"Я тебя обожаю"

— ...Так, значит, ты не только Ведущий, но и порноактёр, — после долгого молчания выдал неожиданно Ги-хун, и Ин Хо подавился вином. — Это многое объясняет, — сказал он задумчиво, глядя как его тюремщик откашливается в кулак, стараясь при этом держать спину и сохранять достоинство. — Что объясняет? — спросил тот, вытирая салфеткой рот. — С чего ты так решил? Прежде чем опровергнуть его заблуждение, Ин Хо действительно было любопытно узнать ход мыслей своего пленника. 456-й сидел за столом напротив и ковырял вилкой и ножом говяжий стейк, не делая ни единого усилия, чтобы взаправду его разрезать. — Эта чёрная маска — твой атрибут... Помимо какого-нибудь зрительского фетиша, она ещё и сохраняет твоё инкогнито... Ты спустился в овечий загон, чтобы выбрать себе ещё один атрибут, и по какой-то причине твой выбор пал на меня, — видимо, Ин Хо смотрел слишком уж интенсивно, поскольку Ги-хун не выдержал, опустил глаза и на его скулах выступил румянец.— Может, так совпало, может, в наказание... — Какая глупость... — прошептал на выдохе Ведущий и еле удержал губы от того, чтобы те не расплылись в стороны. — И теперь я здесь, твой расходный материал, который никому не нужен и который никто не станет искать... Ин Хо не мог больше сдерживаться и в голос рассмеялся. — Сколько ты не ел, Ги-хун? — спросил он с весёлой улыбкой, поднимаясь из-за стола, и стал обходить его вокруг. — Ты и во время игры почти не притрагивался к пище. Это голодный бред, давай я разрежу тебе мясо. Ги-хун бесстрастно посмотрел на него и без сопротивления передал ему приборы. Он, в отличие от Ин Хо, не веселился. — Бред — это соглашаться на такие требования. Руки Ин Хо остановились на секунду, затем он продолжил разрезать стейк на ровные маленькие кусочки. — Это был ультиматум, — сказал он мягко, — не моё решение... Он пододвинул тарелку своему «гостю» и вручил обратно приборы, но не спешил пока отходить, задумав заодно заполучить поцелуй прощения. Мягко взяв Ги-хуна за подбородок, он уже было склонился забрать причитающееся, но встретил вместо радушия хмурый взгляд и ледяной тон: — Ты точно так же исполняешь чужую волю, так чем ты лучше нас, скаковых лошадей? — Ги-хун... — выдохнул Ин Хо, — у меня правда нет выбора, я бы не стал... — Не стал бы что? Насиловать меня? — вскинулся тот, хватая его за запястье и отнимая его руку от своего лица. — Убивать моего лучшего друга? Вдохновлённый собственным гневом, он поднялся из-за стола, со скрипом отодвигая в сторону стул. — «Лучшего»? — машинально отозвался ревностью на его заявление Ведущий. Он схватил в кулак ворот чёрной футболки без цифр и дёрнул мужчину на себя. — Если бы не ты со своим штурмом, не твоя любовь к нему, он бы жил дальше, Ги-хун. Не я виновник твоих неправильных решений. Лицо 456-го на секунду исказилось гневом, затем гримаса сменилась иронией: — А вот трахать меня на камеру — это, по-твоему, правильное решение? Тебе за это хоть сверху заплатят? Часто таким занимаешься? У Ин Хо вырвался рык. Он вновь дёрнул на себя пленника, подтянув его к себе вплотную. — Тебя там не было — ты не имеешь представления, — сказал он, пытаясь смотреть прямо, но всё соскальзывая взглядом к искривлённым отвращением губам, — не знаешь, что они хотели вместо этого с тобой сделать, не знаешь, как много человек хотели в этом участвовать, — он неосознанно облизнулся и усилием воли заставил себя сосредоточиться на теперь уже расширенных глазах Ги-хуна. — То, что это сделаю я — твоё избавление. Тот выдохнул и раскрыл рот, и Ин Хо тотчас же, лишившись прошлой установки, уставился на его губы — те были слишком близко от его собственных. Он мог вполне преодолеть эти последние несколько сантиметров, впиться в них поцелуем, но что-то теперь останавливало. — Я... — губы медленно сомкнулись, чтобы сформировать согласные звуки, — выходит, должен тебя благодарить?.. Подняв глаза, Ведущий увидел устремлённый на него уязвимый взгляд и кривую тёмных бровей: Ги-хун наконец начал понимать, что это не было больной фантазией Ин Хо, что всё происходило взаправду, и что ради сохранения своего места, тот, кажется, вполне готов пожертвовать его честью. Ин Хо вздохнул и, выпустив из пальцев футболку, проигнорировав, что его пленник инстинктивно отстранился от его прикосновения, со второй попытки погладил его по щеке. — Пожалуйста, поешь, принцесса, — сказал он, мягко улыбаясь беспокойно ищущим глазам, — я не хочу, чтобы ты умер от истощения. Ги-хун, всё это время надеявшийся, теперь застонал, протёр лицо ладонью и опустился на стул — ноги его не держали. — От чего же тогда я по-твоему должен умереть, Ёниль? — спросил он безжизненным тоном, глядя, как тот снова занимает место напротив. Ин Хо не стал исправлять его, хоть и было неприятно, что Ги-хун по-прежнему называет его вымышленным именем. Вместо этого он посмотрел на него ласково — так же, как раз или два позволил себе Ёниль в редкие минуты гармонии с миром и неуместными чувствами к своему врагу. Он мягко улыбнулся и тихо проникновенно проговорил: — Разве что от моей любви. От этих слов всё будто замерло, остановилось: время, часы, сердце... Потом спохватилось и пошло дальше, но 456-й по-прежнему смотрел на Ин Хо неподвижно и скулы его горели. Ги-хун ничего не ответил на это странное признание, однако на лице его было написано такое изумление, что сложно было бы более красноречиво отреагировать на эти слова. Смешавшись, он опустил взгляд на разрезанный в тарелке стейк и, машинально взяв в руки вилку, принялся за еду.

* * *

В тишине они ужинали всего с десяток минут, но время тянулось лениво и казалось вязким как дёготь. Час эфира приближался, но пока беспокойство не находило на Ин Хо в полной мере — пока он с удовлетворением наблюдал, как кусочки нарезанного им стейка один за одним исчезают во рту его гостя: тот пережёвывал мясо и время от времени подносил ко рту стакан воды — от вина он сразу отказался. Затем, когда на тарелке не осталось мяса, не тронув ничего из расставленных по столу угощений (нарезанные овощи, фрукты, соевые сыры), но, по-видимому, посчитав свою миссию выполненной в полном объёме, Ги-хун поднял глаза на человека, делившего вместе с ним приём пищи и, судя по жару, с каким реагировало тело 456-го, всё это время не отрывавшего от него взгляд. Ин Хо дёрнул бровью — «Я весь внимание», и Ги-хун секунду оценивал его выражение лица. Затем взялся обеими руками за край стола — на случай отказа. — Помоги мне уничтожить эти проклятые игры, Ин Хо, — сказал он негромко и внушительно, глядя на него с тем же упрямым выражением лица, с каким он подбивал игроков на штурм командного пункта. — Хватит терпеть унижение и исполнять противные тебе самому приказы. Ты выше этого, ты лучше, ты знаешь об этом. У Ин Хо что-то дрогнуло внутри и на секунду спёрло дыхание. Затем его лицевые мышцы расслабились, губы растянулись в сдержанную улыбку — мысль Ведущего перескочила к насущному. — Этот приказ — тоже следствие твоего решения, Ги-хун. Если бы ты не остановил тогда игру, подобного бы не произошло. Но 456-й ничего не ответил и только продолжал смотреть на него. Выжидающе. Вместо того, чтобы спорить, просить или приводить доводы, он предоставил всё это внутреннему диалогу своего врага, узника и любовника. В пользу Ги-хуна говорил лишь один аргумент, который невозможно было оспорить: ненормальная страсть, которую испытывал к нему Ин Хо, и он, не имея ничего больше, надеялся ею воспользоваться. В молчаливом ожидании он провёл несколько мучительно долгих секунд, глядя в непроницаемые глаза своего тюремщика, затем сглотнул сухой комок в горле и проговорил: — Я сыграю в твою игру ещё раз, но затем ты... ты мне поможешь. Тот медленно кивнул и принял предложенную жертву.