Третья Луна Тамриэля (часть вторая).

Белизариус Ариус ничего не говорил, лишь сверлил меня своим полным скуки взглядом. Я подошла ближе к нему, не отводя глаз, почему-то он больше всех вызывал у меня доверие, или же единственный, кто не внушал омерзения. Он был старше Люсьена, во всяком случае, по лицу мне так казалось, однако, после Матье, я не была уверена. Мужчина нарушил тишину внезапным неожиданным вопросом: «Мы убили предателя?» Возникло двоякое чувство от того вопроса: с одной стороны удивление, с другой — он казался закономерным. — А ты сомневаешься, — спросила я, изумлённо и настороженно поднимая брови, — вы ведь с таким усердием и наслаждением рвали на части бывшего брата, разве есть место сомнениям? — Место сомнениям всегда есть. — Белизариус сложил руки в карманы и задрал голову к небу. — Лето в этом году задержалось. Хотя, погода противная. Обманчивая. — Матье Беламон, — сказала я, отвлекая его от раздумий, — сколько ему лет? — Около двадцати пяти, — ответил Уведомитель, — точно не помню. — Так он… Мой ровесник, примерно. Почему же он тогда… — Выглядит, как скумозависимый? — Белизариус усмехнулся. — Есть такое. Я и правда думаю, что он употребляет. Не исключено, во всяком случае. А вообще, забавно, что Чёрная Рука так омолодилась. — Омолодилась? — Ну да. Когда-то Аркуэн считалась у нас самой молодой, потом явился Матье. Потом Банус. Теперь вот ты. — Ариус хрипло засмеялся. — Я один тут старик остался. Даже как-то не по себе. Надеюсь, меня в утиль не отправят за Лашансом. — Если вы убили предателя, — подметила я, — то тебе нечего бояться. — Тоже верно… — Тут он глянул на меня. — Близится полночь. Луны почти на нужном месте. Когда выходим? Я только хотела сказать, что пока не знаю, но тут же услышала голос Матери Ночи. Она была краткой, лишь сказав, куда мы должны явиться. Я озвучила услышанное сразу. Мать Ночи велела идти в Бравил, на площадь со статуей Счастливой Пожилой Леди. Белизариус, услышав это, учтиво кивнул и, не говоря лишнего, стал созывать Уведомителей на улицу. Тело несчастного Люсьена Лашанса осталось в подвале. Никто из Чёрной Руки не захотел его снимать, а я не стала заострять на этом внимания, чтобы не возникало вопросов. Собравшись всем скопом, мы чинно отправились в Бравил. Я шла пешком, рядом вышагивал Тенегрив, будто моя охрана. С другой стороны шёл Белизариус Ариус, остальные шли позади. Чёрная Рука скорбно молчала, что вызывало гнетущее чувство. Я, всё ещё думая об увиденном в подвале, размышляла о том, как я могла успеть: «Ещё утром он был у Деньира, а теперь… мертв. Почему Мать Ночи ничего не сказала? Но она явно хочет, чтобы Матье добрался до неё… Она не боится его. Это точно. Ничего он ей не сделает. А она лично хочет покарать его. Но… неужели жизнь её верного последователя того стоит? Или эта жизнь просто не имеет значения? Скорее всего, для неё это способ сделать так, как она хочет, пойти только ей одной ведомым путём. Что ж. Люсьен много сомнительного и ужасного сделал. Я не могу сказать, что он не заслужил кары… но не такой. И, как не крути, каким бы он не был отвратительным, он был верен Тёмному Братству до конца. Пускай даже и имел виды на власть, от которой не собирался отказываться ни в коем случае, для него не было других целей, кроме благополучия его, так называемой, семьи. Что ж, Матерь Ночи, надеюсь, эта жертва себя оправдает.» От трактира «Дурное Знамение» до Бравила идти было достаточно близко. Не минуло и трёх часов, как мы всем составом стояли прямо перед статуей Счастливой Пожилой Леди. Бравил среди ночи абсолютно вымирал. Даже стражи было раз-два и обчёлся, и то, только у городских ворот. Это было на руку шайке в чёрных балахонах. Стоя прямо перед образом женщины, я повторяла вслух всё, что велела мне произнести Мать Ночи: «Тёмная Мать, дети твои желают твоего слова. Пробудись ото сна и впусти нас, дабы мы могли предстать перед очами твоими.» Вдруг приятное лицо леди стало искажаться гримасой злобы и боли и стремительно стареть. Это было как в моём сне. Я сразу поняла: то, что произойдёт дальше, изменит всех, кто тут находится. Статуя исказилась, а платформа под ней сдвинулась, открывая лестницу, ведущую вниз, к каменной двери, похожей на ту же, что была в убежище. Я пошла вперёд к двери, Уведомители должны были идти за мной. Аркуэн отпихнула Белизариуса и пошла вперёд него, отставая от меня на пару шагов. Остальные выстроились вереницей. Дверь, издавая неприятные звуки, вдруг спросила тем же леденящим голосом: «Что блестит в ночи?» Я знала ответ на этот вопрос: «Клинок, брат мой.» Голос ответил: «Мать ждёт вас.» — и дверь с каменным гулом и скрежетом открылась, впуская нас в тёмные катакомбы. Каменный тоннель, конечно, не освещался, я шла, с виду уверенно, прямо во тьму, не показывая, что у меня сердце от переживаний сжимается. Вдруг, факела, и лампады, что были вдоль стен, сами вспыхнули, осветив дальнейший путь. Каменный коридор напомнил мне айлейдские коридоры, только без характерных колонн и арок, лишь светло-серые камни. Вдруг тоннель сменился некой криптой, которая заставила меня понервничать, внутри меня зашевелилась тревога, как только я разглядела в темноте углубления в стенах, в которых восседали, как мне показалось, люди. Приглядевшись, я поняла, что эти люди были мертвы, и довольно давно. Все они выглядели, как иссушенные мумии. Состояние воздуха в этом помещении было, судя по всему, подходящим, чтобы сохранить эти тела и не дать им рассыпаться. На каждом из трупов был чёрный балахон и капюшон, головы их были опущены так, будто они лишь уснули сидя. Казалось, они вот-вот сдвинутся с места. Проходя мимо них, я обратила внимание на множество пустых мест, которые чередовались с занятыми, и где, по задумке, скорее всего, также должны были присесть ещё такие же мумии в балахонах. Ещё заметила, что каждое такое сидение было сплетено из костей. Вся эта инсталляция недвусмысленно давала понять, что смысл в этом есть определённый, ритуальный. Уведомители шли за мной молча, никак не комментируя происходящее, разве что один раз Банус издал странный звук. Он шёл последним и, вероятно, даже не пытался скрыть своего страха, а мертвецы по лавкам его не слишком успокаивали. Наконец мы попали в главный склеп. Это было самое дальнее помещение, достаточно обширное, хорошо освещённое. Посередине стояла огромная статуя из чёрного камня, олицетворявшая, как я поняла, Отца Ужаса. Это был безликий бесформенный образ, напоминающий призрака. Из складок савана его проглядывалось множество рук, две из которых были вытянуты вперёд, над стоящим под ним, каменным алтарём. На нём композиция была куда более ужасающая, чем всё, что я видела до этого. Посередине лежало тело, на нём была надета какая-то ветошь, вероятно, когда-то бывшая белой сорочкой. Даже по виду иссушеной мумии можно было понять, что это женщина. Вокруг неё лежало пять таких же мумифицированных пещерной духотой тел, только маленьких, худеньких, с большими головами, детских. Все они были разного размера, похоже, разного возраста. Это напоминало мне мой сон, и я поняла, что всё это значит. Чтобы призвать Мать Ночи, я подошла к алтарю ближе, прочие уведомители предпочти остаться позади, за мной увязалась лишь Аркуэн, которой, судя по всему, было больше всех надо. Но и она не решилась подходить слишком близко, оставшись в паре шагов от меня. Я посмотрела на безликую статую, а потом и на мумию, тихо произнеся, как она же и подсказывала: «Мать Ночи, мы здесь, нам нужно твоё слово.» Над алтарём послышался голос, хорошо знакомый мне: «Вы посмели нарушить мой покой! Слышащий, говори, зачем вы здесь?» На сей раз речь Матери Ночи была услышана всеми. Уведомители, вставшие позади меня, как-то забеспокоились. Вдруг перед статуей, стоя прямо на собственных костях, объявилась лично Нечестивая Матрона, в том самом виде, в котором являлась мне, только не настоящая, не живая, а белая и прозрачная, точно туман. Возможно, в другой момент меня бы это удивило, и я изумилась бы вслух, тому, что вижу перед собой не живую женщину, а призрак. Но сейчас это было отнюдь не первое, что меня волновало. Смотря на Мать Ночи, которая сурово взирала на меня сверху вниз, я повторила то, о чём говорил мне Винсент: — Персты Чёрной Руки сгнили! Я объявляю Чёрную Руку низложенной, они не справились с поиском предателя! Настоящий предатель… — Что, — вдруг послышался за моей спиной возмущённый и растерянный возглас Аркуэн, — как это?! — Она подскочила и схватила меня за рукав сзади. — Ты что творишь?! Мы убили предателя! Мы пришли за советом к Матери… — Замолкни! — Гневный голос Матери Ночи прогремел в тихом помещении громовым гулом. — Глупое дитя! У тебя было право голоса! И что ты сделала? Ничего! Ты всё только усугубила! Не смей перебивать моего Слышащего! Твоя судьба теперь зависит от её слова! Назови имя, Слышащий! — Матье Беламон! Аркуэн чуть на месте не кончилась, а за нашими спинами мы услышали гневный возглас: «Мне надоел этот фарс! Смерть Матери Ночи! Смерть Тёмному Братству!» Уведомители славятся своей быстротой, рефлексами и точностью в убийстве. Матье Беламон не был исключением, иначе он не вступил бы в Чёрную Руку. Я воочию узрела эти умения. Всё произошло слишком быстро. Вынув из-за пояса Бануса Алора кинжал, Матье резко и чётко воткнул его прямо в горло данмеру. Тот умер на месте, не издав ни звука, и шмякнулся тяжёлым грузом на каменный пол. Белизариус Ариус, стоявший рядом, успел увернуться от замахов убийцы, но лишь один раз. Всего несколько мгновений и Уведомитель уже лежал с несколькими колотыми ранами в ногах у предателя. Первая попавшаяся мысль в моей голове: «Паралич!» Но не тут-то было. Не успев воспользоваться заклинанием, даже дёрнуться с места, я сама свалилась обездвиженная на пол. «Он меня парализовал, — думала я, видя, как Матье с безумной улыбкой смотрит на меня, — он сделал это быстрее, чем я сама сообразила… Чёрт… Это катастрофа.» Аркуэн решительно встала на пути у Матье, вынув свой кинжал, она уверенно возжелала расправиться с предателем, хотя и видела, что он сделал с двумя другими. — Матье, гнусный вероломный притворщик, — воскликнула эльфийка, — ты ответишь за все свои деяния! — Да-а, сестрица, ты тоже самое сказала Лашансу, когда он пытался донести до тебя, что не виновен! — Матье остановился и убрал кинжал, смотря на Аркуэн, его безумная улыбка становилась всё шире. — Как же будет приятно увидеть, как ты сдохнешь, тупая шлюха! Но я сам не стану тебя убивать. Руки марать не хочу об тебя, тварь. Я полюбуюсь на это со стороны. Беламон махнул рукой и в ту же секунду труп Бануса Алора встал со своего места и пошёл в сторону Аркуэн. Из собственной шеи он вынул свой же кинжал и, хлюпая горлом, беззвучно хрипя, данмер приближался, двигаясь слегка смято, но достаточно быстро. Завязалась драка, Аркуэн пыталась справиться с трупом своего же собрата. А я наблюдала за всем этим, не в силах вмешаться. С упоением наблюдая, как Аркуэн усердно пытается отбиться от зомби, который никак не умирал от обычных тычков ножом, Матье Беламон Вновь махнул руками, слегка напрягшись: «Восстаньте, братья, узрите падение вашей треклятой семьи!» Вдруг к склепу потянулись ожившие мумии в чёрных балахонах, что повставали со своих костяных кресел. На сотворённое заклинание, судя по всему, у Беламона ушло много сил, бледная кожа покраснела, на лбу вздулись вены, он стал выглядеть ещё хуже и более уставшим, но улыбка так и осталась на его лице. — Вот и всё, Ма-туш-ка, — сказал он с безумной усмешкой, приближаясь к алтарю, — от семьи твоей ничего не останется. Я, конечно, ожидал увидеть дряхлую старуху, а не ветхую гниль. И всё же, я, наконец встретил тебя! Видимо, я должен уничтожить ту рухлядь, что от тебя осталась, чтобы окончательно извести всё ваше мерзкое семейство! Жаль Филида этого не увидит, он выписал бы мне медаль! — Матье разразился громким, почти истерическим хохотом. — Ну что молчишь, мразь? Нечего сказать?! Мать и правда молчала, я не видела её лица, но, как ни странно, находясь с ней рядом, я стала чувствовать её эмоции. Ни гнев, ни страх, ни даже досады я не ощутила. Она была спокойна. К Матье она не испытывала ровным счётом никакой ненависти. Только жалость. Я не могла понять, что это значит. Вдруг я услышала возгласы знакомых мне голосов. В крипту ворвался Винсент в сопровождении Телиндрил и Гогрона. Матье, конечно такого не ожидал. — Вы должны были быть мертвы, — вопил он, — вы трупы, я убил вас! — Убил, ты? — Телиндрил посмеялась. — Ну да, конечно. Гогроша, ты слышал? Он нас убил. — Руки коротки, — буркнул орк, — и я пришёл их тебе оторвать и засунуть куда надо! — Я мёртв уже давно, — ответил Винсент, держа в руке клеймору, — меня таким не удивишь! А вот за Миру ты мне ответишь! Как и за других! — Не обольщайся, вампир, всё не так просто, как тебе кажется. — Махнув руками, Матье аж зарычал от натуги. — Незваным гостям соответствующее приветствие! Три дюжины ходячих мумий в чёрных мантиях тут же напали на новоприбывших, не давая пройти дальше в склеп. Толпа трупов в чёрном закрыла мне обзор, а Матье, наконец, обратил внимание и на меня. В голове у меня была лишь мысль о том, что сейчас он меня зарежет и я просто умру тут, не в силах ничего сделать. — Долгий паралич, правда, — заговорил со мной Матье, всё приближаясь, — я ведь знал, что ты это умеешь. Я долго искал альтернативное заклинание, лишь бы оно было стойким, чтобы как можно дольше продержать тебя в беспомощном состоянии. Как видишь, я такое нашёл. — Мне тоже этот фарс ни к чему, — послышался голос Матери Ночи, — он не желает убивать тебя так просто, он хочет вступить с тобой в бой. Желает самоутвердится. У меня нет никакого рвения наблюдать, как он глумиться надо мной, ожидая, когда ты сможешь двигаться. Встань, мой Слышащий. Встань и вступи в бой с предателем! Я ощутила, как тело моё стало мне подвластно. Неведомая сила подняла меня на ноги, и я смогла двигаться. Матье зря времени не терял, напал сразу. Увернуться от его ударов было непросто, но я смогла, успев также вынуть и кинжал. Мне главное было уследить за руками Матье, чтобы он не задел меня. Бануса и Белизариуса он застал врасплох, на Аркуэн просто натравил оживлённый труп, а вот со мной уже пришлось драться по-настоящему. Чувство, что возникло у меня в схватке с Матье Беламоном, отчасти напоминало то самое чувство, что было у меня всякий раз, когда я попадала в Обливион, где любое неловкое движение, и ты труп! Вдруг я заметила, как Матье пытается колдовать, но у него не выходит, от чего он занервничал и пропустил мой замах. Извилистый кинжал распорол чёрную ткань его балахона на плече, задев руку немного. Не самая сильная рана, на первый взгляд, однако, это уже помогло мне ещё больше выбить из колеи противника. — Ты потратил слишком много сил на оживление стольких трупов, Матье, — сказала я, — ты не сможешь больше парализовать меня. А вот я могу… — Не успеешь! Следующие несколько секунд я отбивалась от серии частых атак Матье, который от злости буквально обезумел и зачастил так, что я сама не могла атаковать, а только защищаться и уворачиваться. Но тут я ощутила, что моё тело наполняется большей силой, чем та, что была. Словно скорость моя и реакция возросли вдвое. И я знала, что это. Я ощутила помощь, в которой нуждалась, но о которой даже не просила. Мой разум приобрёл некую целостность, от чего двигаться стало намного проще и я наконец смогла перевести бой от защищающейся позиции к нападению. Матье стушевался и снова пропустил удар, который уже пришёлся по его рабочей руке. Он взвыл, выронив кинжал, хватаясь за рану на предплечье, и начал пытаться отскочить о меня в сторону. Но он не успел, я окатила его вслед молнией, от чего предатель, дёргаясь в конвульсиях, упал на пол, прямо перед Матерью Ночи. И тогда сама она спустилась к нему. От её касания он резко перестал дёргаться и замер. Замер так, будто заморожен, но при этом дышал и моргал, подавая признаки жизни. Мать Ночи обездвижила его и полностью себе подчинила. — Ну вот и ты на коленях, сын мой, — хладным голосом произнёс призрак, касаясь белой ладонью головы ослабленного мужчины, — вот и ты познал страх своих жертв. Шкура волка с овцы сдёрнута, зубы травоядного превратились в клыки. Сколько волчьей крови выпила эта овечка? Сколько душ ты отправил в Пустоту? — Лёгким движением руки она сняла с него капюшон. — Хватит, дитя моё. Твоя месть свершилась, и куда как раньше, чем твоя нога ступила на порог убежища. Сначала я надеялась, что ты сможешь найти успокоение в семье, что ты сможешь стать настоящим сыном Отца Ужаса. Но ты не видел того счастья, что я предложила тебе. Ты не ценил мой дар. Ты лишь хотел мстить дальше. Не вини в убийстве нож, дитя моё, особенно когда ты уже отрезал держащую его руку. У тебя был шанс начать новую жизнь, настоящую, но ты этим шансом пренебрёг. Ты осквернил семью, оскорбил Отца, разочаровал Мать. И за это ты понесёшь кару. Ты познаешь Ярость Ситиса, а мой Слышащий приведёт приговор в исполнение. — Мать Ночи посмотрела на меня. — Ну же, дочь моя, исполни волю Отца Ужаса. Клинок, что дарован был тебе для исполнения правосудия, Клинок Горя, что расправлялся с ненаказанными при помощи твоих рук, лезвие справедливости должно совершить свою последнюю казнь. Убей Матье, дитя моё, и наш уговор будет исполнен. Долго не думая, я подошла к Матье, который беспомощно смотрел на меня снизу вверх, держась за рану. Тёмные волосы были взъерошены и покрыты белыми ошмётками, точно снегом. На меня смотрели покрасневшие глаза, полные сожаления и скорби. — Я сделал ход, — сказал он то ли мне, то ли сам себе, — и проиграл. Когда я проиграл? Когда пропустил то, что ты не убила всех в своём убежище? Или, когда понял, что Лашанс слишком верен? Или, может, когда не убил тебя под Брумой?.. А, может, когда дал тебе попасть в семью… не придал значения этому… Я должен был понять… Должен был… — Тут он усмехнулся. — Как и ваша мерзкая мамаша должна была знать о моих намерениях! И она знала. Но не сказала. — Он перевёл взгляд на призрака и захихикал. — И кто тут предатель? — Да, — сказала Мать Ночи, — я знала всё о твоих намерениях с самого начала. Но мой Слышащий настолько часто пренебрегал моими советами, что я задумалась: а стоит ли мне беречь такого слышащего? Анголим вечно делал только то, что сам считал нужным. В конце концов я перестала с ним говорить. Лишь сообщала имена, которые он должен был знать. Моё безучастие он заметил далеко не сразу. А потом скрывал. Ты начал убивать, и только тогда Слышащий опомнился, но было уже поздно. Ты здесь только потому, что я позволила тебе это. Я хотела, чтобы ты пришёл ко мне. Я хотела, чтобы умерли все те, кто совершал ошибки! Я хотела, чтобы виновные ответили! Остаться должны были лишь самые стойкие и самые верные. А те, кто попал под раздачу, проявили силу и смелость, защищая семью. Они мои герои до скончания веков. Пустота станет им домом. А ты исчезнешь. Отец Ужаса будет последним, чей голос ты услышишь прежде, чем стать ничем. За свои ошибки отвечай, Матье, пришло время за них поплатиться. Слышащий, я жду. Я спокойно подошла ближе, он не сопротивлялся, не мог, но и не хотел. Я поднесла кинжал и перерезала ему горло. Что я почувствовала? Сама не до конца поняла. Скорее всего, облегчение. Как только тело предателя рухнуло на пол, истекая кровью, с моей души словно свалился камень, я как будто выполнила какой-то свой негласный долг. В момент смерти предателя все оживлённые трупы остановились. Бьющиеся с ними ассасины тоже замерли, всё ещё остерегаясь нападения зомби. Все мёртвые убийцы, что окружали живых, повернули головы в сторону Матери ночи, ожидая чего-то, и не двигались, замерли, как статуи. Тело несчастного Бануса Алора, с отрешённым взглядом, подошло к Матери, оставив израненную эльфийку на полу в дальнем углу. Мать Ночи раскрыла руки, как бы зовя его в свои объятия и он пришёл. Хрипя и хлюпая, он пришёл, и Мать обняла его. «Мой бедный сын, брат обидел тебя, брат заставил делать ужасные вещи. — Голос её был мягким и нежным, как у настоящей матери, успокаивающей своего ребёнка. — Я пожалею тебя. Больше ты не выполняешь приказов взбунтовавшегося брата. Он больше тебе не навредит. И не сделает плохо никому. Ты хорошо послужил мне, дитя моё, — прошептал призрак женщины мертвецу, — теперь ты должен занять своё место здесь. Иди, Банус Алор, со своими братьями и сёстрами. — Она обратилась ко всем мертвецам. — И все вы идите на свои места! Больше вас не потревожат.» Мертвецы всей гурьбой развернулись и неспешно направились на свои кресла. Даже те, кого живые сумели разрубить на куски, стали собираться в единое целое и уходить. За ними поплёлся и Банус, засовывая свой кинжал за пояс. Винсент настороженно проследил глазами за каждым, мимо проходящим зомби, которые уже не обращали на него, и на Телендрил с Гогроном, никакого внимания. Как только зомби удалились, Винсент заметил, что Белизариус ещё жив и кинулся к нему. Капюшон спал с чёрных зачёсанных волос имперца, делая его также менее грозным, как и Люсьена раньше. — Б-бра-ат, — с трудом прохрипел израненный мужчина, — ты здесь… П-почему-то я знал, что ещё тебя ув-увижу. — Тише, брат, не волнуйся, — успокаивал его Винсент, — я смогу тебя подлатать, всё с тобой будет в порядке. Только побереги силы, ты много крови потерял. — А я-то подозревал тебя… д-до последнего… Винсент Вальтиери… Думал, что как раз тебе, как р-распределителю… этих чёртовых контрактов… тебе это было бы удобно… и ты вампир… Ч-чёрт… — Тише. Не разговаривай. Нет, брат. Винсент Вальтиери мёртв. Распределителя контрактов из убежища в Чейдинхоле убил Душитель при Очищении. Я — не он. Я сводный человек, не имеющий ничего общего с Тёмным Братством. — Вот как. — Белизариус хрипло посмеялся. — А м-меня… Меня ты подозревал? — Отчасти. Как и всех. Но твоя помощь была мне нужна. Как и тебе моя сейчас. И я помогу. Только держись. Не откладывая лечение, Винсент стал пичкать несчастного своими отварами. Белизариус доверял вампиру и принял всё, что тот дал. Мать Ночи безразлично наблюдала за этим, а потом подошла к истекающей кровью, но всё ещё живой Аркуэн. — Белизариус уравновесил свою ошибку тем, что помогал страждущим справедливости братьям и сёстрам, — сказала Мать Ночи, обращаясь к эльфийке, — его верность никогда не подменялась жаждой власти. Ему даровано прощение и второй шанс. А ты, моя милая. — Призрак женщины приблизился к умирающей и коснулся её лба, снимая капюшон. — Тебя не волновал Ситис. Не волновала моя воля. Ты лишь лебезила перед Слышащим и потакала его своеволию. Нет тебе прощения, надменное дитя. Ты не заслужила Ярости Ситиса, но и не заслужила места среди моих детей со мной. Поэтому, ты оправишься в Пустоту, отбывать вечное наказание. И целиком обратишься в стыд и покаяние на веки вечные. Умри, дитя моё. Жизнь свою ты упустила и более её не достойна. Белая рука призрака высвободила светлые волосы Аркуэн, которые рассыпались по полу, пачкаясь в вытекшей крови. Дрожащая альтмерка издала ещё пару вздохов, прежде чем затихнуть навсегда. Её золотисто-зелёные глаза не закрылись, а просто потухли, излившись последними слезами. Мне было скорбно на это смотреть. Мать Ночи видела в этом исключительную справедливость. Я чувствовала это в ней, но сама не понимала такой радикальной справедливости. — Ты могла это сделать с самого начала, — произнесла я, смотря на призрак, — ты ведь могла сама убить Матье. Он ведь не навредил бы тебе. — Нет, конечно. — Она опустила веки и улыбнулась. — Но у меня есть ты для этого. Заметь, я неплохо воплотила в жизнь свой план и показала всем, что со мной нужно считаться. Я не просто говорящая статуя в переулке. Я — Матерь Ночи! Супруга Ситиса! И слово моё — значит больше, чем все ваши души, вместе взятые. Я не потерплю неуважения. Чёрная Рука перестала устраивать меня, а значит, её нужно было заменять. И я сделала это таким образом. Слышащий, ставящий под сомнение мой авторитет, а также ставящий власть выше долга — должен быть этой власти лишён. У Анголима был шанс опомниться, одуматься, обратиться ко мне с мольбой о прощении. Он не сделал этого. Я ценю смелость и решительность, но караю за своеволие. Когда Чёрная Рука составила приказ об Очищении от моего имени и без меня!.. Это была последняя капля. Я сделала то, что должна была. По сему объявляю предателя ликвидированным, его деятельность прерванной, а Тёмное Братство спасённым. Семья будет жить во имя моей любви. — Наверное, чего-то подобного я и ожидала, — сказала я разочарованно, — почему-то меня ни капли не удивил этот ответ. Ну конечно, довести всё до абсурда, а потом утверждать, что ты так и задумала… Во имя чего? Просто хаос ради хаоса? Или всё только ради устрашения и подчинения? Это безумие… Это, чёрт возьми, безумие! Ну о какой семьи может идти речь? Нет тут семьи. И не было никогда. Любовь… Да что ты о ней знаешь? — Ты рассуждаешь, как смертная, — посмеялась Мать Ночи, отходя к своему алтарю, — иначе и быть не может. Возможно, когда-нибудь ты сможешь понять, чем отличается моя справедливость от твоего милосердия. И чем отличается моя любовь от твоей. Сейчас ты просто не сможешь этого постичь. Это не плохо. Это нормально. Даже хорошо, если ты захочешь это постичь кгда-нибудь. Твой план, как и мой, тоже был исполнен, в точности. Ты пришла ко мне и назвала имя предателя, пока Чёрная Рука даже не догадывалась о подвохе. Ты можешь исполнить главное условие. Освободить себя от обязательств передо мной и перед Ситисом и покинуть семью добровольно. Или же нет… Ты можешь остаться Слышащим. — Она обернулась ко мне и посмотрела в глаза. — Мира, будь со мной! Я предлагаю такую силу, которой не было ни у одного Слышащего до тебя! У тебя есть такая мощь, которая может сравниться только с моей, если развить её! Я помогу тебе, я научу тебя всему. Ты будешь столь могущественна, что сможешь войти в историю Тёмного Братства, как любимая дочь Матери. Не будет в Тамриэле ассасина, который не узнает твоего имени! И ты будешь во главе семьи. Ты сможешь сделать её такой, какой считаешь нужным. Такой, какой она должна быть. Будь моей, Мира, и эта семья станет настоящей. Я смотрела на призрак данмерки, по лицу которой явно было видно, как она желала, чтобы я согласилась. «Она главный кукловод, — думала я, — что бы не произошло в Тёмном Братстве — это её рук дело. Она не карает и не поощряет. Она играется. Ей это нравится.» Я опустила взгляд и медленно помотала головой, говоря ей спокойно: — Я не хочу такой семьи. Я не хочу быть твоей. Я хочу быть свободной. Я пришла сюда только за Винсентом. С ним и уйду. Мы оба больше тебе не принадлежим. Отпусти нас. — Вот как. — Она разочарованно вздохнула. — Ты совершаешь большую ошибку, Мира. Возможно, ты пожалеешь. Но назад дороги не будет. — Отлично. Значит я тебя больше никогда не увижу, — я подняла глаза, — и не услышу. — А ты меня никогда не уважала. — Она засмеялась. — Меня так интриговала твоя самоуверенность. Но сейчас я вижу, что я бы с тобой не совладала. Хотя, может, ты не так сильна, как я думала. Или не так умна. Впрочем, не важно. Уже. Ты свой выбор сделала. Ты свободна. Как и твой вампир, утверждающий, что уже умер. Хитро. Но я не буду придираться к словам. Я вас отпускаю. — Мать протянула ко мне руку. — Можешь отдать мне Клинок Горя. Обещаю, он больше к тебе не вернётся. Он был отдан тебе лишь как орудие для палача. Палач выполнил свой долг. Орудие будет передано другому. Я со спокойной душой отдала в руки призрака этот, давно мною ненавистный, кинжал, с которым мне не жаль было расстаться. Не стала говорить ей ничего: ни слов благодарности, ни прощания. Только кивнула. Рядом были Телиндрил и Гогрон, которые подошли к алтарю, пока я говорила с Матерью Ночи. Телиндрил смотрела на её призрак и буквально трепетала от счастья лицезреть её воочию. Гогрон тоже был ошарашен не меньше, но всё же не так воодушевлён. Закончив со мной, Мать ночи посмотрела и на них. С немым вопросом она ждала от них обращения. Босмерка встала на колени и потянула орка за собой. — Нечестивая Матрона, — взмолилась эльфийка, — прими нас обратно! Мы смиренно просим тебя принять нас — детей твоих. — Ну конечно, — ответила Мать, улыбнувшись, — вы всегда были верными детьми. Вы достойны возвращения. — Призрак подошёл прямо к босмерке. — Встань, Телиндрил — мой новый Слышащий. Прими эту честь достойно. — Слышащий? — У Телиндрил коленки затряслись, когда она поднималась, она чуть не пищала, закрывая руками рот. — О, Ситис… О, Мать! Такая честь! — Эта справедливая награда за верность. — Мать протянула новому Слышащему оружие. — Клинок Горя я тоже отдам тебе. Ты будешь хранить его, как напоминание о том, что руки Матери могут не только жалеть, но и карать. Телиндрил дрожащими руками приняла кинжал из её рук и чуть не плача прижала к сердцу дар. Мать Ночи улыбалась. Заметно было, что она искренне радуется тому, что видит перед собой. — Ка бы все были так благодарны, — сказала она с улыбкой, — как ты, моё любимое дитя. — Тут она взглянула на Гогрона, который слегка растеряно переводил взгляд от Матери к Слышащему. — А что касается тебя, сын мой. Ты можешь занять своё место рядом с возлюбленной в Чёрной Руке. — В Чёрной Руке? — Орк ещё больше растерялся. — М-мать… Ночи… Я, эм, не гневайся, но Уведомителем быть не хочу. Пойми и прости. Я рождён убивать! А не в ботве капаться. Я бы с радостью остался простым убийцей. Если можно… Ну… Не сочти за… всякое бунтарство. — А я и не предлагала тебе место Уведомителя, — усмехнулась женщина, — я предлагаю тебе место Душителя. Ты будешь частью Чёрной Руки, но останешься убийцей, как и хотел. — Ну это другое дело, — заулыбался орк и встал на ноги, — вот это я понимаю, награда! Спасибо! Я буду верным… Ну как там… сыном… дитём… В общем, я не подведу. Телиндрил вдруг с криком: «Гогроша!» — кинулась обнимать и целовать своего орка. Я невольно улыбнулась, глядя на это. А Мать Ночи посмотрела на Белизариуса, которого Винсент поднял на ноги. — Служи верно, сын мой, — сказала она имперцу, — исполняй долг. Рука осталась беспалой. Твоя задача её восстановить. — Твоё слово — закон, матушка, — ответил, еле дыша, Уведомитель, — я был верен, верным и останусь. Твой приказ будет выполнен. Семья будет жить. — В таком случае, мне больше нечего здесь делать. Как и вам. Мать Ночи подошла к своему иссохшему телу, погладила по головкам каждую детскую мумию и растворилась в воздухе, словно дымка.

***

Я и Винсент шли по улице Бравила к гостинице. В Чейдинхол мы решили возвращаться следующим вечером. Я посмотрела на небо и увидела двойное полнолуние. — Винни, смотри, — я указала на небо, — сегодня две луны круглые! — Где? — Он смотрел на меня не отводя глаз. — Ну там, на небе. — Я посмотрела на него, наши взгляды встретились. — Вверху… — Есть только одна луна, — сказал он нежно, — которую я хочу видеть, — и взял меня за руку, — ты, Мира.