Сердце бейся

Атмосфера на кладбище навевала на нее стойкое умиротворение, словно накладывала туман на голову. Морок. Единственное место, где Каяо чувствовала себя безмятежно, будто на своем месте. По крайней мере, так было раньше. Нет-нет да и проскакивали мысли о смерти, но теперь у нее хотя бы была цель. Каяо хотела петь и танцевать, ведь она влюбилась. Впервые в жизни. Раньше она испытывала к парням одно отвращение (Чифую стал единственным исключением), но все изменилось. Она изменилась. Она стала лучше. Пускай он ее отверг (она не собиралась так просто сдаваться), Каяо превозмогла себя и двигалась дальше. Потому что клялась себе постараться, будучи на волосок от смерти. Она впервые вдыхает в себя жизнь и старается наслаждаться. В какой-то момент начинает втягиваться — ей, вправду, нравится сплетничать со своими знакомыми в школе и болтать ни о чем, а за приятной беседой, оказывается, и есть вкуснее. Активно вслушивается в лекции на уроках, хотя не понимает от слова совсем, и что-то переодически записывает в тетрадь. На перемене старается не обращать внимание на задиристых девчонок, но это их только сильнее распыляет, правда, с кулаками первыми не лезут. Боятся, наверное, в очередной раз получить по ебалу. Каяо только с виду хрупкая, но уроки по дзюдо дали свои плоды. На подработке впервые перекинулась парой будничных фраз со своей сменщицей. А мысли вступить в драмкружок стали появляться все чаще. Она всю жизнь умело притворялась: любящей дочерью; прилежной, пусть и глупой, ученицей; ответственным сотрудником; чьим-то другом; благодарной племянницей; человеком. Наверное, актриса из нее выйдет хорошая. Самую малость, но жить было приятно. Всегда в радость было поплеваться ядом на надгробный камень женщины, которую она называла своей матерью. Тетя Марико неприлично потратилась, чтобы найти хорошее место для этой твари. Непонятно — зачем. Ведь тетушка знала, насколько дряной и двуличной была та женщина, сестры, как-никак. Видимо, в Марико взыграли какие-то «семейные чувства», коими семья Миура не обладала. Тварь всегда пеклась только о собственном благополучии, отец отмахивался от них копейками, лишь бы его первая семья не узнала о том, что он неверный муж, а Каяо… Нет. Она запретила себе думать об этом. Ей нельзя выдавать себя. Тварь унесла этот секрет в могилу. И там им и место. Сегодня она во всем чёрном, погода пасмурная, но очки — ее извечный аксессуар. Мелкий дождик барабанит по зонту, а на нее смотрит могила совсем молодого парня. Интересно, какой он был? Красивый? Чем он занимался при жизни? От чего умер? Это был ее ритуал. Каждый раз она проходила новый путь, прежде чем добраться до места захоронения матери. Смотрела на ее соседей и мысленно им сочувствовала, что нет им покоя даже после освобождения. Каяо на сто процентов уверенна, что Тварь терроризирует всех обитателей этого кладбища. Или продает свое астральное тело за призрачные купюры. Она ничего и не умела кроме того, что водить мужиков в их дом и за деньги раздвигать перед ними ноги. Жалкая шалава. И, что уж греха таить, Каяо просто нравилось загадочно стоять у могил. Она представляла, как лежит в холодной сырой земле, а от ее бездыханного тела с каждой весной оставалось все меньше и меньше. Она мечтала о тишине и покое. Чтобы никакие мысли не тревожили ее голову. Чтобы воспоминания о Твари выветрились, словно их никогда не было. Чтобы не снилось кошмаров. Как бы ей хотелось затереться в Аокигахара и стать одной из этих безликих самоубийц. В таком случае Марико не сможет похоронить ее рядом с Тварью. Может даже кремирует и развеет прах в каком-нибудь красивом месте. Каяо бы не хотелось стоять на покосившейся полке рядом с уродскими сувенирами с курортных островов. — Ты кто такая? — ее тысяча браслетов звенит на руках, когда она оборачивается на голос. Она припускает черные очки, чтобы оценить парнишку по достоинству. Он был вымокшим до нитки, и чёрная форма тянула его вниз. Отличительная черта на ней — вышивка золотым. Как у Чифую. С тех пор, как она себе поклялась, то стала более внимательнее к парням (от чего ее переодически воротит). Но на этого мальчика было приятно смотреть. Каяо нравятся его белокурые волосы. Ростом он не выше ее самой, зато в плечах — шире. Красивый. Значит и Шини таким же был. Наверняка мальчик его младший брат. Одно из ее обещаний было — завести парня. Пускай она всей душой продолжала любить Мацуно, Каяо понимала, что так просто он ей в пасть не полезет. Чифую ужасный упрямец и даже на смертном одре не отступится от своих слов. В отличие от нее. Каяо чертова лгунья и она не побрезгует ничем ради достижения своей цели. Светлый, добрый, нежный Чифую Мацуно должен быть только ее. Ей отчаянно хотелось стать его смыслом жизни, каким он стал для нее. У нее никогда не было желаний и стремлений, что-то или кто-то всегда ограничивали ее, и она со смирением терпела нападки и паскудство паршивой Судьбы. Разве она не заслужила… разве она не имеет право на… счастье? Когда Майки смотрит ей в глаза, он видит собственное отражение. Он так четко отображается в них, что видит, как все его внутренние демоны выходят, чтобы лично поприветствовать ее. И это пугает, потому что они ещё ни на кого так не реагировали. Демоны бьют поклоны в восхищении, потому что нашли свою суженную. Вторую половину мертвой души. Они бьют набатом по голове твое. твое. твое. сломать. сломить. сожрать. Он не раз видел ее: в цветастой вычурной одежде, словно прямиком с цирка сбежала; в платье, походившем на свадебное, шлейф которого достигал метр в длину; в китайском кимоно; в школьной форме; в спортивке. Она стояла то тут, то там, никогда надолго не задерживалась. Дракен суеверным не был, но всерьёз считал ее приведением, потому что она ни разу не откликнулась на их зов. И велел Майки не обращать на нее внимания, чтобы она не наслала на них проклятье. Было забавно, что заместитель командира Токийской Свастики боится какой-то девчонки. Как будто Кенчик не знает, что призраки не издают звуков при ходьбе. Но Майки, честно, старался не смотреть. Шиничиро помогал ему не поднимать взгляд, когда он слышал цокот каблуков по каменной кладке или глухой стук подошвы, когда она шла вприпрыжку. Даже когда она напевала себе под нос, будучи в трех метрах за его спиной, он не обернулся. А демоны Майки подсознательно подзывали ее каждый раз ближе. Вот и дозвались. Наверное, не зря Шиничиро и Кенчик опасались ее. Но он не мог оставить без внимания то, что она сама подошла к его брату. Это был вызов. Словно она хотела проверить его терпение. — Ты знала Шиничиро? — подходит ближе и бесцеремонно встает под чужой зонтик. Каяо на автомате пихает мальчишку локтем, лишь бы не соприкасаться с ним, но он и на шаг не сдвинулся. — Нет, — она скривились от чужой наглости, вызвав на мальчишеском лице самодовольную улыбку. Если бы не сраный дождь, Каяо бы возможно огрела чудака зонтом. — Что тогда здесь делаешь? — спрашивает шепотом, а ладони сжимаются в кулаки. Каяо думает, что он, наверное, много пережил. Но ее мало заботили чужие переживания. У самой жизнь не сахар. — Он меня позвал, — кивком указывает на могилу брата. Она не может объяснить по-другому, почему вдруг остановилась здесь. Просто захотелось. Просто прежде у него не была. Просто та страшная бабка со смешной фотографией на камне больше ее не веселит. — С мертвыми говоришь? — его черные глаза оценивают ее, и взгляд у парнишки опасно темнеет. Их тьма завораживает. И Каяо хочет наброситься на него, потому что чувствует необъяснимую связь, хочет потонуть во мраке его души, раствориться в нем без остатка. Исчезнуть. У нее пронеслось множество ассоциаций, но единственное, что она особенно выделила для себя — смерть, его брата, его самого и ее собственную. Она чувствовала, что эти глаза несут погибель всем, кто в них заглянет. Но ей было спокойно. Почти безмятежно. — Да, — она не в силах отвести взор. Или просто не хочет. Будь у этого парня нож в руке, она бы без раздумий бросилась на него. Каяо оставила мысли о суициде, но если бы он решил забрать ее жизнь, она бы с радостью ему ее отдала. Самолично преподнесла бы на блюдечке. Ей отчаянно хотелось умереть в его сильных руках и перед смертью отпечататься ему на сетчатке. До чего же романтично. — Слышишь… его? Миура прикрывает веки, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. В голове пустота. Мертвые ещё ни разу не ответили ей. А она тысячу раз жаловалась здешним обитателям. В необъяснимых приступах (иногда от злости, иногда в сильнейшей апатии) рвала траву, задувала благословения и без зазрения совести съедала чужие подношения. Затхлым трупакам на ее пакости, и тем более — молитвы, глубоко насрать. — Сложно сказать, я как будто его… чувствую, понимаешь? — и он предельно серьезно кивает. Неужели с этим парнем, они вправду разговаривают? Так захватывающе! Миура хочет расспросить его: когда мертвые стали говорить с ним? После смерти брата? Или это началось раньше? На что это похоже больше: на настоящий разговор или это ощущается на духовном уровне? Может ли он передать ее матери, чтобы та горела в Аду? Он что, получается, экстрасенс? На деле она и рта раскрыть не могла. Губы плотно сжались в нежелании. Нутром понимала, что лучше не стоит ворошить это осиное гнездо. Будь на его месте какой-нибудь наивный дурак, Каяо бы не постеснялась задать каждый из них вслух. Вежливость и чуткость — не то, чем она могла гордиться. Бывало переступала через себя, ради какой-либо выгоды, но это стоило ей огромных усилий. А сейчас было не так, ощущалось совсем по-другому. Ей это чувство совсем незнакомо. Это что-то граничило на уровне страха, но оно совсем не похоже на тот ужас, когда она падала в бездну. Каяо в жизни столько не испытывала, как за последние несколько дней. Дождь стал барабанить все реже и последние капли стекали по зонту, разбиваясь оземь. Небо все ещё было затянуто плотными тучами и вряд ли они еще увидят солнце сегодня — время близилось к закату. Каяо вытягивает ладонь, чтобы убедиться — не закончился ли? Ей много чего не нравилось и пасмурная погода определенно входила в этот список. Но Тварь должна была получить свое недельное воздаяние. А Каяо уж очень сильно хотелось позлорадствовать, что, вопреки словам матери, она нашла того, кто полюбит ее. — Нравится? — красуется, когда он придирчиво осматривает ее руки. — Неа, меня такое не интересует, — безразлично пожимает плечами. Уязвленная таким равнодушием, Каяо отчего-то хотелось доказать ему, что это никакой не пустяк. Она скинула зонтик на землю и несколько капель неприятно ударили прямо в лицо, от чего она поморщилась. — Дай руку, — просит, пока снимает четки со своего запястья. Он колебался. Ему такие подарки не сдались и он не хотел быть обязанным этой странной особе, но она насильно дернула его руку к себе. — Они имеют магическое свойство, — Майки чувствует, когда ему лгут и знает, что девчонка немного хитрит в своих словах, но позволяет ей обернуть браслет пару раз вокруг своей руки. — Я читала, что на кончиках пальцах нервные окончания идут прямо в мозг. И если тебе будет плохо или грустно, просто потреби четки в руках и это тебя успокоит. — Не думаю, что такая глупость может меня успокоить, — он легко улыбается, пощупав подушечками пальцев гладкие бусины. Было в этом что-то отдаленно приятное, но не более. — Пускай ты так говоришь, но ты все же расслабился! — она довольно улыбнулась в ответ. И он с удивлением мысленно соглашается с ее словами, но быстро берет себя в руки. Каяо трет щеки, так как не ожидала, что ее так скрючит. Ей казалось только Чифую мог вывести ее на такие эмоции. Настоящие. — Ты что, ведьма? — хитро прищуривается, а она многозначительно молчит. Ее глаза безумно напоминали ему свои собственные. Такие же пустые, жаждущие любви и тепла. Скрывается ли за ними потаенное желание? Есть ли что-то, что она мечтает заполучить в этом мире? Что заставляет их сиять? Сано ещё не видел таких девчонок. И сильно сомневался, что перед ним стоит живой человек. Потресканные губы, налитые кровью, единственные имели хоть какой-то цвет на лице. Кожа ужасно бледная — смотреть жутко, руки ее нереально холодные, а под глазами залегли тяжелые тени. Если бы не пульсирующая вена на шее, он до конца был уверен, что имеет дело с призраком. Кенчик умрет, когда узнает, что Майки говорил с ней и более того — получил дар. — Ладно, мне пора, — Каяо проводит рукой по холодному надгробию, собирая в руку капли дождя. — Пока-пока, Шини, — подбирает зонтик, а с Майки она почему-то не прощается. Легко разворачивается на пятках и вприпрыжку уходит. Сано облегченно выдыхает, словно до этого не дышал вовсе. Смотрит ей в след и слова вырываются раньше, чем он успевает подумать об этом. — Стой, — когда она обернулась, ее волосы будто взлетели и плавно опустились на плечи. Такие темные и густые, что захотелось провести руками, зарыться пальцами. Дернуть с силой. Намотать на кулак. — Как тебя зовут? — Каяо, — машет пальчиками, но не успела она и двух шагов сделать, как обернулась вновь. — Я должна спросить: хочешь быть моим парнем? — его мягкий смех ласкает уши. Пожалуй, она бы даже могла с ним встречаться на самом деле, если бы не любовь к Чифую. — Извини, мне не нужны отношения, — демоны протестующе завыли. Им не хотелось так просто отпускать свою добычу. — Ну, ладно, — ни капельки не расстроилась. Каяо засеменила к могиле своей матери. Новое знакомство оставило странное послевкусие, и, к своему стыду, она призналась, что ей хотелось попробовать ещё. Но это же не измена, да? Она любит только Чифую. И только он один нужен ей. Майки мрачно смотрел ей в след, пока демоны царапали рёбра изнутри. Они уже жаждали нового свидания, а он лишь надеялся, чтобы этого никогда не произошло. Он не знает, сможет ли сдержаться в следующий раз. Дождь полил с новой силой. Шиничиро тоже недоволен этой встречей.