Мой бедный Цицерон

«Телесные блага ниже, чем духовные,

но полное благо можно получить

лишь при сочетании тех и других»

— Марк Туллий Цицерон.

             После случая в бане Трина решила, что для разнообразия можно попробовать и использовать привелегии, которые доступны лишь богатым. Цицерон не совсем понимал еë аргументы, но ему нравилось как звучит фраза: «а чо, один лишь раз живëм!» Именно поэтому Шут согласился.       Утром беловолосая девушка арендовала на целых четыре часа личную обитель для уюта: небольшой дворик с гейзером, превращëнным в элитную ванну, вода в которой оставалась теплой в любое время суток. Так как в ранний час такие места пустовали, то любителям экзотики в лице Трины и Цицерона, управители сдали местечко с большой охотой. Да. На целых 4 часа место с природной ванной-джакузи под открытым небом принадлежáло только ей и Цицерону. И никто другой туда не мог войти.       Дворик выглядел благородно: пол и стены были выложены из камня, природный источник был расширен и обрамлëн белой галькой. В воду вела широкая каменная лестница. Имперцы, которые строили это место, явно знали толк в изысканных постройках и, конечно же, не особо ценили дерево. Интересно, сама Империя когда-нибудь переживала катаклизмы сродне пожару, уничтожившему Рим? Помнится, именно из-за него император Нерон начал воздвигать величественные каменные здания, которые обычно и асоциируются в еë мире с римской империей. Если в этом мире было нечто подобное, то не исключено, что именно это сформировало такое похожее государство. Трина тряхнула головой: она думает совершенно не о том, о чëм следовало! Это всë еë образование журналиста: никогда не знаешь с какой подводки мысли сформируют главную тему, достойную обсуждения.       Войдя в комнатку, неподалеку от одинокого женского бюста, Слышащая разложила свои вещи. Несколько дверей подразумевали раздельные раздевалки, но так как они с Цицероном совершенно одни, то в остальных комнатках не было необходимости.       Молодая Глава переоделась и осмотрела себя в халате: пошив позволял разглядеть как на внешней стороне белого колена, словно бельмо на глазу, красовался фиолетовый синяк. Наверняка, появился он от одного из последних неудачных обмороков. Выглядело это не слишком привлекательно по еë меркам. Хотя Цицерон, вероятно, не придаст этому особого значения. Этот человек видел столько кровоточащих ран и различных шишек, что какое-то пятнышка на полбедра не привлечет повышенного внимания. Да и вообще... Он же из средневековья. Да. Она совершенно забывала, что иногда такую фразу стоило произносить вслух. Трина вышла во дворик и тут же, будто поджидая еë появление из-за угла, к воде побежал Цицерон. Не останавливаясь он прыгнул, скомпоновавшись в пушечное ядро и щедро забрызгивая всë вокруг. Вынырнув, он рассмеялся, зализывая намокшие волосы назад. Увидев Слышащую в хáлате, Шут прекратил улы́баться и отвернулся.       — Эм, хэх... Сглупил. Думал, что мы не так... Ой, — от его оправданий Слышащая рассмеялась.       Дело было в том, что на фоне приличной девушки, прикрытой халатом, Цицерон выглядел варваром, одетым в костюм Адама. От открытой наготы его спасала лишь гладь воды, которая скрывала всë, что ниже пояса. Кажется, именно подумав об этом, Шут стыдливо присел, оставив снаружи лишь верхнюю часть головы.       — Всë нормально, — сказала Слышащая, однако она волновалась.       Всë же обстановка была для неë непривычной. И, кажется, излишняя скромность сломала игривый настрой Шута. Всë же, выходя в подобном виде, он не мог не подумать о том, что они со Слышащей уже были достаточно близки. Теперь же, похоже, имперец чувствовал себя уязвлëнным.       Услышав с каким хлопком упала на пол ткань чужого халата, Цицерон покраснел и, опустив под воду кончик носа, начал нервно пускать пузыри.       Трина села на каменную лесницу, ведущую ко дну. Вода закрыла еë по плечи, но всë же некоторая прозрачность не давала расслабиться. Когда Цицерон повернулся, девушка автоматически прикрыла грудь и Шут тут же отвернулся обратно, повторив свои нервные упражнения с пузырями.       Девушка решительно поспешила взять всë в свои руки: уже через мгновение она встала, подплыла к имперцу и игриво плеснула водой в его сторону. Цицерон зажмурился и пропал под водой, чтобы резко выпрыгнуть перед Слышащей, вскинув руки и забрызгав еë с подобающим смехом.       — Как хорошо, что под водой я не такая тяжелая — нога так гораздо меньше болит, — сказала Глава, вытирая капли с лица.       — Слышащая... Не тяжëлая, — сказал Шут и запнулся, глуповато скосив взгляд в сторону.       Похоже, что-то в голове Цицерона сломалось. Раньше он куда охотнее сокращал дистанцию, прыгая Трине чуть ли не в лицо, но вдруг его словно подменили! Она понятия не имела, как разговаривать с ним в таком состоянии. Ей хотелось, чтобы имперец обратил на неë внимание, но как это провернуть?       — Правда? Не тяжëлая? — она сделала шаг вперëд, явно вдохновившись примерами из прошлого, когда их роли с Шутом были полностью противоположными.       Он словно замер. Окаменел. Немигая он смотрел на Слышащую и та отошла. Что это было? На мгновение в его глазах промелькнуло что-то страшное. О чëм он подумал?       Шут поздно понял, что внезапное воспоминание о прошлом отразилось на мимике. Растерянно улыбнувшись, он потëр плечо, будто ограждаясь от девушки. Ему всегда становилось неприятно, когда женщины проявляли упорную инициативу. Возможно, это связано с его характером, а может быть — даже с неудачным опытом. В любом случае, ему не следовало вспоминать ту кладовую в Убежище Братства. Буквально прошедшим днëм Трина доказала, что она не будет довольствоваться телом Цицерона без его действительного желания. Это вызывало странное чувство, и всë же Шýт ценил подобную заботу. Непонятно было лишь то, осознаëт ли Глава, что на душе у еë спутника.       — Прости... Я тебя обидела?       — Нет! Нет, Цицерон чокнутый! — затораторил он. — Конечно, Слышащая не могла его задеть! Чем? Ей нечем задевать, абсолютно нечем, всë хорошо!       Она взяла его за руку и Шут тут же замолк.       — Жаль, что я не могу читать твои мысли. Потому что иногда я тебя не понимаю...       Она вздохнула, имперец шагнул к ней и поцеловал в щëку.       — Слышащая понимает Цицерона сильнее, чем кто-либо, — тихо заверил он мягким, приятным тоном.       — Но этого всë ещë недостаточно.       Цицерон поцеловал еë в другую щëку, уже игриво согнувшись и клюнув девушку носом.       — Некоторые вещи лучше не знать, — ответил асассин со всей серьëзностью.       — Цуцик, — она чмокнула его в ответ, — а я могу выбрать себе любого телохранителя, да?       — Палача?       — Да, вот этого вот, — она фыркнула, сделав какой-то незнакомый Цицерону жест ладонью.       — Если он член Братства, а ещë... Умеет убивать, конечно.       — Тогда... Цицерон, ты будешь Палачом Слышащего?       Он улыбнулся.       — Никогда, — прежде, чем она ошарашено успела возразить, он поцеловал еë в губы, — Цицерон может быть лишь Палачом при Слышащем — большая разница! Палач императора казнит самого императора. Палач при императоре — казнит всех, кто вредит императору.       — Да, прости, я такая глупая!       — Цицерон тоже не очень умный.       Глава издевательски улыбнулась ассасину, поморщив нос.       — Я заметила, — не без сарказма протянула Трина, прикрывая грудь лишь для напоминания Шуту, что перед ним, пусть и под водой, стоит полностью обнажëнная девушка.       И это сработало: его взгляд зацепился за очертание еë ключиц и бледной шеи, по которой бежала одинокая большая капля воды. Наклонившись вперед, Шут собрал каплю губами и Слышащая вздрогнула, ощутив на чувствительной коже поцелуй. Шумно выдохнув, она прикоснулась к мужской груди и Цицерон одной рукой подхватил еë: под водой она была в самом деле очень легкая. Проделав небольшой путь, он усадил еë на край бассейна и принялся целовать, спускаясь ниже.       Она такая ранимая, еë стеснение было для Цицерона нескончаемым источником удовольствия. Он хотел, чтобы Слышащая навсегда оставалась такой неискушенной и аккуратной. Даже когда станет бывалой Главой Братства и сможет отдавать приказы, наступая врагам каблуком на лицо... Пусть с ним она не будет пошлой никогда. Сердце волновалось, когда Трина прижимала руки к лицу, остужая влажными ладонями краснеющие щëки. Да, именно такая она ему нравилась: показывающая свою хрупкость.       Девушка ахнула, когда Цицерон сжал губами еë чувствительную грудь. Женские ноги обхватили его талию.       Слышащая прикусила губу, когда увидела как имперец, напрягая плечи, вытянул себя из бассейна к ней на сушу. В его глазах уже горело желание, томительное ожидание момента, когда она опустит руку ниже и убедится в его вожделении.       — У нас достаточно времени... — она выгнулась, втянув живот и чувствуя как разливается тепло по еë телу.       — Никогда, — Цицерон частыми, глуповато-резкими поцелуями поднялся к неë шее, — никогда не будет достаточно, — жадно выдыхая, он опустил руку вниз и девушка вздрогнула.       — Не могу привыкнуть...       — Не привыкай, — ему нравилось думать, что когда-нибудь она станет женщиной, способной запугивать своим появлением целые провинции, статной и властной, а он будет в еë тени, чтобы восхищаться такой силой. Но наедине с ним она уже сможет себе позволить показать себя такой, какой никогда не появится в свете. Они будут врать всем. Обманывать новичков, что Шут — смешной дурак, которого можно недооценивать, демонстрировать Слышащую такой жëсткой, чтобы она и сама верила в это. Но ночью он будет опускаться на колени перед еë величием, чтобы услышать скромное: «ой, ну не надо», чтобы вводить еë в краску снова и снова. И Цицерону хотелось этого. Хотелось, чтобы у них были секреты на двоих. Одна скорлупа от этого отвратительного мира, из которой они парой будут выходить идиотом-Шутом и убийственным Драконом. Рождаться заново, чтобы продолжать быть вместе. Ему казалось, что именно в этом заключалась их судьба.       Трина вскрикнула, но Цицерон тут же осыпал еë поцелуями, задыхаясь от волнения.       — Ещë немного...       Он понял, о чëм она говорит, а потому вдруг отполз назад, ниже, постепенно опускаясь от груди к животу, целуя пупок...       — Не надо, — девушка прикрылась, краснея до кончиков ушей, — лицом... Там... Не надо...       Цицерону казалось, что его глаза в тот момент почернели как у одержимого валерианой кота — его так заводило женское милое стеснение от каких-то вещей. Шут же, наоборот, разгоряченный абсолютно терял рассудок, готовый на всë, даже если никогда такого не делал раньше. Хоть он и был не так опытен в ласках, но красные щëки Слышащей вызывали в нëм возбуждение, граничащее с болью. Когда-нибудь он вернется к манëвру с опусканием вниз, чтобы освежить их интимную жизнь, но пока Трина слишком зажата — скорее всего, ей не понравится такая своевольность. И, закусив до крови собственную губу, имперец потянулся вперëд:       — Что Цицерону сделать? — он поцеловал еë в губы, — Ида... Чего хочет Слышащая? Что она прикажет?       Она рассолодела от его нежности, складывая руки на сильные плечи.       — У меня нет... Фантазии... — она шептала, заворожëнно смотря в гипнотические карие глаза.       — А, — Шут склонился над еë ухом, чтобы тоже прошептать, — что же делать несчастному глупцу? Бедному Цицерону фантазировать за всех?       Она хихикнула, но придержала его голову, одним лишь жестом мешая отстраниться от уха.       — Так, — Цицерон зазвучал уже более хрипло, явно стараясь сделать так, чтобы голос понравился юной госпоже, — Слышащая любит шëпот? Ммм? — он проверил пальцами внизу, убеждаясь в своëм предположении и довольно муркнул куда-то ей в висок. — В самом деле. Ида... — он инстинктивно дëрнулся, когда почувствовал еë руку на своëм члене, — агх! Ещë... Больше...       Окончательно поняв, что уши являются слабым местом Слышащей, он выдохнул, уткнувшись в еë мочку уха.       — Как же, — имперец потëрся лбом о висок девушки, точно ласковый кот, пытающийся почесать свою морду о ноги хозяйки, — куда же больше? Чего можно желать ещë?       Шут нетерпеливо поцеловал Главу Братства, проводя рукой под согнутым коленом и поднимая его чуть выше.       — Желаю, — его голова слегка кружилась от того, что мнгновениями он задерживал дыхание, чтобы с всхлипом вспомнить, что всë же не способен жить без кислорода, — хочу, чтобы мы были всегда...       Трина накрыла его губы своими и Цицерон придавил еë к земле, тëплой от естественных гейзеров.       Он хотел, чтобы они остались вместе. Навсегда. Если бы его душа не была обещана Ситису, то Цицерон безоговорочно вручил бы еë Драконорождëнной с белыми волосами. Потому что только в еë руках он забывал, что значит слово «боль».       Возможно, в этом и заключалась его судьба, когда он присягнул на верность интересам Ситиса и Матери Ночи. Ему не нужны были деньги... Только смысл. Цицерон страшно хотел жить. И ему требовалась служба. Такие скромные потребности. И только Мать Ночи вывела его из этого равновесия, послав Слышащую. Нечто, чего он требовал, но без чего, в итоге, не представлял своей жизни. Так странно. В его душе поселилось довольно необычное чувство, от которого внутри всë разгоралось неестественным пламенем. Кажется, это Драконорождëнная перестаралась, согревая Цицерона.       

***

      Молодой эльф карабкался по столетнему стволу. Когда-то он бы принял такое место за хороший оборонительный пост, но последнее время деревья стали для него именно что местами для нападения — Цицерон хорошо объяснил все преимущества такого подхода. Однако случая до сих пор ему так и не представилось: жертва вечно была не одна и всегда была под полной защитой.       — Они не должны понять, что мы их преследуем, — бубнил Лонх, усаживаясь на ветвь широкого дерева.       — Зачем тебе подслушивать все их разговоры, если ты уже выяснил, что жертва через несколько дней разделится со своими друзьями? — спроил Лошанс, без особой нагрузки поднявшийся вслед за своим компаньоном.       — Мне интересно, — не задумываясь ответил эльф.       Они продолжали следить за перемещениями отряда. Хотя Лошансу казалось, что более целесообразным было бы поспешить вперëд и подготовить засаду там, то молодняк упорно жаждал развлечений.       — Вот поэтому ты его так долго и убиваешь, — заключил призрак, обидчиво слоэиво ногу на ногу, — не умеешь выделять главное.       — Неправда. В первые разы ничего не получалось, поскольку я его недооценил, — полуальтмер показал язык, — но больше мы такую оплошность не допустим! Это будет один удар. Единственный, но точно в глаз!       

***

      Когда Слышащая захотела побывать на ярмарке, что проходила практически под стенами купален, Цицерон не возражал. Всë же иногда следовало отдавать время на развлечения. К тому же ему нетерпелось втайне подобрать для девушки подходящий ей подарок. Желательно такой, каким бы она пользовалась долгое время. Шуту не хотелось дарить безделушку — таких вещей у молодой и падкой на блестяшки сороки было ящик или два.       — Это шашлычки! Они пахнут как дома! Сто лет уже не ела привычную еду! — она шлëпнулась на деревянный табурет, который стоял возле небольшого столика, входящего с четырьмя такими же столами в состав небольшого самодельного кафе. — Неси шашлык, Цуцик! Мы будем жрать!       — Ох! Моей Госпоже удобно? А то шея дурака такая костлявая — как же на ней долго высидеть?       — Не гунди, — девушка показала ему язык, — у меня сегодня праздник. Аз есмь желаю жраать!       Да, если так подумать — временами она в самом деле вела себя как дракон. Хранила блестяшки, рычала, вкусно кушала и создавала много неприятностей. Типичнейшее существо, живущее в пещере и охраняющее сокровища! Благо, что хоть у этого ходячего бедствия было хорошее настроение — ни одна таверна не погорит на гневе Драконорождëнной.       Цицерон на секунду замялся перед прилавком. И дело было не в очереди, стоящей перед ним — на тот момент Шут еë даже не заметил. Просто ему всегда было проблемотично начинать разговор. Для беседы обычно использовалась маска какого-то гражданина, которого недо-актер принимался изображать. Но скандачка Цицерону было сложно. Он обернулся на Слышащую и с удивлением обнаружил, что та с хитрым прищуром следит за его действиями! Действительно, властный дракон! Похоже, она наблюдает за тем, справляется ли Шут с подобным заданием. Раньше переговоры не были его сильной частью. И Слышащая знала об этом как никто другой. Она специально села вдали? Знала его слабости и отправила разговаривать с торгашами! Как же это... Умно. Надо будет запомнить.       Для разговора Цицерон решил использовать манеру речи статистического фармера, с предпологаемым охоньем и выдохами за обсуждением цены. Учитель в своë время его буквально учил актерскому мастерству: часами мальчишка сидел в людном месте, анализируя и запоминая как разговаривают между собой люди. И ничто так не раскрывало природу разумных существ как торговые лавки. По тому, как человек покупает и что у него в корзине, Цицерон уже мог сказать что это за персонаж и сколько у него денег в карманах. Но, откровенно говоря, искусство щипача Шуту никогда не давалось. Путешествуя с учителем по Имперскому Городу, Цицерон видел, что для некоторых бедолаг ограбление было подобно приговору на голодную смерть. В этом плане воры поступали жестоко. «Зачем забирать вещи, если не убиваешь?» — спрашивал он у наставника, но тот лишь снисходительно улыбался, не отвечая на его вопрос.       Закончив с покупками, Шут вернулся к Слышащей. Та была рада еде, учитывая тот факт, что ни до, ни после посещения купален они ещë не завтракали, а время подходило уже к обеду. Нá удивление, самому Цицерону есть не особо хотелось и он сам удивился такому заключению, хоть и ради приличия взя́л себе несколько мясных кусочков.       — Мм, действительно как дома, — рáдостно сказала Трина, повторно откусы́вая с деревянной шпажки крупный кусок, — знаешь, наверное, шашлык — это единственное, что всегда готовил папа. Не просто жарил, а именно нарезал, мариновал и прочее!       Цицерон кивнул, с большим интересом увлекаясь не предметом разговора, а тем как чистолюбивая Слышащая с упоением пачкает руки за трапезой. Она не часто обходилась без столовых приборов. Даже в походе умудрялась достать вилку — с ней ведь было гораздо удобнее есть в лесу!       — Чего не ешь? — она растерянно хлопнула ресницами, а Цицерон лишь с улыбкой отвëл взгляд.       — Не хочется, — признался он, пожав плечами.       — Если будешь кочевряжиться и не есть мясо, то станешь жухлым и слабым, — попыталась задавить аргументами Глава Братства.       — Если Цицерон будет набиваться как бочка, то высоко прыгать он тоже не сможет, — ответил Шут доводами, которые слышал в детстве.       — Можно подумать, ты собрался прыжки на батуте сдавать, — несерьëзно фыркнула она, откусывая очередной кусок, — и вообще... Здесь ещë куча всего интересного, в том числе и еды́! Неужели мне одной за всех отдуваться?       Цицерона позабавил тот факт, что Слышащая отнеслась к общему ассортименту как к вызову собственной прожорливости. Наверное, она давно не выходила в подобные места, а потому решила, что стоит наесться до конца жизни.       На удивление, Шут чувствовал какое-то странное спокойствие, будто никто в целом мире не обращает на них внимания. Такое ощущение было весьма редким явлением. Цицерон всегда чувствовал, когда за ним ведется слежка или когда готовится очередная подлянка со стороны судьбы, однако именно в пыли ярморочной возни имперец чувствовал себя расслаблено. Крайне плохое качество для ассасина — расслабляться! Наверняка, ему бы стоило собрать себя в руки, но Цицерон привык доверять личному внутреннему мироощущению. Он не припоминал случая, когда бы оно его откровенно обмануло. Даже в день пропажи Слышащей Шут был как на иголках.       — Цицерон может пройтись самостоятельно? — спросил он, вспомнив, что собирался сделать девушке подарок.       — Только не уходи далеко, — попросила его Трина, отпивая из кружки имперский гранатовый сок.       Цицерон показал ей жест, от которого девушка чуть не поперхнулась, смешливо хрюкнув в ладонь: имперец соединил большой и указательный палец и показал кружок «окей», который слишком уж контрастно и современно смотрелся на фоне облезлых средневековых торговых палаток. Неужели, она настолько часто показывала подобную жестикуляцию, что Шут насмотрелся и запомнил? Хотя... После того как он ругнулся дедовым кличем «контра» можно было и не удивляться такой мелочи.       — Шуруй уже, — с улыбкой сказала Слышащая и Цицерон потопал куда хотел.       А имперец заприметил уже вещь, которая точно пригодится Главе Братства в ближайшее время. И, возможно, даже подчеркнëт еë статус в будущем. Если Трина покончит со своими попытками умереть в расцвете сил, то такая штука рядом уж точно скрасит еë образ!       Внезапно, кто-то неопределëнно окликнул его и какая-то молодая каджитка встала прямо перед ассасином.       — Судьбу знать хочешь? Бабуле есть, что тебе сказать, — она хитро сощурилась.       На вид это была молодая кошка, без видных физических признаков зрелости, но уже украшенная множеством золотых серьг и подвесок на шее. Смело взмахнув руками и повернув Шута кругом, она указала в сторону небольшой кучки таких же больших кошек. В центре такого сборища стояло кресло на колëсах от телеги — явное приспособление для тех, у кого уже давно отказали ноги. Однако старуха, сидящая в нëм, оказалась не каджиткой, а дряхлой бретонкой с помутневшими от слепоты глазами.       — Украли старушку чтоль? — сострил Цицерон, поглядывая на пушистую собеседницу.       — Это она нас всех украла, если уж на то пошло, — кошка толкнула имперца вперëд, — а ну, иди, давай, если уж такая честь выпала!       Она вдруг лилейно улыбнулась, покручивая когтистой лапкой пëстрые бусы с золотистыми вставками.       — Многие здесь хотели бы получить такое предсказание, но, возможно... Тебе нужнее.       Так, значит, старуха не каждому даëт своë предсказание? Интересно, чем же привлëк к своей персоне ненужное внимание скромный Цицерон? Внешне он не выглядел как денежный мешок.       Однако, подойдя к костля́вой ведьме, он занервничал, видя, что блëклые глаза сквозь белую дымку смотрят на него. Как будто слепая была способна видеть, невзирая на свою слепоту. Но это не было чем-то действительно пугающим — всë же Шута не проймëшь такими мелочами.       Что же скажет гадалка, если увидит его судьбу? Настоящая предсказательница, прикоснувшись к чему-то подобному, должна задрожать, испугаться, ткнуть пальцем, закричав: «убийца, убийца проклятый!» Но ведь она должна так же и знать, что тогда ее горло со свистом лишится возможности издавать желаемые звуки. Потому что кинжал у былого ассасина еще при себе, да и скорость реакции на месте.       — Если не боишься взять такую руку, — пропел Цицерон, но его глаза уже преисполнились тихой угрозы.       Гадалка не испугалась. Можно сказать, она потянулась вперед с готовностью увидеть нечто куда страшнее, чем обычной старухе можно было бы представить. Коснувшись чужой ладони она замерла, взгляд Цицерона по-прежнему давал уверенность в том, что если карга решится бросить одно неаккуратное слово, ей будет нелегко. Но та лишь протянула:       — Напрасно ты боялся, видит бог. Дитя, рождëнное во мраке и призреньи, способно будешь ты изведать свет, каков он есть. Твоим проклятьем было отношенье, но лишь случайная душа, попавшись на пути твоëм, решила вдруг твою проблему. Она — твое богатство и злой рок. И именно ее судьба твою судьбу решает. Но зная, что должно бы было быть, не сомневайся: не могло быть лучше... Могло быть дольше, но, увы, не краше. Я вижу белые цветы и белые одежды, за здравие поднятые вверх чаши, а так же вижу свет иной, что мне неведом. Она идëт, а ты ступаешь следом. Однажды ты отстанешь от нее, но всë вернется — каждому своë.       Гадалка отпустила молодую руку и Цицерон почувствовал, что едва ощутимые молнии, пробирающиеся сквозь всë тело, отпустили его.       — Не понимаю, — выдохнул имперец.       — Судьбу не нужно понимать. Она сама придëт, умей лишь ждать.       С громким хлопком глаза застлил красный дым. Бывший Хранитель прекрасно знал, что вдыхать такое варево нельзя — когда-то Слышащей от него жгло горло. Лонх говорил, что в таком дыму водились и ядовитые испарения, однако гуще и эфектнее его еще ничего не придумали. Цицерон сделал несколько шагов назад, стараясь не обжечься дымкой, однако перед ним уже никого не было. Абсолютно неслышно пропала и гадалка и ее скрипучая телега. Ох, не приведи Ситис, чтобы Шут вляпался в дела какого-то даэдра!       

***

      Старый вояка, убивший на своëм веку немало невиновных путников, громко цокнул языком, давая понять остальным данмерам своë отношение к происходящему. Среди их братии ассасинов воин в блестящих тяжелых доспехах выглядел как брюллик на боевом гульфике — невесть зачем он нужен, но кто-то совершил величайшую глупость, прикрепив его туда.       — Как видишь, никто здесь не будет называть тебя Героем, однако местом у очага не обделят. Если удастся сесть, разумеется, — даже предводитель небольшой кучки эльфов-убийц не скрывал своей насмешки.       — Меня беспокоит только отплата, — громыхнуло эхом из-под закрытого шлема.       — Мы ждëм графа, уже с ним вы сможете обсудить все подробности.       — А меня беспокоит другое, — вдруг в разговор вмешался необычный человек с хитрыми зелëными глазами с узкой чëрной щелью вместо круглого зрачка, — если мне не изменяет память, вы были дружны с беловолосой девчонкой, которая, по вашим же словам, является Главой Темного Братства? Мои сведения достаточно верны?       — Пошел в жопу, — грубо ответили латы, с грохотом садясь на ящик у стены пещеры.       — Так, я не слышу ответа, — настаивал молодой убийца с глазами кошки, — как мы можем верить в то, что вы не предадите нас? Что у вас за душой?       — Кредит, — коротко ответили из-под шлема.       Старый вояка, на котором все остальные время от времени заостряли внимание, шумно вздохнул.       — Броня тебя не спасëт, если предашь Мораг Тонг. Имей это ввиду.       Зеленоглазый Детектив отошел в сторону, привычно изучая приглашенного хозяином новичка как потенциального противника. Скайримский герой молчал, за забралом было неясно, что же у него на уме. Один из данмеров улыбнулся, вспоминая как еще недавно этот Драконорожденный трясся от того, что они с хозяином влезли в его дом с угрозой жизни. А теперь он расселся, будто в жизни ничего не боялся. Хотя даже если его броня прочна, то опытный маг без проблем мог превратить рыцаря в разу, поджарив заживо. Но парень продолжал чувствовать себя в полной безопасности. Было в этом жесте нечто очень странное. Это следовало обдумать.       

***

      — Слы...Ида, я вернулся! — Цицерон старался не называть еë Слышащей при незнакомцах, а на ярмарке только из таких и состояла толпа.       Трина говорила с какой-то женщиной. Вид у обеих был крайне недовольный.       — Оп, какие люди, — весëлый норд, явно не держащий зла за случай в бане, хлопнул Цицерона по плечу, — расскажешь, что за фокус был в тот день? Рабочие не видели как ты выходил.       — Так просто, так скучно, — имперец убрал чужую руку со своего плеча, — можно было догадаться.       — А что? Я не понял.       Шут вздохнул. Ему казалось всë таким очевидным, что он и ребенком бы понял как можно уйти, не столкнувшись с кем попало. Правда, в тот критический момент Цицерон думал не о проблемах с работниками, а о том, чтобы сократить дорогу до их домика.       — Забор, — нехотя ответил Шут, скрестив руки на груди и косясь на конфликт двух женщин, — я прыгнул через забор. А это — твоя жена?       Норд посмотрел на женский конфликт недалеко от них.       — Да. Они с твоей что-то не поделили. Сказали не лезть. Удивительно синхронно для тех, кто ссорится. Вот и стоим теперь здесь.       Цицерону не нравилась эта женщина. При всем волевом характере в ней прослеживались черты курицы и на фоне Слышащей еë лицо казалось глупым и неказистым. Не то, чтобы незнакомка была уродиной... Просто отсутствие второго дна делало еë по меркам Цицерона довольно непривлекательной. А смотря на рабочие руки гринадëра, Шуту хотелось разве что вызвать неприятную дамочку на поединок.       Имперец быстро понял в чем сыр-бор: после того, как Трине стало плохо, светленькая нордка собрала еë вещи и передала в руки рабочим, которые вернули всë владелице. Вот только оказалось, что у Слышащей пропала какая-то дорогая резная баночка, которую она увидела у блондинки. И, похоже, этот скандал повторился уже второй раз, так как в первый отобрать банку не получилось.       — Как вы только умудрились сойтись, — вдруг сказал Шут, рассматривая сверепую Змею и добродушного трудягу рядом.       — Удивительно, но я хотел спросить про вас то же самое, — улыбнулся норд.       Но Цицерон вдруг ринулся к дамам: он видел, что Змея нервно сжимала ладонь и успел до того, как женщина воплотила задуманную пощëчину в жизнь.       — На госпоже нет комаров, — с хищной улыбкой протянул Шут, пугая дамочку как своей реакцией, так и непоколебимым спокойствием.       — Ах, — она вырвала руку из хватки имперца, а тот позволил ей это сделать, — ты стааешься выставить меня полной дурой! Как и тогда!       — А над этим нужно стараться? — ехидно заметил Цицерон и Слышащая хихикнула.       — Мы просим прощения, — вмешался норд, приобнимая за плечи свою женщину и отводя еë на пару шагов назад, — думаю, этого больше не повторится.       Но бойкая блондинка не унималась:       — Ты вернешь мне его, мерзкая дрянь! — плюнула женщина, игнорируя то, как руки еë мужа сдерживали еë выпады. — Сделаешь это перед девочками и извинишься! Это мой крем!       Трина замеялась, услышав такое нахальное предложение.       — Тогда, похоже, у тебя очень пушистое лицо, — ответила Слышащая, абсолютно не злясь на ситуацию, а даже получая от всего какое-то скрытое садисское удовольствие, — ведь это бальзам для волос! Ты даже не знаешь, что украла у меня из корзинки! — она показала язык воровке, — лоох!       Каким-то образом женщина извернулась и, рванув вперед, постаралась всю́ силу вложить в удар. Трина с артистичностью Цицерона сделала шаг в сторону — уклоняться она научилась лучше всего и даже боль в ноге не помешала ей осуществить изящный уход от чужого кулака. Повернувшись, Слышащая увидела как Шут с одобрением поднял палец вверх — ещë один жест, который он то ли подхватил у нее, то ли привëз с собой из Империи.       — Пожалуйста, хватит, — раздражëнно попросил муж воровки, тяжело вздыхая, — не было у тебя таких баночек, прекрати это!       — Что? — она шокированно вскинула брови вверх, с удивлением обнаружив, что мужчина в кои-то веки изъявил особое желание поспорить с еë позицией.       — Я тебе ничего подобного не брал. Прошу, не стоит продолжать этот глупый спор!       — Ты считаешь меня лгуньей?? Ты? — она была настолько оскорблена и уничтожена такой новостью, что даже не заметила как Трина с Цицероном скрылись в толпе.       

***

      Завернув в густую растительность, молодые люди поспешили запутать след, а затем и вовсе перемахнули через высокий каменный забор и были таковы. С другой стороны кладки их встретил пëстрый сад и это было лучшим поворотом, который мог бы скрасить день. Трина вздохнула, потирая бедро. От любых нагрузок нога практически отнималась, однако, по сравнению с тем, что было после пробуждения — всë было не так уж плохо. По крайней мере, девушка могла ходить на своих ногах, а не заставлять Цицерона носить себя на руках. Он, конечно, был бы непротив, но ассасин мог принимать участие в куда более сложных задачах.       — Пф, она такая высокомерная, — прокомментировала нахальную женщину Слышащая, затем достала бумажный свëрток, развернула его и извлекла оттуда полупрозрачный красный осколок, похожий на стекло, — будешь, Цуцик?       — А что это? — поинтересовался Шут, протягивая руку.       — Леденец-камушек. В моëм детстве подобные продавались в жестяных банках и жутко склеивались друг с другом, немного полежав в кармане.       Имперец покрутил в руках то, что он принял за осколок, а затем положил на язык и, закрыв рот, мерно захрустел сладостью. Когда-то ему уже попадались подобные «камушки», но они были сделаны из жженого сахара и абсолютно не обладали фруктовым вкусом.       — Не нужно грызть! Просто держи во рту!       — Так не интерефно, — ответил рыжий ассасин, продолжая хрустеть леденцом.       — Он же так быстрее закончится!       Кажется, Цицерон уже почти полностью уничтожил твердый кусок ý себя во рту, прежде чем поморщить нос и улыбнуться:       — Лучше мало, но вкусно, чем долго, но едва ощутимо.       — Фигня, леденец не станет слаще от того, что его грызут.       — Неправда, — он медленно взял Слышащую за руку, — у всех руки одинаковые, теплые, но от этой мне теплее, чем от других.       — Ой, всë, — она покраснела, — скажешь тоже...       — «Могло быть дольше, но, увы, не краше».       — Это ты к чему?       — Слышащая должна была уже привыкнуть, какой бред порой несëт дурак, — он, наконец, вручил девушке то, что нëс в другой руке.       Это был длинный свëрток бумаги с твердым предметом внутри. По началу Трина подумала, что это какой-то меч, но едва вещь оказалась в еë руках, девушка поняла, что для оружия она легковата. Развернув, она усмехнулась с того, насколько же практичный подарок нашëл для неë Шут: это была красивая трость с головой птицы вместо ручки. Судя по клюву, это был пернатый хищник, но Слышащая плохо разбиралась в животных, чтобы с точностью определить, кто именно. Выглядела вещица дорого, однако Трина с трудом верила, что Цицерон способен потратить крупную сумму на подарок, не приуроченный к важному событию... Или она просто пропустила такое важное событие? Неужели она не запомнила какой-то красный день календаря Тëмного Братства?       — Нравится? — спросил рыжий имперец и, если бы у него был хвост, то тот безусловно, по-собачьи завилял бы в ожидании ответа.       — Конечно... Весьма неожиданно, — она облакотилась, пробуя обновку в действии, — даже жалко как-то.       — Немного времени и она будет завораживать потëртостью и внушать устрашение. А когда Слышащая состарится, то будет выглядеть весьма статусно...       — Эй-эй-эй, тормози, — слегка раздраженно выдохнула Глава Братства, присаживаясь на заросшую скамейку, укрытую почти со всех сторон кустами густого снежноягодника, — разгорячился.       — Цицерон что-то не так сказал?       — Вообще-то ты мне про старость начал заливать, — с ноткой обиженности пробормотала девушка, поправляя выбившуюся прядь волос.       — Ох... А Слышащая предпочла бы умереть молодой?       — Не передëргивай! — уже возмущëнно и несдержанно громко прервала размышления Трина. — Я не об этом говорила! — она попыталась успокоиться и понищила голос. — И как часто ты думаешь о том, что я стану старухой?       — Первый раз, — без тени сомнения выпалил Шут, его удивлëнное лицо и дважды глуповато хлопнувшие ресницы не могли не вызвать у Слышащей улыбку.       — А каким ты видишь себя стариком? — вдруг спросила она и Цицерон, едва заметно ссутулившись, медленно подошел к скамейке и сел рядом.       — Я никогда не думал о будущем... Вернее, думал, но не желал. Просто... Ида, ты ведь понимаешь?       — Ничего не поняла.       — Я не думал, что буду жив сегодня. Ещë десять лет назад мне казалось, что Смерть догонит меня вслед за теми, кого я знал в Бруме. И каждый день я считал отсрочкой. Затем начали умирать те, кто жил подле меня в Чайдинхоле — и я ждал. Когда же Смерть придëт за мной? Нет, я не хотел умирать. Просто странное ощущение, что нечто подобное мне суждено, не вызывало сомнений. Но у Матери были другие планы. И у Ситиса. Скайрим, новое Братство, драки, раны... И Слышащая... Всë так прыгало и вертелось, откуда взять время подумать о будущем? Или даже мысли... Да. Откуда взять мысль о том, что моë завтра не будет последним? С самого рождения я чувствую как Смерть играет... Как она дышит в затылок бедному Цицерону и еë раздражает, что она никак не может ухватить его голову двумя костлявыми пальцами и, — он показал жестом смертельный зажим, схватив большим и указательным пальцами ползущего по своим делам жука, — сдавить!       С хрустом букашка превратилась в ничто и Цицерон со странным выражением лица положил сломанное насекомое на случайный лист, который показался ему похожим на лодочку.       — И сейчас ты чувствуешь опасность, Цуцик?       — Дыхание, — он прерывисто и шумно вдохнул, это было похоже на всхлип во время дрожи от слëз, вот только Цицерон не плакал, а лишь временами нервно вздрагивал, — Цицерон не слышит дыхание Смерти, когда рядом Слышащая, — он, наконец, повернул свой взгляд к ней и жалостливо свëл брови, — Цицерон хочет жить. У него стало куда больше смысла! Пожалуйста?       — Да что ты просишь от меня? — растерянно взмахнула руками Трина, не отводя глаз от имперца.       — Не умирай. Пожалуйста, ты должна жить! Когда Слышащая дышит — Цицерону радостно!       — Это самый странный комплимент в моей жизни, — она пыталась процедить слова с показным холодом, но еë голос слегка дрогнул.       — Ида хорошая, — он потянулся вперëд и девушка заметила, что они,оказывается, уже давно отклонились от курса и постепенно всë больше склонялись в сторону, — Ида должна жить.       — Прекрати! — она подскочила, слегка покрутившись на трости с удивительным проворством для человека, у которого она первый день. — Все эти разговоры о смерти... О НАШЕЙ смерти! Прошу, не надо...       — Прости-прости, — он встал и, расставив руки в стороны, как бы спросил разрешения обнять девушку, — мысли дурака... пугают.       Цицерон с немого согласия обнял Трину и потëрся носом о еë висок.       — Ты не дурак, — сказала Слышащая, обнимая Шута.       — Есть ещë сомнения? — он улыбнулся, наконец, отстраняясь.       — Дураки глупые, а ты очень хитрожопый, — заверила девушка, многозначительно закивав.       — Цицерон не дурак, — Шут надул гýбу, — он просто собирает цветы, разговаривает с мëртвыми, не получая от них ответа, а так же всюду носится за Слышащей, считая каждое еë слово благодатью. И не потому что она Слышащая, а потому что она... Особенная для него. Да, Цицерон не дурак — он форменный идиот!       — Да прекрати, — она игриво хлопнула его по бедру.       — Ах! Шлëпать?! — он ответил ей тем же жестом, но задел пальцами трость и забавно одернул руку обратно.       — Вот тебе мгновенная карма, — засмеялась Трина, прикрыв рот рукой, — хах! Мне нравится эта штука всë больше и больше.       — Больно, — наигранно протянул Цицерон, снова обидчиво надувая нижнюю губу и по-детски прижимая руку к себе.       — Ой, всë, — девушка поцеловала его в щëку, почти у самого уголка губ, — так легче стало?       — Немного.       Хитро сощурив глаза, Шут повернул Слышащей вторую щëку и показал пальцем куда ей стоило целовать.       — Вот ты наглый, — она потянулась к Цицерону, но тот резко повернул голову, поцеловав Главу в губы.       Шалость удалась и искренне понравилась ассасину.       — Я же говорила, что ты хитрожопый, — вздохнула Слышащая.       Цицерон поморщил нос и с улыбкой игриво оскалился, будто рыжий волчонок. Уходящий день ему невероятно нравился.       А завтра они уедут из этих купален.       И за порогом их будет ждáть неизвестность.