Утро станет сном

Карлайл сомневался, что все это можно было провернуть за относительно короткий срок, но банальное дело двух минут отчего-то заняло у него почти вечность. Когда вампир все-таки собрался с мыслями и выждал полчаса, пришло время выбраться из машины и подойти к дому Свон вплотную. Доктор даже не помыслил о том, чтобы постучать. Игнорируя украшенную рождественским венком дверь, он лишь свернул с прилегающей к коттеджу дорожки и направился к окнам, которые вели в хозяйскую спальню. Конечно, Карлайл мог бы поступить, как цивилизованный человек, вместо того, чтобы пробираться в комнату к незамужней девушке через окно, но Белла, должно быть, уже заснула, а время поджимало. Надетая поверх рубашки не по погоде тонкая куртка скрипела и натягивалась, стоило лишь лопаткам неосторожно разойтись в стороны, но старший Каллен не обращал внимания. Задубевшая кора дерева, словно вторила ему, скользила под пальцами, оставляя на ладонях клочки смолистых разводов и грязь, да только доктор все так же упорно лез наверх, почти не применяя свою сверхсилу, совсем как обычный человек… …обычный влюбленный дурак. Утром Элис прочитала в газете, что тридцатое декабря объявили Праздником необыкновенных изменений в последнюю минуту, и сейчас Карлайл не мог не признать правоту воскресных колонок с гороскопами. Еще утром он и вообразить не мог, чем сейчас станет заниматься. Ох уж эти сиюминутные решения. Вампир горько усмехнулся, замечая крохотную дырку на правом рукаве, и ту же поразился тому, как маленькая ссадина на ребре ладони чернела ониксом в лунном свете декабрьской ночи. Вязкая капля влаги забилась в морщинки и мгновенно засохла, словно что-то нежизнеспособное, противоестественное, что-то, что не имеет право на существование среди людей, животных, рыб и птиц. С хирургической точностью он открывает скрипучее окно, будто пробирается наощупь в распираемую от воздуха чужую брюшину, надеясь вытащить мешающий операции сетчатый имплант или осколки охотничьей дроби. Его пальцы никогда не дрожат, хоть доктор и не чувствует силу, с которой дотрагивается до всего, что есть вокруг. Виной был самый первый эксперимент, который Карлайл поставил над собой, будучи еще совсем молодым обращенным. Тогда в погоне за лекарством, купирующим приступы дикого голода и безумия, он выпил отвар, рецепт которого нашел в древних рукописях. Надо сказать, снадобье не избавило вампира ни от необходимости жить, как животное, ни от тяжелейших приступов горячки и эйфории, только напрочь лишила его ладони чувствительности, превратив их, скорее, в протезы, в жалкое подобие рук. До недавнего момента это не было для старшего Каллена чем-то, что сильно бы его беспокоило, но сейчас он проклинал свою судьбу самыми последними словами. В неотложных ситуациях, когда физический контакт необходим, Карлайл просто привык полагаться на зрение и на чувство расстояния, но, видит бог, вампир не знал, что делать с желанием дотронуться до чужих волос, разметавшихся по подушке, как навсегда сохранить в памяти ощущения живого тепла и света, от которого плавится кожа. У него больше не будет второго шанса, и это убивало. По позвоночнику пробежал жар, когда справа из под вороха одеял донеслось тихое возмущенное бормотание: «Паааап…ты опять открыл окно…». Карлайл на долгие минуты застыл, тело его сжалось, словно перед прыжком в тихие воды. Мужчина не хотел, чтобы Белла, внезапно проснувшись, увидела его в своей комнате, расхристанного и отчавшегося, но как же он мечтал почувствовать сейчас мёд ее взгляда, лишь только больше не ранить себя, задевая при каждом движении смолистые сваи обязательств, торчавшие отвратительным деревянным остовом прямо из груди, словно закаленные в огне колья. В деликатном лунном свете, заглядывающим в комнату вместе с гостем, и слабом подрагивании ночника силуэт спящей был словно вырезан из цветной бумаги, выдавлен на латунной пластине, вышит драгоценным жемчугом на боевой хоругви. Карлайл готов был поднять это полотно высоко над головой и пронести через мрак своей жизни, как самую ценную реликвию. Несчастный, безумный, влюбленный доктор. Он пытался отыскать похожие оттенки на картинах Ботичелли и Караваджо, хрипло метался по нотам на клавесине, дотрагивался сомкнутыми в бессилии ресницами до каждого удара крови по сонной артерии, кусал по ночам губы, превращая их в открытые раны, захлебывался, распадался на лоскуты, но все было тщетно, все было не то. Все же отчего-то доктор точно знал, что мрак чужой спальни не был тем оттенком черного, который кладет ладонь на его уставшие глаза вот уже четыреста лет. Нет, боже упаси. Карлайл бы узнал его колючее прикосновение и уже давно отшатнулся, по старой привычке глотая ртом обугленный воздух. Эти лучистые от глянца безумно живые глаза не таили в себе ни грамма того сусального золота, что кусает кожу, стоит лишь на секунду выйти из тени и подставить лицо под две звонкие пощечины. Нет, это было не так. Карлайл бы давно умер от полученных ран или сам убил себя, выцарапывая мерцающий порох из своего проросшего цветами горла, стаскивая кожу со своих шрамированных плеч, изнывая, но не переставая вглядываться в их бездну. Подсвеченный ночником, лик спящей сиял и искрился, но он не был тем кремовым бархатом, что с упоением таит в себе сердцевина перезревшего красного яблока, нет, какие глупости. Карлайл бы давно запретил себе фантазировать, как он дотрагивается до краешка розовых губ и, не видя преград, сцеловывает с них испарину, словно срывает плод с самой высокой ветки. Он давно бы уже впал в безумие, выпил девчонку, словно первый бокал шампанского, и все на этом бы закончилось, но вампир снова и снова встречался взглядом с выжженным светом силуэтом подростка, отчетливо понимая, что ничего подобного в жизни не видел и не испытывал. Его пальцы дрожали, когда он с силой распахивал окно, навсегда исчезая, перечеркнутый полоской поднимающегося рассвета. Через двадцать секунд Карлайл уже сидел в салоне автомобиля и мчал в аэропорт.

***

В районе десяти часов Белле позвонила Элис и попросила о встрече. — Это срочно, — рассеянно роняла она слова. — Что-то случилось? — на выдохе спросила Свон, все еще не понимая, чем был вызван этот ранний звонок. Не было похоже, что подруга хотела посоветоваться на счет новогоднего наряда, подарков и прочей чепухи. — Элис. — Карлайл ушел..к ним, — только и могла сказать девушка, пока не зашлась рыданиями.