Наследство

У этого члена не кончалась сперма. Сатору использовал его уже почти год — дату можно было фактически праздновать, и он даже собирался это сделать, достав вечером моти и, собственно, единственное, что ему от Сугуру осталось, то есть вот этот вот резиновый член, — и, собственно, с членом праздновать тот факт, что член всё ещё не сломался. Не то чтобы у него были причины сломаться… Но Сатору, так сказать, использует его уже довольно долго и продуктивно, а жидкость — сладковатая, но не слишком, не сильно густая и не слишком жидкая, без странной горчинки или кислинки, в общем, непонятная, но весьма вкусная хрень, — всё ещё выходила. То есть она всё ещё была внутри. А Сатору был далеко не глупым, он прекрасно осознавал, что то, сколько раз этот член изливался внутрь него — что орально, что не орально, — было намного больше его объёма, даже если сам объём невероятно потрясал своими уникальными данными. Так что — фаллос всё ещё исправно работал, и это был хороший повод отпраздновать тот факт, что ровно год назад он отжал эту штуку у какой-то суки. Шлюхи. Сатору так и не смог её найти, хотя всё ещё вёл поиски. Не могла же та внезапно исчезнуть, верно? Да и если могла, то куда? Живой Сатору её бы уже точно нашёл, а мёртвой — так тем более… Но дрянь скрывалась, и найти её пока что не удалось. К счастью, где бы та ни пряталась, ушла она без единственного, что оставил после себя Сугуру — ну, помимо многочисленных проблем, смертей и всего того, что досталось всем людям, кроме Сатору. Обидно, но — не важно. Он справится. И он действительно справляется! Например, знаменательную дату Сатору встречал у себя дома, а не с Сёко; впрочем, не то чтобы они были настолько близки, чтобы пить вместе; между ними всегда было какое-то странное расстояние и стена, как, впрочем, и со всеми остальными людьми, с которыми вольно или невольно был связан Сатору. И встречал не возле телевизора, поедая вредную пищу, после которой ему всё равно ничего не будет, спасибо генетике, большому здоровому телу и обратной проклятой технике — и именно в таком порядке, — а встречал в своей кровати. С этим самым членом в руке. Тупая надпись — «Моей капризной принцессе» — всё ещё сверкала. Идеально сверкала, так и не стерев у себя ни единой буквы, хотя где-то спустя два месяца после находки сей вещички Сатору действительно разозлился и попытался стереть её всей доступной и не совсем доступной химозной дрянью. Но как бы не так. Пока что счёт был один-один; всё же он сумел впихнуть это себе в задницу, даже если эта раздражающая надпись и осталась. Но теперь у Сатору был новый, гораздо более важный бой. Дело в том, что он так и не смог запихнуть себе эту штуку в рот. Нет, так-то орально — то есть, говоря простым языком, минет — он попробовал и практически сразу. Вот только растянуть рот — это совершенно не то же самое, что растянуть задницу. Опасаясь повредить резину зубами, Сатору захватил только головку и пару сантиметров длины, а потом временно отложил эксперименты, решив идти не наскоком, а в более медленном темпе. В конце концов, он не может раздавить эту хрень своей задницей, но действительно может повредить зубами. А повреждений хотелось бы избежать, особенно если есть такая возможность. Но сегодня, в годовщину, так сказать, эпохального события, Сатору решил — пора. Пора было взять этого монстра полностью в свой рот. В конце концов, даже если он не смог найти Сугурову шлюху, это вовсе не значит, что её нет. А из этого следовало, что та тупая шлюха может взять эту хрень в рот. А Сатору — нет, что ли? Нет! Нет-нет-нет! Не бывать этому! Кивнув для достоверности, Сатору прикрепил член к стене. Тот послушно встал, только лишь накаченные яйца чуть оттянулись вниз, да головка немного нагнулась — от веса ли, от длины ли. Он сглотнул, на коленях подползая к стене и случайно тыкаясь лбом в толстый ствол. Тот, усеянный венами, ребристо проскользил по щеке, словно бы хлопая или отдавая лёгкую, ласкательную пощечину. Конечно, это совершенно точно была не пощечина, но Сатору хватило и фантазии, чтобы возбудиться, чувствуя, как к щекам приливает жар. К счастью, он это предусмотрел и на собственный член не натягивал штаны; он вообще теперь многое предусматривает, предпочитая сначала снять с себя одежду, а потом уже доставать эту игрушку из нижней полки прикроватной тумбочки. А то мало ли что-то где-то испачкается! Прикрепить член к стене казалось ему верным и правильным решением. Держать в руках его неудобно — штука весила столько же, сколько, наверное, весил бы и обычный член именно такого размера, — и не на пол же крепить? Зато стена была крепкой и надёжной. Сатору удобно скрыл раздражающую надпись, бросил пару взглядов на соблазнительную щель. Сглотнул скопившуюся слюну, а затем максимально широко раскрыл рот, упираясь руками в стену, по бокам от самого члена. Он медленно приблизился, губами обхватывая головку. Материал, гладкий и приятный, ощущался немного привычно, всё же пробует он далеко не в первый раз. Но, как и в первый, это посылало тот же импульс жара по всему телу, заставляя кровь опуститься вниз. Сатору высунул язык, смачивая слюной будущую территорию захвата, сделал глубокий вдох. Снова обхватил всё губами, а после наконец-то стал постепенно опускаться ниже. Губы тут же немного неприятно растянулись, пытаясь вобрать в себя эту охуенную ширину. Язык придавило вниз, щёки странно ушли в стороны, и Сатору невольно подумал, что выглядит таким образом донельзя ужасно, ибо чем дальше он пытался идти, тем сильнее непроизвольно закатывались назад глаза. К счастью, стена оставалась единственным свидетелем его проступка. Стена вообще оказалась верной: она не давала рукам соскользнуть, поддерживая его даже тогда, когда от стимуляции вен по языку у Сатору немного задрожали ноги, потому что, чёрт побери, он понятия не имел до сего момента, что его язык может быть настолько чувствительным — и вообще быть какой-то странной эрогенной зоной. То явно была вина именно фаллоса, без всяких сомнений. Когда головка ударила его в заднюю часть горла, он подавился и тут же высунул всё, что успел взять в рот — едва ли то была хотя бы треть. Его горло инстинктивно спазмировалось. Сатору, ни о чём не думая, смотрел на оставшуюся слюну на стволе. Облизнул пересохшие губы, чувствуя, как из-за сухости те весьма неприятно растянулись и вот-вот пойдут трещинами, если их не смягчить. Да только что могла сделать слюна? Его рука полезла в прикроватную тумбочку. Отодвинула ящик, чтобы найти по соседству со смазкой гигиеничку — в последние месяца особо важную и нужную вещь. Сатору не видел, куда положил помаду после того, как провёл ею пару раз по губам. Вместо этого всё его внимание сосредоточилось на ощущениях: то, как губы снова едва ли не трещат, то, как вены проходят по щекам, по языку, по нёбу в некоторых местах. А потом головка снова ударяет в горло, заставляя давиться. Вот только в этот раз он лишь сглотнул слюну и стал опускаться ближе к стенке, не собираясь отступать. Член был таким толстым, что мгновенно перекрыл всё горло. Дышать было нечем, и от этого осознания между ног пульсировало до боли; пальцы тряслись от возбуждения, а голова стала совсем-совсем пустой. Сатору выпустил член изо рта, но не до конца. Сделал вдох, а после снова заглотил всё, что мог. Вперёд, к стене. Назад. Вперёд. Назад. А вены — эти чёртовы вены — и головка — твою мать, какая же она была крупная, как же она ложилась на язык, стоило лишь Сатору удачно зафиксировать голову, когда он почти-почти вытянул это хозяйство из своего рта — и всё это перемешивалось, заставляя задыхаться. Дело продвигалось медленно. Ему приходилось останавливаться, продвигаясь, по ощущениям, миллиметр за миллиметром, каждый раз задыхаясь на секунду больше, дольше, не вынимая на слишком долго, пока горло не сузилось обратно. Когда лоб Сатору легко соприкоснулся со стеной, сначала ему даже не поверилось. От недостатка воздуха перед глазами то и дело мелькали тёмные круги. Мелькнула мысль, где-то очень далеко, но явно, — что задохнуться и умереть таким вот образом Сатору был совершенно не против. Очень даже за. Он снова вытащил член. Язык обвёл головку, зашёл в щель, чтобы смочить слюной в попытке найти то самое нечто, весьма вкусное, но появляющееся далеко не всегда — где-то один раз на четыре его оргазма, то есть приходилось действительно постараться, чтобы смущённо, словно самая настоящая шлюха, попробовать ещё раз, ибо ну не может такого быть — имитация спермы, да такая вкусная, сладкая. Мысли мутились. Сатору сделал последний вдох, а потом заглотил весь ствол до основания, пропихивая головку через своё горло, тыкаясь носом в стену, задыхаясь от всех этих ощущений, когда тело буквально горит в огне. Он никогда бы и подумать не мог, что его горло такое чувствительное — изнутри. На несколько долгих мгновений он просто отдался ощущениям, пытаясь держать горло расслабленным, чтобы не давиться слишком сильно. Дышать — нельзя. Глотать — нельзя. Можно было только чувствовать в своём рту этот огромный хуй, да наслаждаться до потери сознания. Горло Сатору предупреждающе сжалось. Понятия не имея, что он делает, Сатору отлепил руку от стены и поднёс к своему горлу, хватаясь с такой силой, словно собирался задушить самого себя. Но он уже и так не мог дышать. А через горло можно было явственно ощутить этот фиолетовый член — то, как он наполнял его горло, было слишком явным. Сатору беспокойно заёрзал; тёмные точки перед глазами стали оглушающими. Он опустил веки, не обращая на них никакого внимания, невольно сделал телом несколько толчков вперёд-назад, чувствуя, как резиновые изгибы скользят по всему его существу, а потом задохнулся. И — внезапно для самого себя — кончил. Его горло сжалось так резко; глаза выпучились, всё затряслось. Он упёрся в стену, а потом оставшаяся рука резко оттолкнула его от стены, заставляя выпустить член и сделать спасительный глоток такого нужного для жизни воздуха. Сатору — слепой, до сих пор с фантомным чувством абсолютной наполненности — дышал, одновременно полностью удовлетворённый произошедшим, но в то же время немного смущённый от того, что он кончил от ощущения члена в горле, который заставил его задыхаться. У него получилось. Он взял этот член; полностью, до основания. «Чёрт подери», — слабо прозвучала мысль в собственной голове, — «А так твои шлюхи могут, Сугуру?».