Пионерский лагерь «Солнышко»

      Возле «Флагштока», в «Веселом» корпусе располагался кинотеатр. В нём было душно находиться, неудобно сидеть, и никаких интересных фильмов там не крутили. Обычно мы просто скисали там, как молоко, пока сеанс не заканчивался. Как-то мы просили поставить ужастик, — современную «Пиковую даму», — но нам отказали, потому что «страшные фильмы мы не показываем, ТуТ Же ДеТи!» Мы обиделись и стали смотреть «В поисках Немо». Ну, то есть я попытался смотреть. Остальным моим ровесникам, вроде как, был неинтересен выбор физрука, поэтому соотрядники залипли в телефоны и посмеивались, показывая друг другу мемы. Младшие отряды искренне переживали за судьбу Немо и его папы Марлина. Я попытался устроиться с максимальным комфортом, но это было довольно тяжело сделать в неудобном кресле. Я садился и так, и эдак, но удобная поза никак не находилась. Всё закончилось тем, что Сан Саныч привёл в кинотеатр опоздунов, и ко мне на последний ряд пробрался Пашка. — О, привет. — поздоровался он удивленным голосом, будто не ожидал встретить меня тут. — Да, я думал, ты ближе сядешь. — Паша кивает и потуже затягивает узел белой банданы. Я замираю, пялясь на него остекленевшими глазами — Паша застал меня в самой неприличной для кинотеатра позе и замер от ошеломления. — Я невовремя, да? Могу уйти, если хочешь. — он нервно и смущённо улыбается и указывает большим пальцем себе за спину. Я тяжко вздыхаю и закатываю глаза. — Ты всегда невовремя. — отозвался я со вздохом, резво сомкнув колени так, что больно стукнулся ими. Я сел, как подобает приличному человеку, пока Паша не подумал, что я забрался так далеко от экрана, чтобы всласть подрочить на морских обитателей. — Оу. — издал он выразительный звук разочарования в моей персоне, опускаясь в кресло рядом. — Я этого не делал! — я всплеснул руками и зашипел, тыкая в него пальцем. — Да я ничего и не сказал. — спокойно отозвался Паша, возвращая мой указательный палец обратно в сжатый кулак. — Ты сказал «Оу»! И ты подумал, потому что я подумал! Я просто пытался сесть удобнее, ясно? — в защитном жесте я скрестил руки на груди. — И вообще, у меня спина затекла! — Конечно. — отозвался Паша. — Не говори так! — вспыхнул я, нахмурившись.       Паша сделал непонимающее лицо. — Как «так»? — Иронично. — Извини, не могу иначе. — на его губах легкая насмешливая улыбка. — Твоя поза была такой, будто… — О, заткнись! — приказал я, смерив его раздраженный взглядом. — Знаю я, как это выглядело со стороны! Но ты же не застал меня со спущенными штанами! — Даже не знаю, рад я этому или сожалею. — хохотнул Паша и оценивающим взглядом скользнул по моим шортам, натянувшимся между разомкнутыми коленями. На этот раз я не стал их смыкать просто из вредности. Даже демонстративно развёл ещё шире. — А по поводу спины, — медленно и певуче говорил он не столько мне, сколько моей незащищенной промежности, — моё предложение остаётся в силе. — Которое? — я поставил локоть на подлокотник между нами, незаинтересованно подпёр голову рукой и деловито покачал правым коленом. — Ты сделал мне целых три. — Не помню третье… — он задумчиво нахмурился. Ага, да, я почти поверил.       Я тяжко вздыхаю, со свистом втягивая воздух сквозь зубы. — Я подыграю, ладно. Первое — дрочка, — начал перечислять я, загибая пальцы на свободной от поддерживания головы правой руке, — второе — массаж, третье — секс. — Я не предлагал тебе секс. — Паша иронично изогнул тонкие тёмные брови, и между ними пролегла очаровательная морщинка, на которой я задержал взгляд дольше положенного. — Значит, мне твои сальные взгляды привиделись? — выразительно спросил я у его морщинки. — Нет! — горячо возразил Паша, нисколько не смутившись. — Но я не предлагал тебе со мной спать.       Пока, — подумал я и высокомерно фыркнул. — Пока. — согласился Паша с нажимом и его глаза лихорадочно заблестели.       У меня от волнения всё перевернулось внутри. Я облизнул губы и совладал с собой. — А хотел бы? — подколол я, растянув губы в легкой усмешке, которая далась мне с трудом.       Паша сложил руки на груди и вызывающе посмотрел на меня. — Хотел бы. — едва слышно подтвердил Паша, выразительно глядя на меня. — Посмотрим на твоё поведение, стриптизёр.       Мои щеки вспыхнули, грудь обдало жаром злости и стыда от воспоминаний о моей выходке. Я резко выпрямился в своём кресле, да так, словно черенок лопаты проглотил. Полчаса я сидел, отвернувшись от Пашки, всем своим видом показывая, что глубоко оскорблён его словами, но потом мне это порядком надоело, потому что Паша, похоже, уснул. Я чуть повернул голову в его сторону и скосил глаза.       До этого момента я не видел Пашу спящим. По большей части потому, что он либо ложился позже меня, потому что делал свои вампирские дела, либо отворачивался к стенке и накрывался пледом по самые вихры на макушке. Но сейчас его ничего не скрывало. Пашкины длинные и густые ресницы трепетали, когда он втягивал носом воздух. Его руки были сложены на груди, потому что он обнимал себя, чтобы было комфортнее. Ноги были широко расставлены — видимо, он нашёл-таки удобную для себя позу. Я смотрю на него какое-то время, запоминая образ спящего вампира, облизываю и кусаю нижнюю губу, снимаю свою джинсовую куртку и осторожно накрываю ею Пашу. Его дыхание на несколько секунд сбивается, Паша болезненно хмурится и скулит, ёрзает, притираясь виском к спинке кресла, и я боюсь, что всё же разбудил его. Но Паша наклоняет голову, утыкаясь носом в воротник куртки, и успокаивается, вдыхая запах моей кожи и кучи соусов, которые попадали на ткань, когда я ел картошку фри миллиарды раз.       Мне стало душновато в зале, и я захотел подышать свежим воздухом, не беспокоя при этом Пашин сон — я помнил, с какой заботой он оберегал мой, когда я задремал на пляже в уютном кольце его рук.       Я тихонько поднялся, и зачем-то глянул на уходящие вниз ряды, заполненные детворой. Голова закружилась, и я, запутавшись в своих ногах, завалился на Пашу, который даже вскрикнуть не успел. Я больно ударился подбородком и носом о его колено и, потирая ушибленные места, поднял на него сожалеющий взгляд. Паша раздраженно простонал и произнёс: — Вань, ты мог просто попросить. — Я не хотел тебя будить. — О, ты бы всё равно это сделал, когда полез бы ко мне в трусы.       Вот тут я просто взорвался, но заставил себя орать на него, не размыкая губ.       Я не собирался дрочить тебе или сосать, грёбаный ты придурок! Я просто хотел выйти на улицу, не разбудив при этом тебя! А то, что я упал рядом с тобой — моё банальное невезение! И… и… — мне отчаянно хотелось сказать ему что-нибудь ещё, но голова с каждым словом начинала кружиться всё сильнее, на подбородке чувствовалась горячая влага, и мне следовало бы немедленно выйти из зала, пока не стало совсем плохо.       Я поднялся с пола, держась за Пашины колени как за подлокотники кресел, зажал нос пальцами и побрёл вниз, часто спотыкаясь. Моё тело с каждым шагом становилось всё мягче и тяжелее. Я почти добрался до выхода, когда перед глазами стало темно, а затылок обожгла кровь, перемешанная с канцелярскими кнопками…       Холодные руки обхватили моё лицо, приводя в чувства. Паша выволок меня из зала под начавшийся дождь. Ноги ещё не пришли в норму, поэтому Паша прижал меня к стене, чтобы я не упал. Он осторожно взял меня за подбородок, приподнял голову. Я подставил лицо каплям дождя и блаженно улыбнулся. Паша шумно задышал, его зрачки расширились, а щёки припухли. Из-под верхней губы робко высунулись кончики клыков. Паша стёр кровь, текущую из моего расквашенного носа, подушечкой большого пальца. Он задержал взгляд на этой красноте, и я уверился, что он сейчас засунет палец в рот и будет задумчиво посасывать его, а затем слижет мою кровь с губ и подбородка, … и это будет до того горячо, что я, наверно, просто сойду с ума…       Его кисть дрогнула. Он хотел слизать. Но не позволил себе этого. Паша протянул руку к водосточной трубе, из которой вытекала тонкая струйка дождевой воды, и сполоснул пальцы.       Избавившись от моей крови, он заметно успокоился. Сунул руку в задний карман шортов и вытащил носовой платок. Без лишних расспросов Паша прижал ткань к моему разбитому носу. Затем просунул руку между нашими телами и добрался до кармана моих свободных хлопчатобумажных шортов песочного цвета, которые доходили мне до колена. — Он понадобится? — спросил Паша, подняв на уровень моих глаз ингалятор и придерживая платок на месте. Я отрицательно качнул головой. — Как ты?       Как я? Я не знаю. Мне тяжело стоять. Мои руки весят тонну и болтаются вдоль тела. Мой нос забит раскалённой ватой. — Хочу сесть. — отзываюсь я после недолгих раздумий. Мои мысли утопают в вязком варенье, наполняющем мою голову. Паша тянет меня вниз и усаживает на ступеньку рядом с собой, снимает рубашку и растягивает её над нашими головами как навес. — Ты вампир. — вдруг выдыхаю я и закрываю лицо руками, будто пытаюсь спрятаться от этого. Слово «вампир» впервые открыто прозвучало между нами. — Может быть. — отзывается Паша, пожимая плечом. Он всё ещё держит платок у моего носа. — И что? Это плохо? Ты теперь меньше любишь меня? — Самонадеянно с твоей стороны предположить, что я люблю тебя. — шепчу я, вытирая горячие слёзы мякотью ладоней. — Ты кусаешь людей. — поворачиваюсь к нему, обреченно выдыхая и мягко отстраняя от себя его руку с платком. На глаза наворачиваются новые слёзы. — Я никого не кусал. — И пьёшь кровь. — Я никого не кусал. — повторяет Паша чуть твёрже. — И кровь я не пил. Я мог только что выпить твою. Я смыл её! Или ты не заметил? — Я видел. — тихо отзываюсь я. — Но в корпусе ты угрожал мне. — Мне пришлось! — с отчаянием сказал Паша. — Чтобы ты не закричал. Я бы никогда не укусил тебя. — он снова нежно дотрагивается до моей припухшей от удара верхней губы уголком платка, и меня ведёт от трепета его прикосновений. — Почему? — рядом с ним чувствую себя пьяным.       Паша отзывается после недолгих раздумий: — Ты противный задрот. Не хочу заразиться задротством.       Я смеюсь: — Задротство передается воздушно-капельным. Но ты предлагал мне дрочку и массаж. — Значит, я уже заражён тобой. — легко отзывается Паша и от этих его слов у меня внутри всё воспламеняется. — Ты мой друг. Ну, я надеюсь, что друг. — мягко отвечает Паша и напоминает: — От второго я не отказывался. Насчёт первого, правда, ещё сомневаюсь. — он снова одаривает мою промежность оценивающим взглядом, и меня так и подмывает или накрыть себя его ладонью и сжать, или раздеться, чтобы он перестал фантазировать, и увидел всё своими глазами. — Бестолочь. — усмехается он и по-дружески толкает меня плечом. — Ты же помнишь, что я читаю твои мысли? — А я, может, так и хотел. — нахохливаюсь, обнимая себя руками, прячу румянец, отвернувшись к стене. — Очень сомневаюсь. — хихикает Паша, соприкасаясь со мной плечом. Я ощущаю его тёплый взгляд кожей шеи, где проходит линия роста волос.       Коснись-коснись-коснись, — мысленно шепчу я, ненавязчиво вытягивая шею и водя пальцем по мокрой розовой стене «Весёлого».       Паша прерывисто выдыхает: — Ладно… — и невесомо касается меня губами, думая, что я не чувствую.       …а я хочу умереть — такое это счастье…