Как тебя забыть?!

      Подросток очнулся рано утром. Так ему казалось. Лампочка устрашающе мигала, видимо, намекая, что такими темпами перегорит.       Антон разлепил сонные глаза, осмотрелся, пытаясь понять, где он и что здесь забыл.       В ту же секунду воспоминания ударили в голову, и Шастун первым делом взглянул на правое бедро. — Бляздец, — тихо выругался подросток. На дрожащих, негнущихся и затекших ногах он все-таки сумел подняться и дойти до все еще открытого шкафчика, откуда он доставал лезвия.       Антон что-то бормотал под нос, пыхтя на своем, шастуновском языке. Он промыл порезы водой, залил перекисью, шипя от ужасной боли и жжения. Перемотал покрасневшее бедро бинтом и снова опустился на кафель, тяжело дыша.       Он жмурился, кусая щеки изнутри, сжимал руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями в вспотевшие ладошки. А через какое-то время, когда боль притупилась, сумел подняться с пола и тихо выйти из ванной.       Чуйка Антона не подвела — на данный момент действительно была рань. Правда, он думал, что сейчас часов семь, но оказалось, что всего пять.       Уснуть Антон смог практически сразу же, что было не удивительно для такого эмоционального мальчика.       Антон не был Антоном, если бы не проспал. Парня бесило даже не то, что он не сумел встать вовремя, а то, что он умудрился очнуться в пять утра, но не смог проснуться в восемь, как ему требовалось.       И вот телефон разрывается от друзей-одноклассников. В основном это Дима и Ира, которая является старостой, но парочка уведомлений прилетает и от товарищей по учебе. А наш Тоша на ходу надевает носок левой рукой, зажимая в зубах портфель, в который сует охапку учебников правой. Книги с грохотом падают на пол, потому что одной рукой, стоя на одной ноге. Юноша плюет на это дело, понимая, что Димка уж точно не откажется и поделится своими учебниками.       Нога болит от большого количества свежих порезов, волосы растрепанны, ладно хоть зубы решил почистить.       Гигиена важнее учебы — мысленно твердил Антон, сплевывая мятную зубную пасту, понимая, что на первую пару точно опоздал.       В класс он ворвался на перемене, где тут же на него набросился Дима с вопросами. — Тш-ш, — все еще сонно промычал Антон, прижимая указательный палец к своим губам, а через секунду подумал, что будь Арсений рядом, то поцеловал бы его в эти губы. Интересно, а он уже проснулся?.. — Дим, угомонись, я просто проспал. Не надо переживать.       Позов еще немного пошипел на безответственного Антона, а тот лишь усмехнулся, думая, что если бы Димка знал, что с ним было этой ночью, он бы так не отчитывал его.       Как Шастун и предполагал, Дима поделился учебником и на русском, и на общаге, и на истории, положив книжку на середину парты. — …Только умоляю, не надо бездумно зубрить, надо вчитываться в каждый абзац, — выдохнул Стас одновременно со звонком. — Можете идти. О, Антон. Ты постой. Не закатывай глаза. Сказал надо, значит надо. — Ну что? — вопросил Антон, оставшись с учителем один на один. — Как ты? — без каких либо вступительных слов спросил Стас, заставляя Шастуна удивленно уставиться на него. — Нормально, — хмыкнул Антон, хмуря брови. Он всегда так делал, когда не понимал, к чему задают какой-либо вопрос или в целом суть происходящего. Повисла немая пауза. Она не была неловкой или напрягающей, но Антон так и стоял в полном непонимании, хлопая зелеными глазками. — Ты говори мне, если что вдруг. Арс мне уже как брат. Не оставлю его бабу в депрессии, пока он там спорит с отцом, — усмехнулся Шеминов, а Антона слова про бабу даже не задели. Скорее наоборот, слова учителя его тронули. Нет, не про то, что Антон — баба, а про то, что он может рассчитывать на поддержку со стороны историка. Что тот за Арсения горой, и если тот не может сейчас быть с Антоном, то он сделает все, чтобы Антон в его отсутствии не помер где-то от тоски. — Вы часто общаетесь или у него времени совсем нет? — На прошлой неделе довольно часто, а сейчас реже. Сегодня вообще еще не разговаривали. Даже не переписывались, — вздохнул огорченный этим фактом Антон. И в эту же секунду, как по сигналу, зазвонил телефон Антона, и на экране высветилось имя, которое заставляло сердце парня трепетать и сжиматься. Арсений Сер(геевич)       Стас, увидев, как психолог записан у парня, лишь тихо посмеялся. А Антон тут же взял трубку. — Арс! — чрезмерно радостно воскликнул Шастун и тут же покраснел, увидев на себе пристальный взгляд учителя. — Привет, чучело, — отозвался брюнет, но не таким веселым голосом. — Ты в школе, да? — Угу. Со Стасом сейчас, — кивнул парень, словно забыл, что Арсений его не видит. — Я на громкую поставлю, — сказал Шаст, действительно ставя звонок на громкую связь. — Привет, Арс! — задорно восклицает Шеминов, вкладывая в голос всю ту печаль и тоску, которая успела накопиться. — Как ты там? — Привет, Стас. Живу пока что, — хмыкает Арсений и зевает. Кажется, тот только проснулся. У Антона перед глазами растрепанный Арсений в одних только пижамных штанах. Весь такой сонный, но красивый. И подросток представляет, как тот зевает, потягиваясь, а рядом появляется сам Шастун, целует брюнета в щеку и взъерошивает и без того спутанные и взлохмаченные темные волосы. У парня мурашки по коже бегут от таких мыслей. — Арс, а ты температуру мерил? — уточнил Антон, вспоминая о болезни старшего. — Не-а, — лениво отвечает Арсений. — Не успел. Сам недавно проснулся. Решил тебе позвонить. — Померяй обязательно, — строго наказал Шастун, хмуря брови, а у самого сердечко сжимается и разжимается быстро-быстро и часто-часто от осознания того, что Попов первым делом позвонил ему. — Ладно, — кажется, Арсений кивнул. — А че, он заболел, что ли? — спросил Стас, и парень представил, как Арсений закатывает глаза. — Угу, вчера температура под сорок была, — воскликнул Антон. — Не преувеличивай. Тридцать восемь всего лишь. Жить буду, — хмыкнул психолог. Он, конечно, не отрицал, что чувствует себя не так хорошо, как обычно, но не считал, что он прямо-таки заболел.       Они пообщались еще немного, но звонок должен был вот-вот прозвенеть, и Антону нужно было идти на урок. — Давай, Тош. Грызи гранит науки, — посмеялся Арсений, на что подросток лишь закатил глаза.       Он попрощался с Арсением, а следом и со Стасом и помчался на урок. Дима его уже ждал. — Извини, с Арсом разговаривал, — виновато сообщил Шастун, словно действительно совершил что-то плохое. — Он в школе? — вопросил Позов. Для него это была не лучшая информация. — Не, мы по телефону общались, — сказал Антон, оглядывая одноклассников. Он вновь почувствовал себя одиноко. Серёжи нет в городе, Лёша слишком замкнутый, Ира переписывается с кем-то, и Антон почти уверен, что именно с Таней. Подруга даже привет ему не сказала! А Дима… Дима — единственный друг, который с ним всегда и везде. Только вот у этого друга, видимо, раздвоение личности. То он печется о Кате, то о нем. Антона это порядком бесит, но терять и его ему не хочется, потому он терпит.       До конца учебного дня Антон думает не об учебе, а о самочувствии брюнета. Как он там? Спит? Голова не болит? Вопросы мучают его, пробегая красной строкой перед глазами.       Однако волнение ушло на второй план, когда Арсений вновь позвонил Антону. Даже по видеосвязи.       Это было ближе к вечеру. Антон как раз только вернулся домой со школы. Настроение было никакое, но тут же поднялось, когда телефон завибрировал. — Привет, Арс, — расплылся в улыбке Антон. — Привет, Тош… Ты только что пришел? — уточнил брюнет, увидев, что школьник захлопнул дверь в квартиру. — Мгм, — кивнул парень, зажав зубами ворот куртки, чтобы расстегнуть ее одной рукой. — Ты без шапки? — вздернул бровь Арсений. — Ну… — растерялся парень, не зная, что сказать. Арсений уже увидел, как он зашел в квартиру без головного убора! — А если заболеешь? — нахмурился Попов. — Ой, кто бы говорил, — цокнул Антон. — Ты, кстати, температуру измерил? — Ну… — теперь растерялся Арсений. Ему было несвойственно врать Антону. Зеленые глаза будто насквозь его видели. — Арсений! — воскликнул Антон, расправившись со всей верхней одеждой и обувью, проходя вглубь своей комнаты. А психолога будто передернуло. — Редко ты меня полным именем называешь, — усмехнулся он. — Сейчас ты снова Арсением Сергеевичем станешь, — фыркнул парень. Арсений тихо рассмеялся и исчез из поля зрения камеры. А вернулся уже с градусником. — Для твоего спокойствия, — сообщил Арсений, включив градусник.       Антон одобрительно кивнул. Пока они ждали пиликание, поговорили обо всем на свете. Ну, так казалось. — Я скуча-а-аю, — снова заладил Антон. — Приезжай скорее, — Арсений ничего не ответил — градусник издал звук. — Сколько? — Тридцать шесть и восемь, — улыбнулся Арсений. — Я же говорил, что чувствую себя хорошо. Я легко болезни переношу. — Везет, — хмыкает Антон, вспоминая, как летом лежал с температурой две недели. Две!       В комнату к Арсению без стука ворвалась Кира, и Антон невольно вспомнил момент, когда они оба были раздеты по пояс. Парень усмехнулся. — Арс, я тебе тут клубники принесла! Как у тебя температура? — девушка явно переживала за брата. В одной руке у нее был прозрачный и, видимо, одноразовый контейнер с ярко-красной клубникой. Другая рука была свободна, и сестра приложила ту на лоб брата, а затем на подбородок, покрутила его лицо перед своим и сощурила глаза. — Я в норме, Кир. Температуры нет, — растерянно улыбнулся он. — Точно? — Арсений кивнул. — Привет, Антон… Эх, жаль ты не здесь. Приезжай! Я бы и тебе клубнику дала. — Э… Спасибо? Приеду, если Арсений Сергеевич пустит, — от неловкости происходящего Антон даже по привычке назвал брюнета по имени-отчеству. Его смутило это приглашение. Он вообще не был любителем принимать приглашения. Для него это все было чем-то смущающим, и он сразу начинал стесняться. — Давай-давай, приезжай летом! Экзамены все сдашь, выпустишься… А летом клубника еще слаще. М-м! Ну красота. И Арсений Сергеевич, — она ткнула психолога в плечо, явно подкалывая того этим, — точно будет не против. Да, Арсений Сергеевич? — Ага. Обязательно. Все, иди, Кир. Дай мне с Тошей пообщаться, — фыркнул старший. — Вечно ты так. Антон, он же все время о тебе говорит! Тоша то, Тоша се. Да-да! Еще до ваших отношений, представляешь? — брюнет закатил глаза, выдав свое протяжное «Ки-и-ира! Это неправда!» — Ц. Да ладно. Ухожу, ухожу! — и Кира ушла, после тычка Арсения в бок.       Антону даже смешно стало, хоть он секунду назад и смущался. — Что смеешься? — сощурил ярко-голубые глаза психолог. — Сам-то сох по мне, как девчонка! — возмутился Арсений, а Шастун вспомнил Иру, которая каждый раз, когда какого-то парня уличали за «немужским» делом, сравнивали с женским полом, громко фыркала и начинала возмущаться, что это все глупые стереотипы и девчонки не такие, как их представляют парни. Хотя Антон все же считал, что пускать слюни на Арсения все те годы действительно выглядело по-девчачьи. Или это девчонки ведут себя по-мальчишечьи? А может, Ирка права, и у поведения нет гендера… — Я?! Неправда! — возмутился Антон, опять вернувшись к смущению.       Арсений отпустил пару пошлых шуток в сторону подростка, поедая сладкую ягоду одну за другой, пока сам парень жадно смотрел на психолога. Причем смотрел он пожирающим взглядом не из-за аппетитной клубники, которой дразнил школьника Попов, а оттого, как мужчина ее ел. Так сексуально, что мурашки по коже бегут табуном, прячась под одеждой, в волосах и других местах на теле. — Знаешь, Антон. Ты, когда смущаешься, на клубнику похож. Цвет точь-в-точь такой же, — усмехается Арсений, вновь обхватывая ягоду губами, которые уже успели перенять на себя оттенок сока клубники. — И пахнешь ты также, — проглотив, добавил психолог. — Прям клубничка моя.       Сравнение с клубникой Антона позабавило, и он даже вспомнил, что где-то в шкафу у него завалялась гигиеничка со вкусом клубники. Нет-нет, она бесцветная, только лишь вкус. Кто сказал, что парни не могут следить за своими губами? У них вообще-то тоже губы обветриваются на морозе! Потому Антон помаду и купил. Да и интересно ему было, вкусно ли?.. В итоге он так и не попробовал ее, но теперь загорелся желанием. И обязательно даст попробовать Арсению. Он уже все для себя решил. По-любому намажет губы и будет целоваться с ним, пока искры из глаз не посыпятся. — Прям клубничка? — усмехается подросток, чуть наклоняя голову вбок. Арсений всегда сравнивал его с котятами из милых видео на «Ютубе» или «ТикТоке». — Нет. Прям моя клубничка, — брюнет специально выделил принадлежность, чтобы Антон полностью ощутил смысл этой фразы.       Антон и без слов Арсения это знал. Знал, что он принадлежит только ему одному, и даже не собирался это опровергать. Он и сам считал, что он — его. Но психолог словно и сам хотел убедиться в правдивости этих слов. Сам часто повторял это. Иногда невзначай, а иногда прямо в лоб, давая понять, что он говорит серьезно и не намерен никому отдавать свою собственность. А засосы, которые он оставлял на нежной коже парня, лишь подтверждали его слова. Служили как метка. Чтобы любой, кто увидел бы их, тут же понял, что Антон уже занят и пусть только попробуют сунуться к его мальчику.       Хотя, разумеется, никто к Антону лезть не собирался. Арсений ревновал его по бóльшей части к Диме. Из подростка актер плохой, по нему сразу видно, что не смог он отпустить Шастуна. Даже Антон это видит. Однако намеренно игнорирует, желая показать Арсению всю свою преданность и любовь. Доказать, что его слова о любви искренние и честные, что тот может ему доверять.       Но Арсений — психолог. Да не просто психолог, а психолог, которому самому нужен психолог. Он иногда думает, что вся его жизнь — одна сплошная ошибка. Может, не нужно было слушать отца? Сейчас был бы успешным актером, обнимал бы Дениса… Может, с Антоном бы не начал отношения. Не разрушил жизнь юному парню. Или наоборот? Может, если бы не Арсений, то Антон полюбил бы другого мужчину? А вдруг тот бы ему отказал? И что тогда было бы с Антоном? Жил бы он сейчас? Может, Арсений наоборот его спас? Слишком много вопросов для неопытного психолога. Когда-нибудь он поедет на курсы психологии. Разберется во всем. Да. Определенно, да. А пока даже думать не стоит о плохом. Следует смотреть в камеру, есть клубнику и улыбаться своей собственной клубничке. — Твой, Арс. Только твой, — улыбнулся Тоша своей самой милой улыбкой. Собственничество Арсения его не раздражало и не угнетало, а скорее наоборот, умиляло. — Слушай, если я для тебя клубника… — Клубничка. — Ну да, клубничка. То ты для меня… — Антон сощурил зеленые глаза и усмехнулся. — Жди, — кинул Антон и вышел из комнаты, оставив Арсения, запертым в телефоне, наблюдать за пустой комнатой.       Пока Антон что-то там шаманил, у Попова появилась возможность осмотреть комнату парня. Правда, не очень четко и только с одного ракурса, но все же. Чем еще ему заняться?       Комната Антона была обычной и, возможно, даже скучной, но Арсению просто достался такой ракурс. Арсений точно помнил, что чуть правее от камеры на стене, что была над кроватью, висело несколько постеров, а однажды он нашел под подушкой свою фотографию. Свою! Ох, как же Антон тогда краснел… А Арсений смеялся и умилялся, хотя внутренне тоже был смущен, ведь у него в квартире тоже есть фотка Антона, только она спрятана получше. Да и на работе, в школе. В его кабинете, в шкафчике на замке. Ключ есть только у Арсения, а там фотка Тоши.       Антон вернулся с явно горячей кружкой, которую тут же поставил на стол перед камерой, а следом подул на покрасневшие пальцы, которыми ее держал. — Обжегся? — обеспокоенно спросил Арсений. — Не, все норм, — отмахнулся Антон. — Так вот. Если я — клубничка. То ты — кофе. Потому что ты пахнешь, как кофе. — Ну, Тош. Я только пользуюсь парфюмом с ароматом кофе. А ты и пахнешь, и краснеешь, как клубничка, — будто в свое оправдание сказал психолог, и Антон ухмыльнулся, будто готовился к этому. — А ты не просто пахнешь кофе, ты, — Шастун выждал интригующую паузу и выдал то, что заставило Арсения рассмеяться. — Ты такой же горячий!       Антон не ожидал, что Арсения это рассмешит. Он же сделал ему комплимент! Сказал, что тот горячий, потому что тот действительно таков. А он смеется. Ишь какой. — Господи, Антон, — унимая смех, прохрипел брюнет. — Я так до своего дня рождения не доживу! — Пф, ну ничего. Не все могут до ста лет дожить, — фыркнул Антон, а Арсений даже смеяться перестал. — Шучу я! Че ты так смотришь на меня? — Хочу и смотрю, — пожал плечами Арсений, а Шастун нахмурил брови. — А я хочу тебя, но почему-то не получаю. — Та как же. Вон сколько девчонок меня любит, а я достался тебе, — расплылся в улыбке психолог, явно дразня Антона. — Да я не про это, — махнул рукой подросток. — А про что же? — сощурил голубые глаза Арсений, словно он рентген и видел школьника насквозь. Антон очевидно покраснел. — Да ну хватит! — смущенно пролепетал подросток.

***

      Дима не выглядел грустным, скорее измотанным. Скрывать свои чувства далеко не просто. Особенно, если твой объект обожания учится с тобой в одной школе, одном классе и даже за одной партой. Позов просто не выдерживает.       Если честно, ему просто хочется спрятаться от всего мира. Денек не ходить в школу. Не видеть Антона.       При Кате он весь такой крутой и вообще любит лишь ее. А стоит переступить порог квартиры, как он остается один среди тысячи голосов, но те только в его голове. И куда спрятаться? Куда деться? Он отказался от психолога, с которой вместе прорабатывали какие-то проблемы, потому что сказал родителям не тратить на это денег. Для него вообще психологи триггер.       Он не знает, как исчезнуть и как заткнуть голоса. Порой у него есть ощущение, что он сходит с ума. Он не суицидник и ценит жизнь, но иногда хочется все же примерить петлю.       Он чувствует себя самозванцем, которого все подозревают и вот-вот разоблачат. Он словно наблюдатель, который следит за жизнью на этой жалкой планете, только вот кроме слежки ничего не может. Он наблюдатель, а не участник.       С другой стороны, с чего вы взяли, что наблюдатели не могут менять объекты, за которыми наблюдают? Как насчет эффекта наблюдателя. Это такая теория в физике, которая гласит, что простое наблюдение за явлением неизбежно изменяет его. Выходит, что Дима — наблюдатель, но одновременно участник?       Дима частенько об этом думал, но эта гипотеза лишь заставляет сильнее задуматься о своем состоянии. Когда он об этом думает, его разум словно в тумане. Он записывает все свои размышления, а когда читает, вновь погружается в это состояние. Он погружается в апатию, а та медленно стягивает удавку на его шее, пока парень этого не замечает. Однако стоит ей затянуться чуть сильнее обычного, как Дима осознает, что зашел слишком далеко, что такими темпами к нему вернется паранойя.       Он не считает себя психом, но крыша у него точно едет от гигантского потока вопросов в его голове. Хотя с ума его сводит не наличие вопросов, а отсутствие ответов.       Впрочем, любой бы рехнулся, будучи замкнутым в квартире, в полном одиночестве и тишине, которую разрезает лишь шелест страниц книг, которыми ты обложился, находясь в полной изоляции от других людей.       Дима понимает, что сам никогда не справится, но и помочь ему может лишь такой же, как он. Пусть даже не помочь, а просто дать совет. Как ему быть? Как справиться с чувством одиночества, когда того, кого любишь, рядом нет или не должно быть. Этот кто-то, кто даст совет, не обязательно должен быть полной копией, но он тоже должен быть спрятан от внешнего мира и жить в своем, полном кошмаров и отсутствии ответов. И у Димы такой человек имеется. Более того, он его одноклассник. — Привет, — тихо здоровается Дима на перемене. Лёша этого явно не ожидал, пусть он и входит в их компанию. — Э, привет, — неловко отвечает он и даже робко улыбается, закрывая скетчбук, в котором только что рисовал. Рисовать он начал не так давно, только когда уехал Серёжа. — Серёжу рисуешь? — спокойно спросил Дима, наблюдая за мимикой друга. — Я? Эм. Нет. Зачем мне это? — парень испуганно бегал глазами по лицу собеседника, словно искал слова-подсказки, но слова были только на его лице, причем огромными буквами «ОТКУДА ОН УЗНАЛ». — Да не придуривайся, по тебе все видно и понятно. Нетрудно догадаться, что ты его любишь, — хмыкнул Позов, а слова на лице Щербакова вспыхнули красным румянцем. — Это так сильно заметно? — уточняет парень, словно ждет, что Дима скажет, что это всего лишь шутка. Только вот он уже сам себя выдал этим вопросом. Назад пути нет. — Не знаю, но я вижу. Но если я вижу, не значит, что видят другие, — пожал плечами Дима. — Послушай, если ты думаешь, что я какой-то мудак, который решил об этом всем рассказать, то расслабься, я этого делать точно не стану, — Позов думал, что никто такого о нем никогда не подумает, но увидев, что Лёша действительно расслабился, поняв, что ему уж точно не угрожают, криво улыбнулся. К такому он явно был не готов. — Так что тогда ты хотел? — Слушай, ты ведешь себя гораздо увереннее в компании Серёжи, это видно. Но сейчас же он не здесь, — Дима запнулся. Он совершенно не готовил речь и доверял лишь самому себе, хотя, если быть честным, себе он никогда довериться не мог. — Тебе же явно одиноко без него. Как ты справляешь с этим одиночеством?.. — в какой-то момент Дима понял, как это звучит со стороны. Он будто слабак какой-то, который сам справиться не может и идет за советом. Нет, Дима знал, что он слабый духом и характером, но не показывать же это на людях. — Я? — недоуменно спросил Лёша, а Позов едва сдержал в себе желание закатить глаза. Ну не он же! — Да. — Ну… Я почти все время рисую или сплю, это отвлекает. Правда, у меня не очень получается, я начал рисовать из-за Серёжи… Да и с ним мы созваниваемся… Правда, говорим о чем-то не о том. В воздухе даже из разных городов висит недоговоренность… — А эмоции? — перебил его одноклассник. — Ну, эмоции же наверняка из-за этих недомолвок скапливаются. Злость там, обида. Как ты их выпускаешь? В одиночестве? — Ну… Я просто рисую, — запоздало отвечает Щербаков, словно задумался о чем-то о своем. — А раньше? До того, как стал рисовать? — не унимался Дима. — Или… Если рисунок не получается? Нервы сдают? — Слушай, я не знаю, что тебе посоветовать… Попей какие-нибудь таблетки. Я знаю неплохие, — парень стал шарить в рюкзаке, и Дима мысленно отметил, что их у него не мало. Далеко не мало.       Он не смог разглядеть названия, только одно. Парень нахмурился, но тут же принял спокойный вид. Это не его дело, что принимает его одноклассник. Главное — не наркотики.              Амитриптилин, — мысленно проговорил Позов. — Он рехнулся? Это сильно действующий антидепрессант. Его и без рецепта-то вряд ли продадут. — Нашел. Вот, возьми. Мне первое время помогал, — Лёша протянул почти нетронутый блистер таблеток. — Нормотим, — прочитал Дима надпись на фольгированной части блистера. — Ага. От стресса. И нервы укрепляет… В общем, попробуй. Если поможет, купишь себе еще. Он не сильно действует, больше для иммунитета, но все же психику стабилизирует, — дал инструкцию Щербаков и даже улыбнулся, искренне, но сонно, словно он вообще никогда в жизни не спал. — Ладно, спасибо, — поблагодарил Дима и удалился, Лёша тяжело вздохнул.       Дима, конечно, попробует Лёшины таблетки, но это было совсем не то, что ему нужно. Он ждал совета, но откуда он может знать: справляется ли Лёша? Увидев антидепрессант, можно подумать, что нет. Точно нет. А подсаживаться на таблетки Диме точно не хочется. Только он никогда не узнает, что Лёша врал. Он не рисует. Только в школе. А в квартире он кричит, разбрасывая вещи, бьет стены и пьет таблетки.

***

      Неделя медленно, но подходила к концу. Антона это радовало. Он весь светился от счастья, пусть было и обидно, что Арсений вдруг резко стал занят настолько, что они не могли поговорить по телефону даже минутку. Антон порядком соскучился по голосу брюнета, но не возмущался. Надо, так надо. Они все равно переписывались, хотя с каждым днем переписки становились все меньше и меньше. Но Антон искал позитив везде, стараясь не замкнуться в себе от одиночества. Арсений приезжает 16 числа, и это заставляло Шастуна трепетать, ведь сегодня уже 15. — Привет, Антон. Какими судьбами? И чего такой веселый? — спросил учитель истории, когда юноша чуть ли не влетел в его кабинет вприпрыжку, явно довольный жизнью. — Арсений завтра приезжает! — воскликнул Антон. — О, он тебе тоже позвонил, — улыбнулся Шеминов, а Антон вдруг радоваться перестал. — Тоже позвонил? Он мне вообще не звонит. А тебе? — нахмурился Антон. — Мне позвонил, обрадовал, — пожал плечами Стас. — Странно, что тебе не звонит. Может, он не стал тратить время лишний раз, потому что ты и без того знаешь, когда он возвращается? — предположил историк. Антон задумался, но через секунду стал лишь рассерженнее. — Но я не думаю, что я трачу время. Я думал наоборот, что он рад уделить мне время. Если на то пошло, то он мог меня попросить сказать Вам, — Антон ненарочно обратился к Шеминову на «Вы», просто когда он был замкнут со своими эмоциями, мыслями и предположениями, то совсем забывал о просьбах. А Стас просил обращаться к нему на «ты». — Не знаю, тушканчик, вот и спросишь у него завтра, — улыбнулся Стас, и Антон успокоился. Ничего ведь не случилось. Однако хотелось попробовать дозвониться до Арсения. Он же наверняка не будет против поговорить.       Антон позвонил Арсению сразу, как вышел из школы. Пальцы покраснели от холода, а кольца лишь ускоряли процесс замерзания, потому подросток чередовал руки, в которых держал телефон. Сначала правая, пока левая греется в кармане, затем левая, а правую в карман.       Попов трубку не брал, хотя абонент не был временно недоступен. Антон напрягся. У Арсения есть связь, но он не берет трубку? А может, спит? Вымотался небось…       Но Арсений все же взял трубку спустя несколько неудачных попыток. — Эм, извини, Антон. Я не слышал звонков, — хрипло сказал Арсений по другую сторону телефона. Видимо, он только проснулся. — Я тебя разбудил? Прости. Просто ты звонил Стасу, а мне нет, я переживал, — виновато объяснил Антон, будто оправдывался. — Блять, — тихо выругался психолог, и юноша улыбнулся, представив, как он мило сейчас выглядит… — Извини. Просто замотался. Вспомнил, что Стасу совсем не звонил. Про тебя забыл.       Антон понимал, что Арсений не специально и, раз уж у него было столько дел, то немудрено, что он устал и забыл, но это все равно было обидно.       Он не сердился за это на Арсения. Нет. Скорее на обстоятельства, которые словно были против них, Антона и Арсения. Эта непонятно откуда взявшаяся занятость. Если бы Антон не знал Арсения, то решил бы, что тот все это выдумал, чтобы просто избавиться от Антона. Но Арс же не такой. Его Арс не такой.       Он бы ни за что так с ним не поступил. Он его точно любит, точно не бросит, точно будет рядом всегда и везде. Даже километры не сломают их любовь. Никто им не помешает. Да даже отец Арсения! Никто и ничто. Никогда. Они всегда будут любить друг друга. Навеки. — Слушай, связь пропадает. Пока, — поспешно сказал Арсений, уже собираясь сбросить. — Очень жаль. Пока, Арсюш. Я, — отчего-то Антон сделал паузу. Словно засомневался в собственных словах. Хотя ему казалось, что эти слова — самое искреннее, что он произносил за всю свою жизнь. — Я тебя люблю. — И я, — ответил Арсений и сбросил, а у Антона остался какой-то непонятный осадок на душе. Неужели он не мог сказать полностью? Повторить фразу. Он всегда так делал, а теперь не стал.       Антон решил, что накручивает себя, что Арсений просто очень устал, что связь действительно была настолько плохой, что у Арсения просто не было другого выбора. Или может, он даже договорил, но связь оборвалась?       Антон не помнил, что было дальше. Не помнил, как дошел до самого дома. Помнил, что не поел.       Антон помнил, что просто вырубился, коснувшись подушки. Он сразу ощутил усталость и не смог с ней сопротивляться. Был выжат, как лимон.       Антон помнил, что все, чего он желал на данный момент — обнимать Арсения, а не одеяло.