткнись уже, а… — Эй! Да как ты сме… — не слушая моих возмущений даже до середины, он подался вперед, подхватывая под ноги и поясницу. Земля ушла из-под ног, сменившись теплом знакомых рук, с завидной легкостью державших тело в воздухе. Я тонко вскрикнула, скорее запищала. — Харуто, поставь меня на землю!!! Он нахмурился, жмуря глаза отвернулся спасая уши от моих криков. (у него все равно не вышло) — Хватит орать… Истеричка. — Идиот! — Ах, я значит не дал ей поцеловаться с полом, проявил заботу, и все равно, в конечном итоге оказался идиотом. Женщина, вспомни о содержании своих многочисленных, занудных книжек по этикету… Я ощетинилась, пихнув его локтем в бок. — В моих «Занудных книжках по этикету» так же упоминается о менее похабном обращении с дамой! Поставь меня на место, придурок! — Да какая там из тебя дама… Дура каких еще поискать. — Да ты сам тот еще джентельмен, извращенец! Хицугая наблюдавший за дружеской беседой со стороны нерешительно подошел ближе, но все равно держался на расстоянии, чтобы ненароком не получить ногой или рукой в глаз, пока я вполне бодро брыкалась на руках сомнительного человека, явно из моего окружения. — Эм… А может все-таки поставить ее на землю?.. Ну, может ей так будет спокойнее? Харуто наконец одарил его кратким актом внимания состоявшего из пристального взгляда, мельком изучавшего его с ног до головы. — А ты же тот самый мальчик гений? — Харуто приподнял бровь. Хицугая мялся пару секунд, ерзая на своем месте. — Ну, типа того… — наконец согласился он. — А, злюка о тебе рассказывала. Ей ее многоуважаемый брат за тебя все мозги вые… — Харуто мать твою! — закрывая его рот рукой закричала я. Он обхватит пальцами запястье, сильно, но не до болезненных ощущений сжал руку. — А ты матушку сюда не приплетай! Кэрол святая женщина. — обиженно фыркнул парень. В голову блондина ударил рой вопросов, но, от греха подальше он промолчал, не стал поднимать муть со дна, благоразумно решив не накалять и без того душную атмосферу. — Что с тобой вообще происходит? херово выглядишь. — Харуто наконец присел, усадив меня на пол, сам опустился на корточки. Я обиженно фыркнула, деловито сложив руки на груди. — Со мной все в порядке. — Бледная ты, и круги под глазами как будто тебя всю ночь ногами по лицу били. Это знаешь ли, не то состояние которое стоит назвать нормальным. — я промолчала, отводя глаза в сторону. — Когда ты вообще в последний раз спала? Что-то вроде здорового сна, в крайний раз у меня было около недели назад, если конечно не брать в счет сон в пол глаза на некоторых лекциях, когда держать глаза открытыми становится совсем не в моготу. — Кучики. Когда? — он и сам все понимал, по лицу видел. — Не знаю. Не помню. — А ела когда? Я давно не видел тебя в столовой. Сегодня утром, если конечно стакан воды и яблоко можно назвать полноценным приемом пищи. — Обед давно закончился. Столовая закрыта. Почему ты не пришла? Градус продолжал стремительно ползти вверх по столбику термометра, нагретую до состояния раскаленных углей обстановку одностороннего диалога я чувствовала всем своим существом так, что хотелось по-детски закрыть лицо ладонями — «Если я тебя не вижу, то и ты тоже!». Бежать от ситуации в которую я влипла как кроссовок в жвачку на детской площадке я не стала. Он не тот человек, от которого можно уйти, даже провалившись под землю на три метра вниз. — Она не посещает столовую около недели. Она во время перерыва либо читает, либо тренируется. Взгляд Харуто скользнул от меня, к Хицугае и обратно. — Неделя? серьезно? Дай угадаю, отсутствием сна ты себя тоже около того балуешь? Кучики, какого черта ты творишь?! Я зажмурилась. — У меня нет на это времени. — Ах, правда? А на что, позволь узнать, ты тратишь сэкономленное время? Может мне стоит поговорить на этот счет с господином Кучики? А? Мои глаза расширились в изумлении и панике. — Нет! Не смей! — грудную клетку сдавил животный страх, как встретиться лицом к лицу с кошмаром наяву. — Все ясно. — вздохнул, — Защищаешь честь клана? Он снова наплел тебе хрени? — его брови сдвинулись к переносице в раздражении, но взгляд говорит сам за себя, зол он точно не на меня, и скрыть это вообще не пытается. Он снова вздыхает. Его рука мягко касается щеки, покрывая кожу вуалью мурашек. Большой палец проводит по щеке, остальные четыре прослеживают линию подбородка. — Ты не докажешь ничего, если тебя покинут силы. понимаешь? — я быстро кивнула. — Чудно. Ты сильная, Кучики. Таких как ты, попробуй еще найди. Я как никто это знаю, тебе не нужно ничего доказывать, все и так все видят. — он встает с пола, протягивает мне руку. Поддерживая под локоть поднимает на ноги, отряхивает пыль с моих колен. — Горе луковое… …После этой увлекательной беседы, в качестве бонуса, или наказания, я так и не решила, что это было, на целую неделю я получила в свое распоряжение двух нянек. Хицугая как ястреб бдил за мной в академии, не отступая ни на шаг, а Харуто, как ответственный нянь уделял внимание сну: ни один вечер не прошел без звонка от него Амано или Кэрол. Библиотека запиралась на замок, сон был под присмотром кого-то из них, во всяком случае, проводились проверки. Не жизнь, а тюрьма строгого заключения! Брат обычно не допускал ошибок в своих наблюдениях. Не в этот раз. Хицугая не идет в ногу со мной, он бежит на десять шагов впереди, не оставляя и шансу сократить дистанцию хоть на пол шага. Честь клана поставлена под вопрос между его членами. Талант обошел опыт.

End of flashback

Его черные как ночь глаза смотрели с ненавистью и презрением. По спине бежал холод от одного лишь их вида. Пустые, в них нет ни намека на сочувствие, ни на сожаление. В них абсолютное ни-че-го. Кровь капает на пол кап-кап… Растекается пятном в форме чистой боли. Умирать страшно. Особенно так. Особенно с ним. Особенно от его рук… Тело медленно покидает жизнь. Бороться за ее осадок нет ни сил, ни желания. А за что бороться? Все равно осталось на самом донышке… А разве это правильно? Разве на такой исход я надеялась? Я заслуживаю только этого? Нет. Я заслуживаю чего угодно, но только не этого… Рука тянется к Занпакто. Доверять только ему, вложить в него душу, и тогда он не оставит даже в самые темные времена… Рукоять как и всегда, приятно теплая. Он поможет, стоит только попросить… — Пожалуйста… — выходит хрипло, совсем уж жалко. — Остались силы сражаться? — не осталось. Сил не осталось даже на надежду. Но может все-таки… — Хочу жить… Пожалуйста… — язык заплетается, говорить становится все тяжелее. Слова вяжут во рту, повисают у самых губ. Звук падающих капель крови и то громче. Кап-кап… …Мокро. По самые щиколотки. Мокрый даже воздух, но это приятно. Здесь светло и тихо. Не слышно вообще ничего. Нет этого звука «Кап-кап…». Если это и есть смерть, то я совсем не против. Боли больше нет. Боль прошла, и за ней ушло все остальное. Конец выглядит именно так. Безмолвный, он без чувств, запахов и звука. Не слышно даже собственных шагов, даже сразу и не поняла, что куда-то иду. Я и ног не чувствую… Не чувствую ничего. Ничего кроме руки. Выжженный на коже лотос, он и после смерти не дает мне покоя… Зудит. Жжет. Все как и всегда. А куда я иду? впрочем не важно. Здесь все одинаково… Прохладно, но не холодно. Я не чувствую это кожей, я просто это знаю. Здесь странный туман, клубится лишь в ногах. Я здесь совсем одна. Но одиночество меня не пугает, я его люблю. Оно тихое. Жаль что нет книги, хоть одной… В обществе книг было бы веселее. Но на что я жалуюсь? Какое вообще веселье после смерти? Не чувствую ничего. Даже постороннего взгляда на себе. Я просто знаю, что он есть. Так значит, я здесь все же не одна? Почему-то это совсем не пугает… Но это наверное хорошо… У нее длинные белые волосы. Она ниже меня ростом. Кожа бледная, ложится тонкой, полупрозрачной вуалью на неестественно синюю систему вен. Глаза — зеркало души, но она держит их закрытыми. Длинные, белые ресницы касаются ее щек. Длинное белое платье неподвижно лежит на скрещенных ногах, лишенных обуви. Вокруг тела девочки, прямо из тумана выглядывают лотосы. Прозрачные, граненные. Бесчисленное количество граней сверкает от света, источник которого мне так и не удалось найти. Нет, я его и не искала. Слишком уж много внимания требуют хрустальные фигуры цветов… — Ты просила о помощи. — губы, стянутые в легкую улыбку не двинулись с места пока она говорила. — Я мертва? — Пока нет. Пока… — Где я, и кто ты? — А ты не знаешь? — улыбка тянется на избавленные от здорового румянца щеки. — Не знаю. — Знаешь. — знаю. Понимаю, на подсознательном уровне. Понимаю ее как часть себя, как часть своей души. — Где ты была? все эти годы… Я пыталась до тебя достучаться… По спине пробежал холодок. Здесь нет ни сквозняка, ни ветра. Здесь есть ее синие глаза, от которых мороз бежит по коже. — Мне нужна помощь. — Ты хочешь жить? — реснички медленно опускаются и поднимаются. Снова становится прохладно. — Хочу. — она и так знает ответ. Она разделяет мое желание жить, как часть меня, как часть моей души. Не будет меня, не будет и ее. Она знает, и прекрасно понимает это. — Я помогу. Ты примешь мою помощь? — Ты собираешься убить его? — можно и не спрашивать, я прекрасно знаю ответ на заданный мною вопрос. Холод снова сковал поясницу в тиски. Девушка скривилась. — Убить? Нет, какое страшное слово… Я не убиваю. Я дарую вечный покой. Прекрасный дар. — Как мне быть? у меня не осталось сил сражаться… — А ты будешь сражаться, если будут силы? — Буду. Ты поможешь? — Помогу. Но будет больно. Ты готова? Она не ждет ответа. Она и так знает, что он положительный. Она снова улыбается. Легкие заполняет вода. Они горят, когда остатки кислорода поднимаются к поверхности водной глади пузырьками. Боль ударила внезапно, с колена под дых. Боль мучила не снаружи, она растекалась внутри. Боль брала свое начало от дыры в груди, оставленной лезвием его Занпакто. Прожигала до дыр само мое существо, засыпая горящими углями. Хотелось кричать и выть, неестественно и безобразно. Визжать так, чтобы рвались голосовые связки, лопались слуховые мембраны, напрочь исчез голос… — Ты сможешь убить его своими руками, и подарить покой моими? — вопрос звучал не над толщей воды, его было слышно прямо изнутри. Голос колокольчиком звенел в голове, отдавая эхом. Еще мгновение назад, я бы без раздумий ответила «нет!», но сейчас, когда я ненавижу этого человека всем своим существом, каждой клеткой и фиброй, с уст слетает противоположный ответ. Боль выкручивает суставы, ломает шею и позвоночник. Боль стерла ее в пепел, превратила в дорожную пыль, лишь для того, чтобы воссоздать по новой, чистой и правильной. — Запомни мое имя. Меня зовут… — Даруй вечный покой, Юдзукаши! Глаза пылали адским пламенем, ненависть, обида, и первобытная боль. Все смешалось в некогда предсмертном, лишенном красок и надежд взгляде, вспыхивая огнем. Занпакто в руках потяжелело в несколько раз, упав в ладони стальной секирой. Холодная ручка, слившаяся воедино с массивным лезвием, украшенная куском хрусталя у самого основания лезвия. Руки слушали лишь свои эмоции, боль в груди чувствовалась как крик в подушку — глухо и неразборчиво. Сталь со свистом рвала полотна воздуха, жаждала крови, терпкой, вязкой, отдающей запахом металла. Она ее получит. Юдзукаши напьется ею сполна. Я убью своими руками, чтобы она могла даровать покой своими. Секира проходит сквозь тело насквозь. Ломает ребра, рвет легкие, уничтожает саму суть, душу. …И только видя соленые дорожки его слез, я пришла в себя. Так же быстро, как ко мне вернулись силы. Юдзукаши ни разу не соврала. Было больно, силы вернулись, она помогла. — Так вот какой он… твой Занпакто… — его голос дрожит от боли. — Он прекрасен, как и ты… Акари… Люблю… всегда любил… — дрожащая линия губ растягивается в улыбке, совсем не обращая внимания на кровавые дорожки.

…Кровь кап-кап…

Он закрывает глаза. И здесь Юдзукаши не лгала. Отняв его жизнь своими руками, я дарую ему покой ее. На месте сердца, пробиваясь сквозь кости и плоть, прорывается к солнцу цветок лотоса. Тот же хрусталь, те же грани, отражающие лучи… Грани цветка преломляют колючие лучи. Вся твоя жизнь, какой насыщенной бы она не была окажется заточена в бесчисленном количестве ребер хрусталя. Достойное зрелище, за миг до смерти… В момент вернулись все чувства. Нос уловил резкий запах чужой крови, телом согнулось напополам от ударившей из-за спины боли. Я взвыла подстреленным волком, хватаясь за затянувшуюся рану от Занпакто. Кожа горела, как насажанная на раскаленную до красна кочергу. Я закричала, из воя звук перешел в писк и жалобный хрип. Я сорвала голос. С уст слетел гортанный стон боли, колени подкосило, глаза нырнули в темноту. — Поймал. — прохладные руки обвились жгутами вокруг талии в момент падения. …А после темнота, и звенящая тишина… …Блюдце луны висело над головой идеальной сферой. Звезды метались из стороны в сторону, хаотично прыгая и бегая туда-сюда. Горло гудело от сухости и потребности в живительной влаге. в висках барабанным боем отстукивала острая боль. Я поморщилась, то-ли от света, резко бившего в глаза, то-ли от болезненных ощущений, а может от того и того. Как по заказу свет луны потух с глухим щелчком. Перед глазами остались только звезды и полумрак. Глаза быстро привыкли к темноте, а вместе с этим пришло и осознание того, что то, что спросонья было принято за монету луны, оказалось лампочкой, звездами — искры от резкого пробуждения. Я пару раз хлопнула глазами, окончательно разгоняя дремоту. В соседней комнате кто-то громко выругался по поводу гашения света. Я приподнялась на локтях, зашипев от боли. Ругательства из соседнего помещения стихли — я благоразумно, или скорее инстинктивно поступила так же. Послышались шаги и попутный бубнеж. Пара мгновений, и в комнату нырнул светящийся шар — заклинание прорываясь сквозь темноту. Вслед за источником света явился и тот, кто его создал. — Капитан? — вышло совсем хрипло. Я схватилась за горло. — Старайся говорить меньше, ты себе связки повредила. — я вопросительно вскинула обе брови. — А ты не помнишь? когда я тебя там нашел, ты так кричала, что хотелось в уши вату сунуть… — капитан театрально приложил ладони к ушам и поморщился, словно мой крик не только лишил меня голоса, но и его слуха. Горло зудело. — Пить… — я попыталась прокашляться, прочистить горло. Безрезультатно. Капитан молча кивнул, протягивая стакан теплой воды из графина. Я приняла стакан с благодарным кивком. Вода мягко скользнула вниз по горлу, снимая жжение и зуд. Простая вода казалась настоящей благодатью. Я осушила стакан до самого донышка всего тремя глотками, не обращая внимания на струйки, стекающие мимо рта на кровать и одежду. Капитан дернулся в мою сторону, поддерживая размеренную подачу жидкости, ухватившись за запястье и кружку в моих руках. — Осторожнее, подавишься дура! Он забрал опустевший стакан, осторожно поставив его на прикроватную тумбу. Стекло с глухим стуком опустилось на дерево. — Что вы здесь делаете? — слегка запыханно спросила я. — Что я здесь делаю… А кто по-твоему тебя до сюда нес? Кто врача тебе вызвал, и кто помереть не дал? — Спасибо… — глухо отозвалась я. — Не стоит. Лучше на вопросы ответь. — он сделал паузу. — Ты пробудила свой Занпакто? Как это было? Я замялась, помолчав пару секунд в поисках нужных слов. — Я и сама толком ничего не поняла… Я сражалась с Харуто, и оно как-то само… — Я был там в момент, когда ты призвала свой Занпакто. А знаешь, что заставило меня туда прийти? — интрига в его голосе мне совсем не нравилась, я едва заметно кивнула в знак вопроса. — Твоя реацу. Ее сила не просто колебалась как во время боя, в один момент ее мощь увеличилась в десятки раз. Стыдно признавать, но мне даже на приличном расстоянии было от нее не по себе. От сюда вопрос… Как тебе удавалось так тщательно скрывать ее прежде? Мы сейчас говорим не о всплеске, который мог произойти на эмоциях, мы говорим о настоящей боевой мощи, сравнимо с капитанами. Мои глаза удивленно поползли на лоб, рот приоткрылся в немом звуке. — Я не знаю… совсем этого не помню. Харуто ранил меня… я бы даже сказала, чуть не убил. Сил в тот момент у меня не оставалось совсем никаких, не говоря уже о настолько мощном всплеске духовной энергии. — Всплывает еще один вопрос, — он снова медлил. — Я своими глазами видел рану. Вернее, все что от нее осталось. Его Занпакто прошел тебя насквозь. Задел жизненно важные органы. При таких ранах не выживают, а ты хочешь сказать, что смогла по мимо сохранения своей шкуры сражаться и победить? — Все что от нее осталось? — Шрам. Большой шрам. Он точно свежий, прямо над ним твое хакама было разрезано и пропитано кровью. На лечебное кидо это не похоже, да и в том состоянии, ты бы уж точно не смогла лечить себя, и одновременно сражаться. Я скользнула глазами к своей груди, замотанной обильным количеством бинтов, правда было не до конца ясно, зачем они, если остался один лишь шрам. Я залилась краской, отводя глаза. — Что такое? — он нахмурил брови, сложив руки на груди в привычном жесте. — Рана была довольно высоко… Просто так на нее не посмотришь, если только без одежды… — я запнулась на полуслове. Язык заплетался в попытке воссоздать что-то связанное. Мой тонкий намек кольнул его осознанием. Его лицо мгновенно покраснело, не только щеки, лоб, нос и остальное. — Д-да нет же! Ничего я не видел! Мне Мацумото сказала! — заверещал он, как пойманный за подглядыванием за девичьей раздевалкой мальчишка. — Лжете… Он вдохнул, — Лгу. Каюсь, смотрел. НО! Исключительно в рамках рабочего протокола, в пределах разумного и без всякой там… Похабщины! Я промолчала, прикрыв лицо руками. собственный капитан наблюдал ее голой, что может быть хуже?! Пусть и в пределах разумного, исключительно в рамках рабочего протокола и без всякой там… — Еще вопрос… — более складно попросил он. — Рисунок цветка на месте шрама, как давно он там? — Цветка? На месте шрама?.. — я неоднозначно приподняла бровь вверх, силой воли заставив убрать ладони от своего лица. Он вопросительно вскинул брови на лоб. Лишь на мгновение стоическая гримаса сменилась удивлением. — Хочешь сказать, что ты не знала о нем? — Не знала. Я снова скользнула глазами к груди. Под бинтами, белыми как снег, без единого рубинового пятнышка крови, по сути совершенно бесполезными не было видно ничего, но я прекрасно поняла, о чем он говорит. — Мне нужно в душ. — я оперлась ладонями о матрас. — сейчас. — Не думаю, что это хорошая идея. — он тоже приподнялся, Я скинула ноги с кровати. Кончики пальцев пробрало колючими импульсами холода. Перемещаясь с ноги на ногу, размяная затёкшие мышцы я поднялась на ноги. Ближайшая стана обеспечила устойчивость и уверенность в следующих шагах. — Помочь? Помочь с чем?.. душ принять? Ну нет уж, спасибо! Он и так уже видел… Достаточно… Я залилась краской, — Нет! Я вихрем влетела в ванную комнату. Включила воду. Прежде чем избавиться от одежды закрыла дверь на щеколду. Отпихнув ногой белье сброшенное на пол я скользнула под струю воды. Нити кипятка облизывали тело, посылая дрожь вверх по позвоночнику. Я испустила довольный вздох, откинув голову назад. Волосы вуалью липли к пояснице, обволакивая теплом. Я снова вздохнула. Взгляд метнулся к груди. Влажная кожа блестела даже под тусклым свечением заклинания в форме голубого шара. Холодное освещение делало кожу еще более бледной. Я выкрутила вентиль до тихого скрипа. На спину водопадом рухнули струи ледяной воды. На груди расцвел цветок лотоса. Высеченные очертания прозрачных лепестков легли в самом центре грудной клетки. Я отвела взгляд. Смотреть на красоту, поселившуюся на моем теле непрошеным гостем не было сил. К горлу подкатила тошнота. Я закрыла воду, плотно закрутив вентиль подачи воды. Обматав себя махровым полотенцем, я сползла по влажной от конденсата кафельной стене. Пропитанное влагой тела полотенце плотно облегало фигуру, предлогая приятную прохладу в качестве поддержки. Спотыкаясь о горы книг в полумраке, подсвеченном лишь световым шаром он ели ели доковылял до кухни, ругаясь под нос всю дорогу, ударяясь об книжные корешки пальцами ног. Он стоял облакотившись о кухонную стойку, потягивая ароматный чай из пузатой кружки. Он терпеливо ждал. На дне зрачков плясало легкое раздражение. Мысли ураганом крушили все здравые предположения в голове, снося все на своем пути. — У меня не было такого чая. — по пути затягивая пояс на форме я втянула запах трав носом. — Я принес их с собой. — вздохнул он, прикрыв глаза. — Чайник, к слову, я у тебя тоже не нашел. Он и кружка тоже мои. — Чайник в нижней выдвижной полке, кружки в верхнем ящике. — Не имею привычки шариться по ящикам и шкафам, пока хозяйка дома лежит в беспамятстве. — фыркнул он. В воздухе повисла неловкая пауза. Он шумно вздохнул — Тебе налить? Я задумалась. — Наливайте. Кружка дымилась клубами пара. Дымок приятно пах разнотравием. Аромат, проникал под кожу, слегка кружил голову и дарил ощущение спокойствия и расслабленности. Вопрос о том, что это за «травки», я решила оставить при себе. Бортик кружки был приятно горячим, контакт с ним посылал покалывание по линии губ. Ароматная, с оттенком горечи жидкость стекала вниз по горлу наполнив свой путь до желудка приятным теплом. — Не ожидал, что ты позволишь себе так открыться. — он прервал молчание, его голос звучал ровно и расслабленно. Я подняла глаза, оторвала губы от чашки, все еще держа ее двумя руками, от чего ладони мягко кололо. — Ты бы с легкостью могла избежать того ранения. Почему ты не отразила тот удар? Я подумала пару мгновений, постучав ногтем по керамической чашке, рассматривая содержимое. — Я не ожидала этого удара. — вышло не так уверенно, как хотелось бы. — Не ожидала от него. Он не должен был этого делать. Верно? К горлу поднялся комок. Я смотрела на него, не проронив ни звука. Сердце глухо отбивало под ребрами. От чего-то стало так тяжело… Желудок скрутился морским узлом, в голове стало пусто. — Не ожидала, что он ударит в спину. Не ожидала, что будет питать к тебе ненависть.

…Ненависть?..

— Он ненавидел тебя. Во рту стало горько. «Травки» из чая рвались наружу. — Не правда… Он сказал… — Сказать можно что угодно. Так не поступают с теми, кого любят. Глаза закрылись от прозрения. Пусть все было ясно как день. Пусть я и так знала правду. Его ненависть, не укладывалась в голове, поднимала мутный осадок в сердце. — …Но не смотря на это… Ты ведь не хотела его убивать. Не хотела. Не хотела, не смотря ни на что. Возможно, сейчас я жалею о том, что приняла руку помощи Юдзукаши. — Я тебя понимаю. Это тяжело, но, — договорить он не успел. Ком в горле обрушился вниз, освобождая путь к выходу для звуков. Я обрела голос, и неосознанно воспользовалась этой возможностью, цепляясь за нее обоими руками. — Не понимаете! Харуто, он… Я… Он был мне дорог! — с губ сорвался хриплый крик, о котором я пожалела в следующее же мгновение, как только собственные слова достигли точки понимания. Под ребрами разлилось что-то холодное, в глазах потемнело. Снова стало больно и сложно дышать. Горечь обиды медными тисками сковала легкие, рвала ткани и ломала ребра, стирая их в порошок. Он тяжело вздохнул. — Я понимаю тебя. Я отлично тебя понимаю. — в голосе слышалось терпение, на самом донышке. — Я убила своего друга… Близкого человека, которого и без того, до этого считала мертвым… Мои руки по локоть в его крови… — я сглотнула, слова вываливались изо рта грудой тяжелых кирпичей. — Как вы можете меня понимать?! Взгляд ярких глаз, отливавших лазурью заморских берегов прожёг насквозь. Я опешила, кричать и протестовать перехотелось в обществе этого человека раз и навсегда. Капитан определенно знал как утяжелить вид своих глаз до такой степени, чтобы у собеседника съежились в комочек легкие… — Я и сам в этом плане далеко не чистюля. На моих руках тоже присутствуют пятна чужой крови. — прозвучало вполне логично, учитывая его должность… Он сделал паузу, побарабанил пальцами по кружке. — Это было не мое решение. Совет Сорока Шести счел недопустимым наличие одного и того же Занпакто у двоих людей. — он опустил глаза в чашку чая с кружащими голову «травками». — Никто из них и бровью не повел на заявление о том, что мы друзья. Не справедливо… — его слова прозвучали так горько, что захотелось сплюнуть; Так кисло, что в мыслях промелькнуло осознание о желании поморщиться. Я затихла, не издавая ни звука, за исключением ритмичного стука собственного сердца, отбивавшего барабанами в ушах, и ровного, размеренного дыхания. — Вы… своего друга?.. — тихо, практически неверующе, слова скатились с губ. — У меня не было другого выбора. Либо я, либо меня. Владелец у Херинмару должен быть только один. В голове назойливым червячком поселился вопрос: — Только один? А разве бывает так, что у двоих людей один и тот же духовный меч? — Как видишь. — неоднозначно пожал плечами. Выражение моего лица смягчилось, плавно перетекая из раздражения в смесь вины и сочувствия. Оба молчали, никто не желал рвать тонкую нить тишины, связавшую их в умиротворенном моменте. Каждый думал исключительно о своем, оба думали о сходстве между ними. — А может… Еще этого вашего чаю с волшебными «травками»? — в полголоса предложила я, когда темы для молчаливых рассуждений наконец иссякли. — У меня и печенье было. Где-то здесь… — я обвела глазами скромную кухню, заваленную документами и стопками книг. Капитан вопросительно приподнял бровь, — какими это, такими «волшебными травками»? — плавными круговыми движениями он взболтал содержимое своей кружки на самом донышке. — От них голова немного кругом. — я очертила круги пальцем у виска. — Приятно. Он фыркнул, разливая остатки дурманящего напитка в две кружки. Я зашарила по кухне, открывая ящики в поисках обещанного печенья, с каждым мгновением все больше усомняясь в его существовании. Завершив долю своего дела с приготовлением чая, он сложил руки на груди, опираясь спиной о кухонный стол наблюдал как я через каждые два шага спотыкаюсь о горы книг. Он недовольно фыркнул. — Ну и бардак у тебя… Ужас! Не этого я ожидал от офицера своего отряда… — Пора бы вам привыкнуть к тому, что девушки в вашем отряде отнюдь не образцовые леди со знанием этикета и живущих по всем правилам содержания домашнего очага. — я сделала паузу. — Хотя, прошу заметить, этикету я обучена. просто творческий беспорядок. — А эти горы книг… Почему бы просто не избавиться от тех, что ты уже прочла? Они ведь буквально повсюду, куда не глянь — одни книги! Я ощетинилась от его небрежно выдвинутого предложения, помотала головой в яром отрицании. — Капитан! Вы с ума сошли! Как вообще можно допускать к себе мысль о том, чтобы избавиться от всей этой прелести? Каждая из них… это ведь буквально отдельный период моей жизни, пережитые эмоции и момент наслаждения. Настоящее сокровище, короче говоря! Он застонал, потирая виски средними и указательными пальцами. — Да понял я, понял… Наркоманка зависимая… Я громко фыркнула, отвернувшись от него в гордом молчании. — Да ладно тебе… Давай сюда свое печенье, оно хоть по срокам годности нормальное? — Капитан! — Молчу…