"Я тебя обожаю"

«Ты сам лишил нас надежды на романтику...» — думал Ёниль, глядя из-под маски в искажённое лицо 456-го игрока. — «Всё могло быть иначе, Ги-хун, если бы не твой идиотский самоубийственный поход». Он протянул руку, затянутую в чёрную перчатку, и ухватил мужчину за подбородок. Губы того упрямо сжались, брови нахмурились даже сильнее прежнего, глаза пытались выжечь в нем дыры. Если бы не стяжки на запястьях и лодыжках, то он непременно совершил бы попытку убить его голыми руками. Вместо того, чтобы проникнуться граничащим с патологией интересом Ин Хо и принять его, скажем так, расположение, Ги-хун ненавидел его всеми фибрами души. — Если ты не подчинишься мне — ты отсюда не выйдешь, — расставил все точки над «и» Ин Хо, выпуская его подбородок — он всё равно не смог бы поцеловать его в маске. Вместо этого, приблизившись ещё на шаг, он медленно повёл пальцами по голой груди Ги-хуна, — отчего тот шумно втянул воздух через приоткрытые губы и затем с силой прикусил их — заскользил ладонью вниз к животу, с удовольствием ощущая развитые мышцы пресса даже через ткань своих кожаных перчаток. — Подчиниться? — сказал, точно выплюнул, Ги-хун и нелепо оттолкнулся от пола широко друг от друга отставленными носками, сделав тщетную попытку вырваться из своих пут. — Да не мечтай! Можешь сейчас же убить меня… — Спасибо за разрешение, — улыбнулся за маской Ин Хо и, быстро соскользнув рукой ниже, обхватил его безжизненно висящий член. Хоть этого и можно было ожидать, но для Ги-хуна это оказалось неожиданным. Шокированный мужчина, не сумев сдержаться, жалобно всхлипнул и робко подался задом назад, однако рука в перчатке его, конечно же, не выпустила. — Не бойся, Ги-хун, — Ин Хо, всё ещё улыбаясь, поглаживал незаинтересованный (в отличие от его собственного) орган своего пленника, — я не хочу причинять тебе лишнюю боль. Лучше расслабься. — Иди к черту, — сквозь зубы прошипел тот. Он снова дёрнулся, растянутый за руки и за ноги в железной рамке турника, к которому его привязали. — Долбанный рехнувшийся извращенец. Он не заметил, как Ин Хо назвал его вместо кодового «456». Как и не заметил тогда, когда тот подошёл к нему впервые в окружении толпы других игроков. Ёниль не мог в тот момент знать его имени, но Ги-хун не понял этого, застигнутый врасплох всеобщим вниманием. Вопреки предсказуемому сопротивлению Ги-хуна и согласно тайному удовлетворению Ин Хо, член пленника недолго оставался безучастным к настойчивым ласкам. Возможно, в успехе поучаствовали и гормоны стресса — как бы там ни было, Ги-хун не мог не посчитать предательством собственного тела своё возбуждение и, против воли вырывавшиеся изо рта слабые стоны. Щёки его премило зарделись, а лицо приняло такое виновато-стыдливое выражение, что Ин Хо стоило титанических усилий заставить себя сдержаться и не сорвать с себя маску, чтобы впиться в эти искусанные губы поцелуем. Но он только проглотил избыток слюны и плоско лизнул внутреннюю сторону собственных губ. — Это тоже транслируется твоим богачам? — спросил дрожащим голосом Ги-хун. Ин Хо повернул голову и увидел, что не только голос, но и колени и руки мужчины дрожат. Он на секунду задумался, как лучше поступить и выдержат ли путы в случае, если колени Ги-хуна ослабнут и ноги его подкосятся. Поскольку было ещё очень далеко до завершения. Проигнорировав вопрос, он медленно выпустил отвердевший член своего пленника и сделал шаг в сторону. Ги-хун облегчённо выдохнул, прежде чем задуматься, что произойдёт дальше. Он рвано вдохнул воздух, почувствовав задом явное мужское возбуждение, спиной — твёрдость чужого торса, и взглянув к тому же вниз — на своём животе и на члене свободные от перчаток бледные руки. Пленника пробрала ещё большая — теперь уже суеверная — дрожь от подтверждения, что за чёрной маской скрывается человек. — Ты это делаешь для своих богачей? — с бессильной яростью повторил свой вопрос Ги-хун, стараясь не заплакать от унижения. — Они получают от такого удовольствие? Вдруг его плеч коснулось горячее дыхание — по ощущениям пленника выходило, что его палач, приоткрыв губы, прижимаясь излишне мокрым языком и прикусывая то и дело зубами, буквально облизывал его шею, иногда, всё-таки, обозначая на коже смазанные поцелуи. Едва шок прошел, Ги-хун понял единственное важное, что должен был понять — Распорядитель игр был сейчас без маски. Отбросив оцепенение, Ги-хун попытался обернуться через плечо, чтобы увидеть лицо своего мучителя, но тот понял манёвр и успел, обхватив вокруг живота одной из рук и прижавшись губами к уху мужчины, предупредить его хриплым шёпотом: — Если будешь вертеть головой, я возьму тебя прямо сейчас, без всякой подготовки. В подтверждение своих слов он проскользил пальцами между ягодиц Ги-хуна и коснулся плотно сжатого ануса, сделав при этом маленький, но явный толчок. Раздвинутые в стороны ноги пленника облегчали ему задачу. Ги-хун шумно вздохнул и, ошеломлённый волной стыда, только смутно заметил, что голос показался ему знакомым. — Чтоб ты сдох, — сказал он, кусая свои губы. — Лучше бы ты застрелил меня ещё там, на лестнице… «Я не мог этого сделать» — с нежной улыбкой подумал про себя Ин Хо, целуя солоноватую разгоряченную кожу. Ги-хун, по какой-то причине, стал для него слишком важен.

* * *

Слушать беспомощные всхлипы пленника, раздираемого сладострастием и чувством вины за него, было отдельным удовольствием. Ги-хун на удивление легко принял его, как если бы был рождён стать для него наложником. Мучительно тесный, опьяняюще жаркий и противоречиво податливый — Ги-хун стонал от толчков, безрезультатно дёргая назад локти, из своего неудобного положения как будто пытаясь цепляться за Распорядителя, стоящего сзади. Но руки пленника были крепко привязаны к углам турника, и Ин Хо заботливо придерживал его за живот и за бедра, не забывая расточать поцелуи, слизывая с плеч и шеи Ги-хуна выступающий крупными каплями пот. Содрогаясь от волн оргазма, за который ему было тем более совестно, пленник, не выдержав потрясения чувств, заплакал. Он плакал, потому что не имел права получить от этой пытки удовольствие. Поддавшись, он повторно предал своих друзей. Он виноват во всем что случилось, и особенно — в этой второй игре… Не имея возможности вытереть слёзы он шмыгал носом и причитал, обращаясь к уже излившемуся в него, но всё ещё прижимавшемуся к нему торсом Ин Хо: — Ты убил их всех… Сан Ву, Се Бёк — они мертвы из-за тебя!.. Ты убил Чон Бэ, ты убил Ёниля… При звуке имени своего инкогнито, сердце Ин Хо дрогнуло — Ги-хун, сам о том не подозревая, включил его в список самых дорогих людей. Не будь этого самоубийственного штурма, в котором полегли все сторонники 456-го игрока, кто знает, может быть Ин Хо было бы вскоре дозволено поцеловать его. И однажды — неожиданно для самого себя — Ги-хун бы даже отдался ему — как-нибудь под влиянием момента, поддавшись слабости, преподнёс бы себя на блюдечке с голубой каёмочкой своему тайному врагу, всегда караулящему, всегда жаждущему и всегда готовому принять его жертву… На одной из кроватей — ночью, когда все спят, — угадывая в темноте черты лица друг друга и находя наугад губы или, может, в кабинке туалета, вжав 456-го в стенку и до колен спустив с него штаны… «Я тебя обожаю» — едва слышно прошептал Ин Хо, с нежностью целуя дрожащего Ги-хуна под мочку уха, задевая слегка языком, и с благоговением ощущая вкус его кожи. Пленник вздрогнул — видимо, от неуместной в их ситуации и потому пугающей ласки, а затем, замерев и не оборачиваясь, тихим неуверенным шёпотом спросил, повергнув Ин Хо в трепет: — ... Ёниль?.. Это ты?..