Сердце бейся

При жизни Асано Кимико не была хорошим человеком. Да и человеком ее можно было назвать с натяжкой. Натуральный монстр в человеческом обличии. Иными словами — тварь. Собственные мать и отец относились к ней предвзято, держали в строгости и лишний раз не баловали сладостями или теплым словом. Кимико выросла на зависти к кровной сестре, у которой все получалось с первого раза и лучше. Которой не нужно было завоевывать родительскую любовь. Марико росла счастливым ребёнком в розовых очках, была вечно на позитиве и осталась такой же доброй и удушливо милосердной. С наступлением совершеннолетия Кимико покинула отчий дом. Вот только вкус свободы совершенно не пришелся ей по нраву, так как приходилось перебиваться по ночлежкам и самой зарабатывать себе на жизнь, к тому же не самым честным путем. Она воровала, грабила, обманывала и спала с мужиками за деньги, и даже рождение дочери не остановило ее от всего этого. Среди своих клиентов Кимико выискивала подходящую кандидатуру для брака, а когда нашла — сразу же забеременела, чтобы тот не отвертелся. Вот только прогадала с выбором. Миура Ренске оказался тем ещё козлом и ребенок на стороне ему был не нужен. Над именем новорожденного дитя Кимико долго не думала — увидела первое попавшееся на бейджике медсестры и вписала в свидетельство. Наверное, она собиралась оставить ее прямо там и сбежать, но за каким-то хреном передумала. Больная дрянь. Эгоистичная сука. Каяо могла приютить какая-нибудь хорошенькая семья и там бы она не знала горестей и печалей… В голове проносится воспоминание, когда Тварь вцепилась в ее волосы и повела в детдом. Каяо тогда ревела навзрыд, потому что мать запугала тем, что в приюте ее каждый день будут избивать, морить голодом, а когда придет время ее вышвырнут на улицу, как вшивую псину. Это ничем бы не отличалось от ее обычной жизни, но все же было дико страшно. И она просила на коленях не отдавать ее в это плохое место, сама лично хотела остаться с мамой. Да… в те времена Каяо ее так называла. Аж самой тошно. По вторникам Каяо всегда посещала могилу матери. Не потому что любила или скучала. Приходила, чтобы позлорадствовать, потому что злодейка покоится в грязной сырой земле и там ей самое место. А она — героиня — каждую неделю отчитывалась о своих добрых деяниях. Пыталась доказать, что она чего-то да стоит. Мамаша всю жизнь ей твердила, что у нее никогда не будет друзей и никто ее не полюбит. Что мужики всегда будут пользоваться ей, а, в конце концов, она умрет в одиночестве. Или что она не закончит и средней школы, потому что ее обрюхатит какой-то долбоеб, который бросит ее с ребенком на руках и она вместе с отродьем сгниют на улице. В следующий раз надо привести Чифую. Познакомить их и, конечно же, похвастаться. Тварь в гробу перевернется, когда увидит, что есть тот, кто никогда не оставит ее, будет заботится и любить, несмотря ни на что. Мысли о Чифую наполняли ее душу радостью и теплом. И ее обещание взыграло новыми красками, потому что теперь она была не одна. Когда они закончат школу — обязательно поженятся, начнут зарабатывать на совместное жилье и съедутся. Им не нужен просторный двухэтажный дом, небольшой квартирки будет достаточно, чтобы прожить там душа в душу до конца своих дней. «Ты просто мусор», — шепчет ей ветер. Тварь проявляется во всем: в ее собственных глазах, в поведении, в словах, в том, как она ругается, в мыслях, в кошмарах. Она всегда будет с ней и Каяо уже не сможет избавиться от ее незримого присутствия. — Мразь, — буквально выплевывает и пинает надгробный камень. Ей каждый раз больнее, но она не теряет надежду когда-нибудь его опрокинуть. С ее смерти прошел лишь год. Когда Тварь умерла, это не было внезапно. Она полгода мучалась от плохо самочувствия, а потом резко спустила дух прямо у нее на руках. Было настоящем наслаждением следить за тем, как она молила о помощи, а искра в ее глазах потухала. Если бы Каяо могла зациклить какой-то момент своей жизни, то это бы было именно оно. Как эта тварина харкала кровью и крючилась на полу. Каяо никогда не считала эту женщину своей матерью, потому что Тварь сразу обозначила границу между ними. Каяо была рабой, грушей для битья, приманкой, предметом шантажа, способом клянчить деньги и пособия, инструментом. Каяо была бесполезной, дрянной, никчемной девчонкой; малолетней сукой и гадиной; уродливой, убогой и невозможной. И никогда дочерью. Когда Каяо оборачивается на звук шагов, все ее нутро вскипает от злости. Он не должен быть здесь. Майки встаёт к ней плечом к плечу, как когда они стояли у Шиничиро. Что ж. Видимо, она сильно задела его в тот раз. — Не говори с ней, — просит крайне серьезно, вспомнив о его способности. Она поджимает губы, когда он делает шаг вперед. Каяо не хотела слышать, что мать думает о ней. И боялась, что Тварь приоткроет завесу тайны своей жалкой смерти. Майки улыбается, упиваясь ее страхом. Это все же лучше, чем ее фальшивая маска. Манджиро хочет, чтобы эмоции Каяо испытывала рядом с ним и исключительно из-за него. — Не буду, — дать слово было легче простого. Все же он не был экстрасенсом, каким его считала Каяо. Он, конечно, разговаривал с братом, но на других мертвецов это не распространялось. Манджиро сложил ладони на уровне груди и ему тут же прилетел не хилый удар в плечо. — Помолиться тоже нельзя? Или мне следует пнуть ее? — ехидничает. Она скрипит зубами, но на губах появляется дежурная улыбка. С палачом надо вести себя мило и услужливо, если она желает, чтобы он снес ей голову одним точным ударом. И сама же одергивает себя за свои мысли. Может, если Чифую захочет поступить в универ, Каяо его отпустит. Или если он захочет ребёнка, Каяо родит. Даже двух. Она приложит все усилия, чтобы они вместе были счастливы. И Тварь не посмеет разрушить ее будущее. — Зачем пришел? Соскучился? — Эмма хочет нас свести, — озвучивает вслух, но уверен, что эта новость для нее не нова. — Я знаю, — в глазах пляшут нотки лукавства. — Мы уже придумали план, — призналась, следя за его реакцией. Майки прекрасно умел контролировать эмоции, но от поступившей к горлу тошноты не сдержал тяжелого вздоха. Каяо, не скрывая, насмехалась над тем, как он пульнул в ее сторону строгий взгляд. — Я что, тебе настолько омерзительна? — и он слышит в голосе обиду. Либо она не приемлет отказов, либо получала их слишком много за все свои семнадцать лет. — Не ты, а сами отношения, — Майки говорит мягко и легко улыбается, пытаясь убедить, что дело вовсе не в ней. Каячин ему нравилась больше других девчонок и то, что он с ней просто разговаривал, приводило в шок всех его знакомых и его самого. — Я уже говорил, что меня это не интересует, — она только хмыкает, обдумывая что-то в своей голове. Каяо каждый раз подбирала к нему слова, словно боялась сказать что-то не то. И это было удивительным, потому что в жестах она никак не сдерживалось, и на рефлексах и просто так постоянно пихала его, как нашкодившего щенка. И отчитывать ее было бессмысленно, все равно ведь не послушает. Смелая и забавная со своими скелетами в шкафу. Что-то в ней было знакомое, что откликалось ему. И демоны громко шептали ответ, но голоса накладывались друг на друга и разобрать невозможно. План Эммы был до смешного наивный и нелепый, как и она сама. Да и Каяо уже не нужно вызывать ревность у Чифую, так они теперь вместе. Но Майки смотрел на нее так жалостливо, и она отчетливо поняла одно — Эмма была его якорем. И у нее возникло отчаянное желание помочь ему. Сделать его своим должником. — Скажем ей, что мы встречаемся и она от тебя отстанет. В чем проблема? — в том, что Майки не любит врать. Тем более его дорогой и горячо любимой сестре. — Ей нужны доказательства. — Типа кровавой простыни? — вскидывает бровь. — Можно устроить, — безразлично пожимает плечами. — Ведьма, — шипит Майки, кинув на нее напускной испуганный взгляд и пальцами делает крест. — Да нет же… — выпала в осадок. — Устроим пару раз ночевку друг у друга, а потом скажешь, что мы расстались и она сама эту тему поднимать не будет. — Сомневаюсь… — Эми девочка чувственная, — тяжело вздохнула. Каяо не любила, когда приходилось объяснять буквально на пальцах. Это же его сестра, неужели не понимает? Глупые мальчишки, лучше бы они вообще не существовали на этом свете. Кроме Чифую. — Покажешь ей, что я, сука такая, разбила тебе сердце, а она давить на больное не станет. — Зато с тебя живой не слезет, — идея ему казалась, откровенно — хуйня, но вместе с тем была во всем этом крохотная капля логики. А также эгоистичное желание рассорить сестру и ее «подругу». Возможно, что если все удачно пройдёт по плану Каяо, то он надавит на жалось и Эмма примет его сторону. — Это плохая идея, — продолжал стоять на своем. — Вдруг кто-то узнает, что ты моя девушка? Тогда на тебя могут начать охоту, — она на это лишь фыркнула. Идиотка. То, что Майки выставлял себя в таком свете ее позабавило. Какие у него могут быть враги? Орава младшеклассников? Каяо не интересовалась слухами о его банде, а все хвалебные рассказы Эммы слушала в пол уха. Ей, честно, насрать на эту хренову Тосву, лишь бы к ней не лезли. Каяо нравилась вся эта байкераская романтика тем, что парни набивали друг другу морды и разбивались насмерть на мотоциклах. Если мужской род таким образом хочет самоуничтожится, то флаг им в руки, она им мешать точно не будет. — Да что они сделают? Побьют? — спрашивает, скептически выгнув бровь. Каяо умела постоять за себя. А разбивать парням носы — ее любимое дело. — Иногда избиение это меньшее, что могут сделать, — заявил мрачно и тихо. Она больше не беспомощная девчонка тринадцати лет. Ни один мужлан не посмеет ее безнаказанно и пальцем тронуть без ее согласия. — Я ничего не боюсь, — и снова ложь. Но Майки не разозлился. Такую глупость даже враньем нельзя назвать, просто она хочет казаться сильнее, чем она есть. Бесстрашие Каяо граничило на уровне безрассудства, может даже безумия, но ничем хорошим для нее это не закончится. — Значит ты дурочка, — снисходительно улыбнулся, покачав головой. Почему-то обзывательтсва из его уст всегда звучали не оскорбительно и даже мило. Но все же Каяо обижено надулась и зарядила ему кулаком в плечо. Она вообще любила без причины распускать руки, и Майки это даже нравилось. Не то, чтобы он испытывал удовольствие получать пиздюлей от, возомнившей о себе невесть что, девчонки, а то, что кто-то общался с ним на равных. Таких людей слишком мало в его кругу. И это определено вызывало восхищение. — Можно подумать, ты чего-то боишься. — Нет, — отплатил ее же монетой. Это не было ложью. Потому что командиру Токийской Свастики не предстало бояться. Но Манджиро много переживал. За Эмму, за своих друзей, и даже за глупышку Каячин. — Значит ты тоже дурак, — сделала вывод, самодовольно усмехнувшись. — Видишь, как мы друг другу подходим? — у Майки подкатило к горлу и он рассмеялся. Таким мягким, обволакивающим смехом, что Каяо накрыло. Ей отчего-то стало легко и спокойно. — Пойдем, — рукой подзывает идти за собой, — прокатимся, — даёт пояснение, обернувшись через плечо. Каяо ещё несколько секунд сверлит его спину взглядом, а потом делает несколько неуверенных шагов. Их хватило, чтобы нагнать его, потому что Майки идет медленно, вразвалочку, еще и шаркает сандалями по асфальту. Бесит, но ему так идеально подходит и в противовес думает, что выглядит круто. Руки держит в карманах, в плечах чуть сгорблен — значит расслаблен, подбородок держит на уровне, смотрит прямо и не задирает нос. В отличие от Чифую, он не оборачивается поверить идет она за ним или нет: либо настолько уверен, что она его послушает, либо чувствует присутствие рядом. Бесит вдвойне. Но идет следом. Это все его чертовы гипнотизирующие глаза виноваты. Хочется вырвать их, забальзамировать в банке и любоваться. Как бы она не презирала мужской род, Каяо падка на красивые вещи. А Майки хорош собой. Но ей больше нравилось, когда он смотрел на нее своим особенным взглядом, а для этого его надо вывести из равновесия. — Я не планирую умирать, — говорит ему, когда они подходят к байку. И зачем-то добавляет: — пока что, — брови дернулись к переносице. Нет. Она хочет жить. Хочет узнать, какое будущее ее ждёт вместе с Чифую. — О, — повернул к ней голову и очаровательно улыбнулся, — это хорошо, — больше он ничего не сказал. Знал ли он, что ещё до недавнего времени — это была ее главная цель? Наверное, да. Потому что его орлиный взгляд читает ее насквозь, как открытую книгу. Видит все ее настоящие чувства и эмоции за толстой стеной фальши. Знает, когда она злится лишь по одному незначительному подергиванию на лице. Возникшая связь тянула их друг к другу на одинаковом уровне. И если постараться, может немного присмотреться к нему, то Каяо тоже сможет его понять. А нужно ли ей это? Майки молча протягивает ей шлем, и здесь нет Чифую, чтобы притворяться, будто она не умеет его надевать. Он садится первым, она — за ним. Манджиро нравится, как столь маленькие и нежные руки обвивают его талию и смыкаются в замок на животе. Отчего-то приятно, когда разбитые коленки под плотными колготками, прижимаются к его бедрам. Смешно, как она подбородком давит в мягкое место на стыке плеча и лопатки, чтобы сделать ему больно. Единственная девушка, которую он катал на своем мотоцикле — его сестра, да и та больше предпочитала ездить с Кенчиком. Немного обидно, но разве он мог ее винить? Каяо, наверняка, тоже предпочла бы не ехать с ним, если бы был выбор. Майки зачем-то привозит ее в свое любимое место — к реке. Место, куда они приезжали с Шиничиро. Где брат кормил его обещаниями, что этот город обязательно достанется ему по наследству. И глупый Манджи верил ему в те времена, широко улыбался, хамил и вызывал брата на дуэль, чтобы скорее прибрать власть к рукам. Шиничиро смеялся, снисходительно трепал его по волосам и просил подождать. Здесь самые красивые и яркие закаты, какие он вообще видел. Не то, чтобы Майки из тех, кого волнует подобное, но с Шиничиро любая мелочь казалась значимой. А потом Шиничиро погиб. И Манджи умер вместе с ним. Он чувствует, как у Каяо внутри все переворачивается. Видит краем глаза, как она прячет дрожащие руки в карманы джинсовки. Кажется он даже слышит, как сердце ее готово вырваться из груди. Такая трусишка. Может воды боится? Не думает же она, что после ее слов ранее, он вздумал ее утопить здесь? Манджиро нравилась Каячин, такая, какая есть. И он не желал ее смерти. — А ты редко улыбаешься, да? — отвлекает ее разговором, а сам садиться на бордюр лицом к дороге и многоэтажным домам. — Почему? — интересуется следом. Майки не понимал этого, потому что он сам был непрочь повеселиться с парнями. И, порой, из-за этого чувствовал… вину? Да. Как будто он не достоин, не заслуживает радостей этого бренного мира. Каяо сверлит его взглядом сверху. Она постоянно давила губы в кривой, мнимой ухмылке. И прекрасно поняла, что он имел ввиду. — Просто мне не хочется, — она садится рядом, опираясь руками за спиной и вытягивает ноги вперед. Закидывает голову к небу. Еще чуть-чуть подождать и они смогут увидеть звезды. — Тебе грустно? — Постоянно, — не стала юлить. С Майки хотелось быть честной. Наверное, потому что необъяснимая связь делала их друг к другу ближе. Или потому что он дал ей понять, что не приемлет вранья. — Зачем ты меня сюда привез? — общение с Майки высасывало из нее все силы, но с ним было спокойно. И она презирала себя за это. — Просто так, — а в глазах смешинки. — Здесь красиво, ты так не считаешь? — Она кидает осторожный взгляд за спину. Река переливалась красным от заходящего солнца, и Каяо почувствовала, что воздуха резко стало слишком мало. Интересно, если бы она тонула, Майки бы позволил ей умереть или спас? — Нет, — она с трудом отвернулась. — Воняет тиной. И я хочу домой. — Хах, — он прыскает, развеселившись. Прикрывает глаза и втягивает носом, но слышит лишь едкий запах духов. Стойкий дурман из персика и вишни. Кажется, в прошлый раз от нее пахло дыней, а в первый раз он чувствовал цветы. Каяо всегда такая разная. — И вправду… воняет, — он жадно вдыхает, чтобы насытить своих демонов. — Мне нравится. — Ты странный, — морщится, словно он какой-то грязный извращенец, и пихает его локтем. — И совсем не умеешь выбирать места для свиданий. Я скажу Эми, чтобы она преподала тебе парочку уроков. — М, — тянет, надув губы, — Каячин такая жестокая! Злюка! — показал язык и вскочил. — Вот уеду без тебя, будешь знать! — он побежал вместе с байком и на ходу стал его заводить. — Ха?! — она злостно подорвалась и кинулась следом. — Привез меня в жопу мира и смыться вздумал? — Каяо встала в ступор, когда он ловко запрыгнул на мотоцикл. — Бай-бай! — со смехом отсалютовал ей рукой, уезжая вперед. — Говнюк! — кричит ему вдогонку, а у самой злые слезы наказываются на глаза. Она беспомощно оглядывается, материт весь этот свет, Майки в первую очередь, и идет в противоположную сторону. Вроде бы оттуда они и приехали. Слышит, как сзади ревет мотоцикл и через секунду он равняется с ней. — Не злись, Каячин! Я пошутил! — этот гад ещё и смеется над ней. Подрезать бы ему провод тормоза, чтоб неповадно было. — Ты что, плачешь? — спрашивает расстроенным голосом, но мотор не заглушил, а продолжил ехать рядом. На его месте Чифую все бы бросил, чтобы успокоить ее. — Хочешь угощу тебя тайяки в качестве извинений? — она остановилась и обернулась к нему. Майки вжал тормоз и его резко бросило вперед. — Ой-ей! Чуть не вылетел! — придуривается и поворачивается к ней с лучезарной улыбочкой. Он протягивает ей шлем и надевает сам. Каяо сжимает его плечо, впиваясь ногтям, когда садится за его спину. — А ты с чем больше любишь тайяки? Я вот — с бобами! — С сыром. — Фу! Извращенка! Ай! — он морщится, когда она с силой тянет его за торчащие волосы. — Все ещё злишься? Я же уже извинился! — Вообще-то нет, — и следом щипает за бок. — Разве? Они тронулись с места, но он так и не попросил прощения. Да и ей, честно, не было дела до этого. Она лишь надеялась, что ей удастся вкусно перекусить. Может они даже обсудят ещё раз их общую проблему с Эммой.