Сборник перед сном

— Просто скажи мне, ты об этом сожалеешь? — Так было нужно. Брюле отвела взгляд, зная, что не добьётся другого ответа. Не в этот раз. Прошло всего две недели, и она впервые решилась поговорить о случившемся. То, что произошло не было чем-то важным для Мамы или членов семьи. Все вели себя как обычно, привычная жизнь ничуть не изменилась. И даже Катакури выглядел таким же собранным и спокойным, как и всегда. Он занимался привычными делами, соблюдал распорядок дня и никогда даже не упоминал это. Никто не сомневался, что ему всё равно. Никто, кроме Брюле. Брюле слишком хорошо знала своего старшего брата. Она знала, почему он продолжает соблюдать распорядок дня и никогда даже мимолётом не упоминает об этом. Но он, разумеется, никогда не признается, что его мысли в полном хаосе. Они захватили его голову и терзают каждый день, каждую минуту без перерыва. И даже ночью он, скорее всего не спит. Брюле ясно видела усталость в его глазах. Тот же строгий взгляд, но вся эта строгость такая лживая, хоть и прекрасно замаскированная. Брюле тяжело вздыхает, чувствуя тяжесть на сердце и вину. Вину за то, что могла предотвратить трагедию, но была слишком напугана и упряма. Боялась пойти против Мамы. Боялась, что она узнает, кто нарушил её приказ, и тогда все знают, что случилось бы. — Мне очень жаль, — наконец говорит Брюле и тихо уходит, не решившись продолжить болезненный для обоих разговор. Если бы она осталась, Катакури наверняка сказал бы, что ему не нужна жалость, но всё до боли очевидно. Прошло слишком мало времени, и выбраться из кошмара так быстро, видимо, не было под силу даже непобедимому старшему брату. Брюле знает, что ничем не может помочь. Справиться с собой мог только он сам. Ему нельзя показывать слабость, это приведёт лишь к очередным проблемам и несчастьям. Но в этот раз удар оказался настолько сильным, что оставит огромный шрам, который придётся скрывать. Но сделать это не так-то просто.

***

Катакури не может сосредоточиться на своих обязанностях. Слова Мамы долетают до него приглушёнными звуками, которые очень трудно осознать и принять. Катакури любит свою мать, какой бы она не была, но теперь один её вид напоминает о худшем поступке, который он совершил. Это просто невыносимо. Прошёл уже месяц. Месяц, а голова по-прежнему в тумане. Попытки побега от реальности ни к чему не приводят. Если кто-то из братьев и сестёр узнал бы о том, что происходит с их идеальным старшим братом на самом деле, посмеялся бы или разочаровался? Но чем дольше затягивалась вся эта игра, тем сложнее становилось её вести. Каждый день Катакури проходил новый уровень, но следующий становился сложнее. Но он должен был справиться, потому что всегда одерживал над собой проблему. Да, он не мог проиграть самому себе. Не мог. Но наступил момент, когда Катакури понял, что в этой игре есть лишь плохой конец. Он чувствует себя под прицелом. Хаки Наблюдения впервые вело его к поражению, а не к победе. В эти моменты Катакури жалел, что не способен полностью избавиться от этого груза. Он не может видеть будущее, если не сосредоточен, но может чувствовать чужое присутствие даже во сне. Твоё присутствие. Которое ощущать не должен никто. Это просто за рамками здравого смысла. Ведь ты мертва. Он не может видеть тебя, только чувствовать, но этого достаточно, чтобы сводить с ума. Ему наверняка просто мерещилось. От недосыпания, волнения, постоянных размышлений. Но Хаки Наблюдения никогда не подводило его, а это означало, что всё реально. Это так сильно изматывает.

***

Прошло два месяца и четыре дня. Каждый раз, когда стрелка на часах показывает 20:04, у Катакури щемит сердце. Эти проклятые цифры въелись в сознание, как будто их выжгли на коже раскалённым железом. Он не хочет, но постоянно ведёт счёт. Время идёт, а его кошмар становится только хуже. Тень постоянно преследует его, куда бы он не пошёл. Её больше никто не видит, даже Мама. Как будто галлюцинация, от которой никак не избавиться. Но Катакури знает, что у этой тени есть имя. И для тени у неё слишком детальный вид. Такой же, как был при жизни, только призрачный и невесомый. Это ты постоянно следишь за ним. Сидишь на подоконнике, пока он просматривает бумаги у себя в кабинете. Наблюдаешь с ветки ближайшего дерева, пока он тренируется с младшим братом. И даже стоишь в стороне и внимательно смотришь, как он ест любимые пончики, которые встают поперёк горла под пристальным взглядом. Он никогда не смотрит тебе в лицо, но догадывается, какие эмоции скрыты в твоих глазах. Это хорошо чувствуется. По иронии судьбы сделать это гораздо легче, чем увидеть будущее. Ты всегда молчишь и не издаёшь никаких звуков, и Катакури не знает, было бы ему лучше, если бы ты говорила, или нет. И теперь он медленно шагает по улице города к замку, где ждёт Мама, а ты плетёшься позади, невидимая для чужих глаз. Разговаривать с Мамой, зная, что ты стоишь совсем рядом, — особый вид психологических пыток. Каждый раз Катакури чувствует стыд. Ты умерла по желанию Мамы, а он продолжает разговаривать с ней и выполнять её приказы, как будто ничего не произошло. В такие моменты твоё безмолвие казалось благословением. Поэтому, убедившись в отсутствии посторонних, Катакури останавливается посреди мрачного коридора и, всё ещё не оборачиваясь в твою сторону, тихо спрашивает: — Ты меня презираешь? Никакого ответа. Но он знает, что ты смотришь. Смотришь с осуждением. — Ты имеешь на это право. Снова тишина. Катакури чувствует себя полным идиотом. Он сказал очевидные вещи, зачем вообще их нужно было озвучивать? Ноги с огромным трудом продолжают путь к залу, где ждёт Мама, пребывающая в блаженном неведении. Она забыла о тебе, ты для неё больше не угроза. Она считает, что смерть решила проблему, не подозревая, что эта проблема становилась лишь больше. Линлин не могла даже представить, что её лучший сын уже два месяца и четыре дня не может смотреть на неё как прежде.

｢ Так вот оно что, [Имя] — твой близкий друг? И как я раньше не замечала? ｣

Кулаки сжимаются в ответ на непроизвольные воспоминания. Зловещая улыбка Мамы преследовала Катакури повсюду. Как он мог позволить себе быть настолько не осторожным? Ему казалось, что только Брюле догадывалась о том, что ты не просто член команды, которого очень ценят. И даже это лишь благодаря её временами раздражающей способности. Но могла ли Брюле проболтаться? Нет. Несмотря на то, что иногда она вела себя необдуманно, Катакури был уверен, что её вины в случившемся нет. Но где-то допущена ошибка. В глубине души он знал, какая. У него хватало мастерства скрывать дружбу, но, когда с его стороны она выросла и приняла иной облик, маска начала трескаться.

｢ Только вот скажи мне, если встанет вопрос между ней и семьёй, на чью сторону ты встанешь? ｣

Катакури искренне надеялся и заставил себя поверить, что ему никогда не придётся делать подобный выбор. Если ты не будешь мешать Маме, ей будет невыгодно избавляться от тебя. Ты член команды, с которым нужно считаться. Именно это и привлекло его к тебе в самом начале пути. Ты была полезной и отчасти незаменимой, более значимой силой, чем большинство из семьи. Но ты не семья.

｢ О, можешь не отвечать! Я уверена в тебе, сынок! Я знаю, что ты всегда выберешь нас! Поэтому подумай, зачем тебе друг, которому ты ничего не можешь обещать? ｣

Катакури очень хотел, чтобы ты стала человеком, которому он мог обещать всё. Или почти всё. Но собственная мать загнала его в ловушку. Он мог сказать ей, что хочет жениться на тебе. Он мог сказать тебе, что это способ перестать скрывать вашу дружбу. Ты стала бы членом семьи, а потом можно было раскрыть тебе все карты, если бы ты только намекнула, что тоже переросла дружбу. Но Катакури знает: это так не работает. Предложение о свадьбе только ускорило бы конец.

｢У тебя не должно быть друзей, Катакури. У тебя есть семья. Больше тебе ничего не нужно…｣

Он пытается отбросить лишние мысли и сосредоточиться на встрече с Мамой или хотя бы на дороге в зал, но ничего не выходит. Ему никогда не нужно было позволять себе слабость. Если бы ты оставалась простым членом команды, твоя жизнь бы не оборвалась. Мама никогда не позволит кому-либо пошатнуть верность семье. Её лучшему сыну ничего не должно мешать выполнять обязанности. Твоё присутствие сеяло смуту в его сознании, твои слова плохо на него влияли. Катакури хочется выть от досады. Как иронично. Смерть не избавила его от твоего влияния. Если бы Мама только знала, что она натворила… Ни одно её скверное слово или упрёк никогда не давили так сильно. Так сильно, что верить тебе хотелось лишь больше.

***

Катакури берёт в руки лист бумаги и устало смотрит.

«Лжец! Ты меня предал!»

Тело напрягается, пальцы почти сжимаются в кулак, но Катакури вовремя останавливает себя. Смотрит ещё раз.

«Отчёт о завершённой миссии. Шарлотта Смузи. Успешно».

Тяжёлый вздох вырывается изо рта. Нужно работать, но работать невозможно. За три часа стопка документов не уменьшилась, и даже то, что кое-как было сделано, нужно будет перепроверить чуть позже. — Дай мне хотя бы полчаса, — не оборачиваясь в сторону окна, тихо попросил Катакури. Ничего не меняется. Он знает, что ты по-прежнему сидишь на подоконнике и смотришь. Никакие просьбы и слова не вызывали у тебя отклика, выражение лица всегда оставалось одним и тем же: никаким. Катакури резко сжимает отчёт и одним движением точно бросает его в урну. Смузи знает, что делает, она наверняка сама доложит обо всём Маме. Остаётся всего полчаса до полдника, но чувства голода нет. И чем дальше бежит секундная стрелка, тем отчётливее Катакури понимает, что не хочет есть. Раньше такого не было. До этого дня он через силу запихивал в рот все пончики, которые ему привозили и, хотя и не чувствовал наслаждения, набирался сил и избавлялся от урчания в животе. Но теперь Катакури знает, что едва ли сможет справиться с половиной всего, что ему привезут. Что делать с остальной частью, он всё ещё не придумал. Если повара заметят, что его аппетит внезапно упал, пойдут слухи. О чём именно, страшно представить. — Сейчас привезут полдник. Я знаю, ты тоже любишь… любила… — его язык заплетается, когда он осознаёт, что несёт чепуху. — Ты съешь половину? Он знает, что не съешь. Но надеется, что, может быть, сделаешь хоть что-нибудь. Не это тяжёлое безмолвие, от которого хочется плюнуть в лицо себе, потому что никто больше в том, что происходит, не виноват. Если бы кто-нибудь сказал Катакури, что в этом нет его вины, он бы даже не смог заставить себя посмеяться. Он поворачивается и прямо встречается с тобой взглядом впервые за несколько месяцев. В последний раз Катакури видел твои глаза в момент твоей смерти. Долго смотрел, прежде чем закрыть их своим пальцем, но так и не понял, что ты чувствовала перед тем, как умерла. Это выражение могло быть болью, презрением, ненавистью, чем угодно, а могло и ничем не быть. Тот день стал худшим в его жизни.

｢ Я хочу жить, но я не хочу вредить своему самому близкому человеку. Ты сильнее, мы оба знаем, чем всё закончится. Поэтому я не буду сопротивляться…｣

Эти твои слова сломали Катакури. Он слепо надеялся, что, может быть, тебе каким-то образом удастся дать отпор и сбежать. Что потом — не важно. Главное, чтобы ты поняла и поскорее уносила ноги. Тогда у него просто не получится помешать, Мама разозлится, но не критично. Ты будешь уже далеко, а она потеряет интерес, потому что после такого никто в здравом уме не сунется обратно. Но это, конечно, всего лишь утопия. Но ты смотришь по-странному холодно, хотя чего ещё ожидать от призрака? Катакури до сих пор не может понять, почему ты отказалась окончательно покинуть этот мир и как вообще так получилось. Ты далеко не первая и уж тем более не единственная, кого он убил, однако никто больше не решился сводить его с ума своим постоянным присутствием. Иногда на ум приходила мысль: может с помощью Хаки Наблюдения можно видеть души мёртвых? Другого объяснения не было. Ты тот человек, с которым Катакури никогда не хотел терять связь при жизни, и это обернулось тем, что теперь ты преследуешь его после своей смерти. И тогда становилось по-настоящему гадко в душе, ведь если всё так, то перед ним настоящая ты. Он не считал, что имеет право смотреть тебе в лицо после того, что сделал. Неожиданно Катакури встаёт с места.

***

— Бра-а-атик! Подожди! Ты уверен, что хочешь это сделать?! Брюле изо всех сил старается успеть за старшим братом. Она ужасно запыхалась, но отказывается останавливаться. В её глазах неподдельный ужас. — Ты же сам говорил, что не можешь, зачем заставлять себя? Пожалуйста, остановись и подумай ещё раз! Катакури молча продолжает свой путь, и Брюле не нужно обладать способностью видеть будущее, чтобы узнать, куда он направляется. Ему даже не нужна её помощь, чтобы найти нужное место в Лесу Соблазнов. Он точно знает, куда идти. Все деревья, цветы и животные расступаются, чтобы дать ему дорогу. Брюле бежит за ним, размахивая руками и бесстыдно рыдая. Большинство его разговоров с тобой она прекрасно слышала через зеркало. — Я хорошо спрятала это место, как ты и просил, но сейчас ты так серьёзен, что найдёшь иголку в стоге сена за пару секунд! Снова молчание. Женщина вытирает слёзы. — Ты обещал себе, что никогда не посмеешь показаться там, ты вот-вот нарушишь своё слово, братик! Катакури резко остановился. Брюле мельком заметила, как потемнели его глаза. — Моё слово для неё и так уже ничего не значит, я знаю, что делаю. — Но… — Возвращайся. — Но я… — Возвращайся! — чересчур резко повторил Катакури, но заметив, как от его громкого строгого голоса Брюле вздрогнула и затихла, мягче добавил: — Подожди у входа. Поговорим, когда я вернусь. В этот раз Брюле чувствует, что не может отступить. Она не хочет, чтобы кто-то увидел, насколько уязвимым может быть её дорогой старший брат. Да, Мама разрешила похоронить тебя в Тотто Лэнде, и Катакури сам выбрал для этого Лес Соблазнов, чтобы никто (кроме Брюле) не смог найти могилу и не посмел потревожить вечный сон. Но если кто-то вдруг узнает, что Катакури до сих пор не забыл о тебе и находится в плачевном состоянии из-за тебя… И если этим «кем-то» будет Мама… Позволив Катакури похоронить тебя, где ему вздумается, она предполагала, что, навещая твою могилу или хотя бы вспоминая о ней, он навсегда усвоит урок. А что в итоге? — Пожалуйста, братик, давай вернёмся вместе, — тихо предложила Брюле. — Мама прикажет тебе уничтожить могилу, если узнает. Я случайно услышала несколько твоих разговоров… и знаю, что ты видишь призрак [Имя]. Но навестив её могилу, ты ничего не добьешься. Тебе будет только больнее. — Если я увижу её могилу, возможно, осознание смерти придёт и призрак исчезнет. — Он и так исчезнет. Просто пока еще прошло мало времени. Нужно подождать, и все наладится, — женщина натянуто улыбнулась, пытаясь поверить в собственные слова. Катакури полностью повернулся к ней, и она наконец заметила, насколько потемнели его глаза. — Думаешь, о таком можно забыть? — прямо спросил он, не отрывая взгляда. — Я убил человека, который доверял мне жизнь и которому я мог доверить жизнь. Я убил, понимаешь? Своими руками. Брюле замерла на несколько секунд, ошарашенная ужасно честным ответом, хотя на самом деле в нём не было ничего неожиданного. Она знала, как всё произошло и почему. Знала гораздо больше, чем все остальные братья и сёстры. Она видела всё собственными глазами, слышала твой последний вздох и, к огромному несчастью, как и Катакури, не смогла понять, что за эмоция навсегда застыла на твоём лице. Но было ещё кое-что, что заставляло Брюле дрожать. Для тебя всё выглядело как предательство самого близкого друга, а для её брата… Он убил человека, которого пообещал себе оберегать и всегда хотел видеть рядом. Женщина засуетилась, взволнованно перебирая подол длинного платья. — Вот видишь, ты так сильно себя накручиваешь, что видишь то, чего… — Это не галлюцинация. Она реальна. Я чувствую её присутствие. «Хаки Наблюдения, черт его побери. Никогда не думала, что когда-нибудь это станет его слабым местом,» — плотно сжав губы, подумала Брюле, потеряв надежду помочь. Катакури долго и пристально смотрит на сестру. Он попросил её устроить тебе могилу и придумал отличную отговорку, почему не мог это сделать сам: «мне будут не рады». Но глупышка Брюле поверила (сделала вид), не усомнившись ни на секунду. Она исправно навещала священное место вместо брата, хотя на самом деле не видела смысла. Зачем присматривать за могилой, если твой дух едва ли бывает поблизости хоть когда-то? Катакури говорил, что не хочет беспокоить тебя, но ты, казалось, наоборот жаждала быть побеспокоенной. Брюле понимала куда больше, чем думал её старший брат. Она знала, что он просто боится смотреть на надгробный камень, который поставит крест на всех попытках огородиться от реальности. Но в этот раз Катакури решает столкнуться с ней лицом к лицу. И вот оно. Как только глаза натыкаются на простой серый камень, окружённый цветами, и видят надпись на нём, процесс саморазрушения запускается вновь. Катакури никогда не смог бы простить себе это. Смерть сама по себе выбивала из колеи, но то, как именно ты умерла, делало рану в тысячи раз глубже, чем она могла быть. Всё должно было закончиться за пару мгновений, всего одним смертельным ударом. Ты бы не успела почувствовать боль, не успела бы осознать. Но сил оказалось недостаточно. Катакури всегда был физически сильнее тебя, но один твой непоколебимый вид сломил его дух. Рука дрогнула, и он промахнулся. Смертельная рана, но не настолько, чтобы умереть сразу. Катакури вынужден был наблюдать, как агония настигает и поглощает тебя, лежащую на земле в луже крови. Хотелось оглохнуть, пусть даже навсегда, лишь бы не слышать эти душераздирающие крики. Он знал, что нужно положить конец как можно скорее, но его тело отказывалось двигаться. Он едва решился поднять на тебя руку, но теперь, увидев результат, больше не мог. Ты была серьёзно ранена несколько раз за то время, пока находилась в команде, но их наносили враги… ваши общие враги. Как получилось, что в конечном итоге самым злейшим твоим врагом стал сам Катакури? Его маленькое милое счастье. Катакури так сильно любил тебя, что готов был смириться с недоеданием, лишь бы ты всегда присутствовала на его полднике. Заказать больше — признаться, что он тебя ждёт и знает, что ты придёшь. Точно нет. Ты могла бы съесть не меньше половины, но почти всегда приходила уже сытой и брала лишь пару маленьких пончиков. А иногда и вовсе приносила с собой сладости. Почему это случилось? Катакури помнит твой взгляд, хотя ты не смотрела на него. Умышленно или нет, уже никогда не узнать. Когда он наконец нашёл в себе силы и занес трезубец над тобой (ты даже не заметила, полностью поглощённая болью), Линлин неожиданно подняла руку и грозно произнесла: — Не нужно. Разве ты не видишь, что она и так умирает? Не нужно брать на себя ответственность, которая тебе не под силу. Если [Имя] умрёт сама, у тебя не будет клейма убийцы, которого ты так боишься, — хитрый взгляд пронзил Катакури насквозь. Именно тогда он по-настоящему понял, насколько жестока его мать. «Смотри, как она умирает из-за тебя. Смотри и в следующий раз хорошенько подумай, прежде чем расстраивать меня,» — вот что на самом деле означали её слова. Это продолжалось полчаса. Всё это время Большая Мамочка не отрывала взгляд от тебя, не оставляя ни одного шанса хоть как-то помочь. Катакури не знал, наблюдает ли Брюле из зеркала, но надеялся, что нет. Мама решила, что свидетелей твоей смерти быть не должно, иначе она не смогла бы так свободно и метко упрекать своего лучшего сына. В глазах других он не должен упасть, но когда никого нет… — Мой бедный маленький кексик… мне так жаль, что нам пришлось расстаться с тобой… — Катакури видел её едкую улыбку, и сочувствующий голос не мог обмануть, насколько на самом деле она была довольна происходящим. Катакури смотрел на тебя, и ему казалось, что мир рухнул. Все его идеалы, мечты… всё стало просто мусором всего за полчаса.

***

— О, [Имя]! Я думал, ты осталась на Санни! Как ты сюда попала?! У Катакури холодеет кровь в жилах, когда он слышит твоё имя с чужих уст. От человека, который никак не может быть знаком с тобой. Но паренёк в соломенной шляпе стоит прямо напротив с той же глупой улыбкой, как раньше, и явно обращается к тебе. Даже смотрит в твою сторону. Как он это делает? Как он может видеть тебя? Катакури не может понять, что именно овладевает его разумом: злость, неверие, шок или стыд. В этом так сложно разобраться, особенно когда прямо перед носом назойливый враг. Несколько секунд тишины, но удержаться от вопроса невозможно. — Ты знаешь её? — Катакури старается изо всех сил скрыть нетерпение в голосе. Но Соломенная Шляпа, кажется, даже не обращает внимания на очевидное волнение. — А, да, это моя подруга. Я встретил её в Лесу Соблазнов, и с тех пор она помогает мне. Правда, другим она показываться почему-то не хочет и разговаривает только через меня. Зачем он так открыто говорит обо всём? Катакури не может понять. Этот парень и правда тупой или о чём-то догадывается? — Очень странная способность… — тем временем вслух продолжает размышлять Луффи: — В мире нет двух одинаковых фруктов, но я уже встречал чувака, который может становиться невидимкой. Ну, это не так важно, [Имя], наверное, просто стесняется! — Она разговаривает с тобой? Лицо Луффи охватило изумление. — А с тобой нет, что ли?! — глаза едва не вылезли из орбит, но в следующее мгновение он слегка почесал голову и вдруг оживился, словно получив долгожданное озарение. — А, точно! Она рассказывала о каком-то человеке, с которым поссорилась… Это ты, выходит? От наивности в голосе Луффи Катакури невольно вздохнул. «Поссорилась — слишком мягко сказано,» — тяжесть вновь овладела телом, стоило лишь вспомнить о тебе. Почему это происходит сейчас? День и так безнадёжно испорчен, в Тотто Лэнде царит хаос, Мама в ярости, а теперь ещё и ты… Ты… Да, Катакури наконец-то понял, как Соломенным Шляпам удалось зайти так далеко. Без своего человека в команде Мамы они были бы обречены ещё в начале. Кто же ещё мог помочь им вывести из игры Крекера? Крекера, чьи способности ты как раз отлично знала, потому что постоянно наблюдала за тренировками. Ты встала на сторону врагов Мамы. Но Катакури не винил тебя в этом. Он лучше всех знал, насколько верной своему слову ты можешь быть, но от тебя отказались. Выходит, всё это и в самом деле не иллюзия или галлюцинация. Хаки Наблюдения — воистину многогранная штука, однако то, что паренёк в соломенной шляпе тоже без проблем видит тебя, даже не прилагая усилий, означает… — Правда мне всё-таки кажется, что с ней что-то не так.

***

Брюле думала, что пропажа Пудинг — худшее, что могло случиться в этот день. Последние дни обрушились на Тотто Лэнд сплошными несчастьями. Чтобы преодолеть это, всем нужно быть сильными. Но… — Старший брат! — давясь слезами, закричала Брюле, издалека привлекая к себе внимание. — Мне доложили, что в Лес Соблазнов проникли чужаки! Я решила проверить и… и… старший брат… братик… Она задрожала ещё сильнее, поймав на себе взгляд Катакури. Всё выходило из-под контроля. На его плечи свалилась куча проблем. Ты давно мертва. Ему не нужно придавать этому слишком много значения в такое время, но… — Говори, — глаза Катакури сверкнули гневом, и стало ясно, что он уже увидел, что произошло. Брюле громко всхлипнула и зажмурилась. — Могила [Имя]… она раскопана, и она… она… ОНА ПУСТА!

***

— Эй, мы не встречались раньше? Катакури продолжил путь, даже не посмотрев в твою сторону. Этот человек с самого начала выглядел не особенно дружелюбным по отношению к посторонним, но даже к парочке дозорных, которые сидели с тобой в одной камере перед побегом, он был более благосклонен, чем к тебе. Ты не могла понять, что такого раздражающего или неприятного таила в себе. Глаза Катакури всегда смотрели на что угодно, кроме тебя. Его чудна́я семейка тоже реагировала странно: постоянный шепот, косые взгляды и какой-то особый вид пассивной агрессии. Если ты так не нравилась им, зачем нужно было тебя спасать? Конечно, они притащили свои задницы за Пудинг, но, к несчастью, её в том месте не оказалось, и было принято решение зачем-то прихватить тебя вместо неё. Но зачем? — Мы ведь знакомы, разве нет? — снова спросила ты, ускорив шаг и в конечном итоге перейдя на бег, чтобы поравняться с Катакури. — Нет, — сразу ответил он тоном, не терпящим возражений, но после всего, что случилось в плену, такая угроза не могла напугать тебя. — Ну и ладно, — ты пожала плечами, не поверив в услышанное, и невозмутимо продолжила: — Слушай, так получилось, что я помню только своё имя и вообще не помню, как попала в плен, но этот мистер Плешивая Борода и его крысы меня порядком достали. Так что я планирую пойти с вами. Никакой реакции. Он продолжил идти, словно тебя не существовало. Какая-то из его младших сестричек захихикала, но другая быстро заткнула ей рот и шикнула. Крайне странные люди. Очередная попытка игнорирования вывела тебя из себя. — Эй, ты не слышал, что ли, здоровяк?! — обогнав Катакури и встав у него на пути, грозно возмутилась ты. — Я собираюсь присоединиться к вам! Хочу стать вашим союзником! Он посмотрел на тебя как на кучу дерьма. — Проваливай. Твоё лицо исказила злость. Ты не помнила, что происходило с тобой до позорного плена, но точно не считала себя ничтожеством, которое можно спасти только из жалости. — Я не спрашиваю разрешения, просто сказала, что пойду с вами! Не нужно делать такое лицо. Никто из вас меня не напугает! Это было так на тебя похоже и не похоже одновременно, что Катакури долго не мог придумать правдоподобный ответ. С одной стороны, ты ничего не помнила и не могла трезво оценивать ситуацию. С другой — как будто бы специально злила его. Он так долго знал тебя и любил, но вся эта ситуация сделала из него дурака, заблудившегося в двух соснах. Пойдёшь с ними? Никто не напугает? Знала бы ты, о чём говоришь. Или ты знаешь и просто издеваешься? Пальцы сжались в кулак. — Тебе следует поблагодарить меня за спасение и отправиться на поиски безопасного места, потому что побег не останется незамеченным. Они приложили много усилий, чтобы поймать тебя, и обязательно попытаются вернуть. Довольный тем, что получилось, Катакури глубоко вздохнул, чтобы восстановить самообладание. Тебе нельзя оставаться с ним, это уже проходили. Вопрос, как и зачем ты вернулась к жизни, был, бесспорно, безумно интересным, но не в данный момент. Мама преподнесла отличный урок: не хвастаться перед всеми своими близкими друзьями. Если ты не уйдёшь по-хорошему или хотя бы просто добровольно, он просто вышвырнет тебя сам. — Что бы ты не делал, я не уйду добровольно и не позволю вышвырнуть себя, — вдруг сказала ты, прервав его мысли. Ты ведь правда ничего не помнила?