
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Вспышка. Последнее, что увидел Кёрли перед тем, как погрузиться в глубокий сон, — это яркая вспышка пистолетного выстрела. Кёрли всегда старался быть примером для своих коллег, но в тот роковой день всё пошло не так. Он потерял контроль, и последствия оказались катастрофическими. Теперь он лежал здесь, изолированный от мира, лишённый возможности что-либо изменить. Но рано или поздно всё заканчивается, и обжигающая боль пройдёт, остыв подо льдом криокапсулы…
Примечания
Альтернативная вселенная, в которой корабль "Тулпар" во время крушения столкнулся с межпространственной аномалией и оказался в мире "Honkai: Star Rail". Действие фанфика происходит после концовки "Ротомойки", с одним нюансом - Кёрли, несмотря на полную обездвиженность, сгорел не до конца и его кожа в основном осталась целой, а "мясное" состояние - следствие ментальной нестабильности и галлюцинаций как самого Кёрли, так и Джимми.
Фанфик не претендует на реалистичное отображение психических травм и создан исключительно в развлекательных целях.
Глава 4. Признание
24 января 2025, 04:32
Кёрли, словно потерянная пылинка, дрейфовал в бездонном, ледяном космосе. Бескрайняя чернота обволакивала его, а редкие звёзды, словно далёкие маяки, не давали ни малейшего намека на путь. Он брел, не ощущая времени, в тщетной надежде найти выход из этого бесконечного лабиринта, где, казалось, не было ни начала, ни конца. Мужчина, истерзанный тоской и одиночеством, бродил словно призрак, отчаянно желая встретить хоть одну живую душу, услышать знакомый голос, но его мольбы словно уносились в никуда.
И вот, спустя, казалось, вечность, среди беспросветной тьмы, перед его глазами возник знакомый силуэт. Невысокая фигура стояла к нему спиной, излучая странную, тревожную ауру. Взъерошенные, черные как смоль волосы, небрежно уложенные, падали на плечи, напоминая вороново крыло. Сердце Кёрли пропустило удар. По лицу разлилась холодная волна узнавания. Он не мог ошибиться. Это была она – Аня, медсестра, работавшая с ним на корабле. Та, кто оборвала свою жизнь прямо на его глазах, оставив его с незаживающей раной в душе. Его израненный разум отказывался верить. Разве такое возможно?
Бывший капитан застыл, словно в ступоре, не в силах пошевелиться. Он хотел подбежать, обнять ее, но ноги, словно приклеенные к полу, не двигались. Да, это была точно Аня. Он узнал ее походку, ее силуэт. Его растерянность переплеталась с робкой надеждой. Может, это не галлюцинация? Может, у него есть шанс рассказать ей все, что так долго копилось внутри, все то, что он не мог проговорить, прикованный к больничной кушетке, когда его тело было разбито, а душа искалечена?
— «Аня, это ты?» — прохрипел он, едва слышно, его голос звучал как мольба, как слабый огонек в темной ночи. Он надеялся, что она обернется, улыбнется, и этот ад закончится. Он хотел вымолить у нее прощения за все, что он не смог сделать.
Но ответа не последовало. Тяжёлая, давящая тишина окутала их. Кёрли, дрожа от волнения, сделал шаг вперед, потом еще один. Он с трудом проглотил ком, подкативший к горлу.
— «Ань, Анечка, прости меня…» — его голос дрожал, словно осенний лист на ветру. Голос, который столько месяцев молчал, вдруг, сорвался с цепи. — «Я должен был предпринять хоть что-то… Я должен был остановить его… Я не знал, каким монстром он окажется…» Слова, полные горечи и раскаяния, срывались с его губ, словно исповедь. Кёрли чувствовал, каким же никчемным капитаном он оказался, какое чудовищное решение он принял, решив, что угомонить насильника Джимми важнее, чем поддержать жертву. Нет, не Аня себя убила. Это Кёрли убил ее своим бездействием. Он сам расшатал ее и без того травмированную психику, оставил ее один на один со своими страхами и болью. Он мог защитить ее, но предпочел промолчать, и теперь его мучила невыносимая вина.
Внезапно Аня обернулась. Её лицо было бледным, словно восковая маска, и глаза, которые когда-то сияли теплом и добротой, теперь были абсолютно безжизненными, пустыми, как провалы в вечность. Из уголка рта тонкой струйкой текла кровь, окрашивая ее бледную кожу в жуткий багровый цвет. Такой Кёрли увидел её в последний раз, после того как ее жизнь оборвалась.
— «Не ври. Ты всё прекрасно знал… Но решил ничего не делать…» — прошептала Аня, её голос звучал глухо и отрывисто, словно эхо из могилы. Из её пустых глазниц, словно кровавые слезы, лились красные ручейки, обжигая Кёрли болью, от которой хотелось кричать.
***
Кёрли резко распахнул глаза, словно вынырнул из ледяной воды. Он лежал в своей постели, мягкой и уютной, словно кокон, в каюте на борту «Звёздного Экспресса». Этот космический поезд стал для него не просто транспортом, а убежищем, пристанищем, местом, где он, наконец, мог вздохнуть полной грудью, обрести хрупкое подобие свободы после пережитого ужаса. Но кошмар, словно цепкий паразит, не отпускал его, продолжая терзать разум и тело. По всему телу пробегала сильная дрожь, не от холода, а от пережитого кошмара. Казалось, что ледяные иглы, вонзившись под кожу, оставляют за собой след из промораживающего холода. Он тяжело дышал, с каждым вдохом, словно набирал в легкие раскаленный воздух, а выдох сопровождался хриплыми звуками, напоминая обрывки того тревожного сна, застрявшие в горле и не дававшие покоя. Кошмар отступил, уступив место реальности, но оставил после себя мучительное послевкусие. Ощущение вины, терзающей вины за то, что он не смог предотвратить трагедию, снова навалилось на него, словно тонна кирпичей, придавливая к постели. Страх, парализующий страх повторить ошибку, и беспомощность, которая никак не хотела покидать его, снова сковывали движения и дыхание. Желая как можно скорее отвлечься от навязчивых мыслей, найти хоть какое-то успокоение и сбежать от мучивших его кошмаров, Кёрли с трудом поднялся с кровати и, пошатываясь, направился к выходу из своей каюты. Он решил пойти в главный зал «Звёздного Экспресса», надеясь, что смена обстановки поможет ему хоть немного прийти в себя. Передвигаясь по длинному коридору, он старался ступать как можно тише, опасаясь разбудить других пассажиров, погруженных в сон. Его протезы ног, как правило, издавали едва уловимые, тихие стуки при ходьбе, похожие на приглушенное тиканье часов. Тяжелая отдышка, которая мучила его сразу после пробуждения, постепенно отступала, позволяя ему дышать чуть ровнее. Он старался сосредоточиться на движении, на каждом шаге, чтобы отвлечься от неприятных воспоминаний. Наконец, он добрался до просторного главного зала и, медленно ступая, направился к одному из красных, плюшевых диванов, расположенных у панорамного окна. Осторожно опустившись на мягкое сиденье, Кёрли откинулся на спинку и начал разглядывать космический пейзаж. За огромными окнами простиралась бескрайняя чернота, усыпанная миллионами мерцающих звёзд. Эта картина всегда завораживала его и помогала отвлечься от проблем, хотя бы на короткое время. Он невольно сравнил «Звёздный Экспресс» с «Тулпаром», кораблем, на котором он работал раньше. «Звёздный Экспресс» был словно полная противоположность старому, тесному и унылому судну. Здесь все было просторным, светлым и уютным. Каждая деталь интерьера, от мягких диванов до теплых тонов стен, казалась продуманной до мелочей, располагая к отдыху и спокойствию. Здесь было ощущение, что ты дома, в родных стенах, где можно расслабиться и забыть о всех невзгодах. «Звёздный Экспресс» был настоящим домом, который оберегал своих пассажиров от невзгод и давал им надежду на лучшее будущее. Внезапный, тихий шорох шагов нарушил царящую в главном зале «Звёздного Экспресса» тишину. Кёрли, погружённый в свои мрачные раздумья, вздрогнул и резко обернулся. В дверном проёме стояла Химеко. Её образ сегодня разительно отличался от того, каким он запомнил её при первой встрече. Тогда она предстала перед ним этакой богиней, статной и роскошной леди, излучающей уверенность и харизму, покоряющей свою команду с первого взгляда, и не имевшая, казалось бы, единого изъяна. Сегодня же перед Кёрли стояла обычная женщина, лет тридцати, возможно, чуть старше, с легкой усталостью на лице, но в то же время с явным удовлетворением от своей работы. Её кудрявые, ярко-красные волосы, которые обычно были аккуратно уложены в изысканную причёску, сейчас были небрежно собраны в пучок на затылке, а пара непослушных прядей выбилась и кокетливо спадала на лоб, смягчая её образ. На лице, в уголках глаз, виднелись еле заметные мешки и легкие морщинки. И, что также было непривычно, вместо модной и элегантной туники, словно сошедшей со страниц древнегреческих мифов, на Химеко были надеты обычные черные майка и шорты. Такая простая, почти домашняя одежда придавала ей ещё больше открытости. — «Господин Кёрли, как вы себя чувствуете?» — спросила Химеко, её голос звучал слегка обеспокоенно, но с той же теплотой и заботой, которые были свойственны ей. Она подошла к нему ближе, стараясь не нарушать его личного пространства, и присела на край дивана, напротив него. — «Нормально, просто не спится» — ответил Кёрли, стараясь скрыть свои переживания за натянутой, но все же искренней улыбкой. Он не хотел обременять Химеко своими проблемами, хотя и чувствовал, что его буквально разрывает изнутри от тревоги и невысказанных слов. Он отвернулся к окну, стараясь спрятать за этим жестом свое истинное состояние, надеясь, что легкая улыбка смогла ее обмануть. — «Прекрасно вас понимаю. Сама частенько ворочаюсь, или всю ночь лежу, уставившись в потолок» — ответила Химеко, её тон был по-прежнему мягким и понимающим. Она не стала давить на него, но дала понять, что знает, каково это – быть бессонным и полным тревог, когда мысли, словно надоедливые мухи, не дают покоя. Она слегка улыбнулась, словно делясь с ним своим собственным опытом, пытаясь дать понять, что он не одинок в своих переживаниях. Кёрли издал неловкий смешок, внезапно почувствовав странное чувство дежавю. Казалось, что подобный разговор уже когда-то происходил... Он собрался с мыслями и, уже более серьезным тоном, произнёс: — «Знаете, мне нравится вид из окон Экспресса. Он такой… Зачаровывающий…» — он повернулся к Химеко и посмотрел на неё в поисках понимания. — «Поэтому я сегодня решил на него посмотреть, чтобы справиться со своей тревогой. И хоть космос настоящий, не просто статичная картинка, меня не покидает чувство, будто здесь, словно на ночном дисплее корабля, где я раньше работал, в верхнем правом углу находится битый пиксель. И этот битый пиксель мне видится везде. На том горшке с цветами, на диване, на шапочке Пом-Пом. Он как будто меня преследует…» — Его голос звучал тише, чем обычно, с нотками тревоги и безысходности. Ему хотелось выговориться, поделиться с кем-то своими странными ощущениями и мрачными метафорами, и Химеко, казалось, была той, кто сможет его выслушать и понять, не осуждая. Он надеялся, что она сможет увидеть за этими словами настоящую боль, которая разрывает его изнутри. Химеко внимательно слушала Кёрли, не перебивая и не отводя взгляда. Она не смеялась над его странной метафорой, не пыталась отмахнуться от его тревог, как от чего-то незначительного. Напротив, казалось, что она пыталась вникнуть в суть его переживаний, прочувствовать то, что он не мог выразить словами. Когда Кёрли закончил говорить, в зале повисла тишина, прерываемая лишь тихим гудением работающих систем «Звёздного Экспресса». Химеко не торопилась с ответом, давая ему время успокоиться и собраться с мыслями. Она опустила взгляд на свои руки, словно обдумывая каждые его слова, а затем, медленно подняв голову, посмотрела прямо в глаза Кёрли, и её улыбка, казалось, стала ещё теплее и мягче, чем прежде. — «Кёрли, я понимаю, что вы чувствуете», – начала она тихим, но уверенным голосом. – «У каждого из нас есть свои «битые пиксели», свои навязчивые мысли и страхи, которые преследуют нас, словно тени. И, порой, кажется, что они повсюду, застилают глаза и не дают увидеть ничего хорошего». Химеко сделала небольшую паузу, чтобы дать время осмыслить сказанное, а затем продолжила: «Но, как и у дисплея, у нас есть возможность настроить контраст, изменить яркость, найти нужный фокус. Мы не можем заставить эти пиксели исчезнуть, но мы можем научиться жить с ними, воспринимать их как часть целого». — «Госпожа Химеко, вы замечательный лидер. Вы справляетесь со своими обязанностями, лучше чем я. Я бы видел только общую картину, не углублялся бы во все эти дурацкие метафоры...» — сказал несколько отстранённо, пустым голосом Кёрли. Его взгляд был направлен куда-то в сторону, словно он больше не участвовал в разговоре. Голос звучал приглушенно, без эмоционального окраса, словно он произносил заученный текст. В его словах проскальзывала горечь и самобичевание, выдавая глубоко укоренившееся чувство вины за свои прошлые ошибки и неудачи. Его комплимент в сторону Химеко звучал больше как констатация факта, а не как искреннее восхищение. Казалось, что он сравнивал себя с ней, и это сравнение не приносило ему ничего, кроме разочарования в самом себе. Он ощущал, что не заслуживал быть капитаном, что он не способен на то, на что способна Химеко, и это чувство безысходности давило на него. Он чувствовал, что не достоин той свободы, которую ему подарил «Звёздный Экспресс», что он всё ещё остаётся «тем» Кёрли, капитаном, который не смог защитить свою команду. Он просто застрял в прошлом. Химеко нахмурилась, слегка наклонив голову, и внимательно посмотрела на Кёрли. Она чувствовала, что за его отстранённостью скрывается нечто большее, чем просто усталость. Она поняла, что его слова – это не комплимент, а скорее отчаянная попытка принизить себя, убедить себя в собственной никчёмности. Она не хотела, чтобы он продолжал себя винить, поэтому она решила ответить ему прямо. — «Кёрли, прекратите», – сказала Химеко, её голос стал более строгим, но в то же время в нём чувствовалась забота. – «Хватит сравнивать себя со мной. Мы совершенно разные люди, с разными способностями и жизненным опытом. У каждого из нас есть свои сильные и слабые стороны, и это нормально. Я не лучше вас, просто у нас разные пути.» Кёрли глубоко вдохнул, стараясь унять дрожь, которая пронизывала его тело. Он посмотрел на Химеко, ища в её глазах хоть малейший намек на осуждение, но увидел лишь желание оказать поддержку. Это придало ему немного уверенности, и он медленно начал говорить, более твердо, чем прежде. — «Химеко, я должен вам рассказать о том, что тогда произошло на «Тулпаре». Сразу предупреждаю, ситуация не из приятных.», – слегка дрожащим голосом произнес Кёрли. Он сделал еще одну паузу, словно собираясь с духом, чтобы начать рассказ о том ужасе, который мучил его на протяжении столь долгого времени. Химеко кивнула, её взгляд стал серьёзным и внимательным. Её рука лежала на подлокотнике, готовая, если понадобится, поддержать мужчину. Тишина в зале стала ещё гуще, словно ожидая откровения. — «Говорите, Кёрли», — тихо произнесла она, её голос был полон спокойствия и сочувствия. Она не торопила его, не давила, давая ему возможность собраться с мыслями и подобрать нужные слова. Кёрли глубоко вздохнул, словно собираясь с силами. Его дрожь немного усилилась, пальцы сжались в кулаки. Он чувствовал, как тяжесть воспоминаний давит на него, как будто он снова переживает тот кошмар. Но Химеко была здесь, и это придавало ему силы. — «Я являлся капитаном грузоперевозчного корабля «Тулпар», работавшим на компанию «Pony Express». Я крепко дружил с Джимми, которого устроил вторым пилотом, моим помощником. В команде с нами работали Аня – медсестра и Свонси – механик. У нас прошло несколько успешных полётов, мы работали вместе несколько лет. В нашу последнюю поездку «Pony Express» присоединили стажёра по имени Дайске, молодого, наивного парнишку. Всё шло спокойно, пока мне не пришло сообщение об увольнении всей нашей команды из-за банкротства компании, на которую мы работали. Дело в том, что все грузоперевозочные компании перешли полностью на автоматическое управление, в котором люди не нужны. Только «Pony Express» использовала человеческий труд, экономя на всём, что только можно – даже на чертовых замках в каютах членов экипажа! Хоть и эта чертова конторка попросила меня молчать до окончания доставки, я, идиот, решил рассказать всё сразу, так как не мог врать своей команде. К великому сожалению, это пришлось на мой день рождения. Все, кроме Дайске, расстроились, а Джимми так вообще устроил полную истерику. Так начался сущий кошмар…» — начал повествование Кёрли, его голос звучал всё более напряжённо. Он замолчал на секунду, закрыл глаза, словно пытаясь прогнать нахлынувшие воспоминания. Химеко терпеливо ждала, не прерывая его. Она понимала, что ему нужно время, чтобы собраться с мыслями и продолжить рассказ. — «Спустя какое-то время выяснилось, что Аня была изнасилована Джимми. Бедняжка намекала мне на совершённое моим другом преступление, а до меня всё никак не доходило, ведь для меня было важнее видеть общую картину. Узнал я о произошедшем с Аней крайне поздно, когда она мне сообщила, что стала беременна. Я, как полнейший кретин, решил задобрить Джимми, как будто он был маленьким ребёнком, которому не купили конфетку. Я думал, что, если буду с ним мягким, то он успокоится. Но это только подливало масла в огонь. Я не понимал, что своими действиями, а точнее, бездействием, даю ему понять, что он может вести себя как угодно, и ему ничего за это не будет. И я в какой-то момент решил, что самое главное – это утихомирить его. Я, чёрт возьми, просто решил успокоить буйного идиота, вместо того, чтобы защитить свою команду… Особенно Аню…» — по щеке Кёрли текла слеза. — «Я… я помню тот день, как сейчас», – продолжил он, его голос стал тише, почти шёпотом, словно он боялся услышать свои собственные слова. –«Джимми решил уничтожить всех нас, включая себя, врезав корабль в ближайший астероид. Я долго стоял в ступоре, пока не побежал в кабину пилота, и не отклонил корабль от угрозы. К сожалению, я хоть и справился со своей миссией, но как вы можете видеть по моим протезам и отсутствующему глазу, я оказался сильно травмирован. Я не мог двигаться, говорить, хорошо слышать что-либо, а кожа была практически сожжена. Этим Джимми и воспользовался, сказав, что крушение совершил я, а не он. Аня, как медсестра, решила выполнять свой долг и поддерживала мою жизнь на протяжении нескольких месяцев. Ей это давалось крайне тяжело, и поэтому, не желая выслушивать мои тяжкие стоны, поручала Джимми скармливать меня обезболивающим. Когда в медотсек приходил он, моё и без того тяжелое существование становилось кромешным адом. Однажды Джимми, раздражаясь моим воплями, так и вовсе ударил меня по лицу. Я чувствовал себя просто отвратительно. Он всё это делал, чтобы сделать мне ещё больнее, и, чёрт возьми, у него это получалось! Я не знал, что делать. Я хотел умереть, но не мог даже пошевелиться, чтобы прекратить это всё. Я был в ловушке, в аду, и каждый день был хуже предыдущего. Аня… бедная Аня, она всё это видела. Она знала, что он издевается надо мной, но она ничего не могла с этим поделать. Она чувствовала вину за то, что не смогла защитить меня от его издевательств, хотя она сама в этом совсем не виновата. Но она, как настоящий герой, продолжала поддерживать мою жизнь, продолжала меня лечить, хоть ей было ужасно тяжело. Я видел, как она страдает, как она с каждым днём угасает, но не мог ничего сделать…» Кёрли замолчал, его голос снова сорвался. Он закрыл глаза и сжал зубы, пытаясь сдержать подступающие рыдания. Химеко почувствовала, как его тело задрожало от боли и отчаяния. Она не знала, как помочь ему, как утешить его. Все слова казались бессмысленными перед лицом той ужасной трагедии, которую ему пришлось пережить. Она просто прижала его ближе, и, положив руку на его спину, тихо прошептала: — «Всё в порядке, Кёрли». Кёрли открыл глаза, его взгляд был полон боли и отчаяния. Он посмотрел на Химеко, и в его глазах мелькнула надежда, маленькая искорка света в тёмном царстве его души. Он знал, что Химеко не оставит его, что она выслушает его до конца и поможет ему справиться с этим ужасом. И это давало ему силы продолжать свой рассказ, каким бы тяжёлым он ни был. — «И в какой-то момент Аня заперлась со мной в медотсеке и от безысходности убила себя, выпив смертельную дозу обезболивающего, посчитав это своим единственным смелым поступком. Анино самоубийство происходило прямо на моих глазах. Я хотел остановить её, но чисто физически не мог. А затем медотсек смог отпереть Джимми с помощью Дайске, который серьезно поранился, пока лез в вентиляцию. Далее Джимми достал пистолет, бережно спрятанный Аней, и ушёл на пару часов. Когда вернулся, он взял меня обездвиженного на руки и положил на стол в окружении трупов наших товарищей – Ани, с истекшей изо рта кровью, Дайске с раной на половину лица, будто его ударили топором, и застреленным Свонси. Я же был словно праздничный торт, последняя трапеза перед финальным действием. Джимми достал нож и начал резать мою ногу. После он начал пихать моё мясо прямо в рот, чтобы я его съел. Я долго сопротивлялся, но в итоге проглотил этот жалкий кусок. Джимми снова взял меня на руки и положил в криокапсулу, после чего застрелился на моих глазах. Ну а дальше вы нашли меня, отправили на реабилитацию и приютили, будто бездомного пса, выброшенного на улицу», — закончил свой рассказ Кёрли, его голос был хриплым, а в глазах стояли слёзы, но теперь, казалось, в них было больше отчаяния, чем боли. Он отвернулся от Химеко, не в силах больше смотреть ей в глаза. Он чувствовал себя опустошенным, словно все его силы были выкачаны вместе с рассказом. Он наконец-то смог излить душу, поделиться своим кошмаром, но это не принесло ему облегчения. Наоборот, он чувствовал себя ещё более разбитым, ещё более уязвимым. Его мучила вина за то, что он не смог спасти свою команду, за то, что он позволил Джимми совершить все эти ужасные преступления. И, конечно же, его терзала смерть Ани, человека, которого он так и не смог защитить. Химеко молчала, обдумывая услышанное. Она чувствовала, как тяжесть воспоминаний Кёрли давит на нее, как боль его отчаяния проникает в ее сердце. Она не знала, что сказать, какие слова могли бы хоть немного утешить его. Она понимала, что он пережил ужасную трагедию, что его боль неизмерима, что его раны глубоки и кровоточат. Но она также видела в нем силу, скрытую под маской отчаяния, и она верила, что он сможет справиться со всем, что его ждет впереди. Она медленно встала с дивана и подошла к окну, вглядываясь в бесконечный космический пейзаж. Ей нужно было время, чтобы обдумать все услышанное, чтобы найти правильные слова для Кёрли. Она смотрела на звёзды, на их холодное и безмолвное сияние, и пыталась понять, почему в мире существует столько жестокости и несправедливости. Но она также знала, что жизнь продолжается, что даже после самой тёмной ночи всегда наступает рассвет. И что она, как навигатор «Звёздного Экспресса», должна помочь Кёрли найти свой путь к этому рассвету, подобно тому, когда он смогла снова поставить Экспресс на космические рельсы. Спустя несколько минут молчания Химеко повернулась к Кёрли, её глаза были полны сострадания и решимости. Она подошла к нему и, присев на корточки перед ним, взяла его руки в свои. Она посмотрела ему прямо в глаза и тихо произнесла: — «Ты не виноват, Кёрли», – сказала Химеко с твёрдостью в голосе, даже не заметив, что почему-то перестала обращаться к мужчине на «вы». Её слова прозвучали как чёткий и бескомпромиссный приговор, направленный против самобичевания Кёрли. Она говорила с такой убежденностью, что казалось, будто она сама лично была свидетелем всех событий на «Тулпаре» и видела всё своими глазами. – «Ты сделал всё, что мог, в той ситуации. Ты не был всесильным, ты не мог предотвратить всё, что произошло. Вина лежит на Джимми, на этом монстре, который отнял жизни ни в чём не повинных людей. Ты был такой же жертвой, как и Аня, как и Дайске, как и Свонси. Ты не должен винить себя за то, что произошло, и должен отпустить прошлое и двигаться дальше». Химеко понимала, что Кёрли не сможет сразу же принять её слова, что его раны слишком глубоки, чтобы зажить в одночасье. Она знала, что для этого потребуется время, терпение и, возможно, не один разговор, чтобы он смог поверить в то, что он не виноват. Но она верила, что со временем он сможет простить себя, что он сможет обрести покой и найти своё место в этом мире. — «Мы теперь перешли на «ты», получается?» — Кёрли попытался отшутиться, разбавив напряженную атмосферу, словно он решил немного прикрыть свою уязвимость за маской саркастического безразличия. В его голосе все еще слышались отголоски пережитой боли, но в то же время проскользнула нотка облегчения, словно он почувствовал, что с ним рядом есть кто-то, кто может его понять и поддержать. Его взгляд, хотя и оставался печальным, стал немного более открытым и живым. Он как будто пытался снова почувствовать себя частью этого мира, хотя бы на мгновение. Его слова были не совсем шуткой, а скорее осторожной попыткой вернуться к обычной жизни, вернуться к нормальному общению. Он хотел, чтобы Химеко не зацикливалась на его горе, а вернулась к той Химеко, которую он знал до этого откровения. Химеко слабо улыбнулась, её глаза потеплели. Она поняла, что он пытался разрядить обстановку, что он нуждался в глотке свежего воздуха, после того, как он так долго находился в тёмном колодце воспоминаний. Она не хотела давить на него, не хотела снова возвращать его в пучину боли и отчаяния. Она решила подыграть ему, поддержать его в его попытке вернуться к обычной жизни, но в то же время не забыть о том, что произошло. — «Кажется, да, – ответила она с лёгкой улыбкой. – Но это ведь не так важно, правда? Главное, что мы теперь можем говорить откровенно, не притворяясь. И если тебе так будет легче, то я не против», – она закончила свою фразу и подмигнула ему, пытаясь придать разговору лёгкости. Она решила показать ему, что его горе не оттолкнуло её, что она по-прежнему видит в нём человека, а не жертву прошлого. Она дала ему понять, что ей не безразлично, что она всё ещё рядом и готова его поддержать. Она сделала небольшую паузу и добавила, глядя Кёрли прямо в глаза: — «И, Кёрли, я хочу, чтобы ты знал, что ты не «пёс, выброшенный на улицу». Ты – наш друг и мы все рады, что ты с нами. И я хочу тебе кое-что сказать, если ты не против…» — её голос звучал мягко, но с твёрдостью, словно она готовилась произнести что-то очень важное, что повлияет на их дальнейший путь. Она слегка наклонила голову, словно пытаясь уловить его реакцию, её глаза были полны сочувствия и понимания. Кёрли молча кивнул, его взгляд, хотя и оставался печальным, стал более внимательным и открытым. Он чувствовал, что в её словах кроется нечто большее, чем просто утешение, что она собирается предложить ему что-то, что поможет ему справиться со своими демонами. Он был готов слушать, он жаждал услышать её слова, и он надеялся, что они помогут ему найти своё место в этом новом мире. Химеко сделала глубокий вдох, как будто собираясь с силами, и продолжила: — «Ты был капитаном, Кёрли, и я знаю, что эта роль была для тебя очень важна. Но сейчас, ты не должен скрывать свои проблемы и молчать о том, как ты себя чувствуешь. Ты заслуживаешь время для восстановления, для исцеления, для того, чтобы снова найти себя. И я хочу, чтобы ты знал, что мы все будем рядом, чтобы помочь тебе на этом пути. Мы будем поддерживать тебя, мы будем слушать тебя, и мы будем верить в тебя, несмотря ни на что.» — «Спасибо, Химеко. Если бы не Звёздный Экспресс, я бы гнил на «Тулпаре» в далёком космосе…» — Кёрли стал спокойнее, хоть и в его словах чувствовалась нотка грусти. Он опустил взгляд, разглядывая свои протезы, словно снова переносясь в тот ужасный момент, когда его жизнь разделилась на до и после. Но его тело расслабилось, плечи опустились, и в его глазах больше не было той мучительной боли. Он, наконец, почувствовал, что его услышали, что его поняли, и это принесло ему долгожданное облегчение. Слова Химеко прозвучали для него словно целебный бальзам, заживляющий его душевные раны. — «Не за что, Кёрли», – ответила Химеко, её улыбка стала более широкой и тёплой, словно она была рада видеть, что его состояние улучшается. – «Мы всегда верим в лучшее в людях, когда принимаем их к нам на борт. Мы видим в каждом потенциал, который нужно раскрыть, и стараемся создать атмосферу, в которой каждый чувствует себя как дома, где каждый может быть самим собой. Мы считаем, что даже в самом отчаявшемся человеке всегда таится надежда, и верим, что всё исправимо. Ты не исключение. Ты достоин лучшего будущего, и мы поможем тебе его достичь». В зале повисла тишина, густая и спокойная, словно покрывало, окутывающее всё вокруг. Изредка, словно тихий шёпот, были слышны работающие механизмы «Звёздного Экспресса», гудение которых создавало убаюкивающую атмосферу, и приглушенные храпы остальных членов экипажа, погружённых в безмятежный сон. Кёрли и Химеко молча сидели на диване, плечом к плечу, и смотрели на звёзды, раскинувшиеся за панорамными окнами, словно бесчисленные бриллианты, рассыпанные на бархатном покрывале ночи. Космический пейзаж, с его завораживающими красками и бесконечной глубиной, будто манил их в сон, унося прочь от тревог и забот. Изредка они отвлекались от созерцания звёзд на какую-то пустую болтовню о жизни, о бесчисленных мирах, о случайных встречах и странных происшествиях. Они говорили обо всём и ни о чём, просто наслаждаясь тишиной и компанией друг друга, как будто слова были не нужны, а достаточно лишь находиться рядом, разделяя эту особенную ночь. Постепенно, под мерный шум корабля и завораживающий вид космоса, бессонница, словно по волшебству, отступила, и они, не заметив как, погрузились в крепкий, безмятежный сон. Их дыхание стало ровным и спокойным, а тела, наконец, расслабились, освободившись от напряжения последних дней.***
Утро на «Звёздном Экспрессе» началось, как обычно, с неторопливых пробуждений и сбора команды в главном зале. Все члены экипажа просыпались, потягивались, перебрасывались фразами и, по одному, направлялись в зал, готовясь обсуждать планы на предстоящий день и дальнейшие маршруты. Но когда они вошли в зал, их глазам предстала неожиданная картина, заставившая их остановиться и изумиться. На одном из красных диванов, мирно дремали, изредка посапывая, Химеко и Кёрли. Они сидели, прислонившись друг к другу плечами, и их лица выражали умиротворение и безмятежность. Эта сцена была настолько трогательной и необычной, что все замерли на мгновение, не зная, как реагировать. Первой отмерла Март, которая, увидев данную картину, тут же начала пищать от умиления, её глаза загорелись от восторга, а руки задрожали от желания запечатлеть этот милый момент. Она тут же, словно профессиональный папарацци, достала свой любимый фотоаппарат, который всегда носила с собой, и, стараясь не шуметь, двигаясь словно тень, сделала пару снимков на память. Кадры получились просто восхитительные: Химеко и Кёрли выглядели такими безмятежными и спокойными, что Март не сдержалась и тихонько захихикала, любуясь своей работой, словно создала шедевр, который заслуживал того, чтобы им восхищались. Келус, сонно моргая, как будто только что вынырнул из глубин сна, подошёл ближе и, немного улыбнувшись, прошептал, его голос был тихим и хриплым: — «Кажется, у нашего навигатора появился поклонник…» — он произнес эти слова с лёгкой иронией, но в его голосе чувствовалась некая доброта. Он, конечно, понимал, что Кёрли просто нашёл в Химеко поддержку и утешение, но ему было приятно видеть, как они мирно спят рядом, как будто нашли друг в друге покой. Март посмотрела на него с удивлением, а потом перевела взгляд на спящих Кёрли и Химеко и ехидно улыбнулась, словно подтверждая слова Келуса. — «Да, похоже, что так… Но это мило, не находишь?» — легонько толкнув сероволосого парня по плечу, спросила Март, стараясь говорить шёпотом, как будто боялась разбудить спящих. Её улыбка стала более загадочной и мечтательной, словно она уже строила в своей голове какие-то романтические истории. Пом-Пом, услышав их шепот, и подбежала к ним и, вытянув свою пушистую лапку, тыкнула ею в диван, как бы спрашивая, что происходит и почему все говорят шёпотом. — «Тише, Пом-Пом, они спят», – прошептала Март, погладив пушистого проводника по голове. Команда, переглянувшись, решила пока не будить спящих и отправились готовить завтрак, надеясь, что после такого сладкого сна, Кёрли сможет прийти в себя и, возможно, присоединится к ним на трапезе. Они понимали, что Химеко и Кёрли нужна была эта передышка, чтобы набраться сил и двигаться дальше.