Сборник драбблов с Саймоном Райли

Стук в дверь раздался, пожалуй, в самый неподходящий момент. Саймон задремал за игрой в регби, а ребенок спал у него на груди, и одна из его больших рук вполне хватало, чтобы поддерживать ее. Этот человек, как известно, спал чутко и всегда был бдителен, поэтому было приятно видеть его расслабленным настолько, чтобы вздремнуть. Поспешив к двери, ты надеялась, что стук не разбудит двух спящих красавиц. Ты не ожидала гостей, поэтому главная надежда была на то, что это не кто-то, кто решил задержаться. Однако, открыв дверь, ты застыла в недоумении. Перед тобой стоял человек, которого ты никогда раньше не видела. Мужчина был стар, но сколько ему было лет, сказать было сложно. Его одежда была хуже некуда, а сам он выглядел так, словно не принимал душ несколько дней. Морщины на его лице выдавали неизменную ухмылку. Он был грубоват не только внешне, но и по поведению. Ты уже хотела спросить, не пришел ли он сюда просить о милостыне, но слова застряли в горле. Что-то в этом человеке заставляло волоски на шее вставать дыбом. - Чем могу помочь? - Хозяйка дома, полагаю? - слова прозвучали достаточно вежливо, но что-то в том, как он их произнес, насторожило, как и то, что его глаза буравили тебя, пока он их произносил. - Да. Чем могу помочь? - повторила ты, надеясь ускорить процесс общения. - Меня зовут Ли Райли, я пришел к своему сыну. Имя было незнакомым, за исключением фамилии. Тупо уставившись на мужчину, ты несколько секунд смотрела на него, прежде чем пришло осознание. Ох. О нет. Саймон унаследовал теплые карие глаза своей матери, но, присмотревшись, можно было заметить его черты в росте и строении костей. Перед тобой стоял не просто случайный человек, а монстр, о котором ты слышала только в сказках. При взгляде на это усмехающееся лицо тебе стало не по себе: ведь это было то самое лицо, на которое Саймону приходилось смотреть, будучи мальчиком, подвергавшимся жестокому обращению и ужасу. Инстинктивно ты задвинула дверь чуть плотнее, как будто хотела забаррикадироваться в доме и не пустить его. Два человека, которых ты любишь больше всего на свете, были внутри, не подозревая о том, что на пороге стоит кусок дерьма, и ты была намерена, чтобы так оно и оставалось. - Убирайтесь с моего крыльца и никогда сюда не возвращайтесь, - ты заставила свой голос не выдать, как тебе не по себе. Мужчина разразился ехидным смехом. - Ха! Болтливая птичка, мой сын нашел себя в жизни. Прямо как его старик. - Он совсем не похож на вас, - сплюнула ты, стараясь, чтобы твой голос не сорвался на крик, - И вам здесь нечего делать, так что убирайтесь... Рука на плече остановила тебя. Саймон стоял у тебя за спиной, в другой его руке был младенец. Его глаза смотрели через твое плечо на отца, выражение лица было нечитаемым. - Возьми ее и иди наверх, - его тон был мягким, не упрекающим, а предупреждающим, что нужно быть подальше от того, что сейчас произойдет. Ты замешкалась на мгновение, молча молясь о том, чтобы спасти Саймона от этого конфликта. Он провел столько времени, борясь с отцом, с побоями, страхом и ожиданиями, что вырастет таким же, как он. В тот момент тебе отчаянно хотелось избавить его от еще одной борьбы. Но один взгляд между двумя мужчинами, на то, как они смотрят друг на друга, заставил тебя опустить плечи в знак поражения. Это должно было случиться, и то, что ты и ребенок оказались под перекрестным огнем, только усугубило бы ситуацию. Подняв дочь на руки, ты направилась наверх, в детскую. Оказавшись внутри, в окружении мягких розовых игрушек, одеял и детских книжек, захотелось заплакать. У Саймона никогда не было возможности быть ласковым, никогда не было той нежности, которую он проявлял к тебе и вашей малышке. Доставая блоки, чтобы дать ребенку поиграть, ты не могла не задаваться вопросом, что происходит внизу, на крыльце. То, что ты не могла видеть, то, что никто не мог видеть или слышать - это война, которая происходила в голове Саймона, когда он смотрел на открывшееся ему зрелище. Когда-то этот дряхлый старик возвышался над ним так высоко, что, казалось, от него невозможно было убежать. Теперь же, полусогнувшись, он доставал до ключиц своего сына, что выглядело почти смешно. Это был тиран, который лишил его и его брата детства, это был трус, который превратил его милую, жизнерадостную мать в зомби. Он видел ее только что в защитной позе, и что-то в нем пугающе притихло. Готовность. Даже стремление. Он уже делал это однажды, издевался над хулиганами и насильно увел отца из дома, и он был готов сделать это снова. В тот момент он был готов сделать все, что угодно, лишь бы стать стеной между этим злом на пороге дома и семьей, которую он создал и которой дорожил превыше всего. От наглости этого куска дерьма, от его наглости вот так ни с того ни с сего заявиться на порог и запачкать его, Саймон испытывал ярость, нарастающую неудержимой волной. - Почему ты здесь? - его тон не выдавал бурю эмоций, бушевавших под его кожей, он уже давно отучился от этого. Ему было все равно, каким будет ответ. На самом деле он думал о том, чтобы сказать что-нибудь. Попробуй что-нибудь сделать. Я позволю тебе. Я хочу, чтобы ты сделал это. Давайте закончим на этом. - Неужели старый, сентиментальный человек не может навестить своего сына? Какие манеры у вашего поколения! - насмешливого выражения лица и издевательского тона мужчины было почти достаточно, чтобы его лицо расплющилось в землю. Почти. - Я не твой сын - ты сам это сказал. А теперь я советую тебе последовать совету моей жены и вернуться в ту дыру, из которой ты вылез. - Жена! Молодец, - засмеялся мужчина, продолжая нестись вперед и полностью игнорируя его, - И ребенок тоже. Все-таки берем пример со старика, да? Саймон сжал костяшки пальцев. Ты была права, когда сказала, что он совсем не похож на человека, стоящего перед ним, он упорно работал над тем, чтобы убедиться в этом. Каждый сеанс терапии, каждый раз, когда он общался с тобой, когда был расстроен, каждый раз, когда остывал перед спором, каждый раз, когда смотрел на свою грудную дочь и молча клялся Вселенной всегда показывать ей только безопасность и любовь, он убеждался в этом. Каждый раз, когда он использовал свою силу и жестокость - возможно, единственные подарки, которые когда-либо дарил ему отец - ради блага и безопасности мира и принимал решение не приносить их домой, он убеждался в этом. Каждый раз, когда он использовал свою зарплату для оплаты счетов и ухода за домом, а не тратил ее в пабе, он убеждался в этом. Каждый раз, когда он поддерживал дружеские и братские отношения со своими товарищами по команде, он был уверен в этом. Всем, чем он был как мужчина, как муж, как отец, он был благодаря своему воспитанию, а не вопреки ему. И будь он проклят, если этот человек припишет себе хоть какую-то заслугу. Этот едкий ответ был на кончике его языка, когда пришло осознание: он победил. Он вырос в мужчину, которым гордился, в человека, воплотившего в себе все то, что пытался вытравить из него отец. Он создал дом, где он и его близкие чувствовали себя в безопасности, он нашел хорошую женщину и укрепил ее, а не высасывал из нее жизнь, и теперь она была прекрасной матерью его дочери. Его прекрасной маленькой дочери, которая никогда не узнает страха, голода и отчаяния, которыми были отмечены его первые годы жизни. От осознания этого шокирующего и смиряющего факта он моргнул, глядя на открывшуюся перед ним сцену, казалось, новыми глазами. Грязный, злобный человек перед ним был никем. Не вызов, не угроза, не более чем помеха. Он не стоил того, чтобы тратить время на объяснения, почему он не прав, и уж точно не стоил того, чтобы поднимать на него руки и устраивать сцену. Саймон испустил долгий вздох, а вместе с ним и десятилетия, в течение которых ему нужно было что-то доказывать. Человек перед ним не слышал и не мог понять его, и это было вполне нормально. Саймон понимал это, и ты понимала это, и однажды твоя дочь тоже поймет. Он мог видеть свое будущее, открывающееся перед ним, и в нем просто не было места для маленького злобного человечка на его крыльце. - Если ты когда-нибудь вернешься сюда, ты об этом пожалеешь, - сказал он наконец. А потом закрыл дверь.