Утро станет сном

Белла всегда думала, что с отцом у нее мало общего: только цвет глаз и волос, ну или, на худой конец, деструктивная привычка что-то чистить или мыть, если день конкретно не задался. Правда открылась по-настоящему только когда младшая Свон обнаружила себя на пороге палаты Джейкоба с пакетом всякой всячины. Она не просто принесла все самое вкусное, что смогла найти в местном магазинчике, но даже разжилась парой интересных книг, чтобы странный парень без телефона не полез на стену от скуки. Хоть индеец и не стал Белле настолько близок, что его можно было бы назвать другом, Свон ощущала удивительно сильную благодарность за то, что молодой квилет подошел к ней тогда в столовой и попытался предостеречь от общения с Калленами. Жаль только, что тогда было уже поздно: девушка утонула в приветливом янтаре чужих глаз, будто безмозглый майский жук, и теперь искрящиеся на солнце медовые грани лишились мягкости, затвердели, превращаясь для нее в самый настоящий саркофаг. Принятие того, что спасения нет, стало даже невиданным облегчением, каким-то новым этапом жизни, обещающей в последствии стать лишь удивительнее. Она точно сошла с ума. Будто бы в ответ на ее мысли, в кармане мелодично звякнул пузырек с таблетками. Размышляя о природе своих поступков, девушка пришла к выводу, что сейчас ею движет не глупый подростковый сиюминутный порыв снова кое-кому — совершенно точно не доктору Каллену — показаться на глаза или просто от скуки убить время, нет... Глубокое доселе неизведанное чувство ответственности за тех, кто «свой» — вот что хлестало ее снова и снова, стоило лишь задуматься о чем-то, отвлечься, забыться в мороке воспоминаний и сладостного самобичевания. Именно оно, это самое чувство, не позволило дочери шерифа сегодня спокойно провести очередной скучный день в ожидании Нового года. Белле было физически неприятно даже помыслить о том, чтобы забыть, чему она вчера была свидетелем, и просто жить дальше, как ни в чем не бывало. Ей срочно нужно было знать, как там Джейкоб и Билл. Может им, в самом деле, что-то нужно принести из лекарств или еды? Разумеется, квилеты всегда были дружным народом и своих не бросали, но если кому-то из них необходима будет дорогостоящая операция, что сделает маленькое индейское племя, промышляющее охотой? Конечно, Свон не были баснословно богаты и, вряд ли, финансы позволили бы вот так просто отстегнуть пару десятков тысяч, но Белла все ещё могла позвонить отцу и попросить его как-то договориться с больницей об отсрочке платежа или достать по своим каналам необходимые медикаменты. Обращаться к главному врачу с таким вопросом казалось лишь чуть разумнее прогулок без куртки в -20. Многоголосие вопросов и догадок сводило с ума, поэтому, как и в случае с мистером Винсентом, девушка захотела убедиться, что все с Блэками в порядке, что отец и сын обязательно поправятся, вернутся к родным и встретят новый год дома. Неожиданно голову пронзила догадка, что такое же, как у Беллы, глубокое чувство ответственности и причастности заставляло отца вставать на работу ни свет, ни заря вот уже много лет подряд, да еще и отправляться на вечернее патрулирование после целого дня, проведенного в офисе. Возможно, старший шериф просто хорошо делал свою работу, но что-то подсказывало девушке, что он просто боялся. Каким бы Чарли ни был жестким и требовательным, он до сведенных челюстей боялся, что вверенные ему жители захолустного городка теоретически могут сейчас находиться в опасности, а он даже не знает об этом и не успеет им помочь. Представив себя на месте отца, Белла зажмурилась. Раз уж так получилось, что Чарли в отъезде и не может присмотреть за своей вотчиной, его непутевая дочь нашла в себе силы принять в наследство от него воображаемую эстафетную палочку и уже надела чужие массивные ботинки, чтобы пройти полагающуюся ей милю. Возможно, когда шериф вернется домой, его дочери не составит особого труда понять своего старика, найти с ним общий язык и стать с Чарли такой же сплоченной семьей, как Блэки или Каллены. Вот бы еще и маму сюда привезти... Маленький бенгальский огонек надежды вспыхнул в ее сердце, отчего девушке захотелось прижать ладонь к груди, чтобы ощутить кончиками пальцев отлетающие в разные стороны искорки. Именно поэтому она все еще стояла, замерев на пороге палаты, и смотрела на едва живого Джейкоба, глупо переминаясь с ноги на ногу. — Белла? — прошептал квилет и приподнял голову с подушки. Капельки пота стекали по подбородку в ямку между ключиц, когда он с усилием сглатывал и хрипел. — Тебе нельзя сюда, — сказал он и мучительно прикрыл глаза. — Я... — Белла не нашла ничего лучше чем просто открыть рот и снова закрыть его. Ей хватило духа юркнуть вглубь палаты и оставить принесенный пакет рядом с вещами больного. — Я потом ещё приду. Отдыхай, — понимание того, что она, возможно, своим приходом доставляет человеку сильные неудобства, и возникшая в связи с этим пульсирующая тоска, болели множеством порезов, оставленных на лице мокрыми ивовыми ветками, удрученно склонившимися над солеными водами близь одинокой рыбацкой хижины. Свон ожидала чего-то подобного и почти не вздрогнула, когда, выходя из палаты, услышала свое имя. Признаться в том, что она отчаянно ждала этого, девушка бы не смогла даже под угрозой смерти, да и не нужно это было вовсе. Зачем зверю признание от жертвы, если он просто собирается ею полакомиться? Зачем, в свою очередь, жертве что-то исступленно рефлексировать, когда она уже практически на чужом столе, приготовленная и политая соусом? В тот момент, как и несколько дней до этого, Белла и правда была уверена, что ее не сегодня-завтра точно съедят, потому что знания всегда лишь множили человеческие скорби. Если бы она до конца понимала, чем все закончится, то... Нет, она бы все равно пошла на вечеринку. Ей хотелось простого банального тепла посреди замерзающего города, затерянного в лесах. Разве она виновата, что Каллены — единственные, кто смог дать ей, хоть и невесомое, но ощущение семьи? Элис, Эдвард, Эммет, Розали, да даже Джаспер... Как бы ни хотелось наградить все семейство огромными клыками и испытывать ужас при одном упоминании их природы, Каллены были добры к ней, и это заставляло жертву сомневаться. Тело превратилось в проржавевший механизм, списанный со службы корабль, навсегда придавленный к берегу якорной цепью, но хрупкая на вид девушка все-таки обернулась навстречу своему жестокому солнцу с глазами-акупунктурными иглами. — О, здрасьте, доктор Каллен. Как поживаете? — Белла могла поклясться, что чужие зрачки на мгновение расширились от удивления. Свон несильно прикусила язык, чтобы не рассмеяться. Дочь шерифа ни разу в жизни так ни с кем не говорила и всегда вела себя в общении излишне пассивно. Порой людям приходилось буквально выпытывать у нее информацию, даже если девушка сама пришла что-то спросить. Заговорить с понравившимся парнем — это что-то из разряда фантастики, то ли дело — горячий доктор-вампир, который может оторвать тебе голову в любую секунду и с легкостью выпить всю твою кровь, будто это молочный коктейль. Именно поэтому юную Беллу тоже поразил свой слишком расслабленный для жертвы голос, местами, панибратский тон и даже слишком смелый, будто бы, привычный взмах руки, которым она поприветствовала доктора. Свон, по случаю такой встречи, могла бы продекламировать что-то из Хемингуэя или Фицджеральда, но это был бы явный перебор, поэтому девушка дала себе задание сыграть самый невозмутимый в мире клубень картофеля, политый кленовым сиропом. Вампиры ведь не едят овощи? Элис, увидев мгновенно приосанившуюся подругу, точно бы сказала, что уроки актерского мастерства явно пошли маленькой Белле на пользу, она стала гораздо лучше владеть своим телом и собой, но тренироваться все-таки нужно, ведь скоро снова на репетицию. Элис... В груди закололо. Отчаянно захотелось позвонить ей и извиниться за те слова, но Белла испытывала вмерзающее в само ее естество чувство, что такое не прощают...Ее никогда не простят. — Можно тебя ненадолго? — дотронулся до чужого предплечья доктор и, не почувствовав бинтов, нахмурился. Белла как-то странно вывернулась из чужой хватки, не прерывая зрительного контакта. Отдавая себе полный отчет в том, что его боятся, как огня, Карлайл лишь мог уповать на благоразумие своей юной пациентки, но все-таки тихо добавил: — Ты вчера рано ушла, а я должен был осмотреть твою руку. — На самом деле, я опаздываю, меня ждет мистер Винсент. Ему там нужно помочь по дому...— затараторила от страха девушка, но была прервана. — Я не обижу тебя, пожалуйста, поверь мне, — тихо и твердо проговорил доктор. К своему удивлению, Белла не нашла, что возразить.

***

Ткань рукава постоянно цеплялась за крошечные узелки, скрепляющие берега очередного уродливого шва, и это приносило дискомфорт, заставляло кожные покровы зудеть, еще больше опухать, саднить. Именно поэтому девушка почувствовала странное удовлетворение, когда ее оголенного предплечья коснулся знакомый холод мертвых ладоней. Сколько же прикосновений эти пальцы подарили ей, сколько боли и избавления... Перед глазами пронесся каждый момент, когда она могла погибнуть, каждая секунда на грани конца, каждый взмах ресниц перед лезвием охотничьего ножа, и всегда рядом были вампиры. Выстрел. Грохот. Майкл Коллинз едва заметно недоуменно вздрагивает, когда его пуля достигает своей цели, но давно уже мертвое тело стоит насмерть, закрывая собой дрожащего подростка. Почему доктор ее спас? Взмах. Блеск лезвия. На кухне необычно тихо: не работает телевизор, не слышно ни извечных препирательств, ни лая соседских собак, лишь тихие поскуливания отца, который едва не потерял человека, которого должен был защищать прежде остальных. Что здесь делают Каллены, если они — зло? Вдох. Покосившаяся рыбацкая хижина. Запах крови, кислой выпивки и смолистых досок. Карлайл стоит на пороге, понимая, что должен делать, но не решается, пытается поговорить. В последствии, не он убивает Майкла, а Сай — человек. Выдох. Райли любит блеск бриллиантов и своих новых виниров, но сейчас в ее руке странно переливается лишь кусок пластика со стальной иглой на конце. Она выбрала самое тихое время посреди рабочего дня, когда все процедуры проведены, а обед уже прошел. Тем сильнее и отчетливее в больничной тишине слышится треск человеческих костей, с размаху припечатанных к стене и клацанье длинных зубов, но ни один волос не упал с поседевшей головы. Даже после всего, что произошло, Карлайл был милосерден. Взрыв. Она не знает, что сказать, когда впервые видит отца на больничной койке, но доктор Каллен знает все: он рассказывает, как прошла операция и сколько займет восстановление, какую диету придется соблюдать Чарли и просит присмотреть за ним, чтобы тот не напился пива в день выписки. Разве ему не должно быть все равно на людей? Вакуум. В ее голове разбивается тысяча зеркал, но на деле ни одного — лишь толстое стекло кофейного столика в роскошно обставленной гостиной. У вампиров есть вкус — в этом Свон уже давно убедилась — но над гостеприимством нужно еще поработать. Просыпаться после такого было мучительно, но каково было вампирам видеть, что человек для них слишком недолговечный? Рано или поздно его уже нельзя будет зашить и привести в чувство, нельзя будет спасти от последствий этой деструктивной дружбы. Все, к чему бы ни прикасались вампиры, слишком хрупкое, слишком смертное, лишь они одни обречены на вечность. Вечность похожа на самую долгую ночь, на последние минуты для утопающего во льдах корабля. Утро никогда не наступит, не спустится на грудь искуплением, оно лишь будет багровым проблеском в редких грезах о смерти. Белла исступленно сжимает рубашку на чужом боку, когда из ее раны извлекают самые неподатливые кусочки узелков. Доктор делает вид, что ничего не замечает, но на самом деле он горит. Воздух наполняется запахом медикаментов, но даже так Карлайл может безошибочно определить аромат можжевельника и корицы, застрявший в девичьих волосах. Инструменты уже давно были убраны в лоток, а рана повторно обработана, но Свон все еще не разжала кулак, а Карлайл не позволил себе сдвинуться с места, убрать обожженный от прикосновений бок, не смог воспрепятствовать яду впитаться в тело и зарасти там прочным коконом. С горечью и вожделением доктор отметил, что уже слишком поздно. Не в силах больше терпеть, Карлайл легонько дотронулся пальцами до чужого подбородка, побуждая Беллу поднять глаза. — Знаю, у тебя к нам много вопросов, — начал он хрипло. — Когда будешь готова, я отвечу на них сполна, не сомневайся. Белла, мне жаль, что ты пострадала в моем доме, и я искренне прошу за это прощения. Что бы ты себе ни думала, мы давно отказались от человеческой крови и перешли на кровь животных, — зрачки Свон расширились. — Моя семья подавлена произошедшим: Эдвард много раз порывался приехать к тебе и поговорить, Джаспер который день не находит себе места, а Элис просто скучает, хоть и не подает вида... —Карлайл снова откашлялся и продолжил: — Просто знай, что двери нашего дома открыты для тебя в любое время. — Да... Да, хорошо, — невпопад протараторила девушка и спрыгнула с кушетки. — Я, пожалуй, пойду, меня мистер Винсент ждет. Спасибо, Карлайл, — прошептала Свон прежде чем прикрыть за собой входную дверь. Услышав свое имя, доктор замер, не в силах сделать ни одного фальшивого вдоха. Выжженный нежностью бок саднил, будто оттуда вырвали куски плоти, но на ощупь все было в порядке. Тихие шаги давно стихли в коридоре, но какой-то стук все еще бил под сжатые скулы. Приложив руку к груди, вампир почувствовал едва ощутимую вибрацию. То было его собственное мертвое сердце.