Османское сокровище

      «Как холодно…», — Тихий шепот моего голоса отдался где-то в глубине души, прежде чем я открыла глаза и увидела перед собой тьму. Ледяной холод пронизывал тело до кончиков пальцев, сковывая его, не давая полноценно вздохнуть. Я ничего не слышала в округе, только давящая тишина и проявляющиеся серые очертания, смутно что-то напоминающие мне. Хотелось протереть глаза, снять с себя все это как наваждение или сон, но руки не поднимались, не слушались. Я сделала еще одну попытку двинуться, но вместо этого почувствовала только неприятную давящую боль, словно меня стягивали цепями.       Смутные серые очертания вдруг стали расти, словно художник на глазах рисовал картину. Оставив свои попытки что-либо поменять, я расслабила плечи и стала наблюдать. Среди небрежных линий я вдруг увидела вырисовывающиеся старые ступени, на которых сидела мужская фигура. Я щурила глаза, подавала голову вперед, чтобы разглядеть человека получше, но никак не могла угадать его образ. Он будто ускользал, игрался со мной, шептал что-то чужим голосом.       — Кесем… — Эхом проносилось в ушах, заставляя меня вновь шевелиться и пытаться обернуться, но давящая боль никуда не ушла, напоминая о себе при каждом движении. — Кесем…       Я не чувствовала ничего, кроме боли, пока вдруг не заметила подкатывающую к горлу панику, которая захотела немедля вырваться наружу истошным криком. Но все вокруг будто бы глушило мой голос, не давая ему проявиться, громогласно раздаться надо мной. Картинка стала дорисовываться по углам, заполняя пространство и выдавая лицо до боли знакомой фигуры.       «Папа…», — пронеслось в моих мыслях, и я почувствовала, как соленые жгучие слезы полились рекой по моим щекам. Щеки щипало, словно на них тысячи мелких ран, которые щедро натирали солью. Я хотела перестать плакать, но не могла. Мои глаза, будто два глубоких переполнившихся озера, стекающие по лицу. Но слезы не были помехой для того, чтобы наблюдать за жизнерадостным лицом моего отца, который сидел на крыльце нашего ветхого жилья и выстрагивал из дерева очередную игрушку для нас с братом.       Воспоминания из детства теплом ложились на душе, успокаивая ее, вызывая у меня вымученную улыбку. Папа с особым энтузиазмом мастерил игрушку, пока вдруг не поднял взгляд, устремив два бездонных блюдца прямо на меня. И только глаза выдавали то, что он мертв. В них была вселенская пустота, от которой веяло холодом и запахом смерти. Я, словно обожглась об искру костра, одернулась, желая сделать два шага назад, но оставалась на месте. Спокойствие вновь сменилось паникой.       — Мы скоро встретимся… нужна ли эта встреча? Почему так рано, дочка? — Из бездонных глаз потекли такие же ручьи соленой воды, перемешанной с чем-то черным. Лицо отца перекосило в гримасе боли и разочарования, он застыл, как и игрушка с инструментом в его руках. Во взгляде, где гуляла пустота, теперь я видела то, как он погиб. Как держал руку матери до последнего, чтобы она не ушла в затягивающую морскую пучину. Как больно ему было осознавать, что он больше не вернется в наш дом и не обнимет своих детей.       Картинка с отцом стала меркнуть, рассеиваться и потухать. Я попыталась что-то выкрикнуть, но не вышло. Крик заглушился и сошел на нет, так и не успев раздаться. Я снова осталась одна в этой темноте. Я не слышала ни своего дыхания, ни стука сердца, которое, вероятно, уже остановилось.       — Дуреха, — Знакомый, до боли родной голос заставил поднять мою голову, вывел из утягивающего забвения. Новое видение, новая картинка, собирающаяся по частям. Это Адем, стоявший надо мной и смеющийся, что я вновь разбила колени, пока гонялась за маленькими ягнятами. Его улыбка кривилась, выдавая, как неприятны его душе мои слезы, как они его ломают и обрекают на страдания. Глаза родного человека были невероятно живыми, искрились, словно солнце в самый жаркий день. В отличии от отца, брат навевал легкую тревогу, но вместе с тем чувство безусловной безопасности и заботы.       Видение с ним быстро померкло, не собираясь задерживаться, а я вместе с тем опустилась на колени, чувствуя, как они погружаются будто бы в мокрый снег. Моя душа начинала слабеть, веки непроизвольно закрывались, а в ушах появился непонятный гул. Холод наряду с отчаянием заполоняли меня всю без остатка, заставляли отключиться. Неужели умирать настолько больно и мучительно? Чувствовали ли родители тоже самое?       — Упадешь и кто тебя поймает? — Нравоучительный тон, который я не спутаю ни с чьим другим. Я, дрожа и содрогаясь, будто бы борясь с самой собой, поднимаю взгляд на новую картинку, что плывет перед глазами, словно вечерний туман. Его карие глаза в укоризненном прищуре смотрят на меня. Сильные руки сложены на груди, он плечом опирается на ствол дерева и смотрит на соседнее, где сижу я. Я — такая живая, пышущая детской непосредственностью и озорством, не знающая того, насколько жестокой может быть жизнь и как больно за нее хвататься. — Спускайся давай, бабушка приготовила обед.       Одно из самых ярких воспоминаний, связанных с Кеманкешем. В этот день мы весело общались за вкусным обедом, а вечером Адем ушел на очередные заработки и не вернулся до самого утра. Ночь, словно назло, словно пыталась проверить на прочность мои детские страхи — разыгралась страшной грозой. Я металась от окна к окну, выискивая глазами брата, цепляясь за каждый похожий силуэт, озаряемый вспышками задиристых молний. Одиночество серой страшной ночи поглощало меня, нашептывало, что навсегда останется со мной и будет идти рука об руку всю жизнь.       И лишь когда распахнулась входная дверь, с грохотом ударившись об пошарпанную стену из-за сильного ветра, я смогла вздохнуть с облегчением. Кеманкеш, вытирая ладонью набегающие капли воды со лба, смотрел на меня прямо и с легкой улыбкой. Он пришел на помощь детской душе, дал понять, что одиночеству еще рано здесь быть. До самого утра рассказывал мне истории и учил не бояться грозы.       Серая дымка стала появляться на месте видения, а вместе с тем из души уходил тлеющий огонек ностальгии и какого-то незнакомого, но приятного чувства. Я уперлась руками туда, где были мои колени, зажмурила глаза, не в силах справиться с самой собой. Я отключалась. Последние жизненные силы ускользали из тела.       — Я лишь жалею, что не был рядом с тобой, когда тебе это было нужно… — Вспышками и эхом появлялись голоса тех, кто был мне так дорог, заставляя в моем сердце разгораться костер, что пылал жизнью.       — Я в тебе не сомневаюсь, знаю, что ты сильная… Когда мы встретимся вновь, я хочу видеть твою улыбку… — Их голоса перемешиваются с невнятной какофонией звуков, однако я различаю, что это Кеманкеш и Адем.       — Все сложилось, как нельзя лучше. Надеюсь, Аллах не вернет тебя на эту землю. Глупышка… — Язвительный голос, будто бы шипение ядовитой кобры впивается в меня, брызжет ядом, желая вонзить клыки в кожу.       Я словно в бреду, в агонии, где меня ломает, а тело сгорает на ярком адском огне. Мне хочется вздохнуть. Как же мне хочется вздохнуть…       — Я снова хочу любоваться небом в твоих глазах. Хочу видеть твою улыбку и смеяться сам… — Ноющая пульсация в голове бьет с новой силой от каждого слова этого мужчины. Я тяну к нему руки, но не могу коснуться. Он за толщей чего-то непроглядного и неясного.       — Не смей возвращаться, Кесем! Иначе я своими руками верну тебя туда, где сгорают души. Ты мертва! Запомни, ты мертва и мертвые не возвращаются, — Наряду с голосом Кеманкеша я слышала чужой голос, который словно мантра, перемешанная с ядом, вливался в мое сердце.       — Я во многом погорячился. Возомнил себя твоим родителем…а должен был быть братом, твоей поддержкой и опорой. Прости меня, — Я не могла более терпеть их слов, не могла бездействовать. Мне нужно было всего лишь открыть глаза, победить себя и встать с колен. Нужно было подняться.       Я прикладывала все усилия, чтобы раскрыть веки и подняться. Мне казалось, что за своей спиной я тащу целый пиратский корабль, но не по воде, а по суше к морю. Цепи, за которые я его тащила, рвали мою кожу, проливали кровь и пот, отбирали дыхание. Но нужно было сделать еще усилие, еще чуть-чуть. Как только мои ноги касаются соленой неги, а тело вновь уходит под воду, я чувствую, как невидимые цепи ослабевают, а это значит, что я смогла.       Я открываю глаза, но не вижу перед собой тьмы. Вокруг родная обстановка моей каюты, где я провела последние несколько лет своей жизни. В ноздри впивается запах каких-то трав, что тлели в небольшой каменной миске на столике у постели. В маленькие круглые окошки пробивается белый свет луны, сияющей на чистом звездном небе. Я слышу, как судно поскрипывает, раскачиваясь на мелких волнах, но на самом корабле царила гробовая тишина, будто никого и нет рядом. Мне невероятно жарко, тело влажное, горит, а волосы слиплись на шее и висках. Хочется встать и выйти на палубу, глотнуть свежего ночного воздуха, но я не могу даже пошевелиться.       Я чувствовала себя ужасно разбито, будто бы спрыгнула со скалы на мелководье, ударяясь об острые камни. Сколько я пробыла в небытие я не знала. Навязчивые мысли о том, что я все еще в нем не оставляли меня, заставляя боязливо ожидать очередного видения.       С почти неслышным шумом в каюту заходит Юзман. Он кидает в мою сторону короткий печальный взгляд, но из-за моих полуприкрытых век даже не замечает, что я очнулась. Повар неторопливо подкидывает в миску еще каких-то пахучих трав, заставляя их разгореться, а после чего задувает их, чтобы распространить благовония по помещению.       — Мх… — Я желала, чтобы он обратил на меня внимание, потому попыталась повернуться, но вместо этого лишь издала непонятное кряхтение. Юзман тут же обернулся, а его сморщенное лицо выпрямилось, показывая всю картину удивления. Он ничего не говорит мне, лишь не сводя взгляда убегает из каюты.       Всего через минуту в комнату влетают Адем и Кеманкеш. Их лица выглядят уставшими, измученными, что говорит о том, что они настрадались моим отсутствием с полна. Я непроизвольно раскрываю пересохшие губы, чтобы поприветствовать их, но вместо голоса выходит неразборчивый хрип. Мужчины окружают меня по обе стороны, присаживаясь на край постели. Брат берет мою ладонь в свою, слегка сжимает ее и смотрит в глаза, в то время как Кеманкеш молча наблюдает за моим лицом, держа руки при себе.       — Ты жива… — Адем, не в силах сказать еще что-либо, утыкается лбом в мою руку, а вскоре я чувствую на коже капли его слез. Воспользовавшись тем, что брат ничего не видит, Кеманкеш протянул ладонь и коснулся моих кончиков пальцев, давая впитать все его тепло и энергию.       В его потухших уставших глазах я вижу всю ту боль, которую он испытал вместе с Адемом. В них я читала то, как много он хотел мне сказать, но не мог. Я выдала ему слабую едва заметную улыбку, прежде чем он разорвал контакт.       — Пойдем, брат, тебе нужно отдохнуть. Кесем займутся… — Кеманкеш обошел постель и поднял с нее Адема. Смысла горевать у моей кровати уже не было, он ничем не мог мне помочь. — Ты вымотался за эти недели, почти не ел и не спал…       — Все в порядке, я хочу побыть со своей сестрой… — Брат выглядел так, словно это он был в небытие. Его губы так же пересохли и потрескались, под глазами появились мешки, руки дрожали, а голос был безжизненным. Он будто умер вместе со мной.       Кеманкешу удалось убедить его немного отдохнуть и выспаться, чтобы вернуться ко мне с новыми силами. Когда брат ушел, мужчина примкнул на его место, теперь уже не боясь никого и ничего, взял мою ладонь. Мы молча созерцали друг друга, одними глазами рассказывая все то, что было на душе. Его тепло согревало меня, не давало окунуться снова в тот жгучий холод. Когда его губы коснулись моей кожи на ладони, я почувствовала, как стая бабочек поднимается внутри меня, щекоча своими крыльями. Кеманкеш оставил влажный поцелуй, а затем оторвался и впился взглядом в мои глаза.       — Я и не мог предположить, что без тебя будет так пусто… Ты намеревалась умереть, забрав при этом наши души. Почему ты это сделала? — Я хотела ему ответить, но снова вместо голоса выдался хрип. Мужчина понимающе кивнул, не торопя меня. От попыток заговорить горло ужасно болело, будто его исцарапали изнутри.       Едва ли двери заскрипели, Кеманкеш в секунду поднялся на ноги, отпуская меня. В каюту зашел Юзман и Али. Они принесли теплое молоко, какую-то пищу и лекарства. Кеманкеш переглянулся с помощником, молча кивнув друг другу, а затем кареглазый вышел из комнаты, не забыв бросить на прощание преданный взгляд.       Долгую неделю меня выхаживали различными отварами и травами. Силы стали понемногу возвращаться, и я уже могла присаживаться на постели или совершать короткие прогулки по каюте. А ближе к утру, когда все пираты спали, Кеманкеш выводил меня на палубу, чтобы я могла подышать свежим воздухом. Обычно мы всегда молчали, потому как голос ко мне возвращался крайне медленно. Конечно, если бы Адем узнал об этих вылазках, то был бы явно недоволен. Он слишком трясся надо мной, боясь, что вновь потеряет. О моем уходе из команды ни шло и речи, ведь кажется брат наконец понял, что рядом с ним мне будет куда безопаснее, чем в любом другом месте. По крайней мере, я на это надеялась.       — Что произошло в тот день? — Сиплым и очень тихим голосом спросила я у Кеманкеша, когда мы в очередной раз вышли на воздух. Удивившись тому, что я наконец заговорила, мужчина вдруг оживился и подошел ко мне поближе, не скрывая радостной улыбки.       — Я рад слышать твой голос… — Я молча кивнула ему на это. Я была не особо расположена к мужчине, так как знала, что, побыв со мной, он уходил к Айдан. Конечно, я и понятия не имела, чем они занимаются и о чем беседуют, но сам факт меня безумно раздражал. Их сближение замечал и Адем, почему-то реагируя на все это с той же ревностью. — Ты вышла из капитанской каюты в слезах, намереваясь выйти на палубу. Я остановил тебя, но…ты все равно вышла. Никто не успел даже сообразить, прежде чем ты спрыгнула в воду. Я ринулся за тобой следом, все нырял и нырял, пытался найти, но тщетно. К тому же высокие волны поспособствовали тому, что ты скрылась в воде.       — И ты оставил свои попытки? — Легкая язвительная ухмылка сама вырвалась наружу, от чего мужчина сощурился, помотав головой.       — Я нырял до посинения, до тех пор, пока сам не потерял силы. Меня вытаскивали ребята. Целые сутки вся команда оплакивала тебя, считая погибшей. И лишь на следующее утро мы заметили твое прибившиеся тело на маленьком берегу у скал. Как ты выжила — одному Аллаху ведомо. Ты пробыла в долгом сне. Около двух недель не приходила в себя и лишь твое слабое дыхание давало надежду… — Мужчина, погружаясь в воспоминания о тех страшных днях, весь сжался и сморщился, уводя свой взгляд куда-то вдаль. Он отвернул от меня лицо, надеясь, что я не замечу его боли.       — Спасибо… — Несмотря на легкое отторжение из-за Айдан, я все же не могла совладать со своими чувствами к Кеманкешу. Коснувшись его плеча, я придвинулась поближе к нему, сидя на перилах. Моя ладонь мягко поглаживала мышцы мужчины, а вторая коснулась его волос, запутываясь в них пальцами. Я повернула его лицо к себе, переведя ладонь с плеча на щеку. Мы замерли на пару секунд, прежде чем стали стремительно приближаться друг к другу.       И только успели наши губы коснуться друг друга, как из трюма послышался лязг чего-то упавшего. Жгучий страх пронзил сердца, заставляя нас так же стремительно оторваться друг от друга и занять безопасное расстояние. Через пару секунд на палубу вышел сонный Али, поправляя пояс на своем кафтане и закуривая трубку, забитую табаком. Он и не сразу заметил нас, потягиваясь, зевая и разминая спину, наверняка затекшую от продолжительного сна в неудобном навесном гамаке. Сегодня он проспал всю ночь в отличии от команды.       — Кажется, я просил тебя не злоупотреблять табаком, — Сложив руки на груди, Кеманкеш обратился к своему молодому помощнику, смерив его укоризненным взглядом. Парень лишь на секунду вздрогнул, прежде чем повернуть голову на нас и затушить трубку.       — Доброе утро… — Несмотря на стыд и беспрекословное выполнение светов Кеманкеша, Али все же выглядел недовольным. — Кесем, Адем будет крайне зол, если застанет тебя здесь. Он велел не выходить из каюты и не тратить силы, чтобы побыстрее восстановиться…       — Она не может восстанавливаться без свежего воздуха, — Заступаясь за меня и слегка прикрывая своей спиной, Кеманкеш недовольно выгнул бровь, осаждая парня. Али не стал спорить, лишь неловко повертел головой по сторонам и, поняв, что ловить ему здесь без табака больше нечего, ушел обратно в трюм. Мужчина повернулся обратно ко мне, делая довольно приличный шаг навстречу, оказываясь слишком близко. — На чем мы остановились?       — На том, что мне действительно пора в каюту… — Я сдвинула брови на переносицу, всем своим видом показывая, что мимолетную страсть мы упустили и возвращаться к ней будет крайне нелепо. Прихрамывая, медленно, но верно я ушла к себе.       Спустя еще где-то неделю я уже совсем окрепла. Единственное, что напоминало о минувших событиях — это разодранная нога, из-за которой мне приходилось прихрамывать. Раны уже почти затянулись, но все же еще болели. Сегодня я, Адем и Кеманкеш отправились на рынок. Мужчинам нужно было раздобыть порох, чтобы снаряжать пушки, а я хотела проведать Серхата и в целом пройтись по рынку.       Погода стояла ужасно жаркая, но несмотря на это, мы нарядились в черные накидки, чтобы не привлекать лишнего внимания к своим лицам. Пока Адем и Кеманкеш были у нужного им торговца, я отправилась к знакомому мне месту. Брат все равно запретил заходить с ними, ссылаясь на то, что лишние люди там не нужны.       Серхат стоял под своим навесом, сощурившись наблюдал за проходящими покупателями, отмахивался от надоедливых мух и махал перед лицом какой-то штукой, чтобы немного охладиться. Лишь подойдя к нему поближе, я немного приподняла капюшон накидки, расплываясь в добродушной улыбке. Лицо парня тут же выпрямилось, а губы раскрылись в удивлении.       — Кесем! — Юноша едва ли не кричал на весь рынок и не прыгал на месте от радости. Выбежав из-за своего прилавка, он без стеснения крепко обнял меня, погладив по спине. — Где ты была?! Я уж думал, что больше не увижу тебя! Думал, что султан тебя в гарем забрал…       — Еще чего! — Вспомнив о султане Ахмеде, я неоднозначно выгнула бровь, едва поморщившись. — Я вновь приболела. Но сейчас мне намного лучше…       — Я счастлив снова тебя видеть… Уже скучаю за нашими посиделками в ожидании покупателей… Ты торговать или просто прохаживаешься? — И без того светлое лицо парня буквально светилось от радости. На душе было очень приятно от того, что тебя действительно кто-то ждет и любит без всяких условностей.       — Просто прохаживаюсь. Соскучилась… — Мы стали болтать обо всем и ни о чем одновременно. В моменте мне стало настолько жарко, что я не выдержала и спустила капюшон со своей головы окончательно, решив, что никому нет до меня и дела. Правда, это повлекло то, что голову стало довольно скоро напекать и я хотела было натянуть накидку обратно, как вдруг услышала за своей спиной до боли знакомый голос, от которого сердце ушло в пятки.       — Кесем? — Этот благородный голос, который я не спутаю ни с чьим другим, разлился над головой, словно гром средь ясного дня. По лицу Серхата было понятно, кто стоит за моими плечами. Я медленно развернулась на мужчину, поднимая на него свой взгляд. — Кесем…       — Повелитель… Доброго вам дня… — Я хотела уже склониться, но юноша сразу подметил это и поспешил выставить руки, чтобы остановить меня. Его ладони, на которых красовался изумрудный перстень, легли на мои плечи, мягко их сжимая. Он молча помотал мне головой, одаряя лучезарной улыбкой.       — Не нужно кланяться, хатун… Хотите, чтобы все поняли, кто перед вами? — На нем не было накидки, но одет он был довольно скромно. И лишь перстень выдавал в нем падишаха. Где-то неподалеку расхаживали сопровождающие его люди, одетые так же неприметно. От его благородного и статного голоса я вновь почувствовала непонятный и невероятный трепет внутри себя.       — Наверное, во дворце меня уже потеряли…? — Я виновата прикусила свою губу, но тут же отпустила ее, чтобы не выдавать своего состояния султану. Он вновь мягко покачал головой.       — Вовсе нет, Хаджи ага понимает, что с вами что-то случилось. Ждет возвращения… Так, что же с вами приключилось, Кесем? — Серхат неловко отошел от нас в сторону, чтобы не вклиниваться в разговор и не мешать. Однако я этого уже не замечала, оставаясь поглощенной карими глазами падишаха.       — Я приболела… Думаю, что уже завтра смогу вернуться во дворец и заняться своими обязанностями… — Мужчина кивнул мне, а затем аккуратно развернул мою ладонь, как-то наивно интересуясь:       — Как ваш палец? Зажил? — Я тихо рассмеялась, не в силах сдерживать улыбку.       — Конечно, это ведь всего лишь небольшой прокол…затянулся буквально на следующий день, не оставив и следа.       — Может он следа и не оставил, но вот вы, Кесем…вы оставили такой след на моем сердце и на моей душе, что я не могу прожить и дня, не думая о вас… — Лицо Ахмеда вдруг переменилось, глаза стали выдавать страсть и влюбленность, а голос стал тише, медленнее. Он приблизился ко мне на шаг и положил мою руку себе на грудь в области сердца. — Чувствуете, как оно бьется? Я скучаю по вам…       — Что вы такое говорите, повелитель? — Хоть смущение и настигло меня, но я не стала его показывать. Наоборот, после мимолетного ступора нахмурила брови и выдернула свою руку, отходя от мужчины. — Я вам не одна из ваших наложниц, чтобы говорить подобное! Уходите!       Ахмеду явно не понравилась моя дерзость. Он, не привыкший к отказам, стал надвигаться на меня. Легкий испуг засел в душе, ведь я понимала, что Серхата нет рядом и вряд ли кто-то из зевак бросится мне на помощь. Когда юноше оставалось до меня совсем немного, на него, словно вихрь, налетела знакомая фигура. Кеманкеш схватил падишаха за грудки, буквально впечатывая своим телом в стенку одного из прилавков. Его глаза светились яростью и ревностью. Он, словно разъяренный лев сражался за свою львицу, не собираясь уступать противнику. Ахмед попытался его оттолкнуть, но что сделает юноша против крепкого мужчины?       — Ты что себе позволяешь, Ага?! — И все же султану, который был на порядок слабее нападающего, удалось его оттолкнуть. Он яростно и агрессивно одернул свой кафтан, тяжело дыша. Мужчины стояли в метре друг от друга, накаляя вокруг воздух до предела. Казалось, еще секунда и они вновь сцепятся, не давая друг другу и шанса. — Ведаешь, кто стоит перед тобой?!       — Да будь ты хоть Аллахом, я тебе не позволю трогать ее! — Я испуганно стояла чуть поодаль от них, искоса замечая собирающуюся толпу зевак, что спешила всунуть свои любопытные носы. Кеманкеш повышал голос, совершенно не обращая внимания на них. Его голос походил скорее на рев медведя, от которого народ буквально содрогался, в то время как Ахмед стоял твердо и гордо, смотрел без страха ему прямо в глаза. К этому моменту к султану стали приближаться его сопровождающие, однако, заметив их, юноша выставил руку, запрещая им встревать.       — Ты глупец, если считаешь, что сможешь противостоять с Аллахом. А я его посланник! — Кеманкеш, который еще секунду назад был готов перегрызть ему глотку, вдруг расслабился и рассмеялся.       — Так ты что же? Мухаммедом себя возомнил? Не боишься людской молвы, да гнева, который на тебя обрушится с небес? — Любопытных становилось все больше и больше, они подходили плотным кольцом, желая заглянуть в лица враждующих. Вдалеке я заметила подходящих янычар, потому незамедлительно подбежала к Кеманкешу, одергивая его за рукав. — Не лезь, когда мужчина с шакалом разговаривает.       — Там янычары, — Я проглотила его последние слова, обращая внимание своего спасителя на приближающуюся опасность. Мужчина гневно раздул ноздри, тяжело выдохнул, сжав кулаки, повел меня вглубь навесов, чтобы скрыться. Ахмед все это время молча наблюдал за нами, кидая в спину непонимающий взгляд.       Пока мы уходили от янычар проулками и дворами, я понимала, что мне предстоит как минимум один непростой разговор. Мы бродили около десяти минут, пока не сделали круг и не вышли к дому Айше. Идти в порт было рискованно, ведь найти того, кто обидел падишаха станет их первоначальной задачей.       Мы постучали в двери моей подруги, а та почти сразу же открыла нам, выражая на своем лице весь спектр эмоций от нежданных гостей. Кеманкеш, держась за свой клинок в ножнах, медленно обошел дом, заглядывая в окна и выглядывая в них янычар. Я же занялась подругой, объясняя ей причину своего визита. Естественно, я умолчала о том, что знакома с султаном лично.       — Думаю, Адем поймет, где нас искать, — Только мужчина это произнес, как без стука в дом ворвался мой брат, выражая на лице весь гнев. Кеманкеш моментально вытащил кинжал, не ожидая, что Адем настигнет нас так быстро.       — Вы что на рынке устроили?! Я видел, как вы удирали от янычар! Едва сам смог уйти из лавки незамеченным… — Дыхание брата было сбито, а по лицу стекали капельки пота. Вероятно, он несся сюда со всех ног. — Айше, будь добра, подай кружку ледяной воды…       — К Кесем пристал какой-то ненормальный. По-твоему, я должен был молча наблюдать за этим? Кажется, твой долг ее оберегать, как и мой! — Пока мужчины спорили, я наблюдала за действиями своей подруги, почти не скрывая ухмылки. От просьбы брата она вся расцвела, щеки налились румянцем, а тело ее запорхало в суете. Она тут же налила ему большую кружку свежей холодной воды, а затем аккуратно подала в руки, будто бы намеренно касаясь его пальцев. Когда их взгляды соприкасались, Айше замирала, едва ли, не открывая рот от переполнявших ее чувств.       — Можно было по-тихому ее увести оттуда, а не устраивать скандал! Янычары теперь как кроты — разрывают каждую сомнительную кучу, лишь бы нас найти. И кого же вы, интересно, так обидели, раз даже янычары подключились…? — Глаза Адема сощурились в подозрении, а я вдруг вытаращила глаза на Кеманкеша, одним лишь взглядом умоляя его не говорить брату о султане. Мужчина, встретившись со мной глазами, сначала закатил их, а затем, будто бы перебарывая себя, сжал кулаки и произнес:       — Какой-то богатый паша… Возомнил, что может получить любую, кто глазу приглянется… — Выдохнув с облегчением, я вновь обратила свой взгляд на подругу и, не выдержав, тихо захихикала. Девушка стояла поодаль от мужчин, с благоговением наблюдая за моим братом. Казалось, даже если щелкнуть пальцами перед ее носом — она не заметит.       — Чего ты смеешься, Кесем? — Адем моментально отвлекся от собеседника, переводя на меня взгляд. Айше, сразу же понявшая, в чем дело, вдруг испепелила меня такими глазами, словно в нее вселился сам шайтан. От этого мне стало еще смешнее. Я смеялась и не могла успокоиться, пока на меня смотрели три недоуменных лица.       — Кесем, в чем дело? — Уже заволновался и Кеманкеш, намереваясь подняться со своего места. Я стала успокаиваться, вытирая выступившие на глазах слезы.       — Не обращайте внимания…ей просто напекло голову, — Айше попыталась сгладить ситуацию, боясь, что я все же расскажу о причине своего приступа.       — Действительно…я просто перенервничала. Извините, ребята, — Отвернувшись к окну, чтобы не наблюдать более этой картины и не дразнить свое озорство, я вдруг задумалась о том, что нам придется просидеть здесь до вечера. — А если янычары не угомонятся до ночи? Или до утра?       — Значит останемся здесь до утра. Не вижу проблемы… — Адем как-то безразлично пожал плечами. — Айше, ты ведь не против?       — Я? Я нет! Конечно! Оставайтесь, я только рада! — Мои губы перекосило от сдерживаемого смеха, потому я не выдержала и встала со своего места, делая вид, что суечусь о ночлеге.       — Тогда нужно подумать, кто где будет спать. Дом не большой… — Взгляд вдруг зацепился за Кеманкеша, а одна лишь только мысль о том, что мы могли бы спать в одной постели — заставила меня замереть и уставиться на мужчину таким же взглядом, коим смотрела Айше на Адема.       «Дура, смеюсь с подруги, а сама такая же…», — пронеслось в мыслях, прежде чем я отвела глаза.       — Чего тут думать? Ты с Айше, а я с Адемом, — Кеманкеш, то ли показательно, то ли действительно не желал того, что было сейчас в моей голове, принялся мне разъяснять.       День тянулся утомительно долго. Мужчины сидели в креслах и о чем-то беседовали, изредка проходясь по окнам и выслеживая Янычар. Я и Айше были в комнате, где хранились все наши отвары и лекарства. Мы скучающе пролистывали всякие книги с рецептами, обсуждая их мимоходом.       — На ночь остаемся здесь. Янычары ходят по улицам большим караулом, — Заглянувший в комнату Кеманкеш развеял все надежды вернуться на корабль. — Кесем, нам нужно поговорить.       Подруга, понявшая все без лишних слов, вышла из комнаты, оставляя нас наедине. Мужчина плотно закрыл за собой двери и подошел ко мне, усаживаясь рядом на тахту. Сначала он задумчиво о чем-то молчал, а затем вдруг поднял на меня прямой и серьезный взгляд, какого я не видела очень давно.       — Почему султан тебя знает? — На этих словах я буквально прикусила губу до крови, не находясь, что ответить.