"Я тебя обожаю"

Какое-то время он не двигался и не отвечал. Ги-хун не торопил его. Замерев и приподняв свои мокрые от пота плечи в порыве защититься мужчина чуть заметно дрожал. — Не молчи, — потребовал Ги-хун, не пытаясь, однако, обернуться. Хотя угроза, что прежде предполагалась в ответ на это действие, уже не имела значения. Он предоставил Ин Хо раскрыть свою личность самому, доверился ему в очередной раз. «Отчаянный дуралей, однако...» Ин Хо отступил от своей жертвы на шаг. Заправился, застегнулся, но перчатки натягивать не стал. — Ёниль... — подняв и соединив брови домиком выдохнул Ги-хун. Голый, связанный, растянутый за ноги и за руки к турнику, беспомощный и, наконец, изнасилованный своим врагом, он был совершенно раздавлен правдой, в которой больше не было никаких сомнений. — Ёниль, ты убил их всех, Ёниль!.. Ин Хо смотрел на него не мигая, не дрогнув ни единым мускулом бледного невозмутимого лица. Он был иного мнения: — Нет, ты убил их всех, Ги-хун. Ты знал, какие последствия повлекут твои действия... — Нет! — Ты повел горстку неподготовленных людей сражаться против армии на незнакомой территории, — покачал головой Ин Хо, не осуждая, но и не придавая никакого оценочного суждения своим словам. — Ты просто поставил их перед фактом. Они исполняли твой каприз... 456-й издал отчаянный рык и сделал новую попытку вырваться. Из глаз хлынули слёзы, когда стяжки впились в тонкие запястья, стянули ещё сильнее лодыжки. — Это была наша единственная возможность выбраться отсюда живыми!.. — воскликнул Ги-хун, втягивая воздух дрожащими губами. Но он был здесь. Живой. В то время как другие... Ин Хо подошёл ближе. Разглядывая выражение отчаянья на несчастном лице. — Это была только твоя месть, акт безумия. У твоих друзей не было никаких шансов. Как и у тебя их больше нет... Он поднял свою руку, свободную в этот раз от перчатки, и коснулся пальцами мокрой от слёз щеки своего пленника. Тот отдёрнул подбородок. — Почему я всё ещё жив? — зло спросил он, глядя своему врагу в глаза. — Почему ты меня не убьёшь?! Ин Хо, не моргая, выдержал его взгляд. — Ты знаешь почему. — Зачем ты это делаешь? — снова спросил Ги-хун, с силой стискивая челюсть — до дрожи. Он изо всех сил презирал его: переносил на него досаду, винил в провале своего спонтанного штурма, страдал от его предательства... И совершенно не догадывался о самом очевидном. — Ты ещё не понял? — спросил чуть тише Ин Хо. Ги-хун молча посмотрел вниз — туда, где между его раздвинутых ног натекло две соединившихся лужи их семени. Из его зада всё ещё капали плотные тяжёлые капли. — Ты меня ненавидишь, — решил он внезапно, поднимая исполненные злобы и боли глаза. — Про себя ты всё это время смеялся надо мной… Я думал, ты один из лучших людей, что я когда-либо встречал. Но ты притворялся моим другом, в то время как сам... Губы Ин Хо дрогнули, но он сдержал улыбку — она наверняка будет понята не так. — Я не смеялся над тобой, Ги-хун. Мне было интересно, как далеко ты зайдёшь в своих умозаключениях. И вот ты здесь, — он сказал это мягче, вновь дотрагиваясь до его щеки. Тот горько усмехнулся: — А, так это логическое завершение моих действий, вот как, Ёниль? Ин Хо решил не исправлять его, не говорить ему своего настоящего имени. Наверное, ему просто хотелось так и остаться в представлении Ги-хуна товарищем по команде, пусть оказавшимся предателем, но... Всё-таки... Ги-хун не мог не сохранить в воспоминаниях хоть какую часть из того хорошего, что объединяло их прежде. Он опустил глаза на губы своего пленника. — Ты заинтриговал меня. Тот скривился: — Вот как это называется. Вместо того чтобы поддерживать бессмысленную полемику, Ин Хо подошёл вплотную и провел подушечкой большого пальца по дрожащей губе Ги-хуна. Тот тут же втянул её в рот, намереваясь впиться зубами ему в палец. Это у него не вышло. Ин Хо одёрнул руку и предупредил: — Если попытаешься откусить мне язык, я ужесточу правила следующей игры. Он знал его слабое место: другие участники, люди. Ги-хун во что бы то ни стало хотел сохранить им жизнь. Собственная жизнь волновала его только когда срабатывал инстинкт самосохранения, причём Ги-хун и тогда не подчинялся ему полностью, боролся с ним до конца, если только мог помочь спастись другому. Ги-хун не собирался облегчать ему задачу и держал лицо упрямо к полу, поэтому Ин Хо взял его обеими ладонями и заставил посмотреть на себя. Хоть 456-й и пытался держать брови сдвинутыми, нахмуренными, в его глазах дрожали слёзы. Задрожали и искусанные губы, когда Ин Хо коснулся их своими. Он тут же почувствовал солоноватый привкус, прихватив губы Ги-хуна, приоткрыл их и влез языком, с шумным носовым дыханием атакуя точно ожидавший его приподнятый над нижним нёбом язык. Он чувствовал мокрое прикосновение щеки Ги-хуна. Поцелуй становился более скользким от этой влаги и более жарким от того, насколько осознанная беспомощность его пленника, его сдержанное сопротивление становились определяющими в победе Ин Хо. Он был хозяином положения. Ему больше не нужно было удерживать лицо Ги-хуна, страдальчески жмурившегося в ответ на его старания. Он охватил руками голое тело пленника и плашмя прижал к своему, рискуя испачкать серый костюм. Пальцы и ладони его скользили по потной коже, смакуя изящные изгибы разработанных мышц живота, спины, поясницы... Зад 456-го был достойным особого восхищения. Упругие мускулы были ровно того объёма, чтобы руки Ин Хо охватили их полностью, сжали, впиваясь пальцами, вынуждая Ги-хуна мучительно заныть и против желания податься пахом вперёд, толкаясь в возбуждение его мучителя. Ноги больше не держали несчастного — колени ослабли и влекли его на пол, и Ин Хо, намеревавшийся вновь насладиться своим трофеем, почувствовал, как тяжело тот повис в своих оковах. — Ах, — слабо простонал 456-й, когда Ин Хо, придерживая его за талию, влез пальцами в его влажный вход и глубоко протолкнул фаланги внутрь. «Неубедительно», подумал с недоверчивой улыбкой мужчина и между делом поинтересовался: — Неужели больно? — неторопливо целуя его шею открытым ртом. Ги-хун не стал комментировать его издевательский тон — он ответил односложно: «Запястья...» и посмотрел наверх. Ин Хо проследовал за его взглядом и похолодел от вида рук Ги-хуна — исполосованные много раз жёстким пластиком до налитых гематом и неминуемых порезов они заметно сочились кровью. — Прости, — сказал Ин Хо, испытывая противоречивые чувства, — я не хотел причинять тебе боль... Ги-хун изумлённо вытаращил на него глаза и... расхохотался. — Нет, не хотел, Ёниль? — смеялся он истерично, малоуспешно пытаясь вытереть катящиеся слёзы растянутыми в стороны предплечьями. — Просто убил всех моих товарищей, моего лучшего друга у меня на глазах, предал моё доверие, оприходовал меня, но — не хотел?.. — Я забинтую твои запястья, — пообещал Ин Хо, чувствуя, что почва под его ногами уже не такая твёрдая. Ги-хун рассмеялся ещё отчаяннее и, тряхнув своими короткими волосами, со злостью уставился на злодея: — Почему ты просто не убьёшь меня, а? Почему не выстрелишь мне в голову или в сердце, чтобы раз и навсегда... — Потому что ты должен жить. 456-й замолчал, одновременно прекратив и плакать и смеяться. Посмотрел на бледное сосредоточенное лицо Ин Хо. — Зачем? Зачем мне жить, Ёниль, если я слишком глуп, слишком слаб, чтобы победить вас?.. — Я так хочу, — коротко отозвался тот. Лицо его не выдавало чувств, но кадык сделал движение вверх-вниз, и Ги-хуну показалось, что он услышал, как тот сглотнул. — После этого, — он оглядел свои запястья, турник, пол со следами их оргазмов, — после этого — что ты собирался со мной сделать, если не убить? — спросил он с усталым любопытством. — Отправить обратно в игру? Или что? Выслать на континент? Я не вижу никакого логического... — Ты останешься со мной, — прервал его речь Ёниль. — Здесь достаточно места на двоих. Ты не будешь испытывать ни в чем недостатка... Ги-хун удивлённо поднял брови: — Кроме свободы, ты хочешь сказать? Я что, получается, твой пленник?.. Тот сделал паузу, потом ответил медленно, не моргая и растягивая буквы: — Верно. Тон его снова стал предельно взвешенным и хладнокровным, как если бы он снова был в маске. Ги-хун зажмурился и снова раскрыл глаза, уставился на него, кривя в сомнении брови: — И ты будешь пользоваться мной, когда тебе вздумается?.. А что насчёт твоих випов? Ты и им предложишь?.. — Не говори ерунды, Ги-хун! — взорвался Ин Хо, до бела сжав кулаки. — Кроме меня никто к тебе не притронется! После того, как он почти выкрикнул это, порядком напугав своего пленника непривычным поведением, Ин Хо решительно развернулся и ушёл к стоявшему у стены комоду. — Я... твоя собственность? — медленно проговорил Ги-хун, недоумевая, почему этот вопрос так вывел Ёниля из себя, но затем в свете лампы его взгляд поймал неожиданный блеск на матовом боку шприца, с которым возвращался его палач. — Что это?.. Что у тебя в руках, Ёниль?! Тот поджал сочувственно губы, после чего ответил, обходя его с другой стороны: — Если я освобожу тебя от хомутов, ты попытаешься меня атаковать. Я не могу так рисковать. — Нет-нет, убери от меня иглу! — забился в своих путах точно пойманная в паутину бабочка 456-й игрок. — Черт возьми, Ёниль, не надо иглы! Убери её от меня!.. Пусть у меня лучше кровоточат запястья!.. Нет-нет, только не это! Не может быть ничего хуже, чем быть абсолютно беспомощным, парализованным собственным сознанием, не иметь возможности вовремя среагировать на территории игр... В панике, вдруг найдя для этого силы, он задёргал своими привязанными к железным углам конечностями, заорал, метнулся вперёд, ещё сильнее травмируя запястья, но... Опустившаяся ему на загривок рука в миг прекратила его попытки к бунту. — Прости, Ги-хун, — неожиданно мягко проговорил Ёниль, обездвиживая его нажатием пальцев, — я обещаю, что скоро тебе станет комфортнее... За этими словами последовал ослепительно болезненный укол, после чего комната покачнулась в глазах Ги-хуна, и, прежде чем с губ 456-го игрока сорвался хоть единый звук, мир померк и затих.

* * *

...Он думал, что очнётся в одном из тех гробов с праздничной розовой лентой, прямо перед сожжением — и успеет прочувствовать ад этой ужасной пытки не как несколько мгновений, а как вечность мучений, прежде, чем рассыплется в прах, но вместо того Ги-хун обнаружил себя в кровати со связанными за спиной руками. Потянув их в разные стороны он убедился, что теперь это был, по крайней мере, не впивающийся в кожу пластик... Пощупав под кистями поочерёдно и почувствовав под подушечками пальцев несколько слоев ткани редкие нити, сплетающиеся в жёсткую марлю, он понял, что Ёниль сдержал свое обещание и всё-таки перебинтовал его запястья. Только это было слишком слабое утешение на фоне неизвестности его нового положения.