Пионерский лагерь «Солнышко»

      На самом деле он уже давно перестал быть пионерским, потому что пионеры существовали в прошлом веке. Просто название сохранилось. Однако в защиту могу сказать, что все вожатые и старшие воспитатели исправно носили желтые треугольные платочки на шее, повязанные на манер пионерских галстуков. Желающие тоже могли носить их, но таковых было немного.       Лагерь находился под Таганрогом, на Азовском море — тёплом, грязном и воняющем тиной и дохлой рыбой. Берег этого моря, который примыкал к лагерю, был шириной метров шесть, и весь каменистый. Камни были всякие — и мелкие, и здоровущие. Помимо камней иногда (на самом деле, довольно-таки часто) попадались осколки стекла и всякий мусор. Спустившись по длинной, крутой, скользкой железной лестнице к воде, (я на ней всегда падал и проезжал на пятой точке полдюжины горячих ступенек), мы всегда сворачивали налево — не знаю, почему. По левую руку тянулся бетонный склон с сомнительными, окрашенными в зеленый цвет навесами. За бетонной стеной лежали горы мусора: доски с ржавыми гвоздями, пластиковые отходы, битое стекло, куски от автомобилей (разбитые фары и части бампера), пробки, сигаретные бычки, громадные обломки стволов и ветвей деревьев и прочий мусор. И никто никогда не собирался его убирать. А зачем? Его же не видно…       Я никогда не лез в воду. Ну, то есть в Азовскую воду. Ну, то есть, один раз, конечно, влез, … но почти сразу вылез — только я ступил в воду, как под моими стопами зашевелились какие-то мелкие существа. Я завизжал, как резаный, и рванул обратно, запутавшись в своих ногах, и упал на камни, разбивая колени и локти, и наставляя по всему телу синяки. Мы уже выяснили, что я неуклюжий. Очень.       Поэтому больше я к воде не приближался.       В хорошие дни тут пахло речкой. В лучшие — немного морем. В прочие — …я уже говорил, чем. Я не совался в воду, но это не значит, что я портил себе отдых. Нет, я не портил. Почти. Обычно я лежал под хилыми навесами, от которых воняло свежей краской (вообще-то, их покрасили ещё до нашего приезда, но на солнце краска размякает — об этом нас предупреждали старшие вожатые, — и снова становится жутко липкой) и делал вид, что загораю. Я не загорал. Загорали только пальцы на моих босых ногах. Остальное — обгорало. Сколько бы времени я не провёл под солнцем, я всегда возвращался с ожогами. Меня не спасал даже солнцезащитный крем. Я прятался под навесом, но и тогда умудрялся обгореть. Моя жизнь несправедлива.       Пока остальные смельчаки восьмёрками заходили в воду вместе с одним из вожатых, который пересчитывал головы каждую секунду, я сонно щурился и потел под навесом. К моей коже лип песок, хотя я искренне не понимаю, как он оказался на бетонном скате… на пляже, где нет песка. Я смотрел на соотрядников, весело брызгающих друг в друга грязной Азовской водой, и думал, сколько разных микробов попадёт в их организм. Холера, дифтерия, стафилококк… Красота! И это я ещё молчу про залежи битого стекла на дне! Одна из девочек, кажется, Ксюша, наступила на него, и потом несколько дней провела в лазарете.       Теперь вы, наверно, думаете, что я ханжа… Ну и ладно. Вы в любой момент можете закрыть эту книгу и забыть обо мне. Но тогда вы не узнаете мою историю. А она будет чертовски интересной!