
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Романтика
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Частичный ООС
Повествование от первого лица
Приключения
Фэнтези
Отклонения от канона
Рейтинг за секс
Согласование с каноном
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Попытка изнасилования
Смерть второстепенных персонажей
Жестокость
Упоминания насилия
Вампиры
ОЖП
Рейтинг за лексику
Канонная смерть персонажа
ER
Наемные убийцы
Некромаги
Самоуничижение
Описание
В Тёмном Братстве происходит что-то пугающее и не понятное, убиты многие члены семьи, Чёрная Рука не имеет представления, что с этим делать. Винсент Вальтиери подозревает Люсьена Лашанса в предательстве, но сам при этом испытывает большой кризис веры. Я очень хочу помочь ему докопаться до правды, но мои сны мне не сулят ничего хорошего. Очень надеюсь, что когда всё это закончится, мы сможем уйти. Я боюсь за Винсента и сделаю всё, чтобы ему ничего не угрожало.
Примечания
Продолжение Эпопеи про Миру и последний фанфик о ней. Дело к финалу, господа.
Эта работа помещена в сборник "Мира" - там можно найти всё, что связано с этим персонажем.
Иллюстрации можно найти тут: https://vk.com/topic-99115566_52814638
Прошу не писать мне про бету, я сам стараюсь научиться нормально писать. Советы в стиле "найми бету" будут в дальнейшем игнорироваться, как и написание об ошибках в комментариях. На это есть личные причины. Для ошибок и опечаток существует функция - Публичная Бета. В комментариях я считаю это неуместным.
Надеюсь на понимание.
Память.
31 октября 2024, 10:00
Мягкий и приятный певучий голос Винсента негромко послышался рядом со мной, нарушая холодную тишину:
— С тобой обходились не справедливо, ты не заслуживала такого пренебрежения к себе. — Его холодная рука аккуратно коснулась моей ладони. — Но теперь это всё история. У тебя есть возможность сделать из этого выводы, давая объективную оценку произошедшему. Также ты вольна всё это отпустить. Оставить в прошлом.
— Забыть это очень трудно, — произнесла я, чувствуя, как давит в груди, — и уж тем более простить.
— Я знаю. Забывать и не нужно. Но не стоит накручивать и зацикливаться. Прощать? А стоит ли? Нужно ли было бы им это прощение? Тебе уж точно нет. Но это не стоит твоих переживаний.
— Думаю, ты прав, Винсент. — Я глубоко вздохнула и повернулась к нему. — Ничего больше и не остаётся. Как-то же я жила всё это время. Дальше жить тоже нужно.
Винсент сдержано улыбнулся и кивнул, прикрыв веки. Я слабо улыбнулась в ответ. «Мы оба сейчас, как два подбитых голубя, — размышляла я, глядя ему в глаза, — оба стараемся залечить друг другу сломанные крылья.» С этой мыслью пришло и ощущение того, что всё в порядке. Всё так, как и должно быть, и тут меня отпустило то давящее чувство в сердце. Одно лишь не давало покоя.
— Как думаешь, — обратилась я к Винсенту, — мой отец… он ещё жив?
— Хм, ну, если он не погиб во время Кризиса Обливиона, — задумчиво рассуждал он, — или где-то ещё на службе… то, вероятно, сейчас ему должно быть около пятидесяти лет.
— Я смогла бы найти его?
— А ты этого хочешь?
— Да. Я хочу убедиться в том, что, быть может, хоть один мой родственник не является безнадёжным уродом… — Я вздохнула и опустила взгляд. — Просто хочу знать, своего родителя… хотя бы в лицо.
— Что ж, раз так, попробую тебе помочь в этом.
— Помочь? — Я удивлённо взглянула на Винсента. — И как бы ты мне помог?
— Хм… есть пара мыслишек. — Он задумчиво смотрел куда-то вверх. — Стоит вспомнить некоторые свои знакомства в Имперском Городе, точнее в Легионе. Демари… Знакомая фамилия. Где-то в столице я точно её слышал. Жаль имени не было названо…
— Да. Мне тоже жаль. Думаешь, если он жив, он всё ещё в столице?
— Не исключено. Но, даже если нет, мы смогли бы вычислить всех возможных Демари, проходивших там службу около двадцати лет назад… Зная примерный возраст искомого мужчины, мы сможем сузить круг поиска. Может, он всё ещё в столице. Поищем там?
Винсент посмотрел на меня с немного лукавой, но приободряющей улыбкой. Я тоже улыбнулась и кивнула. Мне было приятно, что любимый так меня поддерживает и не позволяет мне унывать.
— Что бы я делала без твоей помощи, — сказала я, поцеловав его в щёку, — даже не представляю.
— Ничего особенного, — ответил Винсент, — ты ведь помогаешь мне. Ты тут, со мной, пошла по моему зову невесть куда… — Он усмехнулся. — Я снова завёл тебя в какую-то странную авантюру. Как будто Тёмного Братства тебе было недостаточно. И ты доверяешься несмотря ни на что. Даже не сердишься на мои… недомолвки… которых, я обещаю, больше не будет, Луна моя.
— Ну что ты, Винни. На то и нужны близкие… чтобы жить было легче.
— Верно. Ты мне ближе всех, Мира.
— А ты мне, Винсент.
Со всеми этими сантиментами мы оба позабыли об облаке, что всё ещё продолжало висеть неподвижно в воздухе. Мы взглянули на него и тут вдруг облако стало снова меняться, но гораздо медленнее, чем когда собиралось показать воспоминание. Сгусток неясной для меня субстанции начал светиться и приобретать форму человеческой фигуры. Что я, что Винсент смотрели на происходящее изумлённо и безотрывно. Неведомая нам сила обратила облако в некий призрачный образ, напоминающий эльфа, только очень юного, отрока, почти ребёнка. Возраст мне не был ясен, но это точно был мальчик. Он был одет так, что видом своим напоминал храмового жреца, только нельзя было понять цвет и узоры, так как образ был призрачным, дымчатым и слегка плыл. Дитя смотрело на нас спокойно и даже безразлично, в то время как мы изумлённо молчали, разглядывая сей образ. Вдруг призрак двинулся с места, неспешно развернулся к нам спиной и побрёл вперёд, к дальней стене, подойдя к которой, коснулся кристаллов, коими все стены вокруг были усыпаны. Они засветились голубоватым свечением, в пещере поднялся ровный высокий звон, заполнивший всё вокруг. Звук стал напоминать мне флейту, или даже звук от бутылки, когда в неё дуешь, только он не прерывался, а стена тем временем стала медленно раздвигаться. Мы наблюдали, как перед нами открывается новый проход. Призрак отрока повернулся и жестом подозвал к себе.
— Мы должны пойти за ним? — Недоумённо спросила я.
— Думаю, да, — ответил Винсент, — не уверен, что у нас есть выбор.
— Ну… пошли, тогда. — Я было сделала шаг вперёд, но Винсент меня придержал.
— Постой-ка, а вещи.
— Вещи?.. — Тут я вспомнила, что вещи мы оставили у входа в это помещение. — Точно… Простите, — сказала я, обращаясь к призраку, — мы вещи заберём и пойдём за Вами, подождите секундочку.
Призрак ничего не ответил и почти никак не отреагировал, но спокойно стоял, давая понять, что без нас не уйдёт. Винсент посмотрел на меня с усмешкой и умилением, я просто пожала плечами и пошла к вещам. Подойдя к месту, где мы последний раз отдыхали, я заметила, что прохода обратно нет, стена как будто закрылась.
— Ты прав, — сказала я Винсенту, — выбора у нас нету.
— Не слишком мне это нравится, — проворчал вампир, — ну да ладно. Как-нибудь уж выберемся отсюда.
Забрав вещи, мы пошли вперёд за призраком мальчика туда, куда он звал нас. Пройдя дальше в тёмный тоннель, я услышала, как стена за нами закрывается, а звенящий звук стихает, нервно оглянулась, мне стало не по себе от неизвестности. Винсент приобнял меня и активировал фибулу-луну, которая дала немного света. Сам призрак светился, конечно, давая немного тусклого освещения, но так, со светящейся брошью, мне стало чуть легче.
Мы молча шли вперёд, стены вокруг поблёскивали синими кристаллами, которых становилось всё меньше, чем дальше мы уходили, пока совсем они не пропали и стены не стали просто каменной породой. Но тут мальчик остановился. Сквозь белую дымку, из которой он состоял, было видно, что дальше тупик. Я заволновалась и глянула на Винсента, который смотрел вперёд совершенно спокойно, как будто, так и надо. Его спокойствие меня озадачило, но и немного поумерило волнение. Призрак обернулся, глаза его были закрыты, на лице появилась странная вялая улыбка. Вдруг отрок произнёс что-то. Я не слышала голоса, скорее этот звук напоминал шум воды, или то, что сложно объяснить, и даже сложно осознать. Слова тоже были не чёткие и язык явно был мне не знаком, но по лицу Винсента, остающемуся смиренно покойным, стало ясно — он понял, что было сказано. После этого призрак постепенно растворился в воздухе, став негустой дымкой светящегося пара. Пар клубами опустился на пол, а затем тонкими нитями уплыл за стену, в щель, которую я смогла заметить только в тот момент. Это выглядело так, будто там должна быть дверь.
Так и было. Как только весь дым уплыл в эту щель, перед нами засветились знакомые, но не понятные мне символы. Такие же были на айлейдских колоннах снаружи, когда мы заходили. Винсент приблизился и вслух произнёс: «Ничто не вечно, кроме памяти.» Стена заскрежетала и отделилась, открываясь, как дверь, открывая нам путь к длинной, достаточно крутой, лестнице. Она вела всё выше и выше, пока наконец мы не достигли дверей, которые мне уже были знакомы: через что-то похожее я когда-то попадала в руины айлейдских городов.
Дверь открылась сама, как только мы подошли, раздвинувшись, аки по волшебству, а может и из-за того же призрака. За дверью оказалось нечто вроде крытой террасы, из которой уже можно было выйти наружу, но одна только проблема не дала нам этого сделать — яркий солнечный день, свет которого не проходил далеко, но и не позволял выйти Винсенту.
— Ну что ж, — задумчиво сказал он, — полагаю, нам есть смысл сделать привал и отдохнуть до темноты. Как ты на это смотришь?
— Абсолютно положительно, — вздохнула устало я, — мне бы поспать… хоть чуть-чуть.
— Можешь спать до вечера. — Он положил вещи к стене, раскладывая их. — Вот и палатка пригодится.
— А ты, — спросила я, — пойдёшь со мной?
— Обязательно. Не горю желанием любоваться на снежную стену горных сугробов, отражающую солнечный свет мне прямо в глаза.
Я усмехнулась и кивнула. Привал нам был необходим. В частности мне. Винсенту может и не нужен был ни сон, ни обед, и всё упиралось лишь в свет солнца, но вот я чувствовала, что мне нужно что-то съесть. И у меня было что. Поместившись с Винсентом в поставленную им палатку, уютно усевшись там на разложенные меховые спальники, я заморила червячка тем, что ещё оставалось в сумке.
Казалось бы, всего лишь несколько воспоминаний, которые были мною забыты, намеренно или нет, всего лишь немного ностальгии, но усталость была такая, будто я только что закрывала врата в Обливион. «Подозреваю, что Винсент чувствует себя также, — подумала я, смотря на него, — он такой задумчивый, серьёзный. Он вспоминает то, что увидел в пещере, или обдумывает план действий?» Но почему-то спросить в лоб я не решалась. С одной стороны не хотелось мешать ему, если он думал о чём-то важном, с другой, не хотелось ему докучать после всего пережитого и вспомнившегося. Но вдруг, на удивление, он сам начал разговор.
— Как ты себя чествуешь, Луна, — спросил он ласково, взглянув на меня, — полагаю, должно быть не слишком весело? — Взгляд его был уже не таким серьёзным и вдумчивым, а скорее обеспокоенным.
— Нормально, — ответила я, — в целом, всё в порядке. Ты сам как? Мне кажется, после таких воспоминаний… наверное… неоднозначно.
— Меня всё это немалым образом взволновало, если ты об этом, да. Но также я прекрасно понимаю, как давно это было. Прийти в себя я смогу без труда.
— Ну да, — кивнула я, — сейчас немного отдохнём… переварим всё это. — Я на минуту замолкла уставившись куда-то. — Всё это было на столько странно, что я даже не спросила… Что это вообще было? Воспоминания, твои, мои… Это облако. Призрак… И эта речь… Что он тебе сказал, что вообще это всё значит.
— Мальчик говорил на айлейдисе, — пояснил Винсент, — я изучал его когда-то. Для интереса.
— Значит, ты мог с ним поговорить?
— Вряд ли, — сказал он мягко, — он был не совсем призраком. Скорее магической проекцией, оставленной тут очень давно, другими эльфами, такими, как он.
— Такими, как он? А кто этот мальчик?
— Судя по его внешнему виду, принадлежал он к одной древней секте, название которой, к сожалению, утрачено, как и их суть, и учение.
— Секте? То есть какой-то культ?
— Что-то вроде того. Секта — это всё-таки не паства отдельной религии, а скорее отколовшаяся община от основного течения. Какого-либо. В данном случае это была секта, отделившаяся от культа Аури-Эля. Хм… Его аспект в последствии стал называться Акатошем. Бог времени и всё такое. Но не суть. О той секте, к которой принадлежал этот мальчик известно только, что их интересовали воспоминания. Они хотели при помощи воспоминаний ответить на вселенский вопрос: зачем всё существует, в чём смысл бытия, к чему это ведёт? По легендам среди них были особые маги, которые умели воспроизводить утерянные воспоминания человека, и не только, и самые сокровенные, и неприятные, и страшные, и прекрасные. Я всегда считал это легендой. Хотя и не исключал возможной связи Пещеры Кошмаров с магией этой секты. Поверь мне, я также озадачен, как и ты. Не представляю, что нас коснулось там, внизу. Однако, думаю, это был древний отголосок тех времён, когда маги той секты надеялись ответить на вопросы, которые задавались, задаются и будут задаваться вечно.
— Это одновременно и невероятно, — тихо сказала я, — и страшно. Как жить в мире, в котором даже спустя тысячелетия, когда там айлейды существовали, может найтись древняя магия, которая в силах повлиять на твой разум?
— Я был сказал иначе, — усмехнулся Винсент, — как жить в мире, где столь великая и уникальная магия может так легко забыться и затеряться в веках? В этом главная беда времени — оно стирает всё. Ничто не вечно.
— Кроме памяти, — я взыскательно посмотрела на Винсента, — ведь это и сказал тебе тот мальчик.
— Да, это, — кивнул он, — похоже, это было чем-то вроде уникального приветственного, либо же прощального клича этой секты. Красивая фраза, но, жаль, в корне неверная.
— Почему же неверная?
— Потому что память тоже стирается. И как раз временем. Айлейды в какой-то момент были самым распространённым народом в Тамриэле и самым влиятельным, поработили людей. А сейчас, что от них осталось? Мёртвый язык, незнакомая нам магия, руины да призраки. А что останется через ещё тысячу лет? Когда половину подземных руин завалит, затопит, а другую половину заполонят полчища гоблинов? Айлейды окончательно станут мифом. И я бы сказал, что мифы, возможно, могут быть вечными. Но нет. Мифы тоже забываются. Или искажаются. Так и старые понятия могут принимать иную, вовсе не ту форму, что изначально задумывалась. Даже если память передаётся из поколения в поколение, она не сможет остаться неизменной. Это как вместо того, чтобы написать другу письмо и отправить его с гонцом, ты передаёшь всё гонцу на словах, а он должен, добежав до твоего друга через весь Тамриэль, выдать твоё послание слово в слово, что, конечно, у него не выйдет. И друг это сообщение может истолковать неверно, а потом неверно передать другим. Так и получается. Даже самый дотошный исторический источник никогда не будет иметь в полной мере ту самую, истинную подлинность. Человек не может быть уверен даже в собственных воспоминаниях. Что там говорить о событиях, происходивших эры назад.
— Вот как. — Я вздохнула и медленно кивнула. — Сложно, но всё же понятно… столько условностей, столько нюансов и подковырок. Хотя… ты всё же прав. Кто вспомнит о Защитнике Сиродила, скажем, хотя бы через двести лет? И я не о том образе героя, о котором сейчас слагают песни честолюбивые барды, и не о том памятнике в Бруме, который не факт, что достоит до моей старости… Я о себе. О себе настоящей. Меня такую будут знать отнюдь немногие. И образ этот померкнет на фоне той славы, которую я уже оставила после себя. Мало кто сможет сейчас, увидев меня на улице, узнать меня, сказав, что я и есть тот клинок, который закрывал врата в Обливион. Это как будто другой человек. Как будто не я. Память о Защитнике Сиродила также со временем станет мифом, а потом и вовсе забудется. Но память обо мне настоящей… забудется куда как раньше.
— Тебя это беспокоит, Луна, — спросил Винсент, заинтересованно, — ты бы хотела иначе?
— Нет, не беспокоит, — повертела я головой, — на мой взгляд, всё так, как должно быть. Есть я, которая может жить своей жизнью и никому ничего не должна. А есть Защитник Сиродила, Заступник Императора, совершивший подвиг и выполнивший свой долг. Он герой, явившийся из неоткуда, и в никуда ушедший. И со мной никак не связан.
— Хм. Как Пелинал Вайтстрейк.
Я вдруг вспомнила, как о Пелинале Вайтстрейке упоминал Мартин. Вздохнув, глянула на Виснента, лицо его было озадаченным и задумчивым.
— Пелинал? Знакомое имя. Слышала, что это герой древности, убивавший эльфийских королей.
— А? А, да… герой. — Винсент вздрогнул, будто выпадая из размышлений. — Во всяком случае, герой древних легенд. И он не только убивал эльфов. По легенде, Пелинал был послан богами, дабы освободить людей из эльфийского рабства. Он помог Святой Алессии совершить восстание. Я… хм… — Он призадумался ненадолго. — Не силён в этой теме. Святой Алессией я мало интересовался. А Пелинал Вайтстрейк известен тем, что явился буквально из неоткуда, облачённый в доспехи, кои не были ещё изобретены на тот момент, и по сей день считается невозможным их воссоздание. — Винсент хмыкнул и неоднозначно улыбнулся. — Как по мне это просто искажение реальности. Сила, способная управлять временем… Это, конечно присуще Акатошу, как богу, но, я не уверен в том, что аэдра в принципе имеют столь непостижимое могущество… Если они вообще существуют.
— Ну да, — усмехнулась я, — мы всё ещё помним про угрюмого божественно-тёмного мужика в темноте, который почему-то всех ненавидит и каким-то чудом заделал смертной женщине детей… Я ничего не упустила?
— Это метафора, — сказал Винсент, поджимая губы, — не исключено, что не было никакого зачатия, а дети, принесённые в жертву Ситису, не были даже рождены Матерью Ночи. Даже она сама не соблаговолила рассказать тебе правду. Значит, правда слишком проста. Тот же Пелинал мог быть обычным рыцарем, например, с Акавира, с той его части, о которой мы не слышали, это бы объяснило происхождение его необычных доспехов. А может быть он и вовсе сам их создал, будучи, к примеру, очень искусным броником, гением своего ремесла, или изобретателем.
— Хочешь сказать, что мифы всё искажают? До такой степени, что могут приписать обычному человеку божественные свойства?
— Да, вполне. А самое главное — где правда, а где вымысел нам уже никогда не узнать. Если только сам Пелинал Вайтстрейк не явится сюда прямо сейчас и не стукнет меня своей булавой. — Винсент насмешливо оголил клыки. — Это было бы весьма забавно. А что? Акатош, если ты такой могучий, давай, яви мне своего героя вне времени и пространства!
Он ёрничал и хихикал, давая понять, что в непреклонные атеистические взгляды вампира явно не входит верование в деликатность. Но меня это тоже позабавило, я видела его таким простым, способным шутить так легко и свободно, как обычно он, конечно, не делал. В ту минуту мне даже показалось, что таким образом он сам себя старается расслабить. Слишком сильно его выбили из колеи эти воспоминания, которые ему пришлось видеть и слышать… и чувствовать. Воспоминания о том Винсенте, которого уже нет. «Думаю, так оно и есть, — размышляла я, — Винсента алхимика, члена Коллегии Алхимиков в Гильдии Магов Даггерфола, который мечтал познать как можно больше — уже давно нет. Как и вампира, скитающегося в поисках смысла жизни и ищущего интерес в даэдрических учениях. Следом за ним канул в лету и ассасин, когда его сменил Палач, распределяющий контракты. Теперь и ему нет места… Так со всеми бывает. Даже я ни за что не хочу ассоциировать себя с той наглой хабалкой из «Шипящего Гуара», которая просто уже не знала, куда ей податься, не понимала зачем живёт… Нет. Она давно не существует. Она была, когда-то. А сейчас… и не осталось тех, кто бы её вспомнил. Да, пожалуй, так происходит всегда.»
— А ты не думал, — сказала задумчиво я, — что люди раньше о богах знали больше, чем сейчас? А знания просто утеряны. Как знания об айлейдах, которые собираются сейчас по крупицам и только людьми заинтересованными. Может быть, Пелинал и впрямь послан Акатошем?
— Ты в это веришь? — Винсент недоумённо поднял бровь.
— Всё ещё жду, когда посланник Акатоша стукнет тебя своей булавой.
Я замолчала, демонстративно оглядываясь по сторонам, а затем пожала плечами, но увидев недоумевающее лицо вампира, не смогла сдержать смеха. Поняв шутку, Винсент и сам начал потихоньку посмеиваться.
— Как не крути, а ты всё же научилась от меня моей главной доктрине, касательно религий, — сказал он, улыбаясь, — не увидим — не поверим.
— Пожалуй, да, — кивнула я, — иное дело, когда увидел, как понять, что ты увидел именно то, о чём думаешь?
— А вот на этот вопрос тоже ответить сможет только время. И память, которая этот момент сохранит.
— Но она ведь не вечна.
— Боюсь наша память куда более долговечна, чем мы сами. За все мои три сотни лет я мало что смог забыть. Особенно странно память работает у стариков, когда они забывают о том, что ели на завтрак, зато помнят в каком одеянии были на свадьбе своих друзей сорок лет назад. Память не вечна. Но она прочнее, чем её носитель. Возможно, этим и пользовались айлейды, когда искали способ воспроизводить забытые воспоминания. Они смогли это. А мы с тобой сегодня испытали это на себе.
Я кивнула, вздохнула и прильнула к Висненту. Он обнял меня и поцеловал в лоб. Губы его были холодными, но рядом с ним я холода не ощущала, в палатке было достаточно тепло, как и в спальнике. Я ощутила усталость и большое желание спать, не сдержав зевок.
— Тебе стоит отдохнуть, Луна, — шепнул Винсент, — ты вымоталась. И немудрено, однако.
— Да, надо бы. — Я глянула на него, он смотрел куда-то в сторону очень серьёзно. — Винни, как ты думаешь, всё, что мы увидели сегодня, всё, что вспомнили, кроме того, что на самом деле просили… Это было нам нужно?
— Не знаю, — ответил он также задумчиво, — не хочу строить из себя душного философа, — вампир усмехнулся, — тем более, что я это и делал сейчас, нагружая тебя своими богохульными теориями. Но, всё-таки, ты спрашиваешь моё субъективное мнение. И даже так мне затруднительно ответить. Однако, мне кажется, что да, нужно. Уверен, что каждый из нас что-то понял, вынес какую-то мысль из этой пещеры. И это то, что позволит нам жит дальше. А как ты думаешь?
— Думаю, да, — тихо произнесла я, начиная проваливаться в дрёму, — думаю, это было нужно. Нам обоим. Это работает одинаково в обе стороны. Тебе важно было вспомнить о жене. А мне было важно о ней узнать…
— Согласен… Я должен был сказать всё раньше. Но мне больше нечего скрывать. Я расскажу тебе всё, что ты должна знать, ибо без твоей поддержки я просто не справлюсь…
Слова Винсента становились постепенно тише, и в какой-то момент я перестала разбирать их, а меня одолела сильная дрёма, пока ненадолго мягкий певучий голос не вырвал меня из этого состояния.
— Мира?
— М?
— Засыпаешь?
— Угу.
— Хорошо. Спи. Мы ещё наговоримся. Позже. Отдыхай. Я буду рядом с тобой.
— Угу.
Это смогло вернуть меня в сознание совсем ненадолго. Не знаю, говорил что-то Винсент ещё, или нет, но обратно в сон я провалилась довольно быстро. Об одном только не успела задуматься: зачастую такое резкое засыпание грозило мне видениями. И они случились. Во сне я шла по Имперскому Бастиону, точно зная, куда идти, знала нужные повороты и нужную дверь, как будто меня там ждали, как будто меня туда звали, но не успела моя рука коснуться ручки двери, как вдруг сон сменился. Я оказалась в замке графа Скинграда, где уже была, но при моём визите в том зале, где я встретилась с графом, было темно, а в этот раз зал озарялся светом тысячи факелов и свечей. Вокруг меня сновали люди, но среди них в глаза мне бросилась одна женщина, красивая, бледная, её глаза выдали в ней вампира, длинные шёлковые тёмные волосы спускались по её плечам, одета она была в чёрное платье, вышитое золотым. Дама смотрела на меня с сочувствием, и единственная мысль, которая была в моей голове тогда — она может мне помочь. Почему-то я считала, что мне срочно в чём-то нужна помощь. Я кинулась к ней, но не смогла сказать ни слова. Сон вновь прервался. А в следующем видении мне явился старый замок в горах. Или скорее форт. Неухоженный, полуразрушенный видно, что заброшенный. Мне казалось, что я должна попасть внутрь, но не знала, как. Моим счастливым входом был люк, самый отдалённый, в самой заваленной части руин. Мысль о том, что мне не пробраться сквозь обломки заставила меня почему-то так волноваться, что я дёрнулась во сне и проснулась.
Открыв глаза, я стала приходить в себя, осознавая, что это был сон. Рядом находился Винсент, который встревожено спрашивал меня о моём самочувствии, мягко меня приобнимая. Мне лишь оставалось рассказать ему о своих снах.
Внимательно меня выслушав, Виснент попросил меня это запомнить и сообщить ему, если что-то из этого сбудется, или же присниться что-то новое. Я и не возражала. Так и собиралась сделать. В конце концов, толковать мои сны больше особо некому. Про Бастион Винсент предположил, что я могу найти там информацию об отце. Эта мысль меня взволновала, но я согласилась с этим предположением. Про заброшенный форт он ничего не сказал, лишь пожал плечами, а вот женщину по моим описаниям узнал.
— Судя по всему, — рассуждал он, — это Графиня Рона. Жена Януса Гассилдора. Хм. Думаю, не исключено, что она может знать что-то о тех, кого ищу я.
— Значит, нам точно нужно быть на балу в Скинграде?
— Точно.
«Значит, это явно были видения, — думала я, — и касаются они явно не только меня. Винсента не было в этих снах, но… я о нём думала. Мне казалось, что он в опасности… Как же это мне не нравится.» Я не захотела пока озвучивать Винсенту свои беспокойства, в частности потому, что сама не хотела себя накручивать.
Из входа в палатку я приметила неяркий оранжевый свет зимнего заката, а это означало, что скоро мы можем выдвигаться в Бруму. Пока я спала, Винсент по ветру и движению солнца смог выяснить, где мы. Мы действительно прошли довольно далеко, пещеры, где мы были, простирались обширно. Выход вывел нас к югу от того, места, где вошли, гораздо ближе, чем находился вход. Вернуться в город мы могли очень быстро. Не задерживаясь, я и Винсент собрали вещи и, как только солнце скрылось, направились на восток к Бруме, откуда планировали пойти в Чейдинхол следующим вечером.