Сборник драбблов с Саймоном Райли

Ты не слышишь, как он вошел. Белые простыни собираются в узел у тебя на животе - прежде девственно чистые, сейчас на их поверхности появились складки. Ты не можешь уснуть, но так бывает почти всегда. Занавески пляшут в такт набегающему ветерку, лениво развеваясь в лунном свете. Если бы ты не была так поглощена белым шумом вентилятора, ты могла бы уловить тихий щелчок задней двери. Ты всегда оставляешь ее открытой на случай, если люди не посмеют воспользоваться твоей вольностью. Невидимая угроза, защита, тень наемника над твоим игрушечным домом. Его миссии неисчислимы. Это единственное, чего он не может тебе обещать, - Возвращайся скорее, - умоляешь ты, но он оставляет тебя с молчаливым поцелуем и больше ничего. Бывали дни, когда ты ходила одна. У тебя щемит в груди от неприятного напоминания. Расколотая кость, разлитый икор - пуля едва миновала твое сердце, застряв между бьющимся органом и крупным сосудом. Он требовал, чтобы тебя освободили от службы, и был в ярости, таким злым его еще никогда не видели. Ковер под ногами расстилается, когда ты сползаешь с кровати, мягкий, как и все вещи здесь. Раньше, когда Саймон был Гоустом, а ты - новичком под его началом, у тебя не было такой роскоши, как комфорт, но он подарил тебе жизнь, о которой ты мечтала только в своих снах. Первые несколько дней в раю тебя разрывало на части от благодарности и обиды за поступок, бинты обмотаны вокруг груди, но вот все зажило, и ты обнаружила, что необратимые повреждения впечатаны в твердую поверхность ключицы - округлый, обесцвеченный шрам. Ты рада, что оставила ту жизнь позади. Выйдя на кухню, ты наливаешь себе выпить. В шкафу под раковиной есть только бурбон - крепкий, чистый, кентукки, поэтому ты достаешь из холодильника сок. Он тошнотворно сладкий, с натуральными сахарами. - Не стоит пить эту дрянь, - голос нарушает спокойствие, грубый, с резкими согласными с акцентом. Ты успокаиваешь встревоженное удивление, которое бурлит в твоем нутре, и мягко улыбаешься. Его глаза смотрят на тебя, белое пятно на угольном холсте. Он сидит за обеденным столом, прямо напротив кухонного стола, и его огромная фигура освещена теплым светом, которую ты включила. Ты не знаешь, как ты его упустила, но, опять же, этот человек оправдывает свое имя. Гоуст - подкрадывается, как мертвый. - У нас закончилось молоко, - ты отвечаешь, и твоя колкость переходит в ласковый шепот, когда она попадает на язык. Саймон насмехается, - Не то чтобы виски было лучше. Но ты все равно наливаешь ему стакан. Он все еще экипирован в тактическое снаряжение, его пистолет лежит на стуле рядом с ним. Оно добавляет лишнего объема, слои прочности, безопа - невозможно, но так он выглядит больше. Больше, чем жизнь. Твои руки пробегают по грубому материалу его пуленепробиваемого жилета; тебе кажется, что ты чувствуешь, как напрягаются его мышцы, несмотря на разделяющие вас поверхности. Но он принимает бурбон без лишних слов, обхватывая тебя за ноги так, что твои колени стукаются о его бедра. - Привет, - хихикаешь ты, глядя на него снизу вверх. - Привет, - он насмехается, отставляя стакан. Его жесткая маска скрывает любые детали, которые ты можешь уловить. Только в балаклаве можно уловить форму его губ, изгиб носа, когда он улыбается, крашеная ткань натянута на черты лица. Но череп смотрит на тебя в ответ, и все, что тебе доступно - это его глаза, очерченные пепельными ресницами. Их достаточно, чтобы сказать одно: он счастлив, что вернулся домой. Тебе нравится, как они ловят свет, как тонко блестят. Некоторое время вы оба просто стоите, наслаждаясь невесомой компанией друг друга. Его рука в перчатке проводят круги по твоей плоти, прямо под подолом твоих пижамных шорт, а твоя нащупывает каждый кусочек открытой кожи. Их не так много - лишь небольшой участок шеи, до которого можно дотянуться, спрятанный за его воротником, а остальное исчезает под одеждой. Но ты с трепетом нащупываешь его, поглаживая, а его нагретое тело с каждой минутой медленно расслабляется под твоими ласками. Какая-то часть тебя понимает, что ты с отчаянием наблюдаешь за ним, бросаешь торопливые взгляды на его спину, живот, ноги. Ищешь потемневшую, липкую ткань. Ты ищешь кровь. У тебя не хватает смелости озвучить свои страхи. Саймон медленно начинает снимать с себя более тяжелые части формы. Очки ночного видения на его голове, пакеты с патронами, засунутые в свободные карманы. Ты двигаешься, чтобы помочь ему, хмыкаешь, сдвигаясь, когда отстегиваешь заднюю часть его пластины. Его стон - слабый, глубокая волна облегчения, идущая откуда-то из груди, и ты прячешь румянец, возникающий при этом звуке, отбрасывая его в неизвестный угол. Ты вспоминаешь, как болели, как затекли плечи от долгих дней в одном и том же снаряжении, как ноет твой позвоночник, нуждаясь в хорошей долгой разминке. Мысленно помечаешь, что позже надо будет потереть ему спину. Ты снимаешь его перчатки. Они почти не поддаются на них засохшая запёкшаяся кровь и порох, а кости на лицевой стороне почти полностью маскируются. Приходится резко дернуть, чтобы снять их с рук. Но затем его кожа предстает перед тобой. Ты видишь, как по контурам вен проступает грязь. Грязь въелась в кожу. Когда на нем остаются только маска и простая одежда, он наконец расслабляется, его поза меняется с солдатской на позу усталого человека. Его ноги раздвигаются, толстые ляжки обтягивают штаны, и он снова тянется за выпивкой, приподнимая нижнюю часть маски и балаклавы, чтобы сделать большой глоток. Его вновь появившееся адамово яблоко покачивается при этом движении. Я скучала по тебе, - хочешь сказать ты, но знаешь, что это ничего не изменит. Ты останавливаешься на вопросе, на который у него обязательно найдется ответ, ведь он может вскрыть все мысли, которые он хотел бы запрятать поглубже. - Сколько человек? - говоришь ты в пустоту. Он делает паузу, его розовые губы подрагивают на краю стакана. Ты уже готова пожалеть о том, что спросила, но делаешь это для собственного успокоения. - Всего трое, - всего. Для кого-то другого его слова могут показаться безразличными, его тон звучит в низком тембре, в котором непоколебимо звучит скорбь о потерянных товарищах. Но ты-то знаешь, что его боль - бездонная пропасть, в которую он, несомненно, вернется. Он показательно опускает маску на лицо. Это не просто трое человек. Трое - это слишком много, но это меньшая часть потерь, с которыми обычно сталкивается 141-й. Ты ждешь, когда он произнесет слова, которые тебе нужны. - С ними все в порядке. Ты киваешь. Команды "Аль Браво" среди погибших нет. Газ. Прайс. Соуп. Ты цепляешься за уверенность в том, что твои друзья выжили, как за спасательный круг до следующего бушующего шторма. Рука Саймона возвращается на твою ногу, проводя длинные линии по ее тыльной стороне. Ты вздрагиваешь, подавляя жар, который распространяется по животу, как лесной пожар. Его стальной взгляд неразборчиво смотрит на тебя; эмоции беспокойно мелькают на твоем лице. Тебе хочется, чтобы он снял маску и встал с тобой вровень, но ему требуется время, чтобы прийти в себя после выполнения задания. Пока в нем бурлит адреналин, он не теряет бдительности. Его окружают надежные стены твоего - его - дома, но он не в себе. Склонившись, ты нежно целуешь его в изгиб челюсти. Обхватившая тебя рука притягивает тебя ближе. От него пахнет селитрой, оружейным хлопком, в воздухе между вами витает нотка керосина. Ты приближаешь свое лицо к его лицу, и тебе удается уловить слабый запах его лосьона после бритья, следы чистоты и одеколона, которые он оставляет здесь, с тобой. Ты открываешь рот, чтобы прокомментировать это, но он опережает тебя: - Чудесная девушка, - он сжимает плоть на верхней части твоего бедра - не совсем задницу, но почти. - Ммм, Саймон, - ты замираешь, поймав его взгляд. Они смотрят на тебя с такой силой, что у тебя болит сердце, - Ты не можешь продолжать так поступать со мной. Ты представляешь, как он ухмыляется в ответ, - То же самое могу сказать и о тебе, ожидающей, что я соберусь с мыслями, когда ты так хорошо выглядишь, - как задорная школьница, ты прикусываешь губу от его комплимента. Поцеловав его в челюсть, ты медленно начинаешь расстегивать молнию на его ветровке. Твои пальцы пробегают по черной толстовке с капюшоном, прослеживая твердую поверхность его груди, и она отзывается бесшумным стоном. Его ноги раздвигаются шире. Краем глаза ты улавливаешь заметную выпуклость. - Нужна помощь? - ты мурлычешь, когда он забирается под шорты, чтобы пощупать твою заднюю часть. Его мозоли впиваются в тебя. - Нужна ты, - говорит он. Рука, которая лежала на его груди, опускается вниз, и твои ногти проводят по ней. Ты издаешь сдавленный смешок, когда его живот напрягается, сопротивляясь твоему щекотному натиску. Тебе хочется ощутить его обнаженным, снять усталость с обнаженного торса и посмотреть, как напрягаются его мышцы, как твердая мускулатура расплывается от малейшего прикосновения. Но ты согласна на это, знаешь, что ему это нужно. Его маска в любом случае делает с тобой невыразимые вещи. - Расслабься, - ты побуждаешь его, вздохнув. Саймон не слушает, он по-прежнему разминает твою плоть с неумолимой хваткой. Его большой палец касается намокшего пятна на твоих трусиках - судя по тому, как он одобрительно хмыкает, ты знаешь, что он ощущает возбуждение, исходящее от тебя. Его член напрягается в штанах, занимая все возможное пространство. Ты воркуешь, бедняга, поглаживая его нижнюю часть. Он с упреком шлепает тебя, и твои бедра подрагивают в такт его движениям. Ты осознаешь, насколько неудобна твоя поза, шею сводит судорогой под таким углом. Действительно, это глупо, но Саймон, должно быть, понял, как ты едва заметно вздрогнула, и побуждает тебя опуститься на колени, направляя тебя за голову, чтобы ты скользнула между его раздвинутых ног. Ты уже наполовину забралась под стол, когда снова поднимаешь на него глаза, с обожанием прижимаясь щекой к его колену. Кажется, он доволен этим, поглаживая твой лоб до кончика подбородка. Его ладонь большая, сухая, теплая. Ты быстро теряешь направление, пока он ласкает тебя, опускаешь глаза и улыбаешься. Он улавливает, как ты трешь друг о друга ноги, гоняясь за трением, от которого ему никогда не будет удовольствия. От его пристального взгляда невозможно укрыться: Саймон улавливает все. Он гладит тебя по щеке и щиплет ее, прежде чем его прикосновение оставляет тебя. Вновь пробудившись, ты оживляешься и, сидя на корточках, еще больше прижимаешься к нему. Ты всегда стремишься к нему, но его усмешка над твоим едва скрываемым предвкушением побуждает камень застыть в твоем горле. Это шар желания, более плотный, чем все остальное, растущий с каждым мгновением в его присутствии. Ты настраиваешься на него, с восторгом впитывая каждую мелочь - глубокие выдохи, звук его ботинок на деревянном полу. Ты берешь, берешь, берешь, поглощая все, что он готов дать. Так обычно бывает после его возвращения, так было и на базе, когда ты не знала ничего, кроме его прозвища и позывного. Помнишь, как ты натирала пальцы под треск его голоса по каналу связи, плотно прижимая гарнитуру к ушам. Ты никогда не говорила ему об этом, но сейчас самое время. - Раньше я фантазировал о тебе, знаешь ли, - вздохнув, ты гладишь его икры. Когда он начинает расстегивать брюки, ты переносишь кисти на его громоздкие бедра, увлажняя губы. Его следующий выдох оборван, стойкость разорвана в клочья твоими не слишком соблазнительными словами, - Да? - он замечает, что залез в боксеры, чтобы вытащить свой тяжелый член, - Про что? Он освобождается, сердитая головка покраснела, кровь поступает по пульсирующим венам, разветвляющимся к верхушке. Смотришь с интересом на бусинки спермы на головке и спешишь поймать их указательным пальцем, чтобы слизнуть языком. Он ничего не говорит, просто наблюдает за тем, как ты извиваешься, ощущая его пьянящий вкус. - Это, - добавляешь ты через мгновение, прежде чем лизнуть длинную влажную полоску вдоль основания его члена. От неожиданности все его тело подергивается, и он хватается за твою голову, чтобы сдержать твои нетерпеливые усилия. - Твою мать! - Размяк? Понятно, - задыхаясь, ты играешь с его кончиком, проводя по нему взад-вперед, касаясь губами. Он отнюдь не размяк, к сожалению, однако, кайф, который ты получаешь дразня его, слишком высок, чтобы от него отказаться. - Заткнись, детка, пока я не перевернул твои внутренности, - он побуждает тебя вперед, как только успокаивается. Ты не говоришь ему, как сильно тебе этого хочется. В свое время. Твои губы обхватывают выпуклую головку, бока растягиваются, чтобы принять его обхват. Ты уже знакома с этой процедурой: впалые щеки, челюсть расслаблена и не напряжена. Используя слегка зубы, он задыхается от боли. Его кожа сдвигается вместе с тобой, когда ты опускаешься вниз, проводя языком по бугоркам, которые пересекают твой путь. Дыхание горячее, во рту еще жарче - пекло, ты всасываешь его и покрываешь его твердый камень слюной, которая помогает тебе, когда ты опускаешься. Ты не можешь дотянуться до его основания - он слишком большой - поэтому твоя рука обхватывает ту длину, которая не помещается в рот. - Вот так, - Саймон хрипло произносит, прижимая тебя к себе. Твое хмыканье теряется в развратных слюнях, но он дергается от вибрации. С тебя стекает слюна, просачиваясь вниз и собираясь в его кудрявых завитках, ты используешь ее как смазку, чтобы обхватить запястьем его основание. От него исходит солоноватый привкус пота и спермы, головокружительное сочетание, и ты надеешься, что уловила его тонкий вкус, когда просовываешь свободную руку в трусики и нащупываешь пизду. Нащупав наиболее чувствительное место, тугой пучок нервов, ты прикасаешься к себе, одновременно наслаждаясь мужественностью, охватившей тебя, его мускулистые бедра у твоих ушей, его огромные руки, надавливающие на твою голову. Сверху доносится особенно громкий стон. Ты утраиваешь усилия, радуясь тому, что помогаешь ему расслабиться. В какой-то момент его напор толкает тебя вниз до упора. Ты задыхаешься, захлебываясь, но твои губы остаются сомкнутыми вокруг него, как вакуум. Его счастливый след чешет твой нос. - Собираюсь кончить, красотка. Прямо в глотку. Прими все, поняла? - спрашивает он. В его резком голосе ты улавливаешь дрожь - его яйца судорожно сжимаются у твоих губ, готовые извергнуться в любой момент. Ты киваешь, серьезно глядя на него широкими, водянистыми глазами. Его глаза смягчаются, опустившись вниз, - Молодец, девочка. Смутно помня его лицо до того, как он ушел, ты пытаешься представить себе, как он мог бы выглядеть сейчас. Обманываешь себя, думая, что он улыбается тебе. Нежно, заботливо. Тебе не нужно так стараться, чтобы поверить в это. Твои пальцы неистово работают над твоей мокрой пиздой, скользя между бархатными складками. Твоих усилий в сочетании с его чертовым обаянием почти достаточно, чтобы опрокинуть тебя через край. Узел в твоем нутре напрягается, растет, вырывается. Ты гладишь себя с невероятной скоростью. Саймон выгибается навстречу, его маска теперь прямо над тобой. Часть его члена вырывается из твоего рта, твои нижние зубы царапают вену. Он вздрагивает. Затем обильные, длинные струи спермы вырываются в твой жаждущий рот, заливая тебя мускусной струей. Ты продолжаешь дрочить ему, требуя еще, еще, еще, доя, чтобы он выплеснул в тебя все свои капли. Похлопывая его по плечу, ты отстраняешься от него. Ты не кончила, это неважно, ты почти не чувствуешь нарастающего желания среди всего этого. Саймон откидывается на спинку стула, наклоняя голову, чтобы рассмотреть тебя. - Давай, - хрипло произносит он, отодвигаясь назад, чтобы дать тебе возможность встать. Ты подчиняешься, вытирая рот тыльной стороной ладони - это только размазывает беспорядок по щеке. Спина опирается на стол, он манит тебя ближе, пока твои ушибленные колени не упираются в край стула. Удовлетворившись этим, он проводит руками по твоим бокам, начиная с рук, затем вниз, чтобы зацепиться за пояс твоих шорт. Ты ловишь на себе его пожирающий взгляд, в котором читается невысказанный вопрос, а зрачки расширены от затаенного желания. - Давай, - ты уговариваешь. Он кивает и одним быстрым движением стягивает с тебя шорты. Холодный воздух встречается с намокшим хлопком, и ты вздрагиваешь, то ли от мурашек, то ли от тяжести его ласк, тебе неизвестно. Ты далека от краснеющей девственницы, но Саймон сумел вернуть тебя в то смущенное состояние. Каждое время с ним безжалостно - сдавленные всхлипы, привыкание к его толщине, полное удовольствие и небольшая боль. Возможно, в этот раз ты обойдешься без этого. Он быстро смягчается, опираясь на таз. Ты понимаешь - выносливость имеет свойство ослабевать после долгого воздержания. Хотя он отнюдь не эгоистичный возлюбленный. Он направляет тебя к своему бедру. Ты извиваешься, мышцы бедер горят от напряжения, вызванного его шириной. Он держит тебя, положив руки на талию, и ты цепляешься за его запястья. Его рукава задрались, обнажив татуированное предплечье. Ты проводишь по татуировке, трепетно, требуя как можно больше прикосновений к коже. Ощущение ускользает быстро, когда он выходит за дверь. С другой стороны, синяки, укусы, спазмы от слишком частых ударов по шейке матки - все они держатся, насыщая тебя надолго, так что ты не вынуждена возвращаться к нему. Фактически он может делать это специально. Твой клитор напрягается, встречаясь с его ногой, и из тебя вытекает новая порция смазки. - А-ах! Саймон, ты... - Я знаю, любимая. Просто покатайся на мне, да, вот так. Твоя нижняя половина насаживается на него, упираясь в твердую поверхность его бедра. Трусики сползают, препятствуя божественному трению, поэтому ты сдвигаешь их в сторону, зажав его в щели между губами и лобком. Ты невнятно извиняешься перед Саймоном за беспорядок - твоя естественная смазка размазалась по его брюкам, испачкав ткань. Но он уверяет, что будет носить ее с гордостью. Ты гордишься этой медалью больше, чем кровью. Ты хнычешь, скулишь обо всем и ни о чем одновременно, уткнувшись лицом ему в шею. Он обнимает тебя - прочность заставляет тебя замедлить свои движения до коротких, торопливых толчков и ничего не говорит. В тебе разгорается нечто ужасающее, сулящее катаклизм. Это он. Его запах, его сила, его размер, его присутствие. Я скучала по тебе. Я скучала по тебе. Надвигающийся оргазм поднимается по сухожилиям в тазу, проникает в кости и захлестывает, как прилив. Твои трусы сползают ниже. Легкие сжимаются. Что-то в этом, здесь, с ним, зажигает каждый синапс в тебе, ярко вспыхивая красками, обещаниями и безопасностью. Я скучаю по тебе. - Я соскучилась по тебе, - наконец произносишь ты, с трудом поднимая на него глаза. Он замирает, ты продолжаешь двигаться. На твоем виске выступили капельки пота. Он медленно снимает маску. Вскоре за ней следует балаклава. Затем Саймон склоняется, прижимаясь губами к твоему нахмуренному лбу. И тут в тебе все сжимается, яростно и плотно. Ты запускаешь пальцы в его волосы, оттягиваешь голову назад, чтобы укусить его за шею. Ты делаешь это, чтобы заглушить всхлип, который вырывается наружу, когда ты в агонии выгибаешься на нем, выгибая спину и пальцы ног. Твое тело становится абсолютно жестким. Он стонет от боли, и твоя пизда снова пульсирует, изливаясь на него, твоя жидкость стекает, удваивая твой след на мужчине. - Я тоже по тебе скучал, - Саймон хрипло отзывается. Ты впиваешься в его рот своим, не обращая внимания на то, что он грязный. Это то, что тебе нужно: почувствовать, как клацают ваши зубы, прижаться к нему. Ты целуешь его с намерением никогда не выпускать из своих рук. Ты знаешь, что это ненадолго, но пока этого достаточно.