Как тебя забыть?!

      Дима идет с легкой полуулыбкой на лице. Ему вдруг стало так легко на душе. Он действительно отпустил Антона. Теперь он точно знает, кого любит. Точно знает, кому готов посвятить всю свою жизнь и даже больше.       Парень идет в неплохом настроении, даже едва уловимо улыбается. Февральский мороз знатно обжигает кожу, но подростку кажется это мелочью. Все эти проблемки ничто по сравнению с тем, через что ему суждено было пройти. Так считает он.       Позов проходит мимо уже излюбленного заброшенного здания, замечает сидящую на краю Катю и идет к ней.       Однако улыбка быстро стирается с его лица, когда он видит дрожащие плечи девушки, скрываемые под тканью зимней куртки. Дима мигом оказывается рядом, приобнимает Катю, желая успокоить. Он думал, что она оттолкнет, ведь ее явно задело, что тот начал отношения с Антоном, но она не оттолкнула. Наоборот, повернулась к нему, обняла в ответ, уткнувшись в грудь Димы.       Парень поглаживал ту по холодным волосам, в прядях которых таяли редкие снежинки, баюкал своим размеренным дыханием и шептал что-то вроде «я рядом» и «я здесь».       Катя продолжала жалобно всхлипывать, вжимаясь лишь сильнее. Дима мог только предполагать, что на ту нашло, но он смиренно ждал, когда та немного успокоится. — Что случилось? — Пизда с хуем разлучилась.       Дима лишь устало выдохнул — она не меняется. Ну ладно хоть есть силы шутить. — А если серьезно? — вопросил парень, немного отодвигая девушку, чтобы заглянуть в ее заплаканные глаза. — Аня, — тихо сказала Катя, снова заходясь рыданиями. — Что Аня? Ты с ней виделась? Общалась? Что такое? — не понимал Позов. Вопросы сыпались сами собой, а Дима не мог контролировать этот поток. От одного вида плачущей Кати сердце сжималось, да с такой силой, что самому хотелось слезы лить, как девчонка, разбившая коленку. — Не молчи, огонёк. Прошу тебя! Я же волнуюсь за тебя, — Дима не хотел говорить об этом прям вот так, в лоб, он вообще не любил показывать свои чувства словами. Обычно поступками, но сейчас не удержался. Само вырвалось! А Катя, также не привыкшая к таким словам, даже всхлипывать перестала. Уставилась на того, но слезы все равно текли из глаз. — Катюш, скажи, что произошло?       Вместо словесного ответа девушка протянула телефон одиннадцатикласснику. На экране был открыт чат в «Телеграме» с «Анечкой». Та была в сети очень давно. Из этого можно понять, что заблокировала Катю. Но Дима этому не удивился. Катя же говорила, что такое уже было. Однако его удивило, что последнее сообщение от Ани было десять минут назад. Решив, что он имеет полное право прочитать его, Дима так и сделал. Анечка 17:51 Умоляю, только не реви. Ты должна была давно догадаться. Я думала, что ты умная и все сразу поняла. Что ж, я разочаровалась в тебе, милая)       Следующее сообщение было от Кати. У Димы даже сердце защемило. Катя 17:52 Почему ты просто не сказала мне? Зачем нужно было меня мучить и использовать?       В ответ Аня ничего не написала и, видимо, кинула в ЧС, потому что последующие сообщения Кати были непрочитанные. — Что у вас произошло, Кать? — эмоции были смешанные после прочитанного. Дима даже дважды прошелся глазами по символам, сложившимся в слова, но так и не понял. Катя жалобно всхлипнула, стерла ребром ладони слезы и тихо-тихо заговорила. — Я видела ее. С парнем. Мы знали его давно. Еще находясь в отношениях. Обычно… — голос дрожал, не связывал слова в предложения, Катя то и дело всхлипывала и задыхалась в собственных слезах. Дима крепче обнял ее, давая понять, что он рядом, что он поддержит. — Обычно я старалась обходить стороной Аню, но мне надо было пройти. А увидев меня, они громко засмеялись… Я думала, не надо мной, но… но… — Катя затряслась, зажмурилась, прижав к лицу ладони, с силой давя на глаза. Она не плакса. — Они выкрикнули мне вслед… «Какого быть использованной, Катя?», — и ее снова накрыли рыдания. Она вжималась в Диму, цепляясь за него, как за спасательный круг. А Дима готов спасать. Только ее, никого больше. Пусть тонет хоть сотни людей. Он спасет только Катю. Его огонёк. — Использованной? Почему? — Дима нахмурился, силясь переварить полученную информацию. Данных было немного. — Я тоже не поняла, Дим. Я остановилась, обернулась… Господи, я такая глупая, — плакала Добрачева, пока парень гладил ту по волосам. — Зря я посмотрела на них. Лучше бы думала, что сказал это кто-то другой. Лучше бы не расспрашивала. Лучше бы жила в своих глупых фантазиях! — прикрикнула девушка, но продолжила, всхлипывая. — Аня сказала, что вовсе не ее мама стала причиной нашего расставания. Та ведь действительно не могла узнать, что мы вместе! А я верила… Оказалось, что зря. Сначала она действительно любила меня, но потом я ее стала раздражать. Не знаю, почему она не говорила об этом мне, я бы поняла, но она решила добить меня. Она специально сделала мне больно, Дим! Понимаешь? — десятиклассница подняла взгляд на Диму, который был в максимальном шоке от услышанного. — Ты понимаешь меня? — Я понимаю тебя, огонёк… Я здесь, не плачь, пожалуйста, — попросил Дима, стискивая Катю в крепкие объятия. Он поцеловал ее в макушку. Гладил по дрожащим плечам и покрытой отросшими волосами спине. Шептал, что он не допустит больше ничего подобного. Что никогда ее не бросит. Будет рядом. Что больше никто не сделает ей больно. — Огонёк… Я расстался с Антоном. Я не люблю его. Клянусь тебе. Хоть на крови поклясться могу. Все что угодно, чтобы ты мне поверила. Я… — Я верю, Дима, — перебила его Катя. Она уже не плакала, но голос дрожал. — Будь моей девушкой. По-настоящему. — Только если ты будешь моим парнем. По-настоящему. — Буду, огонёк. Для тебя я кто угодно. — Нет, Дима. Для меня ты мой парень и будущий муж. И больше никто, — Позов даже опешил от ярлыка «будущий муж», но вернулся в реальность. — Так что, теперь мы в отношениях? Реально? — Реальнее не бывает.

***

      Лёша с Серёжей встречаются. Для обоих это вау. Но никто из них даже не пытался затронуть тему того, что было до Нового года, что было между ними. Это был их маленький секретик друг от друга, и они оба даже не подозревали, что знают об этом.       Только Лёша уже не выдерживает. Его разрывает изнутри чувство вины, что руки тянутся дуло пистолета в рот сунуть. Только пистолет пока он не нашел.       Он начинает думать: кто может ему помочь?       Это должен быть тот, кто умнее всех, кто выглядит отзывчивым и понимающим. Тот, кто не откажется от совета, но и сам может его дать. И у Лёши есть такой знакомый и, возможно, даже друг. — Дим, — тихо позвал одноклассника Лёша. — Ты можешь дать совет?       И Дима не смог. Он внимательно выслушал ситуацию Щербакова. Теперь он знал, что они встречаются, что Лёшу гложет чувство вины за то, что было осенью между ним и Серёжей. — Бля, — прокомментировал Позов, когда Лёша закончил рассказ. — И как тебя только угораздило. Послушай, наверное, правильнее было бы рассказать, но… — Но? — перебил Лёша. Какие могут быть «но»? Такие, которые уже нашел Лёша? Про расставания и вечную обиду со стороны Серёжи? Или какие-то другие «но»? Если есть другие «но», то он просто обязан о них узнать. Рисковать нельзя! — Да не, никаких «но». Просто расскажи ему. Уверен, что если он тебя любит, то поймет и простит.       Щербаков не нашел, что ответить. Кивнул и ушел. Только не уверен он, что последует совету Димы. Теперь в голову закралось новое «но», только он не знал, как это «но» трактовать. А из-за этого было лишь хуже.       Парень сунул руку в карман брюк, вынул блистер с таблетками, надавил на одну, та упала ему прямо в ладонь. Щербаков дошел до фонтанчика с водой, кинул таблетку в рот и тут же запил. Должно помочь. Только напряжение в крови лишь нарастало. Неужели таблетки больше не помогают и придется повышать дозу?       Как бы иронично это ни звучало, но у Серёжи была точно такая же проблема. Только он пока держался в руках и кукухой не ехал. По крайней мере, ему начинало казаться, что Лёша уже да — тот пил таблетки чаще, чем они виделись. А объяснять Щербаков наотрез отказывался.       Только жертвой Серёжи стал Антон, который также внимательно, как и Дима, выслушал рассказ Матвиенко. Он также был в ахуе. — Пиздец, — смог выдавить из себя Шастун, когда Серёжа замолчал. — Ну слушай, я думаю, нет смысла рассказывать ему. Если расскажешь, то есть шанс проебаться. Ты так только поссоришься с ним. А у вас все даже больше, чем хорошо. Так что просто люби его. Он никак не узнает, что у вас там было, пока ты сам не расскажешь, так что проще не рассказывать.       Серёже показалось, что Антон все-таки неправ, но не согласиться с ним не мог. Потому он решил оставить затею признаться во всем Лёше на будущее. Когда те будут вместе уже приличное время, вряд ли Лёша станет с ним расставаться. Ведь так?

***

      Антон знает, что должен поговорить с Арсением. Знает, но не может решиться. Но когда наступает первое марта, становится уже вообще не смешно.       Смешно, конечно, не было и до этого, но уже наступила весна, а с момента их последней встречи прошло пять дней. Подросток твердо для себя решил, что сегодня поговорит с Поповым. Он так думал, пока не выяснилось, что кабинет психолога закрыт. Это поставило его в ступор. Не раздумывая, он пошел на вахту, чтобы выяснить, куда запропастился Арсений Сергеевич. Но там ответили, что тот не приходил сегодня.       Совсем растерявшись, он начал думать, кто может знать, что с ним. Только лучший друг. И как удачно, что лучший друг Попова прямо сейчас находится в 104 кабинете и скучает на перемене. — Войдите, — велел историк, когда в класс постучали. — О, Антон… — Станислав Владимирович, а где Арсений Сергеевич? — тут же спросил Антон, едва успев перешагнуть порог. — Ну, Антон, ладно я, но че ты к Арсу по имени-отчеству? — поморщился учитель. — К главе мафии только так, — фыркнул подросток, закатив глаза. — Так где он? — В кабинете у себя, наверное… А тебе зачем? Или… Батюшки! Ты решился поговорить? — Ага, только вот Арсений будто чувствует, что я решился, поэтому решил не приходить. Нет его, я на вахте спрашивал, — объяснил подросток. — Да? Вот почему мы с ним не пересекались… Ну давай позвоним ему и узнаем, — расплылся в улыбке Шеминов. — Только про меня не говорите. Ладно? — попросил подросток, Стас кивнул.       Антона током прошибло, когда он осознал, что сейчас произойдет. Мурашки пробежали по спине, а пальцы мелко задрожали вместе с коленками.       Я. Сейчас. Услышу. Голос. Арса. Спустя. Сорок. Пять. Дней. Блять. — Привет, Арс! — звонко воскликнул Стас, стоило цифрам смениться на секундомере звонка. — Ты чего такой радостный? — хриплый голос психолога заставил Антона приоткрыть рот и часто-часто заморгать, чтобы не заплакать. Это был бы позор. Он рвано вдохнул и выдохнул, стараясь быть тише, чтобы слышать Арсения максимально хорошо. Чтобы впитать его родной голос в кожу. — А ты чего такой сонный? — ответил вопросом на вопрос Шеминов. — Потому что ты меня разбудил, — возмутился психолог, и Антон представил, как его Арсений лежит на кровати, где они когда-то спали вдвоем, в обнимку. У него явно растрепанные волосы, но такие красивые… Сонный голос и вовсе пробивает до самых костей. Антон зажмурился, фантазируя внешний вид Арсения, ну и чтобы не пустить слезу, от того насколько болезненно слышать самый близкий и родной голос. — Так зачем ты звонишь? — Потому что время практически три часа дня, тебя нет в школе, а ты еще и только проснулся. Я вообще-то беспокоюсь, — пояснил Шеминов, подмигивая Шастуну, как бы говоря, что беспокоится-то вовсе и не он, а Антон. — Я не приду. Не жди меня в этом году, — обреченным тоном отозвался психолог. — Схера ли? — спросил Стас, даже брови нахмурил. — Не хочу мучить Тошу. Я — причина его слез. И больше никто. — Че? Ты ебанулся там в четырех стенах? — Ты просто не понимаешь! Я видел его слезы. Это так больно, Стас… Я не хочу делать ему плохо. Подожду, когда он выпустится из школы, и снова вернусь. А пока пусть лучше забудет меня. Скажи ему, что меня машина сбила. А лучше, что меня избил Дима! Пусть считает, что он хороший, а я тварь. Потому что так и есть, — выдал полную чушь Арсений. — Ты там накурился, что ли? — осмелился предположить Шеминов, скептически сощурив глаза. — Ну конечно нет! — фыркнул психолог. — Короче, дай мне побыть одному. Кладу трубку. — Хуюбку. Рано еще. Быстро в школу дуй. — Не-е-ет. Давай я эту недельку дома отсижусь? — взмолился Попов. А Антон до сих пор прибывал в ахуе. Со всего. Он для психолога все еще Тоша. Он чувствует вину. Он не хочет, чтобы Антон плакал… А Антон сейчас заплачет. Вот парадокс. — Так, Арс. Никаких недельку. Сегодня уж не приходи, смысла особо нет, но завтра обязан быть, — и снова подмигнул Антону. — Ну завтра суббота! Давай в понедельник? — Нет уж, завтра. В субботу. Уяснил? — Уяснил, — хмыкнул психолог. Ему явно не хотелось идти в школу. И снова видеть грустного Антона тоже. — Пока. — Давай-давай, спи пока что, — хмыкнул Стас, сбросив вызов. — Вот такой твой Арсений. Вечно он убегает. — Как я, — сказал себе под нос юноша, больше как мысли вслух. Он вспомнил, как до отношений всегда убегал при любом холоде от Арсения или ссорах с ним.       Стас сказал Антону не переживать. Поговорит с Арсением завтра. Все будет окей, а тот потом придет и проверит, как там его голубки мирятся. Антон на это лишь цокнул языком, но поблагодарил историка за его так называемую отзывчивость.       Антон поплелся домой, хрустя снегом, который вскоре должен будет растаять.

***

      Суббота встречает его новым кошмаром. Парень просыпается за час до будильника. Весь в холодном поту и с бешенным сердцебиением. Ему приснилось, как Арсений чуть ли не на коленях вымаливает прощение, а Антон и слова сказать не может. Молчит и все.       Тогда Арсений взял в руки канцелярский нож и приставил того к запястью. Антон продолжал молчать, потому что просто не мог говорить. Дурацкие правила кошмарных снов!       Лезвие ножа вошло под кожу, а Попов медленным движением повел нож вдоль руки, разрезая кожу. Тонкая кровавая линия тянулась вслед за металлом, а у Шастуна в горле пересохло от подобного зрелища. Видеть, как любимый причиняет себе вред, просто невыносимо.       Антон так и не смог заговорить. Только глаза зажмурил, а вскоре проснулся.       Пытаться вновь уснуть Антон не стал. Мало ли. Стал собираться в школу, продумывая в голове план. Как он заговорит с Арсением? Сможет ли вообще? Или, как во сне, будет молча стоять? А сам Арсений захочет разговаривать?       Антону было действительно страшно. Даже когда он уже стоял напротив кабинета психолога, все равно было страшно.       Парень вздохнул — перед смертью не надышишься. Сглотнув, он все же постучал в дверь. От соприкосновения с деревянной дверью по коже пробежали мурашки воспоминаний. Он же столько раз стучал в эту дверь. И столько же раз просто врывался к своему парню.       Он услышал едва уловимое «входите» и отворил дверь. В этом кабинете он не был ровно два месяца, с того самого момента, как Арсений уехал.       За два месяца ничегошеньки не изменилось. Совершенно. Тот же стол и стул. Тот же диван. Тот же Арс… Хотя он выглядит немного иначе. Щетина, которую он обычно брил, чтобы целовать Тошу, не причиняя дискомфорт, стала заметней, успела отрасти. Волосы за два месяца также стали длиннее, а мешки под глазами отчетливее. Но он все равно оставался красивым и любимым для Антона. Все еще был для него самым-самым.       Однако у Арсения все еще осталась привычка поправлять челку и не смотреть на вошедшего. До их отношений Арсений часто смотрел в стол и только после того, как Антон подавал голос, поднимал на того взгляд, улыбался и садился напротив. Вот и сейчас Попов сидел, втыкая в какие-то бумаги на столе.       Арсений также не изменился во вкусе. Все еще любил белые рубашки, которые идеально подчеркивали его фигуру. Закатывал рукава и ослаблял галстук, оставляя при этом все пуговицы застегнутыми.       Антон сглотнул, не решаясь шагнуть дальше — так и стоял на пороге. — Привет, рассказывай, что у тебя случилось. Может, чай или кофе хочешь? — подал голос Арсений, подняв голову, но тут же замолк, увидев Антона.       А у подростка на эту фразу триггер. Арсений никогда с ним таким не был. Арсений с ним всегда возился, как с кем-то особенным. Уделял больше времени и внимания, а эту фразу считал наигранной и использовал только для остальных, не особенных. А Тоша особенный. Арс так говорил. — Со всеми остальными школьниками я наигранный. Они заходят в кабинет, и их встречает фраза: «Привет, рассказывай, что у тебя случилось. Может, чай или кофе хочешь?». А с тобой я настоящий. Ты особенный, Тош. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — с трудом выдавил из себя подросток. — Здравствуй, Тоша, — сглотнул брюнет, а у подростка сердце забарабанило. Тоша.       Антон сделал шаг вперед. Медленный, неосторожный, следом за ним еще один, такой же. Парень остановился рядом с Арсеньевским столом и замер. Оба молчали, а тишина начинала удавкой стягивать шею. Антон сглотнул, ровно так же, как Арсений пару минут назад.       Попов смотрел на подростка снизу вверх, явно не понимая, что тот здесь забыл. — Может, скажешь хоть что-то? Я вообще-то скучал, — хмыкнул парень, сам не ожидая от себя таких слов. Бросил это на автомате. Само вырвалось. — Зачем ты пришел? — понизив голос до шепота, вопросил психолог. — Поговорить, — тут же ответил подросток. Антон и сам не знал, откуда эта напускная храбрость, но в глазах Арсения он должен был выглядеть именно таким — храбрым. — О чем нам с тобой разговаривать? — вздохнул психолог. Вряд ли он хотел этими словами как-то задеть Антона, но он задел. — Например, о нас, — не подал виду подросток. Он видел что-то нечитаемое в глазах Арсения. Смесь горечи, жалости и чего-то еще. Но трактовать этот взгляд не сумел. — Арс, почему ты меня бросил?       От собственных слов стало дурно. Голова кружилась, Шастуна стало подташнивать, но падать в обморок он не собирался. Сначала разберется, а потом уже будет падать. — Потому что я тебя не люблю, — тихий голос Арсения разрезал тишину и сердце школьника. Антону было до того больно слышать эти слова, что он даже взгляд отвел на окно. — Не верю, — голос сорвался из-за попытки сдержать слезы, и Антон перешел на шепот. Скажет вслух — точно заплачет. — Ты не похож на того, кто не любит. Я по глазам вижу. Ты любишь.       Арсений ничего отвечать не стал, отвел взгляд обратно на бумаги, а Антон понял, что прав — Арсений любит. От этого немного легче. Он действительно сомневался. — Ответь же. Какая реальная причина? — потребовал школьник. — Антон, иди к Диме, тот наверняка заждался, — Антону удалось расслышать в этом предложении ненависть и обиду, отчего он даже начал немного беситься. — Мы расстались, — сквозь зубы ответил парень. — Ты ответишь на вопрос? — вздернул бровь юноша. Арсений продолжал молчать. Прямо как во сне молчал Антон.       Антону казалось, что он уже с ума сходит. В голову прилетела гениальная мысль. Он схватил канцелярский нож, закатил рукав, выдвинул лезвие и приставил к оголенной коже на предплечье. Арсений словно очнулся. — Тош, не надо, — попросил Арсений, боясь сделать хоть какое-то действие. Вдруг Антон порежется? — Пожалуйста, убери нож. — Пожалуйста, ответь мне. — Хорошо, я отвечу. Только убери нож, — мечась глазами по лицу школьника, взмолился психолог, протянув руку. Антон повернулся корпусом, пряча руку, сильнее прижимая острое лезвие к коже. — Нет, сначала ответь, — потребовал подросток. Арсений вздохнул. — Просто я не могу подарить тебе ту заботу и нежность, которую ты достоин. Я очень хочу, Тош, правда. Но я не могу, отец… — от упоминания отца Арсения Антон дрогнул, а вместе с ним и рука, в которой был нож. Рваный порез красовался на бледной коже.       Арсений буквально подлетел к парню, выхватив нож из руки. Тот полетел на стол, а психолог сразу начал рассматривать рану, попутно вспоминая, где аптечка. — Арс, — тихо шепнул подросток, сидя на коленях Попова, пока тот перебинтовывал уже обработанный порез. Они сидят на уже многое пережившем диване, думая о чем-то своем. — Чего тебе, чучело? — цокнул мужчина, туго завязывая бинт. — Скажи мне, если бы ты не умел заботиться. Не умел бы быть нежным, ты стал бы обрабатывать мне рану? Стал бы дуть, чтобы не было так больно? Позволил бы сидеть у тебя на коленях? — подросток усмехнулся, смотря на темную макушку психолога. И все-таки не удержался. Зарылся пальцами в волосы брюнета и улыбнулся. До того это выглядело правильно. — Прости меня, Тош. Я больше никогда тебя не брошу. Я клянусь тебе. Веришь? Прости, я такой идиот, — мужчина отпустил забинтованную руку парня и обнял его, вдыхая аромат клубники, уткнувшись в шею. — Прости, прости, прости, — шептал Арсений, щекоча дыханием Антона. — Простил, Арс. И я верю тебе. Успокойся, простил, — хихикал подросток от щекотки. Арсений отстранился, заглянув в зеленые глаза. — Господи, Арс. Мы проебали столько времени! А ты говорил: «Две недели — это не два месяца!». А в итоге как раз два месяца и получилось. — Ну что поделать, если твой парень идиот? — улыбнулся Арсений. — Тош, можно тебя поцеловать? — прошептал Попов, а, получив кивок, тут же прильнул к губам парня.       Арсений целовал не нежно, не трепетно, а жадно и страстно. Он тоже скучал. Так скучал, что сейчас готов буквально утонуть в Антоне. В его касаниях, ласках и стонах. Подросток сжимает широкие плечи мужчины, сминая белую ткань рубашки. Открывает рот, впуская внутрь язык психолога. Они чуть ли не дерутся за главенство. Оба хотят насладиться друг другом по максимуму.       Поцелуй прерывается, чтобы отдышаться. — И давно ты не только пахнешь клубникой? — спросил Арсений, облизывая свои губы, на которых остался привкус клубники от той самой гигиенички парня. — Два месяца назад, — пожал плечами подросток. Арсений отвечать не стал. Вновь прижался своими губами к губам подростка.       Антон отвечал на поцелуй, с силой сжимая плечи психолога. Хотелось быть еще ближе, ощущать друг друга всем телом.       Арсений словно услышал просьбу парня.       Он плавно укладывает Антона на диван, нависая над ним, хотя «нависая» — это очень гиперболизированно. Арсений чуть ли не лежит на парне, продолжая терзать поцелуем его губы.       Антон гладит плечи Арсения, иногда царапает спину сквозь ткань рубашки, тихо стонет в поцелуй, когда Попов специально зубами оттягивает то нижнюю, то верхнюю губу.       Антону такой разговор нравится. Он только сейчас понял, какой у него тактильный голод. С ума сходит от каждого касания. — Ты чего? — обеспокоенно спрашивает Арсений, отстранившись. У Антона по щекам текут слезы ручьем, и, видимо, Арсений это заметил по солоноватому вкусу губ. Соль с клубникой не очень вязалась. — Люблю тебя я, — фыркает парень, впиваясь в губы Арсения. Теперь главный он.       Теперь он проникает в рот языком, встречаясь с другим. Теперь он покусывает нижнюю губу Арсения, проходясь по ней языком.       Арсений отстраняется, но в следующую секунду прижимается губами к шее парня. Антон откидывает голову назад, Арсений и так был близко, а теперь и вовсе прижимается к Антону всем телом, но все же упирается руками по бокам, чтобы не раздавить.       Арсений прикусывает бледную кожу зубами, оставляя самый настоящий засос, как бы говоря, что это — его мальчик. Что больше никто к нему не притронется. Только он. — Больше никто не посмеет касаться твоих губ, — оторвавшись, глядя в глаза, говорит психолог. — Никто, кроме меня. — Больше никто, Арс, — выгибаясь, вторит мальчишка.       Арсений вновь припал губами к шее подростка, кусая, как самый настоящий вампир. А руки мужчины и вовсе оказались под Антоновской толстовкой и творили там невообразимые вещи.       Подросток едва не плавился от касаний Попова. Тот гладил и сжимал его бока, чувствуя каждое ребрышко, которое мог на ощупь пересчитать. Гладил впалый живот, мимолетно сползая ниже, к ширинке.       Антон стонет, закусив губу, запрокидывает голову назад, кайфуя от всего происходящего. Щеки горят, и Антон уже не знает причину — из-за горячих слез, что продолжают течь из закрытых глаз или из-за сжигающих касаний психолога.       Арсений чувствует напряжение и возбуждение парня. Дразнит его этими касаниями, знает, чего тот хочет. Пару раз даже трется своим членом о Антоновский, заставляя юношу зажмуриться до искр из глаз. — Больше никто не будет тебя касаться, — продолжает шептать психолог, а Антон покорно повторяет. — Больше никто. Только ты. — И ты, мой мальчик. Никого больше не станешь целовать, кроме меня, обещаешь? — требовательный голос мужчины заставляет коленки Антона задрожать, несмотря на то, что он лежит, а не стоит. — Обещаю, — шепотом отвечает парень, потому что громче не может.       Действия Арсения сносят крышу, отчего мысли путаются, а тело не слушается. Антон расстегивает верхние пуговицы на рубашке Попова, пока тот позволяет. Антон даже на секунду подумал, что сегодня лишится девственности, но… — Воу, прям гей-порно включил, — присвистнул Стас. Арсений мигом отпрянул от подростка, а сам Антон подумал, что лучше бы расплавился. — Та не, вы продолжайте. Я мешать не стану. На секунду зашел глянуть, как вы миритесь. Я сначала подумал, что вы деретесь, а у вас тут, оказывается, интереснее все. — Э… кхм. И давно ты тут стоишь? — откашлявшись, спросил Арсений, и Антон тихо хихикнул, увидев едва уловимый румянец смущения на щеках психолога. Ну не только Антону же смущаться. — Не-е-ет. Минут пять, — расплылся в улыбке Шеминов. — Вы не подумайте, мне такое не особо нравится. Да и девушка у меня есть. — Девушка?! — хором спросили Антон и Арсений. — Ну да. А что вас удивляет? По-вашему, я могу наладить личную жизнь геям, а себе не могу? — вздернул бровь учитель. — И сколько вы вместе? — отходя от произошедшего, спросил Попов, одергивая Шастуну низ толстовки, дабы скрыть бугорок на штанах. Только Антона этот жест завел лишь сильнее. — Не очень много, но уже и не мало… Мы с Дариной познакомились, когда мы в бар ходили. Я правда думал, что мы с тобой будем вдвоем, но ты решил прихватить с собой Антона… Ну неважно, — махнул рукой Шеминов.       Тот направился к двери, но остановился, чтобы что-то сказать. — Счастья молодоженам, — усмехнулся тот, подмигивая, как бы намекая на брачную ночь. Арсений закатил глаза. — Всю идиллию разрушил, да? — обратился к Антону психолог. — Ага, — отстраненно кивнул парень, думая о своем.       А если бы Стас не свистнул? А если бы не зашел в кабинет? Арсений бы зашел дальше? Переступил бы через принципы? Или все было бы как обычно? — Ты чего подвис? — щелкнул пальцами Арсений. — Целуешься ты классно, — хмыкнул Антон. — Точно лучше Димы.       Арсений нахмурился. Ему явно не нравилось сравнение с Димой. Но Антон лишь улыбнулся. — Больше никто, Арс. Только ты.