Третья Луна Тамриэля (часть вторая).

Выходя из склепа Матери Ночи, мне пришлось услышать некоторые разговоры новоиспечённых членов Чёрной Руки. Винсент успел рассказать Телиндрил и Гогрону о том, что предателем был Матье Беламон, потому они и пришли сразу к склепу, вернее, они пришли в Бравил, к статуе Счастливой Пожилой Леди, где, как было известно Винсенту, часто бывал Слышащий Анголим. Вампир подозревал, что неспроста. Увидев открытый склеп, Винсент подтвердил догадки о том, что это за место. Он знал, что я там с Уведомителями и предателем, и не секунды не сомневался в том, что мне нужна помощь. На выходе мне и Белизариусу пришлось рассказать остальным, что случилось с Люсьеном Лашансом. Без кровавых подробностей, лишь сказав, что его убили Уведомители, приняв за предателя. Телиндрил скорбно всплакнула, Гогрон грубо выругался, искоса глянув на Белизариуса, который, опустив глаза в землю, просто молчал. Винсент тоже слушал это молча, почти никак не реагируя. Возможно, со стороны могло бы показаться, что это никак его не тронуло. Но я знала, что это вовсе не так. Знал это и Ариус. Я поняла это по виноватой скорби в его скучающих глазах. Белизариус Ариус, хоть и был сильно ранен, но Винсент неплохо его подлатал на месте, отдал свои отвары и советовал отлежаться. Я почему-то догадывалась, что именно он и был тем самым «шпионом» для Винсента в Чёрной Руке. Взгляд его сохранял эту неизменную вселенскую усталость, но к нам он был вполне учтив, особенно к вампиру, который буквально спас ему жизнь. — Я не забуду этого, брат, — произнёс Ариус, пожимая руку Винсенту, — не думал, что когда-нибудь смогу так ошибиться. Эта смертельная ошибка, которая чуть не погубила нас всех. — Я совершил ту же ошибку, что и каждый из вас, — ответил Винсент, — этот человек, хоть и был безумен, но имел план и цель. А хуже фанатика может быть лишь подготовленный фанатик. — Н-да… Я сомневался до последнего… Ведь. — Ариус глубоко вздохнул. — Люсьен оказался невиновен. — Да, а вы убили его. — На этом Винсент ненадолго замолчал, отведя взгляд. — Не думай, что я стану винить тебя. Однако. Стоило бы сначала провести хоть какое-то расследование. — Аркуэн больше всех подверглась влиянию Матье. Она так торопилась… Я не сомневался в том, что она мечтала сама стать Слышащей. Это и сподвигло меня помогать тебе в твоём собственном расследовании. Я надеялся, что ты что-нибудь раскопаешь. Возможно, я сделал меньше, чем мог бы… Но это уже не важно, я полагаю. — Правильно полагаешь, Ариус. — Винсент снова взглянул на него. — Пора, пожалуй, попрощаться. — Н-да. Пора. Прошу, не держи зла, брат. — Белизариус виновато опустил взгляд. — Жаль, что ты покидаешь нас. Ты верный человек. Мог бы сделать многое для Браства. — Нет, я не верный, — усмехнулся Винсент, — моя вера была развеяна, и я, хм, рад этому. Я свободен. Слишком долго сидел в подвале. Взаперти. Хватит с меня. Ну а вам я желаю восстановить былое величие Тёмного Братства. — Работы по восстановлению Братства и убежищ будет очень много, — серьёзно сказала Телиндрил, — нужно хотя бы узнать, сколько у нас осталось людей. — Кое-кто ещё остался, — ответил Белизариус, — и это далеко не профаны. Так что, не всё потеряно. — Хорошо. Тогда, для начала, переберёшься пока в анвильское убежище. А там разберёмся. Но сейчас, пойдём-ка в бравильское. Винсент прав, тебе надо отлежаться. А мне сообщить всем оставшимся ассасинам сложившуюся ситуацию. — Телиндрил посмотрела на нас с Винсентом. — Жаль, нам придётся проститься. Я скромно улыбалась, пряча руки за спиной. Телиндрил подбежала ко мне и заключила в жаркие объятия. — Удачи тебе, сестра, — говорила босмерка, обнимая меня на прощание, — счастья тебе и твоему Винсенту. — Спасибо, — ответила я, улыбаясь, — Тенегрив теперь твой, Слышащий. Он в конюшне за воротами. Пускай он служит тебе верой и правдой. Уверена, он примет тебя также, как и меня. Лучшего коня на всём белом свете не сыщешь! Настоящий скакун, достойный Слышащего Тёмного Братства! — Спасибо, сестра! Для меня это великая честь! — Только вот я больше тебе не сестра. — Вот уж нет, — она посмотрела на меня, держа за плечи, — сестра! Ты спасла нас. Ты помогала нам… Ну как же нет-то? Один раз назвавшись мне сестрой, ты останешься ею навсегда. — Телиндрил мягко потрепала меня за щёчки. — И я буду скучать по своей маленькой милой сестрёночке… какая же ты милая, я не-мо-гу! Мне такое было даже приятно, хоть я всё-таки и не привыкла к такому повышенному вниманию к своему лицу. Я прощалась с Телиндрил, понимая, что это последняя наша встреча. Гогрон тоже меня обнял, но только одной рукой и совсем чуть-чуть, боясь лишний раз дёрнуться, чтобы «не раздавить». Винсент за этим внимательно наблюдал. В отличие от орка, он хорошо знал свою силу и управлялся с ней, зная как и когда себя контролировать. Распрощавшись, мы разошлись. Я и Винсент в сторону гостиницы, а Телиндрил и Гогрон с Белизариусом направились к городским воротам. Мы оба знали, что Тёмное Братство продолжит существовать, как ни в чём не бывало. Да, оно ослаблено, но силу наберёт быстро, особенно с таким Слышащим. Добравшись до гостиницы и сняв комнату, мы оба собирались провести там весь день так как уже виднелся восход на горизонте и до утра мы бы до Чейдинхола не дошли. Я сразу завалилась спать. Моё сознание, скорее всего, ещё не смогло до конца осмыслить произошедшее, поэтому меня не накрыла никакая рефлексия. Лишь ужасная усталость и утомлённость, которую я ощутила всецело, как только голова моя коснулась подушки. Проспав весь день, я проснулась сама, меня никто не будил, и чувствовала, что выспалась. Перед моими глазами была маленькая серая спальня бравильской гостиницы. Я была такая уставшая, так долго не отдыхала, что проспала весь день почти до самого вечера. Винсента рядом не было, но на стуле висел его плащ. «Наверное, он в таверне, — подумала я, — а ведь есть хочется… Надо бы спуститься к нему.» Приведя себя в более-менее потребный вид, я оделась. Несмотря на всё пережитое, настроение моё было приподнятое и я чувствовала в себе силы, измотанность всю как рукой сняло. Я оказалась права, Винсент сидел за столом в таверне и пил вино. Увидев меня, он заулыбался, поднимаясь. Вчера, когда мы пришли в гостиницу, я так быстро уснула, что мы особо ничего не обсудили. После завтрака Винсент спросил всё же о том, что произошло с Люсьеном Лашансом, попросив рассказать всё, что я видела. Я понимала, что он не мог просто забыть о его существовании, поэтому предложила ему сходить до трактира «Дурное Знамение», там он сам бы всё увидел. Винсент, явно понимая, что не увидит там ничего хорошего, согласился. Из Бравила мы вышли, как только солнце скрылось. А из-за укороченного дня это произошло раньше обычного. Винсент говорил немного и был каким-то смурным. Хотя, я понимала почему. Чтобы хоть немного отвлечь его от печальных мыслей о произошедшем и о том, что ему предстоит увидеть, я решила завязать разговор. — Почему Белизариус, — поинтересовалась я, — почему ты ему доверился? — Я знал его ещё молодым, — ответил Винсент, — он всегда казался мне слишком честным. Я имел связь с одним из его подчинённых, которого, к сожалению, вскоре убили, но общение с самим Белизариусом наладил. И из всей Чёрной Руки я подозревал его меньше всех. Ну и, к своему стыду, тогда я ещё был слишком уверен в своём умении распознавать ложь. Никогда больше не совершу такой ошибки. — Никогда не говори «никогда», Винни. — Я погладила его по плечу. — Ну и не стоит вменять себе в вину то, в чём ошибку совершил далеко не один ты. Он улыбнулся кивнул и мягко коснулся моей ладони. Я взяла его руку крепче, показывая тем самым свою поддержку, также зная, что и он поддержит меня. Дальше мы шли снова молча, но мне на пару часов стало слегка полегче, пока на горизонте я не увидела тот самый злополучный трактир «Дурное Знамение». Внутри также было пусто. Убитых никто не выносил и стражников мимо не проходило. Винсент пошёл вперёд, прямо в подвал, я шла за ним. Его лица не видела, но молчание длилось слишком долго. Через минуту мы уже были в запачканной залитой кровью комнате, где стоял запах, который не иначе, кроме как запахом смерти, не назовёшь, а посредине висело растерзанное тело. Винсент внимательно смотрел на него и молчал. Я не решалась посмотреть ни на тело, ни на лицо вампира, ибо знала, что изуродованного Люсьена снова разглядывать не хочу, а вид лица Винсента, каким бы спокойным оно не казалось, кольнёт мне сердце куда больше, чем вид мертвеца. Винсент снял тело с потолочной балки, перерезав все верёвки, коими Люсьен был связан, и уложил несчастного на кровать, стоявшую рядом. К телу вампир уложил и собранные по комнате куски плоти, срезанные волосы и всё это завернул в одеяло с кровати. После чего поджог кровать заклинанием. Деревянная сухая мебель вспыхнула быстро, мы закрыли дверь и покинули подвал. Винсент зашёл в каждую из комнат, где лежали тела, поджог и их. А затем мы подожгли таверну целиком. Покинув трактир, для верности мы подожгли крышу. Таким образом Винсент хотел не только решить вопрос погребения, но и убрать все следы, которые оставили ассасины, чтобы никто не мог выйти после этого на Тёмное Братство. — Вот и всё, — тихо произнёс Винсент, смотря на сгорающий дом, — Тёмному Братству ничего больше не грозит. Я надеюсь. Больше нет ни одной нити, что связывала меня с этой семьёй. Почему-то именно сейчас я ощущаю себя также, как двести лет назад: бездомным, бессмысленным и, похоже, не нужным. Два века я находил практическое применение своим умениям. Я надеялся, что извлеку из своего вампиризма хоть какую-то пользу. Смогу научить чему-то хорошему того, кто мне не безразличен… А выходит… Я только ошибок наделал. — Винни… — Я подошла ближе и коснулась его плеча. — Ты ни в чём не виноват. Не надо так. Он взглянул на меня, я наконец увидела его глаза, полные печали и скорби, которые он и не пытался скрыть. Это был тот самый редкий случай, когда маска собранности с него сваливалась и он становился настоящим. Я сама ощутила ту же боль, что мучила его. Почувствовав, как слёзы режут глаза, я обняла Винсента, надеясь, что хоть эти объятия помогут ему совладать с тоской. Мне хотелось показать ему, что он не один хотя бы сейчас. — Винни, ты не бессмысленный, — говорила я, прижимая его к себе, — не надо так… Ты нужен мне! Правда. — Я верю, Луна моя, — ответил он, мягко улыбнувшись, голос его звучал нежно и мелодично, как мне нравилось, — я это чувствую, рядом с тобой я уверен, что нужен тебе. — Он и сам меня приобнял. — Как и ты мне нужна. — Ты говорил, что в моём доме ты нелегальный квартирант. — Я уцепилась в его дублет, сжимая пальцами ткань. — Так вот, это не так! Ясно? Мой дом — это твой дом! Я не шучу! — Я подняла взгляд на него. — Я очень хочу, чтобы ты был со мной… жил со мной… Если, конечно, ты сам этого хочешь. Винсент посмотрел на меня, тоска в его взгляде сменилась теплотой. Я видела в его глазах сначала изумление, потом смущение, но потом он улыбнулся. Эту улыбку я тоже видела не часто. Она была настоящая, она означала то, что я сказала ему нужные слова. На щеках я ощутила столь приятный для меня жар. Винсент нежно коснулся холодной рукой моей щеки и поцеловал меня, очень скромно и сдержано, но так приятно. — Я буду с тобой, — шепнул он мне, — столько, сколько ты пожелаешь. Признаться, мне и правда безмерно приятно, что ты так говоришь. Скромничать не вижу смысла, так что я останусь с тобой в твоём доме, поскольку ты об этом просишь, и буду рад и спокоен. — Вот и хорошо, — я заулыбалась, чувствуя, как по щеке скатилась влажная капля — рада и спокойна буду и я. Значит, мы идём домой? — Да, конечно, Луна моя, идём домой. Не оглядываясь на сгорающий дом, мы пошли по дороге к Чейдинхолу. Желая прибавить ход, чтобы скорее добраться до дома, я потянула его за руку вперёд. Осень незаметно подобралась к нам с тыла и подула в спины холодным северным ветром. Мы хотели идти до дома пешком, желая пройтись по, пока ещё, не скинувшему листву, лесу, воспользовавшись ясной ночью. Винсент всю дорогу держал меня за руку, от чего я ощущала давно не посещавшее меня спокойствие. Чувство защищённости грело мою душу. Я держала руку Винсента, ласково касаясь кончиками пальцев его костяшек. — У меня маленькая просьба, — сказал кротко Винсент, — если можно. — Что угодно, любимый! — Я могу забрать из убежища свои книги?.. И кое-что… нужное. — Да! В доме полно пустых шкафов. У меня вещей нет, мне одного сундука хватает. Можешь занимать хоть все полки! Буду только рада, а то пустая мебель в таком красивом большом доме смотрится уныло. — Я усмехнулась. — В общем, приноси всё, что тебе нужно. — Да, однако, переезд — это повод перебрать старое барахло и повыкидывать лишнее. Меня забавляло, как он серьёзно всё это воспринимает, но я была рада. Просто рада. Тому, что мы вместе, тому, что мы идём вдвоём под лунами, тому, что мы теперь свободны и вольны заниматься всем, чем хотим. Нам никто не указ, мы никому ничего не должны! «Отныне мы просто граждане Империи, — думала я, — жители города Чейдинхол! Это всё, чего я хочу. Боги… Больше никаких подвигов, приключений, убийств… Нет-нет-нет… Спокойная жизнь… С Винсентом. Это лучшее, что я когда-либо чувствовала.» Наш дом встретил нас прохладой и темнотой. Винсент затопил камин, пока я искала что-то съестное, оставшееся после проживания тут Гогрона. Кусок хлеба с сыром да похлёбка, даже финики, принесённые тогда Винсентом, всё же остались, чему я была несказанно рада. В доме быстро стало тепло, и я ощутила это странное чувство, будто не было ничего плохого. Это чувство было обманчиво, и я это знала, но мне очень захотелось ему довериться, расслабиться и раствориться в этом самообмане. За окном стало светать, я закрыла плотно все шторы, и в спальне тоже. Винсент начал обнимать меня, снимать одежду, давая возможность ещё больше погрузиться в это чувство, будто нет на свете ничего плохого, и с нами ничего страшного не происходило. Нет никакого Тёмного Братства, нет Ситиса, нет Матери Ночи. Нет вообще ничего, Империи, Тамриэля, Нирна. Только я и он. И кровать с мягкими подушками и тёплым одеялом, объятия и поцелуи. Только это. И больше ничего. Я давно так хорошо и спокойно не спала. Обнимая любимого, кутаясь в одеяло, я не видела никаких видений, кошмаров, и прочего ужаса, что мешало мне спать всю мою жизнь. Мне снился летний луг, где я была с Винсентом, а вокруг гуляли единороги. Это был мой любимый сон. Такой прекрасный и такой спокойный. К сожалению, даже такой сон может испортиться погодой. Я проснулась от шума дождя, когда мне приснилось, что дождь капает прямо на меня, а ещё от холода у меня стучали зубы. Заметив это, Винсент укутал меня в одеяло и отнёс на первый этаж, к камину, к шкуре. Подкинув в камин дров, он восстановил то тепло, которое было, когда мы только ложились спать. Пока мы спали, огонь притух, а на улице шёл зимний холодный дождь. Но вот, в этой гостиной, на этой тёплой мягкой шкуре, нам снова стало тепло и уютно. — Как хорошо, когда единственной твоей проблемой является количество дров в камине, — рассуждала я, прижимаясь к прохладному Винсенту, — и решить эту проблему легко, всего за несколько минут. Затопил ещё раз. Всё. Тепло. И это не тот сарай в порту, в котором я зимовала прошлый год. Это же был ужас. Мне казалось, моя лачуга от ветра развалится. Я буквально спала возле печки, чуть не залезая в неё, кутаясь во всё, что можно. А сейчас вот. Мне такого не надо. У меня тёплый дом. И тёплый ты. — Ну я ведь не тёплый, — отозвался он, — я, конечно, стараюсь, но… — Цыц. Тёплый. И не спорь. — Я чмокнула его в щёку. — И мне хорошо. Вот. — Рад это слышать, Луна моя. — Винсент нежно поцеловал меня в лоб. — Мне тоже. Мы могли бы сидеть так хоть весь оставшийся день и меня ничего не смущало. Пока не хотелось есть, пока было тепло и мягко, пока любимый обнимал, ничего больше было не нужно. Я впервые за долгое время могла спокойно не о чём не думать. Я никуда не планировала идти, и ничего делать не собиралась, я не знала, что дальше, не знала, что будет завтра. Но это не тревожное ощущение, когда проблемы раз за разом наступают тебе на пятки, когда ты, не зная, что будет следующим днём, боишься этого, ведь завтра может быть что угодно. Нет. Я знала, что, если небо не упадёт на землю, то завтра всё будет также, как сегодня, а может даже лучше. Я впервые в жизни могла поверить в это. Меня ничто не тревожит. Я ничего не хочу, как и мой человек, ибо всё, чего бы мы хотели, у нас уже есть. И мы даже не спешили задаваться вопросами о целях на ближайшее время. Предпочитали разговоры друг о друге. Хотя, конечно, это была бы не я, если б не задавала вопросы. — Винни, можно я спрошу? — Кончено, Луна моя, что тебя беспокоит? — Вот… у тебя в убежище каменная плита… Она нужна тебе? — Ты думаешь, я сюда её притащу? — Винсент сдержано засмеялся. — Нет. Незачем. Мне ничего такого не нужно. — Но ты же на ней спал. — Да. Но и в кровати спать вполне могу, как ты знаешь. — Он улыбнулся, глядя меня по талии. — И на шкуре тоже. — А почему ты тогда спал на плите? — Я недоумённо и задумчиво свела брови. — Это же не удобно. Твёрдо ведь. — Ну, это долго объяснять. Скажем, я берегу спину и сплю на твёрдом. — Ага, я прям верю… — Я с упрёком на него глянула. — Ты же вампир. — Не дашь мне, значит, отшутиться. — Он вздохнул — Ох ладно, попробую пояснить. Есть у вампиров такая особенность. Поскольку мы — нежить, нас, помимо крови, может питать некротическая энергия. — Некротическая? Это как? — Хм… Она в целом используется для некромантии. Она есть в призраках, зомби, скелетах. В вампирах её больше всего, так как нас напитывает им само проклятье. В общем, это энергия смерти, позволяющая некромантам поднимать нежить. — Ну, допустим, — задумчиво сказала я, — и что эта энергия даёт? — Даёт, да, в целом почти ничего, частично усиливает эффект от крови, для кровопьющих. А для таких, как я эта энергия может лишь частично дать возможность отдохнуть, хотя бы умственно. Вампиры ведь не совсем спят. Это транс, своего рода. И в этом трансе, соприкасаясь с некротической энергией, вампиры восполняют ресурс своего же проклятья. Силы ведь не бесконечны. — Ну… Думаю, я поняла. И откуда она берётся? — Её очень много на кладбищах, в криптах, а также в гробах, в которых уже лежал мертвец, и в погребальных плитах. Спать на них не обязательно, вполне достаточно присутствия рядом, но многие вампиры тащат с кладбищ гробы, вытаскивая оттуда трупы, чтобы спать в них. Я так не делал. А плиту эту мне подарили, когда я только стал Палачом, приняв обязанности распределителя контрактов. — Понятно. — Я слегка обеспокоено посмотрела на вампира. — Тебе она точно не нужна? А то… энергия… все вот эти восполнения… — Успокойся, — махнул рукой Винсент, — она мне больше не понадобится. В конце концов, кладбище у храма никуда не девается. Я могу посетить его в любой момент. А все эти гробы… плиты. — Он слегка скривился. — Мне не слишком это близко. Я пользовался этой плитой лишь для того, чтобы иной раз унять свои тревоги. — Из-за меня? — Я с грустью вздохнула. — Ты волновался за меня, когда я ушла выполнять контракт на Филиду, поэтому и решил ею воспользоваться? — Да, — сказал он, погладив меня по волосам, спускающимся с плеч, — это помогло мне взять себя в руки и не кинуться вслед за тобой. Но, уверяю, мне это больше не потребуется. — Потому что ты со мной? — Да, Луна, именно поэтому. Винсент поцеловал меня в лоб, обнял и прижал к груди. В камине потрескивал огонь, за окном лил ливень, завывал ветер, снося всё на пути. А тут, в его объятиях, в тёплом одеяле, было спокойно и тепло. Я держала его за руку, но вдруг нащупала его серебряный перстень с синим камнем. — Что это за перстень? — спросила я, глядя на кольцо. — Он единственный, что ты забрал, из тех, которые скинул в пепел в убежище. Что в нём особенного? — Это кольцо из моей прошлой жизни, — ответил спокойно Винсент, — семейная реликвия. Я получил её в подарок от деда и это всё, что мне от него осталось. — То есть, наследство? — Не совсем. Это скорее был просто подарок, который дорог мне, как память. У деда было куда больше дорогих побрякушек. И имение. И земли… И так далее, и тому подобное. В общем, семья моя не бедствовала. — Вот как, — я усмехнулась, — значит, когда-то Винсент Вальтиери был завидный богатый жених? — Что? — В ответ на это он вдруг засмеялся так, как смеялся редко, как будто это фраза застала врасплох его собранность и чопорность, и он искренне посчитал это смешным. — Вот как… — Что я такого сказала? — Я недоумённо на него посмотрела. — Ничего, — сказал он, улыбаясь, — не был я ни завидным, ни богатым. Я жил у деда, когда погибли мои родители. А когда дед умер, явились кузены и разобрали всё наследство себе. Меня в расчёт никто не брал. — Винсент рассказывал это так равнодушно, даже с насмешкой. — Поэтому, ничего у меня не было. Нищий дворянин. Судьба любит пошутить. — Это печально. — Я с грустью вздохнула. — и ты говоришь об этом так спокойно. — Милая, это было более трёх сотен лет назад. — Его собранность постепенно вернулась на место. — Меня давно эта история не трогает. Я не мог повлиять ни на смерть деда, ни на то, чтобы иметь в своей семье какую-то значимость. Я им был не нужен. Как и они мне. Я стал алхимиком, получив в наследство от деда огромный пласт знаний, книг и образование, что куда ценнее денег, и мы с моими кузенами разошлись, как в море корабли. Сейчас я даже не отвечу, остались ли потомки моей семьи хоть где-то. Триста лет срок немалый. Даже династия императоров за четыреста лет себя исчерпала. А что уж говорить о хай-рокских дворянах. — Значит… ты был не нужен своей семье? — Я печально на него посмотрела. — Я вообще в этой жизни был мало кому нужен. Наверное, поэтому я так легко принял эту иллюзию семьи в Тёмном Братстве. — Винсент увидел, как я смотрю на него, мягко улыбнулся и поцеловал меня в лоб. — Но это в прошлом. Забудь и не бери в голову. От этих разговоров стало очень печально. Невольно в голове закрутились мысли о том, сколько же всего Винсенту случилось испытать за всю его долгую жизнь. А потом мои мысли захватили воспоминания о Тёмном Братстве. Уйдя в размышления о том, сколько мы всего пережили за всё это время, я стала произносить свои мысли вслух: — Мне всегда казалось, что всё происходящее в жизни нужно для опыта, для жизненного урока и выводов, которые можно вынести для себя из той или иной ситуации. И вот думаю, опыт в Тёмном Братстве, зачем он был мне нужен? И я говорю не о своей цели, которая состояла в том, чтобы тебе дать возможность освободиться. И даже не о том, что я осознано пошла на убийства, принимая на себя роль какого-то карателя. Я о том, к чему мне был этот опыт с бесконечным лицемерием, предательствами, подставами, манипуляциями, постоянным устрашением, выдаваемым за какую-то любовь, о которой никто из тех лицемеров и понятия не имел. Как и сама мать Ночи — воплощение устрашения и манипуляций. Подумать только… они называли себя семьёй, но стоило только появиться предателю, они стали подозревать всех, так называемых, братьев и были готовы уничтожить всё, лишь бы выжить самим. Всё это не минуло даже тебя, мудрого вампира в летах. Вся та грязь, что я сполна хлебнула за такой короткий срок, а ты хлебал на протяжении двух сотен лет… Всё, через что я прошла, научило меня тому, что убийство не решает никаких проблем, только создаёт их. И не важно, кого ты убил. Лишение жизни — абсолютно недопустимо. И, лично для меня, это не было легко. У меня то и дело встаёт перед глазами лицо стражника, убитого мною случайно… И это только один такой случай. А сколько таких промахов у всего Тёмного Братства? И я всё думаю: могла я обойтись без этого опыта? Или, не пройдя всё это, я бы не осознала каких-то определённых вещей? — Я полагаю, что это был нужный опыт, как не крути, — спокойно отвечал Винсент, — ибо всё, что не убивает нас — делает сильнее. А тебя, Луна моя, в особенности. Твоих сил и упорства, я уверен, хватит на нас двоих. Именно поэтому ни Тёмное Братство, ни даже Кризис Обливиона тебя не сломали. Ты знаешь цену жизни. Теперь ты её знаешь по-настоящему. Поэтому, я думаю, это и правда определённый урок. И не только для тебя. Тебе хватило короткого времени, чтобы эти уроки усвоить. Мне не хватило и двух сотен лет. — Он усмехнулся, посмотрев мне в глаза. — Так что о мудрости вампира в летах я бы поспорил. А вот ты, на мой взгляд, куда мудрее, прозорливее, я бы сказал. — Я-то, мудрая? Хм. Ну, не знаю. Тебе, наверное, виднее. Винни. — Я скромно вздохнула и улыбнулась, погладив своего вампира по прохладной щеке. — Знаешь, я долго наблюдала, как твоё мировоззрение медленно меняется, как вера твоя гаснет, как сомнения всё больше захватывают твоё сознание, переворачивая восприятие. Тебя заставило это страдать. Мне бы не хотелось больше, чтобы ты так мучился. — Не стоит беспокоиться, милая моя. — Голос вампира был нежным и мелодичным, как и всегда, когда он утешал меня. — Я и правда изменился. С той самой минуты, как увидел тебя у Императорского Дракона, я сам сделал шаг навстречу своим изменениям. Впуская тебя в своё сердце, я сам позволил тебе навести порядок в моей душе. И сопротивлений не было. Лишь желание понять, что происходит и как с этим быть. Без тебя я бы не справился, я уверен. И погиб бы в попытках узнать правду хоть как-то. Или наблюдал бы падение Тёмного Братства. Окончательное и бесповоротное. Как бы я сейчас не относился к Ситису и Матери Ночи… Я провёл в этом обществе две трети своей жизни. Потому и не желаю ему гибели. Тем более, зная, что все головы чудовищ срублены. Пусть даже всё было подстроено самой Матерью Ночи, в конечном итоге, её манипуляции себя оправдали. Это показало мне суть Тёмного Братства до конца и окончательно дало повод отбросить эти губительные интересы. Тем не менее, я рад, что всё так сложилось. Моя некоторая обособленность от скорбных чувств по убиенным помогает мне не впадать в уныние от количества трупов на одного человека в этой комнате. И это позволяет мне рассуждать здраво. Можешь считать меня циничным, но, боюсь, мне не жаль никого из тех, кто был убит. Мной. Тобой. Матье или любым другим убийцей. Всё так, а не иначе. И эту главу своей жизни я, пожалуй, закрою, не стану к ней возвращаться. Незачем. — Согласна, — вздохнула я в ответ, — как не крути, ты прав. Жаль, не получается сделать вид, что ничего не было. — А этого и не нужно, — возразил Винсент, — всё было, и было не всё так плохо. В какой-то момент было и хорошо. Именно в Тёмном Братстве я нашёл какое-никакое ремесло на два века. Там же приумножил свои знания… Ну и, не буду лукавить, капитал. — Он прильнул ко мне, чуть прижав крепче. — Там я понял, что без тебя мне этот мир не мил. Понял, кого я так долго искал, и понял, что поиски увенчались успехом. — И для меня тоже. Я тебя люблю, Винни. — А я люблю тебя, Луна. Этот разговор дал мне понять, что со мной рядом есть человек, перед кем я могу быть собой всецело. Он примет меня любую, как я его приму. А наше тёмное прошлое, даже общее, останется только между нами и никого из нас не смутит. Осознавать это для меня было лучше всего. Это позволило мне более не раздумывать над правильностью или справедливостью случившегося, и понять, что надо двигаться дальше.