Османское сокровище

      Запах гари и крови впивался в ноздри, а я брела по каютам и трюмам, словно в бреду, пытаясь найти выход. Легкие горели, а в горле застряла боль, которую хотелось сплюнуть, но как бы я не кашляла, ничего не выходило. Грохот и крики пролетали мимо ушей, ударной болью отзываясь в висках, заставляя жмуриться. Мои ладони отчаянно ударялись от одной двери к другой, но ни одна из них не открывалась, безразлично противостоя моим усилиям. В редких окошках я видела красные языки пламени, что окутали наш корабль, сжигая его дотла.       — Сюда! — За спиной послышался отчаянный детский вскрик, от которого стало не по себе. Я медленно повернула голову, выглядывая через плечо. Передо мной стояла фигура двенадцатилетнего мальчишки, лицо которого кого-то смутно мне напоминало. На его испачканном сажей лице текли дорожки соленых слез, а в руках он что-то сжимал.       Когда внимание было наконец сконцентрировано на нем, мальчишка развернулся и побежал, минуя обгорающие коридоры и полуразрушенные этажи судна. Я ловко следовала за ним, пока вдруг в ноздри не впился свежий чистый воздух. Тело стал обволакивать прохладный ветерок, а я медленно завертела головой, в недоумении разглядывая родную деревню, в который я и Адем выросли. Мы стояли перед нашим с братом домом, в оконцах которого горел тусклый оранжевый свет.       — Мы пришли… — Тихо прошептал мальчишка, устремив на меня свои ясные пронзительные глаза. Едва ли я хотела ему что-то сказать, как старая покошенная дверца приоткрылась и из дома вышел отец, по обычаю покашливая и похлопывая себя по карманам, что-то в них ища. Я удивленно замерла, изучая его взглядом, полным ужаса.       — Иди сюда, дочка… — Папа махнул мне рукой, усаживаясь на крыльцо, а я, сделав всего несколько шагов на дрожащих ногах, обратила внимание, что мальчика и след простыл. — Так что же ты…? На чужое позарилась? — Я непонимающе сомкнула брови, пока нравоучительный тон отца доходил до меня, пытаясь внести ясность.       И отвечать ему не приходилось, ведь, как и раньше, в других его явлениях ко мне, я не могла издать и звука. Он укоризненно покачивал головой, что-то перебирая в своих пальцах. Я сделала последний краткий шаг и оказалась прямо перед ним. Моя рука робко коснулась его седины, пропуская меж пальцев шелковые светлые волосы.       — Рыдать вздумала? Не стоит…успеешь еще…ох, нарыдаешься, если не прекратишь задуманное. Слезы, как и кровь рекой потекут… — Отец не поднимал на меня своего строгого взгляда, все копошился с чем-то в своих руках. Я сглотнула неприятный ком слез, подавляя тоску. — Ступай…мне тебе сказать больше нечего.       Его образ стал растворяться в моих руках, рассыпаться, словно кучка пепла на ветру. Мир вокруг меркнул, превращаясь в черные проплешины, теряя свои краски. Резкий вздох спертого и душного воздуха заставил меня открыть глаза, пытаясь разглядеть комнату в тусклом свете мрачного утра. Я приподнялась на постели, прокручивая в голове то, что только что видела. Очередной кошмар и видение, из которого мало что было понятно. Легкий стук в комнату не заставил себя ждать, это Юзман, словно почуявший мое пробуждение, вошел, чтобы обработать рану.       — Ты кричала во сне… — Заговорил он, наматывая свежую ткань.       — Кричала? — Удивление отразилось на моем лице, ведь для крика не было повода. Юзман медленно кивнул, с жалостью взглянув на меня, заканчивая перевязку. — Кошмар мучал…       — Кого же они теперь не мучают? К самому иногда приходят… — Он собрал свои склянки с мазями, собираясь уходить. Я вдруг прищурила взгляд и неуверенно спросила.       — Ты направляешься к Кеманкешу? — Пожилой мужчина остановился и с понимающей улыбкой кивнул мне. — Юзман, позволь мне самой обработать его раны…я умею… — Старик несколько секунд посомневался, а затем протянул мне нужные лекарства, пропуская впереди себя. Я, наспех накинув длинный кафтан, вышла из своей каюты, с воодушевлением проходя к знакомой двери. Мужчина отцепил от своего пояса маленькую, но не менее увесистую, чем у капитана, связку ключей, находя подходящий и вставляя его в замочную скважину. Всего несколько оборотов и дверь сама приоткрылась, впуская меня в темные покои.       Выслушав мучительную тираду старика о том, как ему будет не сладко, если кто-то меня здесь заметит, я наконец закрыла перед ним двери и повернулась лицом к комнате. Единственное широкое окно было завешено тканями, свет пробивался лишь через редкие дыры на них. На постели, прикованный руками и ногами лежал мужчина. Сердце несколько раз вздрогнуло при виде него, а пальцы посильнее сжали хрупкие сосуды с лекарствами. Я сделала несколько мелких шагов, которые разбавляли тишину скрипом половиц. Кеманкеш, уставший и изможденный, приоткрыл глаза, поворачивая голову на меня. Его лицо вытянулось от удивления, взгляд стал более широким и ясным.       — Кесем…ты пришла… — Пират уставился на меня, словно на божество или ангела, сошедшего до него. Мои плечи облегченно опустились, услышав его голос, от которого по телу бежали мурашки. Мой взгляд неумолимо твердил о любви и сожалении. Я поставила склянки рядом с постелью и опустилась перед ним на колени. Мои холодные пальцы коснулись его щеки, очерчивая точную линию скул, чувствуя шероховатость от бороды. Я немедленно развязала веревки на его запястьях, не желая видеть его в таком состоянии.       — Я уговорила Юзмана впустить меня… Адем запрещает видеться…хочет, чтобы ты без лишних эмоций вспомнил все детали… Кеманкеш… — Его имя сорвалось с моих губ и я тут же примкнула лбом к тыльной стороне его ладони, закрывая глаза и заглушая чувства. Показывать себя слабой перед ним мне не хотелось. Не сейчас.       — Я пытаюсь…но не получается… Думаю, Адем убьет меня. Либо сошлет на земли, ведь его доверие мне ныне не вернуть… — Кеманкеш говорил холодно и четко, не давая никакого шанса на другие варианты. Он понимал и принимал свое положение.       — Нет, брат так не поступит. Не забывайся, что ты не просто член его экипажа. Ты наша семья… — Я выпрямилась и взяла одну из склянок в руки, набирая на пальцы лечебную мазь. — Я должна обработать твои раны… — Без лишних слов мужчина приподнялся на постели и расстегнул небрежно застегнутые пуговички на своей рубашке, разворачиваясь ко мне. На мускулистой спине виднелись глубокие отметины, взявшиеся кое-где багровой коркой. Сдержав свой порыв от представшей картины, сжав губы в тонкую линию, я стала трепетными и аккуратными движениями втирать лекарство. Пират стойко держался, не издавая и звука. Лишь крепко сжатые побелевшие кулаки говорили о том, насколько ему больно.       Заканчивая с каждой отметиной, я всякий раз касалась около нее губами, оставляя теплый поцелуй, пытаясь вложить в него всю свою заботу. Отметин было слишком много, но я не гнушалась расцеловывать каждую из них.       — Твои поцелуи действуют на меня куда сильнее, чем лекарства… — Сквозь сбитое дыхание рассмеялся он. По его лицу бежали холодные капельки пота, а руки тряслись. Сердце болезненно сжималось от мысли, что я никак не смогу облегчить его боль. — П-поцелуй еще…       Я вняла его просьбе, но теперь касаясь губами его шеи. Мужчина стоял коленями на постели, все еще прикованный к ней ногами. Я ласково прошлась горячим дыханием до его уха и прикусила мочку, взяв его ладонь в свою. Плечи пирата напряглись еще сильнее, но теперь не от боли. Он несдержанно выдохнул и довольно резко набрал воздух снова, задерживая его в легких.       — Я найду способ убедить брата… Он не посмеет навредить тебе еще больше. Он не сможет… Его сердце тоже болит, душа рвется на части… — Кеманкеш молчал, кажется, не веря моим словам. Я оставила багровую отметину на его шее, прежде чем отстранилась.       — Поживем — увидим… — Мужчина уселся на кровати, разглядывая мое лицо, усмехаясь. — Ты ведь что-то задумала…по лицу ясно, что тебя что-то волнует и это не связанно со мной.       — Ты проницателен… — Я уклончиво согласилась с ним, медленно закрывая склянки и вытирая руки от мази.       — Не расскажешь? — Его губы слегка опускаются в разочаровании и кривой усмешке.       — Я и Адем планируем выкрасть у Османов розу… — Мужчина не дал мне договорить, обрывая на слове.       — Роза… Я в курсе про нее. Кажется, ты запретила Адему этого делать? Что-то поменялось? — Воспоминания о причине с болью отразились в груди. Я поджала губы и опустила взгляд, а лицо стало напряженным. Кеманкеш ловко уловил это и коснулся моей ладони, заглядывая в глаза. — Кесем?       — Семья султана Ахмеда виновата в смерти моих родителей…в том, что наша деревня погрузилась во мрак много лет тому назад… И это ограбление будет лишь маленькой местью, маленькой частью наказания, которое они должны понести, — Мои скулы напряглись от сжатия челюсти, я задрала голову, глубоко вдыхая.       — Ты услышала это во дворце…?       — Нет, я услышала это на рынке в тот день, когда мы следили за Айдан в последний раз. Разговор двух торговцев из Греции… — Я усмехнулась тому, как какая-то случайность смогла дать ответы на извечные вопросы.       — Мне жаль… — Он поднес мою ладонь к своим губам и с нежностью коснулся моей остывшей кожи. Я молча наблюдала за этим, прокручивая в голове мрачные мысли. — Если Адем прогонит меня на земли, я все равно помогу тебе в этом деле. Стану невидимой тенью падишаха и в нужный момент уберу его с твоего пути. Можешь не сомневаться в моих словах. — Некогда печальный и сочувствующий голос Кеманкеша стал серьезным и холодным. Его глаза потемнели, наливаясь гневом и жаждой мести.       — Нет, он должен жить. Должен жить и каждый день осознавать, сколько людей страдали от рук его семьи, — Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, я мечтала упиваться тем отчаянием, которое бы заполонило душу султана, а с другой — дети не ответственны за поступки своих родителей. — Адем не знает причины, по которой я передумала. Вернее, не знает настоящей… Поэтому и ты молчи.       — Султан Ахмед и сам не гнушается отправлять подобных наемников даже сейчас. Просто об этих случаях мало известно… Мне нисколько его не жаль, — Мужчина уловил нотку противоречия во мне, потому поспешил вынести падишаху окончательный приговор. Он получит по заслугам. Мы молча любовались друг другом до того момента, пока около двери не послышалась возня. Я подскочила на месте и юркнула за громадный письменный стол, решив не искушать судьбу.       Через пару секунд двери отворились и в комнату вальяжно прошел Али, с легким пренебрежением оглядывая все в округе. Встретившись взглядом с Кеманкешем, он слегка усмехнулся, подходя к нему ближе.       — Ну и тоска у тебя здесь… На волю небось хочется? — Али взял склянки с мазями, с прищуром рассматривая содержимое. Затем он приоткрыл одну из них, вдыхая аромат. — Ну и дрянь… из чего они их делают…из птичьего помета что ли?       — Али! — Грозный и громкий голос Кеманкеша с треском раздался по каюте, отражаясь от стен. — Зачем пришел сюда? Новости от капитана?       — От капитана? Не-ет… Ему и дела нет до тебя, — Он безразлично отмахнулся рукой, подходя к занавешенным окнам и срывая с них ткань. Комната наполнилась ярким и холодным светом, едва ли не раскрывая меня. Кеманкеш зажмурился и схватился ладонями за виски, крича, чтобы тот немедленно вернул ткани. Али лишь вздернул брови и неаккуратно накинул занавесы обратно.       — Что же с тобой? Почему ведешь себя, словно шакал трусливый? — Мужчина поднял взгляд на парня, подмечая, как круто тот поменялся, стоило Кеманкешу потерять свой авторитет среди команды.       — Шакал? О, это совсем не про меня. Я просто перестал быть твоей тенью…перестал быть твоим рабом. Ты гордо называл себя моим наставником, учителем…а теперь? Сидишь здесь прикованный, словно пес плешивый! — Парень с пренебрежением сплюнул на пол, а ехидная улыбка превратилась в настоящий оскал. — Рухнул мой идол. Вместо того, чтобы доказать свою правоту, быть стойким и сильным… Ты просто…       — Договори, — Кеманкеш стойко выдерживал его нападки, желая понять истинную суть проблемы.       — Как только твое внимание завлекла Кесем, ты словно тряпичная кукла стал. Потерял свой стержень и свою решимость. Я это заметил, когда еще в первый раз увидел вас у озера… — Голос Али стал тише, выражал какую-то тоску.       — В первый раз? Что значит в первый раз? — Глаза пирата сузились, а голос означал нечто недоброе.       — Я видел вас и во второй раз…видел абсолютно все… — На его лице расплылась блаженная и ехидная улыбка. Кеманкеш в гневе дернулся, но связанные ноги не дали совершить задуманное. Али слегка отстранился от него.       — Крыса… всюду свой нос суешь. Мои отношения с Кесем тебя не касаются. Следи лучше, как бы твое тело не стало кормом для рыб… Те, кто легко вспыхивают, как правило, быстро сгорают, — Холодный и жесткий тон Кеманкеша вызвал у Али минутное замешательство. Он явно ожидал гнева и бранных слов от бывшего наставника. — Мне тебе больше сказать нечего. И слушать от тебя я больше ничего не хочу. Иди.       Молодой пират со злостью раздул свои ноздри, пытаясь что-то еще придумать, чтобы побольнее уколоть мужчину, но не смог, уходя. Как только двери в каюту с силой захлопнулись, я аккуратно выглянула, смотря на гордый и волевой профиль любимого мужчины. Он смотрел на то место, где только что стоял его бывший подопечный, что-то обдумывал.       — И что он о себе думает…? — Осуждающе начала я, подходя к Кеманкешу. — Стоило тебе угодить в беду, как он не думая отрекся от тебя… — Но мужчина поднял ладонь, останавливая поток моих рассуждений. Вероятно, ему было неприятно все это осознавать, потому он не пожелал более этого слушать. Я тут же замолчала, чтобы не раздражать его еще больше.       — Ступай, Кесем. Не гневи судьбу. Увидимся позже, — Приход Али заметно подпортил ему настроение, вместе с которым ушла и вся ласка, которая была между нами. С ноткой грусти я вышла из его покоев, уходя в свою каюту, чтобы переодеться       Днем, после занятий во дворце и работы в лазарете, я и повелитель прогуливались по саду. Он рассказывал мне истории из своего детства, а я внимательно слушала, надеясь, что он упомянет хоть какую-нибудь деталь об османском сокровище. Дойдя до того самого дерева, на котором я храбро спасла кошку Елизавету, мы остановились под его густой кроной, прячась от порывистого ветерка. Ахмед смотрел мне прямо в глаза, пока вдруг не задал вопрос, заставший меня врасплох.       — Кто ты? — Замешательство сменилось растерянностью и легким испугом. Что он имел ввиду под этим вопросом? Быть может, что-то заподозрил на счет меня? Пока я пыталась сформулировать внятный ответ, он продолжил. — Я о тебе почти ничего не знаю. Где ты живешь, кто твоя семья? Чем увлекаешься?       — Я живу в скромном доме…вместе со своей подругой Айше. Мы обе травницы… — Выжать из своей жизни нужную правду оказалось трудно. То, что я могла поведать султану — было довольно скудным и неинтересным.       — Мне кажется, что твоя жизнь куда разнообразнее, чем ты описываешь…ты без нотки страха и сомнения взобралась на это высокое дерево, отчаянно спасая кошку моей бабушки… — Легкая улыбка коснулась его лица при воспоминании этого случая. — На такое не каждый мужчина способен, не то чтобы хрупкая девушка. От тебя зачастую пахнет морским воздухом, твои повадки сходят скорее на какого-нибудь пирата, бороздящего наши безграничные воды, нежели на обычную травницу.       — Иногда я беру лодку и выплываю в море, чтобы насладиться его стихией… — Врала я, не веря самой себе. Его допытывающие доводы зажимали меня в тупик, от чего мысли спутывались. — Вы, вероятно, ожидаете от меня покорности и смирения, коим обладают наложницы вашего гарема и госпожи династии, однако я совсем не такая. Я росла со старшим братом и не получала женского воспитания. Вы правы, я скорее диковатая, нежели утонченная и манерная.       — И я в тебе это ценю… А еще, то чего я не находил в других — есть у тебя, — Я вновь напряглась, придумывая наперед оправдания.       — Что же это? Чем я еще смогла вас удивить? — Мое лицо гордо приподнялось, бросая на падишаха взгляд, полный вызова. Он слегка рассмеялся и протянул в мои ладони бутон бардовой розы.       — Во-первых, ты всякий раз забываешь, что мы перешли на «ты»… А во-вторых… В тебе есть невинность, Кесем. Несмотря на твой бойкий характер и диковатую манеру поведения, ты ангел. Тот факт, что ты ведешь личные встречи и беседы с падишахом — не делает тебя зазнавшейся и меркантильной. Ты бы могла воспользоваться моей любовью, притянуть меня к себе крепкими нитями и стать хозяйкой этого мира. По крайней мере, такое бы сделала любая из моих наложниц… — Он с легкой грустью вздохнул и передумал отдавать цветок в мои руки. Вместо этого падишах сделал ко мне один шаг и вложил цветок в густоту моих волос.       Эти слова могли бы быть вполне правдивыми, ведь такой я и являлась в глубине души. Но пожар, что разжегся во мне из-за жажды мести — уничтожал все светлое и прекрасное, что когда-либо было. Тьма догоняла меня, несмотря на то, что я стремительно летела на свет.       — Повелитель! Повелитель! — Обеспокоенный голос Хаджи Аги послышался где-то в глубине сада. Он стремительно приближался к нам, пока вдруг удивленный не встретился со мной глазами.       — Что такое, Хаджи ага? — Некогда тихий и спокойный юноша вдруг стал серьезным и громким. Беспокойство завладело его сердцем.       — Хандан султан… Ваша Валиде выпила яд… — Глаза евнуха едва ли не наполнились слезами, а султан тут же сорвался с места, устремляясь во дворец. Я хотела было пойти за ним, но жесткая рука старика врезалась в мою грудную клетку, останавливая. Мужчина смотрел на меня сокрушительным взглядом. — Я что тебе говорил, хатун?! Предупреждал! Я немедля сообщу о твоем поведении Сафие султан, и она отдаст приказ выгнать тебя из дворца!       — Нет…не нужно этого делать, Хаджи… — Я устремила на него умоляющее лицо, все еще поглядывая в сторону удаляющегося Ахмеда. — Не сей вражду между внуком и его бабушкой. Повелитель будет зол, если узнает, что по вине Сафие султан я больше не смогу приходить…       — Тебя это уже не будет касаться. Что ты удумала? Хочешь сердцем нашего повелителя завладеть? — Его глаза сузились, а язык продолжал лить яд. — И не мечтай. В его гареме есть женщины и получше…       — Ни сердце повелителя, ни его гарем меня не интересуют, — Моя грудь приподнялась в сдержанном вздохе. — Все, что между нами есть — это беседы.       Я отпихнула от себя руку евнуха, взглянув на старика с ярой обидой на лице, а затем пошла ко дворцу, чтобы дождаться Ахмеда. Мне и не стоило надеяться, что после такого потрясения он вспомнит обо мне. Ближе к вечеру, когда небо потемнело, давая звездам на нем зажечься, я сидела в нашем тайном саду и молчаливо смотрела на воды Босфора, прокручивая в голове то, что случилось с его валиде. Аллах сам наказывает его за то, что когда-то совершил его отец. Быть может, мне и не стоит вершить правосудие?       Легкий шелест из темноты заставил меня обернуться. Глаза, не привыкшие от света луны, пытались высмотреть фигуру, которая еле двигалась в мою сторону. Его шаги были разбитыми, уставшими, словно ему было трудно заставить свое тело двигаться. Некогда юное и лучезарное лицо стало осунувшимся, таким взрослым. Я смотрела на него с жалостью, невольно вспоминая брата, который стал точно таким же после потери наших родителей.       Ахмед остановился в нескольких шагах от меня, отрывая свои пустые глаза от пола и поднимая их на меня. Его приоткрытые пересохшие губы молчали, а взгляд пытался что-то найти на моем лице. Я тяжело вздохнула и шагнула к нему на встречу, раскрывая свои руки для объятий. Мужчина без лишних слов принял мой жест, прижав меня к себе и уткнувшись лицом в мое плечо. Он не позволял себе пролить слезы или закричать, молчаливо наслаждался моей поддержкой, пытаясь залатать дыры в своей душе.       Я слушала его дыхание, которое он задерживал, пытаясь таким образом заглушить боль. В конце концов султан отнял свое лицо от меня, все еще не отпуская и разглядывая мои глаза. Легкий всхлип попытался вырваться из его груди, но мужчина тут же прокашлялся.       — Я вижу в твоих глазах тоже самое… Тоже самое, что однажды увидела в глазах своего брата. Такую же нестерпимую боль и пустоту. Но это пройдет… — Я коснулась ладонью его небритой щеки, чувствуя, как волоски покалывают мою кожу. Мой взгляд был ласковым, забывшим о том, что я собиралась сделать. — Пройдут годы и на сердце останутся только рубцы, иногда ноющие и напоминающие тебе о твоей потере. И ты научишься с этим жить, найдешь то, что будет дарить тебе улыбку и радость. Ты будешь видеть ее в каждой прекрасной птице, слышать ее голос в каждом дуновении ветерка… Она не оставила тебя, она все так же рядом. Просто незрима…       — Твои слова облегчают мою душу. Дают ей хоть немного вздохнуть под натиском скорби. Спасибо тебе, Кесем… — Он наконец отпускает меня, целует мои ладони и отходит, одаривая вымученной грустной улыбкой. Его фигура скрывается в темноте сада, оставляя меня одну.       Я бы не вернулась на корабль даже утром, пожелав рассказать о своих переживаниях подруге, но мысли о Кеманкеше и его освобождении не оставляли меня. Подплывая к судну, что скрывал туман, я заметила у перил брата, задумчиво курившего трубку. Он, услышав внизу всплески, посмотрел мне прямо в глаза и кивнул, ожидая, что я подойду к нему, как только поднимусь.       — Адем? — окликнула я, подходя к нему сзади, кутаясь в свой кафтан. Ночи стали невероятно холодными, пробирающими до костей своими ледяными лапами. Брат слегка обернулся и улыбнулся мне, ожидая, пока я поравняюсь с ним.       — Тебя так долго не было…что-то произошло во дворце? — Адем выпустил клуб плотного дыма, а тот стал медленно оседать вниз, раскатываясь по деревянным перилам. Я накрыла теплой ладонью ладонь пирата, становясь рядом.       — Произошло… Мать султана Ахмеда совершила над собой самосуд. Выпила яд… — Я стояла спиной к морю, в то время как брат в него вглядывался. Наши глаза с ним встретились и мы оба замолчали в понимании. Не было смысла злорадствовать и что-либо говорить по этому поводу.       — Значит наша задумка снова откладывается… — Вдруг развеял он тишину. Быть может, если бы Адем знал, что отец Ахмеда причастен к смерти наших родителей, то пожелал бы совершить задуманное немедля. Но я упорно молчала, чтобы не раздуть еще больший огонь.       — Капитан? — На палубу вышел один из пиратов, взывая Адема. — Кеманкеш просит, чтобы вы зашли к нему. Ему есть, что рассказать…       — Адем, позволь мне пойти с тобой, — Мои ладони цепко схватились за руку брата, я умоляюще взглянула на него. Но тот лишь мотнул головой и направился к каютам, велев мне не встревать.       Некоторое время я ходила из стороны в сторону, с тревогой ожидая, что произойдет. Но чем дальше тянулось время, тем труднее мне было сдерживать себя. В конце концов, не выдержав, я бесшумно подошла к двери и приоткрыла ее, глядя в тонкую щель на бесстрастное лицо брата, что стоял перед Кеманкешем и внимательно его слушал.       — … В тот кон у меня практически не было никаких подозрений на ее счет, потому ее визит не показался мне странным… Мы выпили вина, разговаривая о пушках. Ты ведь сам взял ее на корабль только потому что она в них разбиралась. А дальше я почти ничего не помню, лишь какие-то вспышки, как я уже лежу на постели в пьяном бреду, а она роется в моем шкафу. Вероятно, она нашла мои записи и выяснила то, что ей было нужно…       — Так уверен, что она трогала именно записи? — Адем продолжал допытывать своего друга, чтобы тот вспомнил как можно больше деталей.       — Был не уверен, но сегодня днем я просматривал их и заметил, что пару бумаг не хватает. Учитывая, что я давно не выносил их из своей каюты — тут все очевидно… Их взяла Айдан. Адем, поверь, я не рассказывал ей о них, не выдавал ничего собственноручно… Преданнее меня ты никого больше не встретишь.       — Я поверю твоим словам, брат. Но знай, если ты меня предал, тебя покараю не я, а Аллах, — После этих слов, брат расплылся в улыбке и наконец обнял своего товарища. Вероятно, он сам испытывал облегчение, что миновал эту пропасть между ними.       — Кесем, заходи, — Кеманкеш устремил на меня свой взгляд и Адем развернулся, приподнимая бровь в удивлении. Вероятно, пират еще давно заметил меня, но дал возможность услышать это все.       — Я рада, что этот вопрос исчерпан… Айдан принесла достаточно страданий для нас. Кстати говоря о ней, что стало с черноглазами? — Я подняла тему, которая волновала меня с момента пробуждения, но все откладывалась из-за событий.       — Айдан так и не была поймана нами. В ходе взрыва судна наших врагов, мы видели гибель почти всех, а кто не погиб — добили сами. Но ее словно след простыл… — Брат тяжело вздохнул, прокручивая в пальцах свой перстень. Легкая тень тоски затмила его лицо, но он попытался тут же избавиться от этого, понимая, что полюбил предательницу. — Впрочем, кара ее обязательно настигнет.       Махнув на это рукой, Адем медленно побрел к выходу из каюты, оставляя нас с Кеманкешем наедине. Как только дверь за мужчиной закрылась, я подняла свой взгляд на пирата, вкладывая в него всю нежность и теплоту. Моя ладонь накрыла его предплечье, сжимая упругие мышцы.       — Как легко на душе от мысли, что ты не покинешь этот мир…не покинешь меня… — Мой большой палец очерчивал круги на ткани его рубашки, пока мужчина изучал меня молчаливым взглядом.       — Я никогда тебя не оставлю, Кесем. Ни на этой земле, ни на том свете. Я каждая встречная тобой собака на улице или птица, заглядывающая в окно по утрам… Так что, если я уйду первым — ты все равно будешь мною окружена, — Кеманкеш шепчет мне эти слова, прежде чем заключает в свои теплые объятия, в которых я ощущаю себя под защитой. Он оглаживает мои волосы, путаясь в них пальцами, его губы касаются лба и есть в этом что-то столь интимное и близкое, что согревает душу. Всё это время мне не хватало этого. Чувствовать его опору и поддержку, понимать, что лишь за один твой волосок он сотрет с лица земли любого. — Как твоя рана?       Я едва отстранилась и скинула с плеч кафтан, видя, что ткань платья слегка пропиталась капельками крови. Ранение не было таким уж серьезным, но затягивалось довольно долго. Об этом предупреждала Айше, поэтому я поджала губы, встречаясь с осознанием своего положения. Мужчина молчаливо оглядел это, а затем прошел к своему шкафу, доставая оттуда какую-то ткань. Он ловко разрывал ее на нужные куски, говоря мне, чтобы я разделась.       — Кхм… — Смущение подкатило к моим щекам, заставляя их налиться краской. Кеманкеш, заметивший мое состояние, едва закатил глаза, приподнимая бровь.       — Серьезно? — И он был прав, после случившегося на озере не было никакого смысла смущаться. — Ты лечила меня, теперь моя очередь…       Мои пальцы неуверенно коснулись ленточек на платье, медленно распуская их, ослабевая на моей груди. Я спустила каждый из рукавов, открывая мужчине вид на рану и не только. Холодный воздух комнаты опустился на мои плечи и бюст, заставляя соски отреагировать. Его взгляд пронзительно спустился с моего лица на ключицы, затем на грудь, задерживаясь там всего на несколько секунд. Вскоре он приковал свое внимание к кровоточащей ране, приступив к обработке. Мое лицо слегка морщилось, когда его холодные пальцы касались моей кожи. Он ловко подтирал кровь, наносил мазь, а затем заматывал чистой тканью.       Как только он закончил, я отвернулась от него, чтобы одеться и прогнать свое смущение, но меня остановило ощущение его кончиков пальцев на моей спине. Мужчина докоснулся до кожи на пояснице, медленно ведя свою руку вверх по изгибу. В каюте повисла тишина, разбавляемая лишь нашим неровным дыханием. Я замерла, наслаждаясь этим чувством, пытаясь предугадать его дальнейшие действия.       Половица неприятно скрипнула под его ногой, когда Кеманкеш сделал ко мне один вкрадчивый шаг. Горячее дыхание дошло до моей шеи, окутывая ее и вызывая по телу мурашки. Он обнял меня со спины, накрывая ладонями кожу под грудью. Я прикрыла веки, несдержанно втягивая воздух в легкие, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. Все так же удерживая меня за ребра, мужчина повел одну руку вверх, накрывая ею грудь. Но на ней он не задержался, ведя дальше, касаясь шеи. Его жест заставил меня откинуть голову ему на плечо, открывая шею для поцелуев, которые не заставили ждать.       Мужчина оставлял багровые пятна, наполняя комнату звуками его губ. Я почти поддалась ему, почти снова окунулась в этот омут, но вовремя остановила.       — Двери не заперты…в любую секунду кто-то может зайти…нам нужно остановиться… — Мой шепот смешивался с тяжелыми вздохами, выдавая все те трепещущие чувства, которые взывал во мне Кеманкеш. Его недовольный рык разнесся над моим ухом и мужчина вместе со мной подошел к двери, показательно поворачивая ключ в замочной скважине.       — Больше у тебя аргументов нет, моя госпожа… — Усмехается он, его голос низкий и томный, разжигающий внутри меня кострище страсти и желания. Я и не была против, наоборот, скучала за его ласками.       Кеманкеш развернул меня к себе, касаясь пальцами линии моего лица. Его довольная улыбка слегка скрывалась за густотой бороды, но я замечала ее, улыбаясь в ответ. И если в первый раз он касался меня не смело, словно спрашивая разрешения, то сейчас его действия были скорее собственническими. Он понимал и четко давал понять, что я только его и ничья больше.       Наши губы сплетались в чувственном танце, исследуя друг друга заново. Он дернул ткань моего платья и то упало к моим ногам, заставляя его перешагнуть. Кеманкеш медленно подводил меня к своей постели, а затем плавно и бережно опустился на нее вместе со мной, не разрывая наш поцелуй. Его ладони ласкали мое тело, аккуратно обходя область ранения и находя болевые точки.       Судно медленно покачивалось, словно в такт нашим движениям. Я покусывала кожу на его плече, пытаясь таким образом заглушить свои стоны и эмоции. Мои пальцы крепко вцепились в его спину, в то время как мужчина наращивал ритм, не желая отпускать мое тело и на секунду. Я подавалась бедрами ему на встречу, расцеловывала его лицо и губы, шепча ему слова о своей любви.       И лишь когда я лежала под его боком, укрытая одеялом и его объятиями, мои глаза заметили в окне одинокое множество падающих робких снежинок. Зима медленно и необратимо подкрадывалась в Османские земли, даря щемящее чувство пустоты и холода.