New version of the fairytale

Storybrooke, 08.05.2012 За одну ночь произошло много событий. Когда Крюк выстрелил в плечо Элисы, тёмный использовал магию, чтобы излечить её рану. В этот момент, когда казалось, что всё уже успокоилось, внезапно появилась машина, которая чуть не сбила их. Однако Голду удалось увернуться, и автомобиль врезался в пирата. Оба сильно пострадали. Мужчина хотел бы нанести пирату ещё больше ран, пока тот не умрёт, но вспомнил своё обещание Элисе — не убивать, измениться ради их будущих детей. Он сдержался. Ночью, в лавке, он столкнулся с Корой. Она не пришла с угрозами, а предложила что-то. Румпель знал, что ей нельзя доверять, но понимал, что то, что она принесла, ему нужно — хрустальный компас, который мог бы помочь найти его сына. Та имела свои скрытые планы, и, вероятно, всё это было связано с Реджиной. Но главное — Румпельштильцхен заключил с ней сделку и теперь владел компасом. Он направился к дому прекрасных, чтобы сообщить, что настало время для Эммы вернуть долг. После всего этого он оказался в больнице, рядом с женой. Мужчина смотрел на неё, зная, что с ней всё в порядке, что она просто спит. Но в тот момент, когда он наблюдал за её мирным сном, осознавал, как близко был момент, когда мог потерять её навсегда. И за это он ненавидел себя. Всю ночь он не мог закрыть глаз, лишь глядя на её лицо. Она была так прекрасна, и он не мог поверить, как ему повезло, что она была рядом. Он достал телефон и начал искать лучшие отели в Нью-Йорке. Голд знал, что не может оставить её в Сторибруке — не сейчас, не потом. Пока он не разберётся с Корой и Крюком, она и их дети должны быть под его защитой, и, возможно, в другом месте. Лучше было заказать отель прямо сейчас, даже если она будет против этого. Он не собирался рисковать её безопасностью. Все эти проблемы с Корой и пиратом — это лишь часть того, что угрожало их будущему. А пока что он мог только готовиться к тому, чтобы вывезти её туда, где она будет в безопасности. Он пролистал экран телефона и нашёл несколько отличных вариантов. Одним из лучших на тот момент был The Plaza Hotel, роскошный и знаменитый отель на Пятой авеню. Этот отель был синонимом роскоши и элегантности, и идеально подходил для того, чтобы скрыться от всех проблем, при этом находясь в самом центре города. Ещё один достойный выбор — The St. Regis New York, знаменитый своим безупречным обслуживанием и атмосферой старинной изысканности. Десмонд знал, что ей бы понравился этот отель — всё было бы идеально, как в старинной сказке. Поставив телефон в сторону, Голд снова взглянул на неё. Он взял её руку и поцеловал её. После поцелуя её глаза открылись. Её голубые глаза, как океан, встретились с его кофейно-карими. Девушка мягко улыбнулась. — Поцеловать можно и в губы, — прошептала она, её голос звучал хрипло от сна. — Ты как? — спросил он с тревогой в голосе, поглаживая её руку. — Умирать не собираюсь, даже не мечтай, — ответила она с улыбкой, потянувшись и зевнув. Она перевернулась на бок, повёрнутым к нему, и прикрыла глаза. — Я хочу спать... не думала, что в больнице так хорошо спится. — Отдыхай. Всё будет хорошо, я рядом, — тихо сказал он, поглаживая её по волосам, стараясь успокоить. В его голосе звучала нежность и уверенность, которые он искал не только для неё, но и для себя. Элиса спокойно заснула, и мужчина аккуратно подправил её одеяло, укрывая её с головой. Он посмотрел на неё ещё раз, словно пытаясь запомнить каждый момент, каждое её дыхание, каждое движение. Как только Элиса закрыла глаза во второй раз, её поглотил сон — не простой, а словно сотканный из обрывков прошлого, что цепляли её за живое. Она видела детство Эммы: одинокие ночи в приюте, робкие мечты о семье, первые лучи надежды, разбившиеся о реальность. И, глядя на всё это, Элиса невольно вспомнила своё собственное детство — не менее тёмное, возможно, даже более беспощадное. Они были такими разными. Эмма Свон и Элизабет Элиса Уайт. Как солнце и луна. Одна сияла ярко, обжигая всё вокруг, другая пряталась в холодной дымке ночи. Эмма всегда стремилась к свету, даже если сама была охвачена тьмой. Её вера в справедливость оставалась непоколебимой, несмотря на боль, несмотря на раны, что наносила жизнь. Она боролась, она искала, она защищала. Элиса же, напротив, привыкла скрываться во тьме. Её свет был другим — приглушённым, таинственным, тихим. Она не верила в доброту людей, не искала справедливости. Мир был жесток, и, чтобы выжить, она научилась быть ещё жестче. Элиса крала, обманывала, шла на крайности — не из удовольствия, а из необходимости. Там, где Эмма следовала правилам, Элиса их нарушала. Эмма была солнцем, но её свет был не для себя. Она сгорала изнутри, освещая путь другим, но не видя дороги для себя. Словно солнце на закате, она теряла веру в любовь, в людей, в тепло. Всё, что она видела теперь, — это обжигающая боль от прикосновений, которых она так боялась. Элиса, напротив, была луной. Она светила только избранным, тем, кто мог заглянуть за её холодный блеск, кто видел в ней не только ледяную маску, но и ранимую душу. Любовь для неё всегда была чуждой и недоступной, пока она не встретила Голда. Только рядом с ним она поняла, что значит любить: не ждать ничего взамен, быть готовой жертвовать всем, ставить другого выше себя. И всё же, несмотря на различия, они были связаны. Солнце и луна, день и ночь. Одной суждено светить, другой — следовать за ней. Но обе они знали цену одиночества и цену любви. Их пути переплелись, как свет и тьма, создавая нечто новое — тонкий баланс, где одна училась у другой, а обе вместе становились сильнее.

~^~

Наступило утро, окрашенное мягким светом, пробивающимся сквозь полупрозрачные шторы больничной палаты. Элиса проснулась с чувством тяжести в душе, словно остатки ночного сна не спешили её отпускать. Она сидела на кровати, смотря в окно, где за окном начинался новый день. Утро казалось слишком тихим, почти равнодушным, а мысли о том, что она видела ночью, словно тянули её назад, в болезненные воспоминания. Она старалась не думать об этом, особенно сейчас, рядом с любимым мужчиной. Голд был для неё чем-то большим, чем просто партнёром. Он был её утешением, её светом в безысходности, тем, ради кого она снова и снова находила в себе силы идти вперёд. Но сегодня ей казалось, что даже его присутствие не способно развеять этот внутренний холод. Когда врачи наконец осмотрели миссис Голд и сообщили, что с ней всё в порядке, Десмонд не стал тратить времени зря. Он быстро подписал все документы и, как всегда, с ледяным спокойствием дал понять, что их больше здесь ничего не держит. Никто бы и не посмел возразить. — Заедем домой? Я хочу переодеться, — предложила Элиса, устроившись на сиденье машины. Десмонд бросил на неё короткий взгляд, но тут же снова сосредоточился на дороге: — Мы и так опаздываем. Нам ещё нужно заехать за твоей сестрой. — Ты хочешь, чтобы твой сын увидел свою приёмную мать в таком виде? Да ты шутишь, наверное, — она попыталась сделать вид, что возмущена, но сама не выдержала и рассмеялась. — Представь его лицо: твоя жена младше твоего сына! Голд хмыкнул, уголки его губ едва заметно приподнялись, но он всё же повернул руль в сторону их дома: — Я тут думаю, как вообще найти сына, а она смеётся, — пробурчал он с оттенком сарказма. Элиса расслабленно откинулась на спинку сиденья, но вдруг её голос изменился: — Хотя знаешь… не нужно. Я переоденусь у Эммы. Там есть моя одежда. Её слова прозвучали неожиданно легко, но в глубине души она знала, что возвращаться домой — это значит снова столкнуться с мыслями, от которых она пыталась убежать. Взгляд Голда, внимательный и цепкий, как будто на мгновение задержался на ней. Но он не стал возражать. — Как скажешь, дорогая, — коротко ответил он, направляя машину к дому родителей Элисы. Через тридцать минут они уже подъехали. Десмонд первым вышел из машины, открыв дверцу и галантно протянув жене руку. — Да вы у нас джентльмен, мистер Голд, — усмехнулась она, принимая его помощь. — Стараюсь, моя дорогая, — ответил он, слегка улыбнувшись, отпуская её руку только тогда, когда она твёрдо ступила на землю. Но даже это простое утро казалось ей странно чужим. Оно напоминало о том, что жизнь идёт своим чередом, даже если её сердце всё ещё цепляется за тени прошлого. Они зашли в здание, и Голд уверенно постучал в дверь квартиры. Через несколько мгновений её открыла Эмма, уже полностью одетая, но с холодным выражением лица. — Готовы, мисс Свон? — спросил он ровным тоном, слегка приподняв бровь. — Почти, — сухо ответила она, отводя взгляд. За их спинами шли Дэвид и Белоснежка с сумками и вещами. Они пытались скрыть свою тревогу, но их жесты выдали то, что они не были готовы отпустить свою дочь и внука, особенно в компанию с тёмным. Голубые глаза Элисы, стоявшей немного поодаль, смотрели на них с неким оценивающим взглядом. И вдруг из её памяти вырвались воспоминания. Как Эмма была одинока, как она пыталась найти свое место в мире, и как её детство было полным боли и недосказанности. А теперь… теперь они пытаются быть хорошими родителями, как будто всё забыто. Но Элиса знала, что прощения не было. По крайней мере, для неё. Элиса тихо отвернулась и проговорила: — Я буду ждать в машине, — её голос был холодным и отстранённым, будто она уже не хотела оставаться здесь. Голд с мягким выражением на лице подошёл ближе, пытаясь понять, что скрывается за её словами. — Что случилось, милая? — его голос был полон заботы, но Элиса не позволяла себе ответить прямо. Она медленно повернулась к нему и слабо улыбнулась, но эта улыбка была слабой, едва заметной. — Ничего... всё хорошо, — ответила она, хотя её глаза выдали всю боль, скрытую за словами.

~^~

В машине царила напряжённая тишина, лишь ровное дыхание спящего Генри нарушало её. Как только мальчик закрыл глаза, Десмонд, взвесив всё, рассказал Элисе о том, что мучило его с прошлой ночи. Он изложил свои опасения и твёрдо заявил, что хочет, чтобы она осталась в отеле, пока он не уладит все проблемы. Свон поддержала его идею, убеждая, что так будет безопаснее как для Элисы, так и для детей, которых она носила. Но брюнетка встретила это решение в штыки. Её недовольство выражалось во всём — в словах, жестах, даже взгляде. Мужчина старался не провоцировать ссору, зная, что ей нельзя волноваться, но его собственное терпение было на пределе. Страх за сына, неопределённость предстоящего — всё это накладывалось на накалённую атмосферу. –Я всё сказала, – твёрдо произнесла голубоглазая, её взгляд был холоден, но голос не дрогнул. –И я тоже, – не менее уверенно ответил Голд, не оборачиваясь к ней. – Можешь ты хоть раз прислушаться ко мне? Я ведь слушаю тебя, принимаю твои советы. –Иди к чёрту, – резко бросила она, отвернувшись к окну, её плечи дрожали от подавляемого гнева. Он сжал руль так, что костяшки побелели. Голос, несмотря на внутренний шторм, звучал на удивление спокойно: –Выбери отель. Ты останешься там. –Нет, – отрезала девушка, даже не взглянув на него. –Да. –Нет. –Да, Элиса, – голос Десмонд стал опасно тихим, но решительным. – Это не обсуждается. Элиса резко повернулась к мужу, её взгляд пылал гневом, от которого он невольно напрягся. Такой ярости он не видел в её глазах уже давно. –Не обсуждается? Ты забываешь, с кем разговариваешь, Румпель. Я не вещь, которую можно передвинуть, чтобы облегчить тебе жизнь, – её голос звучал низко, сдержанно, но каждое слово резало словно лезвие. –Облегчить мне жизнь? – тёмный усмехнулся, но в его голосе не было ни капли иронии, только напряжение, сквозь которое пробивался страх. – Элиса, Кора и Крюк уже в Сторибруке. И они знают, что ты – моя слабость. А что будет, если они узнают, что ты беременна? Ты подумала об этом? Голубоглазая на мгновение замерла, но её взгляд не дрогнул. Эмма, сидевшая позади, напряглась ещё сильнее, хотя старалась оставаться незаметной. Ссоры Голдов всегда были тяжёлыми, похожими на битву двух упрямцев. Обычно тёмный сдавался первым, уступая, но в этот раз ставки были слишком высоки. Они оба понимали это, но каждый по-своему боролся за то, что считал правильным. –А ты подумал о том, что будет, если с тобой что-то случится? – прошептала брюнетка, её голос дрожал, но это было не от страха, а от сдерживаемой боли. –Я бессмертный, – твёрдо произнёс он, хотя сам не верил своим словам. Элиса фыркнула и сжала руки в кулаки, чтобы не сорваться. –Никто не бессмертен, Румпель, – прошептала она, её слова прозвучали как приговор. – Все умирают. Рано или поздно. И ты это знаешь. Блондинка чувствовав, как напряжение в воздухе стало почти осязаемым, наконец, решилась вмешаться. Её голос прозвучал осторожно, как будто она боялась, что каждое слово может стать искрой, разжигающей пожар: – Может, хватит? Вы оба сейчас злитесь не друг на друга, а на ситуацию. Вместо того чтобы спорить, лучше подумайте, как обезопасить всех. Элиса резко повернула голову, её взгляд стал резким, как нож, когда она встретилась глазами с Эммой через зеркало. В её голосе звучала сталь, такая непривычная в общении с блондиночкой. –Эмма, не вмешивайся, когда я разговариваю с мужем, – сказала она твёрдо, её слова словно отрезали все возможные разговоры. Спасительница замерла, её губы слегка поджались, но она не спорила. Это было что-то новое. Элиса никогда не говорила с ней таким тоном. Это было как предупреждение, которое она не могла проигнорировать. Тишина вернулась, но теперь она стала ещё более тяжёлой, как груз, который не могли сбросить. Она почувствовала, как воздух вокруг неё стал густым, как будто каждое слово и каждый взгляд оставляли след в её душе. Она кивнула, будто принимая молчаливое предупреждение, и отвела взгляд, погрузившись в свои мысли. Её руки сжались на коленях, а в глазах появилась нерешительность. Она не хотела становиться частью этой битвы, но теперь понимала, что её вмешательство могло только усугубить конфликт. Голд тихо вздохнул, ощущая, как внутри него растёт непреодолимая буря. Он знал, что Элиса была права, что её страхи и переживания не были пустыми. Но всё, что он сейчас мог делать, это защищать её, даже если это означало столкновение с её собственным гневом. – Я не хочу, чтобы ты рисковала, – его голос прозвучал тихо, но в нём была решимость. Он повернулся к жене, его взгляд был полон боли, но и любви. – И я не могу допустить, чтобы ты оказалась в опасности. Ты — моё всё. Элиса почувствовала, как в груди что-то болезненно сжалось. Её сердце всё ещё не могло оправиться от волнения и страха за него, за их будущее. Она посмотрела на мужа, и хоть её гнев не исчез, в его глазах она всё же заметила ту самую искорку, которую когда-то любила. Он был для неё важен. И это мучило её. – Ты не можешь контролировать всё, Румпель, – произнесла она, её голос стал мягче, но не менее решительным.

~^~

Аэропорт был погружён в суету: шум голосов, объявления в громкоговорителе, прощания и встречи. Возле машины царило напряжение, словно они остались в своей собственной, изолированной реальности. Эмма, вытащив вещи из багажника, занялась Генри, который держался за её руку, немного сонный, но уже пробуждённый окружающим хаосом. Элиса, скрестив руки на груди, стояла у машины, её взгляд был холодным, но её внутренняя усталость ощущалась даже в этом молчании. –Ты мог бы предупредить меня и сказать раньше, – сухо произнесла она, не глядя на мужа. – Тогда я бы взяла с собой вещи. Голд, который был на грани от усталости и раздражения, понимал, что их ссора зашла слишком далеко. Она была права. И он тоже. Но это не облегчало ситуацию. Вместо слов он подошёл к жене, решительно сократив расстояние между ними, и неожиданно поцеловал её. Это был долгий, грубый, почти отчаянный поцелуй, но с ноткой нежности, которую он всё же не мог скрыть. Его руки крепко держали её за плечи, словно он боялся, что она исчезнет. – Вы издеваетесь? – раздался возмущённый голос Эммы. Блондинка смотрела на них с смесью удивления и злости, её руки были на бёдрах, а лицо выражало полное неодобрение. – Здесь, между прочим, 11-летний ребёнок! Имейте совесть в конце концов! Она закрыла глаза Генри своей ладонью, недовольно цокнула и, бросив раздражённый взгляд в сторону Голда и Элисы, направилась к входу в аэропорт. – Мы будем вас ждать внутри, – бросила она через плечо, подталкивая сына за собой. Брюнетка медленно отстранилась, её голубые глаза встретились с тёмным взглядом мужа. Её выражение было строгим, но где-то в глубине за холодом пробивалось тепло, которое она не могла полностью скрыть. Её дыхание оставалось немного сбивчивым, словно она старалась восстановить равновесие. Она прикусила губу, на мгновение опустив глаза, будто обдумывая его слова. – Думаешь, это всё решает? – её голос прозвучал тихо, почти шёпотом, но твёрдость всё ещё звучала в каждой ноте. – Нет, – так же мягко ответил тёмный, его пальцы скользнули по её щеке, задержавшись на мгновение, словно он хотел запомнить её тепло. – Но ты перестала на меня кричать. Девушка фыркнула, покачала головой, но уголок её губ дрогнул, выдав её внутреннюю борьбу. Она не могла просто сдаться, но этот момент сбил её с толку. Десмонд умел касаться самых глубоких струн её души, даже когда она пыталась держаться отстранённо. – Ты невозможный, – наконец произнесла она, но её голос был мягче, чем минуту назад. – Именно поэтому ты меня любишь, – ответил он с едва заметной улыбкой, его взгляд стал чуть теплее, но затем он снова посерьёзнел. Элиса отвела взгляд, стиснув губы, но не сделала шага назад. Она ощутила, как его руки крепко, но бережно легли на её плечи. – Пожалуйста, доверься мне, – тихо сказал он. Его голос был полон искренности, почти мольбы. – Это всё ради тебя. Ради них. Она вновь подняла на него взгляд. Её лицо чуть смягчилось, но внутри неё всё ещё бушевали сомнения и страх. – Ты действительно думаешь, что сможешь справиться один? – её голос дрогнул, но она старалась звучать уверенно. Румпель не ответил сразу. Он лишь внимательно смотрел на неё, словно пытаясь вложить в этот взгляд всё то, что невозможно было передать словами. Наконец, его голос прозвучал тихо, почти шёпотом: – Я должен. Молчание повисло между ними, но в этой паузе Элиса что-то для себя решила. Она медленно кивнула, будто соглашаясь, хотя её сердце ещё протестовало. – Ладно, – наконец сказала она. Её голос звучал устало, но в нём была решимость. – Но если ты думаешь, что я просто уеду и оставлю тебя одного, то ошибаешься. Румпель нахмурился, но ничего не сказал, ожидая её продолжения. – Я пойду с тобой, – твёрдо заявила она. – Помогу найти сына. Но после того, как ты найдёшь его, я соглашусь на твой отель. С этим я могу смириться. Он открыл было рот, чтобы возразить, но она подняла руку, останавливая его. – Это не обсуждается, Румпель. Но ты будешь мне звонить. Каждый час. Я хочу знать, что ты в порядке. И не пытайся спорить. Он молча смотрел на неё, его взгляд был сложным, переполненным чувствами. Затем он медленно кивнул, понимая, что это её компромисс, её способ оставаться рядом, не срываясь на открытый конфликт. – Понял, – сказал он тихо, и на его лице мелькнула слабая улыбка. – Только не забывай о своём обещании. – И ты о своём, – ответила она, её голос дрогнул, но на губах всё же появилась тень улыбки. – Мы справимся. Вместе. На миг всё вокруг будто остановилось. Это была хрупкая тишина перед новой бурей, но в этой тишине они нашли своё равновесие. Они направились в сторону входа в здание аэропорта. Эмма и Генри уже ждали их у стойки безопасности. Голд чувствовал, как его напряжение нарастает. Мысли вертелись в голове, беспокойные и сумбурные, как шторм. Он пытался сосредоточиться, но его тревога не отпускала. Он беспокоился за Элису, за детей, за Бэя, за будущее — и, что важнее всего, за себя. Без магии он ощущал себя уязвимым, как никогда. Когда они подошли к сканеру, Эмма с привычной настойчивостью начала объяснять, что необходимо снять обувь. Тёмный на мгновение замер, раздражение вспыхнуло в его глазах. – Что за дикость? – буркнул он, явно недовольный всей ситуацией. Элиса тихо произнесла: – Не вредничай. Десмонд сжался, но молчал. Его раздражение росло, но не только из-за этих мелких неудобств. Его мучила беспомощность — отсутствие магии, отсутствие контроля над ситуацией. Он чувствовал себя потерянным, а его беспокойство усиливалось с каждым шагом. Когда они сняли всё, что требовалось, и подошли к сканеру, охранник произнес: – Шарф и трость кладём в корзину. Голд замер. Его взгляд стал холодным и решительным. – Что? – переспросил он, не веря своим ушам. Тот шарф был важен для него гораздо больше, чем просто аксессуар. Это было нечто большее. Элиса уже заметила его реакцию, но охранник повторил: – Шарф и трость кладём в корзину. Румпель чувствовал, как внутри него накатывает волна паники. Он не мог снять этот шарф. Он знал, что без него память может ускользнуть. Он мог забыть всё, что было важно для него, всё, что связывало его с прошлым. Его существование, его память, его чувства — всё могло исчезнуть. – Я не стану, – произнёс он, почти шепотом, пытаясь сдержать свои эмоции. Голос был напряжённым, но решительным. Брюнетка подошла ближе, её голос стал мягким, но полным настойчивости: – Придётся, Румпель. Ты не потеряешь память. Просто доверься мне. Он посмотрел на неё, в её глазах не было сомнений. Он доверял ей, но этот страх, этот ужас был слишком велик. Но её уверенность, её спокойствие начали успокаивать его. С дрожью в руках он позволил Элисе снять шарф. Когда она осторожно положила его в корзину, тёмный почувствовал, как всё внутри него сжалось. Мир вокруг стал плыть, голова закружилась. Он попытался сосредоточиться, но паника уже охватила его. Он потерял ощущение реальности, не мог понять, что происходит. Только когда Элиса снова надела на него шарф, всё вернулось на свои места. Голова перестала кружиться, и реальность снова приобрела чёткость. Он ощутил его привычный вес, его защиту, и в этот момент как будто вернул часть себя. Девушка внимательно посмотрела на него, её голос был полон заботы. – Ты как? – спросила она тихо. Он немного приподнял голову, ощущая боль в ноге, но эта боль уже была привычной. Память не исчезла, но его тревога не ушла. – Лучше, – произнёс он с трудом, пытаясь собраться. – Но нога болит… Отвык от этой боли. Она тихо кивнула, но ничего не сказала, лишь крепче взяла его за руку. Голд ощущал, как её поддержка помогает ему восстановиться, но внутренний страх, что он мог бы забыть свою жизнь, остался с ним.

~^~

Румпельштильцхен мерил шагами зал ожидания, его трость стучала по полу, словно акцентируя каждую тревожную мысль. Эмма наблюдала за ним краем глаза, пытаясь сосредоточиться на разговоре с Генри, но она тоже чувствовала напряжение, витавшее вокруг. "Он никогда меня не простит. Почему должен? Я оставил его. Бросил, чтобы гнаться за силой, за тьмой, за проклятым кинжалом. Моя жадность стоила мне всего." Мужчина стиснул трость крепче, почти до боли, и резко остановился, всматриваясь в окна аэропорта. Его взгляд был полон терзаний. "Но если он узнает… обо всем? О моем новом браке? О том, что у меня будет дети? Его ли это заботит? Или я навсегда останусь для него человеком, который предал его?" Глаза тёмного опустились на свои руки. На секунду он видел перед собой не жестокого Темного мага, а слабого мужчину, потерянного отца, который отдал всё ради сына, но, кажется, упустил его окончательно. "А вдруг он поймет? Может, он вспомнит те редкие дни, когда я был хорошим отцом. Когда я укутывал его одеялом и рассказывал сказки. Но это было так давно. Слишком давно." Мужчина шагнул ближе к окну, его отражение казалось ему чужим. Он видел в нем не себя, а мужчину, который ждал суда. И приговор будет вынесен его сыном. "Я столько раз представлял этот момент — как он обнимет меня, как скажет, что я ему нужен. Но теперь это кажется не более чем вымыслом. Я предал его. Бросил. А он… он прошел через ад, через столько боли, что, возможно, никогда не сможет принять меня." Голд провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться, но мысли продолжали лихорадочно рваться одна за другой. "А если он скажет, что ненавидит меня? Или не скажет ничего… просто отвернется? Это будет хуже всего. Я лучше приму крик, проклятия, даже его презрение, чем эту ледяную тишину. Потому что тогда я пойму — я для него действительно умер." В горле у Румпеля пересохло, и он крепче ухватился за трость. Казалось, весь зал сужался, оставляя его одного в этом мучительном ожидании. "Может, еще не поздно? Может, есть шанс что-то исправить? Или я уже проиграл?" Он закрыл глаза, пытаясь унять дрожь в руках. Ответа не было. – Всё в порядке? — Эмма наконец-то нарушила тишину, её голос был мягким, но полным заботы. Мужчина повернулся к ней и с усилием кивнул. – Да, — его голос звучал глухо, как будто он сам не верил в свои слова. — Я сейчас подойду. Ему нужно было уйти, скрыться, дать себе хотя бы несколько мгновений, чтобы собраться. Чтобы, возможно, хотя бы ненадолго не видеть их. Потому что Генри так сильно напоминал ему Бэя… и каждый его взгляд, каждое движение только усиливали боль в его сердце. Пока тёмный направился в уборную, надеясь хоть на мгновение избавиться от терзающих его мыслей, Элиса, тем временем, оказалась в женском туалете, стараясь скрыться от всего, что казалось слишком тяжелым для её сердца. Женщина стояла перед зеркалом в уборной, её взгляд был устремлён в пустоту, а мысли в голове не оставляли её ни на секунду. Она чувствовала, как горло сжимается от напряжения, как в груди прокачивается холодная волна страха. Всё вокруг казалось туманным, запутанным. Даже воздух, казалось, становился плотным, тяжёлым от непрекращающегося бремени, которое она несла в себе. "А вдруг, я окажусь права? Нет, нет, нет... Это невозможно," — она мысленно отгоняла эти мысли, пытаясь найти хоть малейшее утешение в самом себе. Но оно не приходило. Тот сон… Он не давал ей покоя. Всё началось с образа маленькой девочки — одинокой, брошенной, которую никто не мог утешить. Потом картина менялась, и перед её глазами возникала молодая Эмма, наивная, влюблённая, такая, как она была когда-то, когда верила в чудеса и добрые намерения. Но больше всего в её мыслях вертелось лицо Нила — того, кого она ненавидела всем сердцем. Тот, кто так бесстыдно предал её сестру. Но это не было самым страшным. Самое ужасное было то, что в этой ночной тираде её сознание настойчиво рисовало сходство между Нилом и Бэлфаером. Эти образы переплетались, мучая её, словно проклятие. В какой-то момент она даже забыла об этом сне, проснувшись утром в хорошем настроении, почти счастливой, но всё изменилось, когда она увидела родителей. В тот миг вся тяжесть воспоминаний вернулась. И всё, что она скрывала, вновь всплыло в её сознании. Голд, тем временем, искал сына столько лет, терзал себя, ломал ногу, лишь бы не допустить, чтобы его ребёнок остался без отца. И теперь, когда она стояла здесь, перед зеркалом, ей вдруг стало ясно, что всё это могло быть не случайностью. Всё в её жизни, казалось, сходилось в один момент. "Чёрт. Если я окажусь права, если это правда… Если Нил — это Бэй, отец Генри, а Генри — внук Румпеля? Проклятие... Пророчество..." Она закрыла глаза, пытаясь остановить этот поток мыслей, которые так сильно мучили её. Она не могла, не должна позволить этим мыслям овладеть ею, не могла позволить себе сойти с ума. Это было слишком важно, слишком опасно. Её дыхание стало учащённым, и вдруг дверь открылась. Эмма вошла, её голос был лёгким, немного ироничным. – Эй, что это с вами? Что Голд, что ты оба в туалете? — Эмма улыбалась, но эта улыбка не могла развеять тяжесть, которая витала в воздухе. Элиса заставила себя выровнять дыхание, вытерла ладонью лицо, чувствуя, как ещё одна волна паники накатывает. Она не могла позволить Эмме заметить её тревогу, её слабость. Не сейчас. – Ничего... просто стошнило, — соврала она, её голос прозвучал слишком ровно, чтобы быть правдой. Но она надеялась, что Эмма не заметит. Или не захочет заметить. "Мне нужно успокоиться. Не думать об этом. Хотя бы ради детей... Голд не должен об этом знать. Он не должен..." Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Нужно было собрать себя. Поставить эту тяжёлую мысль под замок, чтобы не разрушила всё. Элиса не была уверена, сколько ещё сможет скрывать свою тревогу, но сейчас её единственная цель — не дать этому вырваться наружу. –Мне мне врёшь, Уайт– сказала блондинка твёрдым голосом. –Я давно не "Уайт" , а "Миссис Голд –подправила брюнетка –И вообще, я не вру. –Я сделаю вид что поверила тебе– сказала Свон. Элиса сделала вид будто ей все равно, и они вместе вышли из уборной. А с соседней комнаты стоял Генри и явно ждал дяду. –Где Голд?–спросила Эмма. –Там, ещё не вышел –пожал плечами мальчик. –Он там людей убивает что ли?–спросила Элиса с ухмылкой, скрывая своего волнения. –Элизабет!‐недовольно цокнула блондинка –Генри, иди позави его а то мы опаздываем в самолёт. Генри кивнул и скрылся за дверью, а Элиса, оставшись наедине с Эммой, незаметно оперлась на стену. Её лицо на мгновение утратило привычную маску, и из-под неё прорвались усталость и беспокойство. Её губы сжались в тонкую линию, а руки инстинктивно скользнули к карманам, будто ища что-то, за что можно было бы ухватиться, чтобы удержаться на краю пропасти. Но через мгновение она выпрямилась, словно ничего не произошло, и снова надела на себя эту привычную, непроницаемую маску. Эмма, поглощенная экраном своего телефона, не заметила, как атмосфера в комнате снова начала сжиматься. Голд и Генри вышли из туалета, но сразу стало ясно, что ситуация не улучшилась. Правая рука мужчины была перевязана бумагой, и по его виду было понятно, что его нервозность выплеснулась в непредсказуемую агрессию. Элиса, не теряя времени, быстро подошла к мужу, её взгляд мгновенно упал на его раненую руку. Она взяла её осторожно, словно боясь, что он отдернется, и не могла не заметить, как его пальцы сжимаются, пытаясь скрыть свою растущую тревогу. — Ну? Успокоился? — спросила она, её голос был мягким, но в нём звучало нечто большее, чем просто забота. Она не была уверена, могла ли она его действительно успокоить, но по-прежнему искала способ облегчить его боль. Голд только тяжело вздохнул и безразлично буркнул: — Нет, спокойно не становится. Он попытался убрать руку, но Элиса не отпустила его. Её прикосновение было таким же теплом, как и её слова, но он всё равно ощущал внутри себя отчаянную пустоту. Элиса видела это. Знала, что он не может избавиться от своей злости, своего разочарования. Но она не могла позволить ему страдать в одиночестве. — Прекрати, Румпель... — прошептала она с мягкостью, которой он так нуждался, хотя сам отказывался это признать. — Он тебя простит... Тёмный почти не слышал её слов. Они были как пшик в этом водовороте боли, который он так долго в себе носил. Он не верил в прощение, особенно в своё собственное. Он не мог простить себя, и поэтому не видел смысла в том, чтобы кто-то другой его простил. — Простит? Правда? А ты простила своих родителей? — его голос был полон горечи и недовольства. Он не мог скрыть своего раздражения. Элиса резко замерла, как будто его слова застали её врасплох. Её лицо, ещё мгновение назад твердое и решительное, вдруг потемнело, а глаза затуманились болезненной тенью воспоминаний. Тот вопрос затронул старую рану, которую она так старательно закрывала. И вот теперь её сердце, разрываемое между желанием защитить его и своим собственным горем, не могло спокойно принять его упрёк. — Это совсем другое, — сказала она тихо, но её голос стал холодным, как лёд, сдерживающим всё, что она чувствовала. Её рука, всё ещё держащая его, замерла. Она не могла продолжать, не могла позволить этому чувству прорваться наружу. Но Голд, не выдержав, вырвал свою руку из её ладони. Его слова, как яд, вылетели на неё, причиняя боль. — Конечно, другое. Удобная отговорка. Только знаешь что? Это одно и то же. Разве что я сделал хуже, — его голос стал громче, в нём ощущалась жестокая самоирония и самоосуждение. — Ты можешь простить, а я... я вообще не заслуживаю прощения. Элиса почувствовала, как в груди комок. Она не могла позволить ему продолжать в этом тоне. В её глазах вспыхнуло отчаяние, но она не позволила себе сдаться. Она не могла позволить ему разрушать всё до конца. — Нашёл что сравнивать, — произнесла она с вызовом, её голос стал более жёстким. — Я таких примеров могу привести сотни. И знаешь что? Я бы в этом споре выиграла. Каждый человек разный, Голд. Генри, заметив, что разговор принимает совсем неприличный оборот, тихо подошёл к маме и тихо сказал: — Мам, пойдём... Эмма, понимая, что вмешиваться не стоит, только молча кивнула и потянула Генри за собой. Они быстро направились к выходу, оставив пару наедине с их ссорами. Элиса, заметив их уход, почувствовала какое-то облегчение. Зачем им быть свидетелями этого? Она сделала шаг в сторону, пытаясь избежать взгляда Голда, почувствовав, как между ними растёт бездна, которую ей было тяжело преодолеть. Он стоял, наблюдая, как Элиса уходит, её фигура исчезала в коридоре. Он закрыл глаза, чувствуя, как в груди застряла тяжесть. "Идиот. Придурок," — он проклинал себя, зная, что не должен был так говорить. Когда пришло время для того, чтобы сесть в самолёт, он подошёл к ней. Голд был готов на всё, чтобы она простила его, готов был попросить прощения, даже если бы её ответ был холодным. Но прежде чем сказать что-то, он просто тихо произнёс: — Элиса, прости меня. Я не должен был так с тобой говорить. Она не сразу ответила, но её взгляд всё же встретился с его. В её глазах было что-то теплое, но и настороженное. Он почувствовал, как она немного смягчилась, хотя её лицо оставалось серьёзным. Она подошла к нему, и в ответ на его извинения она коснулась его губ своими. Поцелуй был коротким, но в нём было столько мягкости, что Голд, казалось, забыл обо всём на свете. Когда она отстранилась, её губы всё ещё улыбались, но голос стал немного серьёзным: — Если ты ещё раз скажешь что-то подобное, — она прижалась к нему, но её слова прозвучали как нежное предупреждение, — ты так просто не отделаешься. Голд улыбнулся и тихо кивнул, слегка сжимая её руку. — Понял, — прошептал он, и в его голосе было больше любви, чем каких-либо сомнений.

~^~

Выйдя из такси, Голд первым делом подал руку Элисе, помогая ей выбраться из машины. За ними последовал Генри, а затем Эмма. Холодный ветер, пронизывающий Нью-Йорк в это время года, заставлял блондинку поёживаться. Она прятала руки в карманы, стараясь согреться, но тщетно. Все стояли на краю тротуара перед многоквартирным жилым домом, и напряжение витало в воздухе, как скрытая буря. Элиса заметила, как Голд снова стал напряжённым, его челюсти были сжаты, а взгляд затмён беспокойством. Это не ускользнуло от неё — она тревожно посмотрела на мужа, чувствуя, как его внутренний шторм отражается на его лице. — Это не тот адрес? — с лёгким намёком на тревогу спросила Эмма, заметив, как Голд оглядывается, явно не уверенный. — Нет... тот, — ответил Голд, кидая взгляд на здание, но его голос выдал растерянность. Эмма, не обращая внимания на его беспокойство, сделала шаг вперёд и подошла к дверям, рядом с которыми висел щиток с именами жильцов. Она нажала на звонок, но вдруг её внимание привлёк звук сверху. Грохот металлической лестницы, и затем резкие шаги по крыше — кто-то явно убегал. Свон не теряя времени, быстро осмотрела фигуру беглеца, чья голова была скрыта капюшоном, но фигура была явно мужской. Всё было ясно: этот человек не только знал, что они приближаются, но и что-то скрывает. — Поймайте его, и считайте, мы в расчёте! — Румпель крикнул с напряжением в голосе. Свон даже не задумываясь, резко развернулась и, не оборачиваясь, бросила взгляд на Элису и Генри. — Присмотри за Генри, — крикнула она, не останавливаясь. Она ринулась в погоню, уверенная в своих силах. Мужчина прыгнул с пожарной лестницы, стремительно бегая по мокрым улицам, но блондинка была на шаг впереди. Он пытался спрятаться в переулках, но она не теряла его из виду, её шаги были быстрыми и точными. И вот, на одном из поворотов, когда она была совсем близка, блондинка наконец схватила беглеца за руки. Они оба упали на землю, их тела столкнулись с мокрым асфальтом. С силой встала, вытирая руки от грязи, и резко повернулась к нему. И в этот момент мир как будто замер. – Боже… — её голос едва слышен, но в нём ощущалась глубокая неуверенность и шок. Он поднял голову, его лицо было всё таким же знакомым, несмотря на годы, прошедшие с последней встречи. – Эмма? — его голос звучал с удивлением, как будто он сам не верил своим глазам. Перед ней стоял он — Нил Кэссиди. Её первая любовь… и отец Генри. Эмма не могла поверить, что этот момент настал, что вот он, спустя столько лет. Все её чувства столкнулись в один момент, и всё, что она смогла сделать — стоять, ошарашенно глядя на него. В голове крутился вихрь эмоций: гнев, удивление, горечь утрат и неосознанное желание понять, как это возможно. Всё, что она знала о Ниле, теперь казалось каким-то чужим, ускользающим. И всё же сердце билось с такой силой, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. Они оба поднялись, но Эмма будто не чувствовала своих ног. Её руки дрожали, а взгляд метался между лицом Нила и пустотой за его спиной. Одиннадцать лет. Одиннадцать проклятых лет. Она думала, что сможет забыть. Она почти убедила себя, что всё это осталось в прошлом. Но сейчас он стоял перед ней — как будто воплощение её самых глубоких ран. – Давно не виделись, – неуверенно произнёс он. Его голос... она помнила его. Этот голос когда-то был её утешением, её безопасным местом. Теперь он резал её, словно нож. Она попыталась выдохнуть, но воздух застрял в горле. – Так ты его сын? – слова вырвались прежде, чем она успела подумать. Голос был хриплым, почти сорванным. Мужчина растерянно посмотрел на неё. Его брови нахмурились, а руки глубже ушли в карманы, словно он хотел спрятаться от её взгляда. – Что? О чём ты? – спросил он, но его нерешительность выдала его. – Ты сын Голда? – крикнула она, её голос дрожал, но не от слабости. От ярости. – Кого?! – его голос повысился, но Эмма не позволила ему перехватить контроль. – Румпельштильцхена! Ты сын тёмного мага? Ты — Бэй, да? Эти слова были словно удар. Его глаза расширились, дыхание сбилось. Его лицо мгновенно побледнело. Он не сказал ни слова, но этого было достаточно. Она знала. Он знал. – Он здесь? – пробормотал Нил, словно разговаривая сам с собой. Он пнул камешек, и этот жест был таким... жалким, таким пустым. Её душу разорвало. – А ты думаешь, что я здесь делаю?! – женщина вышла из себя, её голос взорвался, наполнив улицу её гневом. Нил внезапно сорвался: – Так это мой отец послал тебя за мной?! Его злость, его крик... Это было последнее, что она могла выдержать. Её собственный гнев, её обида, которую она носила внутри столько лет, вырвались наружу, как наводнение. – Если кто и имеет право злиться, так это я! Ты знал! Ты знал, кто я! Ты знал, кто он! Ты играл со мной! Ты позволил мне поверить... ты дал мне надежду! Ты знал всё это время, и молчал! Это был твой план? Вы с отцом всё это подстроили? Ты смеялся надо мной за моей спиной?! А он... он теперь играет с моей сестрой?! Я хочу знать правду, Нил! Я заслуживаю знать правду! Её голос сорвался, но она продолжала говорить. Слова, которых она боялась, которые она пыталась забыть, теперь обрушились на него, как буря. Мужчина поднял руки, словно пытаясь её успокоить, но она отпрянула, её сердце сжалось. – Эмма... я... не так... – начал он, но она не дала ему договорить. – Не смей! Не смей пытаться оправдываться! – она шагнула ближе, её глаза полыхали гневом. – Ты уничтожил меня, Нил. Ты бросил меня. Ты украл у меня веру в людей. А теперь ты стоишь здесь и смотришь на меня, как будто ничего не произошло?! – Послушай, давай просто... – начал он, нервно оглядываясь по сторонам, – не будем устраивать сцену. Здесь неподалёку есть бар. – Бар?! Ты серьёзно?! Я не собираюсь с тобой пить, Нил! – её крик разорвал холодный воздух. – Эмма, пожалуйста, – сказал он тише, словно боясь привлечь внимание. – Мы поговорим, ты выплеснешь на меня всё, что хочешь. Но не здесь. Его спокойствие вывело её из себя окончательно. Она хотела закричать, ударить, заставить его почувствовать ту боль, которую она носила все эти годы. Но вместо этого она застыла. Она смотрела, как он отворачивается и спокойно уходит в сторону бара, будто у него есть время, будто это просто очередной день. Её руки задрожали от злости. Она обхватила себя за плечи, чтобы хоть как-то успокоить дыхание. Её ноги словно приросли к земле. Она хотела идти за ним. Она хотела разорвать этот бар на куски. Но вместо этого она стояла. Стояла, чувствуя, как её мир снова рушится. Эмма несколько секунд стояла, не в силах оторвать взгляд от его спины, чувствуя, как ярость внутри неё борется с болью. Её пальцы сжались в кулаки, словно это должно было удержать её на плаву. Он просто ушёл. Лёгким шагом, как будто ничего не произошло. Как он смеет? Она сделала шаг, затем ещё один. Бросить всё? Нет. Эмма Свон никогда не была той, кто сдается. Она не могла просто позволить ему исчезнуть, как если бы ничего не случилось. Он должен был ответить. Он должен был понять, что ей не всё равно. Почти машинально она вошла в бар. Воздух был тяжёлым, напитанный запахом дешёвого алкоголя и дыма, что мгновенно вернуло её в те дни, которые она старалась забыть. Бар был пуст, только Нил сидел за стойкой, стакан пива в руке, спокойно глядя в пустоту. Он не заметил её сразу. Его лицо было таким же спокойным, как всегда. Слишком спокойным. Блондинка подошла к стойке, не колеблясь, остановившись прямо перед ним. Сердце её билось в груди так сильно, что она почти не слышала собственных слов. – Ты с самого начала знал, кто я? И откуда? – её голос звучал с горечью, наполненный давно сдерживаемой обидой и сомнением. Эти слова вырвались наружу, словно затопившая её буря. Нил отставил стакан и посмотрел на неё, его взгляд был усталым, но при этом не лишённым какой-то глубокой внутренней боли, которой она не могла игнорировать. – Знал бы — и близко бы не подошел, — ответил он с махом руки, как будто хотел отмахнуться от всех этих тяжёлых воспоминаний, от всего, что связывало его с её миром. — Я слишком долго в бегах от... своего чудесного прошлого. Блондинка почувствовала, как его слова проникают в неё, как холодное лезвие ножа, оставляя след, который не исчезал. Он не хотел возвращаться к этому, не хотел вспоминать... но в его голосе был и стыд, и сожаление — что-то большее, чем просто страх. Это был стыд за то, что он не смог быть честным с ней. – Даже если не знал, ты всё равно использовал меня… — её руки сжались в карманы, а горло сдавило от неудержимых слёз. — Ты подставил меня, заставив поверить, что я совершила ошибку, которая не была моей. Он наклонился немного ближе, и её сердце на мгновение замерло от того, как мягко он ответил. – И в мыслях не было, поверь, — его голос был тихим, почти сдержанным, но в нём звучала искренняя боль. — Сначала я был не в курсе, а потом... потом всё узнал. Твой знакомец рассказал… Эмма подняла взгляд, не понимая, что он имел в виду, и села на стул, чувствуя лёгкое головокружение от той волны эмоций, которая накрыла её. – Кто? — спросила она, пытаясь осознать его слова, не веря своим ушам. – Август, кажется, так его звали… — Нил сделал глоток из стакана, его взгляд был не таким холодным, как она ожидала. В его глазах было нечто большее. Что-то, что заставило её сердце снова забиться быстрее. Эмма почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Она открыла рот, не веря, что слышит. – Пиноккио?! Ты бросил меня, потому что тебе так сказал Пиноккио?.. — её голос сорвался, но она не могла остановиться. Всё это казалось слишком нелепым, слишком болезненным. Она никогда не думала, что его решение будет зависеть от чужого мнения. Особенно от того, кто был так близок к их общей боли. — Я любила тебя… Её слова потонули в тишине. Эмма не могла больше скрывать того, что было в её душе все эти годы. Мужчина растерянно застыл, его взгляд метался по столу, как будто пытаясь найти слова, которые могли бы оправдать его поступки. Он тихо пробормотал: — Я… я просто… хотел помочь тебе… — Помочь?! — Эмма не выдержала, её голос стал хриплым от гнева. — Помочь в чём? Засадить меня в тюрьму? В чём ты хотел помочь? — её слова звучали как обрушившийся шторм, не оставляющий места для оправданий. Нил опустил голову, его плечи напряглись, словно он сам был готов сдаться под тяжестью её слов. Он пытался что-то сказать, но его голос всё равно дрожал. — Мне жаль… — сказал он, едва слышно. — Тебе жаль?! — Эмма не могла удержаться. Она сжала губы, её руки сжались в кулаки. — Тебе жаль… Ты хоть представляешь, что ты со мной сделал? Её глаза пылали, и в них была такая боль, что Кэссиди почувствовал, как собственная грудь сжалась от чувства вины. Но он не мог остановиться, даже несмотря на то, что понимал — она права. — Эмма… я не хотел, правда… — его голос был тихим, едва различимым, как признание в чём-то большом и болезненном. — Может это судьба? Эмма замерла, и на её лице отразилось недоумение и ярость. Она покачала головой, как будто не могла поверить в услышанное. — Судьба?! — воскликнула она, почти крича. — Это что, теперь судьба? Всё, что ты мне причинил, это просто совпадение? Нил стоял, скованный её яростью, но не мог отвести взгляда. Он пытался найти в себе силы продолжить, несмотря на её боль, на её гнев. — У моего отца мало достоинства, но он всегда меня учил, что совпадений не бывает. Всё, что происходит, не случайно, — сказал он, тихо и с тяжёлым сердцем. Он сам не верил в эти слова, но знал, что как-то должен оправдать свои поступки. Свон закусила губу, её взгляд потемнел. Она почувствовала, как слёзы подступают к глазам, но сдерживала их, заставляя свой голос звучать холодно и уверенно. — Правда? Ты в курсе, что он женился на моей сестре?! Это тоже судьба?! — её слова были резкими, как нож. Она почти не верила в собственную злость. Нил застыл, его глаза расширились от шока, и он не сразу смог ответить. Это было слишком для него. Его мир перевернулся. — У тебя есть… с-сестра? О-он женат? — его голос звучал растерянно, как будто он сам не мог поверить в это. Эмма почувствовала, как боль снова нахлынула, и не смогла удержать слёзы. Она взглянула на него, и её слова вырвались сдавленным шепотом. — Представь себе! Ещё хуже, она беременна от него! И она думает, что он её любит! — её голос дрожал от эмоций, но как только она произнесла эти слова, она сразу же почувствовала, как её сердце сжалось от того, что она сказала. Она бы хотела забрать их обратно. Нил молчал, его глаза были полны боли. Он тяжело дышал, понимая, что эта правда стала ещё одной каплей в той пропасти, что разделяла их. — У него теперь семья? И кого они ждут? — тихо спросил он, его голос был словно поражённый, подавленный. Он не знал, как это воспринимать, и это причиняло ему боль, которую он не ожидал. Эмма почувствовала, как сердце сжимается от этой тирады боли, что звучала в его голосе. Она почти слышала, как его душа разрывается от того, что он потерял всё, что когда-то было ему дорого, так же, как и она потеряла всё, что имело значение для неё. — Не важно... — прошептала она, поднимаясь с места, её голос был тихим, но твёрдым. — Ты идёшь со мной. Я обещал Голду, и обещание своё сдержу. Мужчина как будто вышел из транса, глаза его метались, пытаясь осознать, что произошло. Он взглянул на неё, и в его взгляде смешивались недоумение и растерянность. — Ты заключил с ним сделку? — его голос был почти шепотом, как если бы он не хотел услышать ответ. — Да, — коротко ответила она, не отводя взгляда, ощущая, как по её телу пробегает холодок. Нил стиснул челюсти, стараясь скрыть свои эмоции, но в его глазах была тень сомнения. — Ты ведь знаешь, что это не обязательно, — сказал он тихо, как если бы пытался предложить ей альтернативу, хотя сам знал, что её ответ будет неизбежным. Эмма чуть ухмыльнулась, её взгляд стал почти вызывающим. — О да, — она кивнула, её губы изогнулись в лёгкой, но ядовитой усмешке. Он помолчал, ощущая, как его слова теряют всякую силу перед её решимостью. Он нервно провёл рукой по лицу, его взгляд стал мрачным. — Тебе ведь не будет сложно соврать... Мол, упустила, что он сбежал. И я больше не появлюсь в твоей жизни, — сказал он, стараясь скрыть свою боль под маской спокойствия, но в его голосе всё равно звучала лёгкая горечь. Эмма внимательно смотрела на него своими зелёными глазами, и в её сердце зарождалась растерянность. Что если всё-таки соврать? Просто сделать вид, что его больше нет в её жизни. Он никогда не узнает о сыне. Элиса, без сомнений, поймёт её — она всегда была рядом, всегда поддерживала. А Голд? Он искал этого мальчика всю свою жизнь. Он так долго терзал себя поисками... Какое решение примет Эмма Свон?