Третья Луна Тамриэля (часть вторая).

Несмотря на долгие дожди последнюю пару дней, эта ночь была ясная, луны хорошо виднелись и на небе не было ни облачка. На улицах Чейдинхола то и дело встречались лужи, не успевшие подсохнуть под не слишком тёплым осенним солнцем. Ветра не было, но воздух был свежим. Однако, даже всё это не давало мне отвлечься от переживаний. Винсент упомянул, что у него плохое предчувствие. Таковое было и у меня. Что твориться в убежище, мне и представлять не хотелось. Винсент же показывал абсолютное хладное спокойствие: «И как ему это удаётся, — думала я, — всегда быть таким?.. Хотя, почему я удивляюсь? Мне бы так.» Волнение внутри клокотало, от мыслей о том, что в убежище могу встретить Мари. Наконец мы прибыли. Та минута спуска по тайному входу длилась, по моим ощущениям, как будто целую вечность. Но, оказавшись в прихожей, я вдруг выдохнула. Вокруг никого не было, а рядом со мной был Винсент. От этих мыслей мне стало легче. Мы направились в сторону коридора, ведущего к кабинету распределителя контрактов. Тут дверь комнаты Очивы раскрылась и аргонианка выглянула из-за неё, вглядываясь выпученными глазами в коридор. — Мира, — сказала она, натянув улыбку, — рада, наконец, видеть тебя. — Женщина вышла и подошла ближе. — Не думала, что ты резко пропадёшь, хотя догадывалась, что ты отлёживаешься дома. Как ты себя чувствуешь? — Всё в порядке, — ответила я вежливо, — извини, мне нужен был… отдых. — Вижу и Винсент тебя поддерживает. — Очива растянула свою улыбку ещё шире. — Как хорошо, когда рядом друг. Я рада, что он не даёт тебе впадать в уныние. Надеюсь, господин Вальтиери и дальше будет рядом с тобой, чтобы в случае чего защитить. Улыбка Очивы была на столько откровенно бутофорская, что мне трудно было сдержать своего пренебрежения. Вдруг она взглянула на Винсента, и улыбка её резко исчезла, а вместо неё появилась опаска. Винсент строго смотрел на аргонианку, мне даже показалось, что глаза его слегка загорелись. — Не волнуйся, — учтиво сказал он, — обязательно буду. — Голос Винсента был холодным и отстранённым, что заметно пугало Очиву ещё больше. — Прошу извинить. Мне нужно выдать контракт ассасину и вернуться к прочей работе. Опешив, Очива сделала пол шага назад, смотря испугано на вампира, как кролик на удава. Приобняв за плечо, Винсент повёл меня дальше по коридору. Придя в комнату, он закрыл двери изнутри и словно выдохнул. — Последний тихий уголок в этой клоаке лицемерия, — пробормотал вампир, снимая плащ, — у меня от отвращения клыки ломит. — Только не говори, что не замечал этого раньше. — Замечал. Только не предавал значения. Винсент привычным жестом пригласил меня сесть за стол. Пока я усаживалась, он достал из своего секретера конверт и принёс его к столу. Ничего нового и ничего сложного. Контракт состоял в том, чтобы залезть в тюрьму Чейдинхола и убить, любым способом, сидевшего там головореза. Сделать это нужно было так, чтобы его смерть заметили, как можно позже. Задание мне показалось слишком простым, однако кто-то заплатил за это приличную сумму. Не могу сказать, что относилась к этому также, как раньше. Хоть часть меня и возмутилась узнанным мною обстоятельствам: «Его посадили за драку со стражником? А то, что он убил по меньшей мере троих людей, это что совсем не важно? Куда Индарис вообще смотрит? Хотя… Как же его высоко благородие будет интересоваться какими-то уличными драками. Ни расследования, ни дознания, ничего!.. Абсурд.» Но другая часть меня уже восприняла это не то, как рутину, не то и вовсе, как обузу. Не хотелось мне больше выполнять эти контракты. И Винсент это замечал. — Я понимаю, как сильно всё это претит тебе, Луна моя. — Он виновато вздохнул и отвёл взгляд в сторону. — Глубоко сожалею, что втянул тебя тогда в это. Понимаю, как сейчас всё это выглядит. Я обвиняю других в притворстве, а сам не лучше. И тебя заставляю притворяться. Замкнутый круг. — Заставляешь? — Я усмехнулась. — Брось, Винни. Я сама это делаю. Мы оба понимаем на что идём. Оба делаем это по своим разумениям. Ради того, чтобы оба мы смогли освободиться. — Верно, Луна. — Он грустно улыбнулся. — Тогда… ты можешь приступать к работе хоть сейчас. Прошу, в убежище не задерживайся и старайся ни с кем не разговаривать. Полагаю, ты за ночь сможешь обернуться? — Думаю, да. Никуда ведь ехать не нужно. — Отлично. Тогда я тоже уйду. Нужно кое-что проверить. — Винсент обеспокоенно взял меня за руку. — Мира, если меня ещё тут не будет, подожди меня в моём кабинете. Я дам тебе запасной ключ. Хорошо? — Хорошо, но чего ты так переживаешь? — Я посмотрела Винсенту в глаза, мягко сжимая его холодную руку. — Всё со мной будет в порядке. — Да, — согласился он, — ты права, я знаю, так и будет. Я поднялась из-за стола, подошла к Винсенту и обняла его, прижав к своей груди, глядя по голове. Он обнял меня в ответ, но вдруг засмеялся. — Мне, конечно, безмерно нравятся твои объятия, — сказал Винсент с усмешкой, — но сейчас не стоит задерживаться и… отвлекаться. — Отвлекаться, — удивилась я, — на что? — Вот продержишь меня так ещё минуту, и я точно не захочу тебя отпускать. — Это ещё почему, — засмеялась я, — неужели так приятно? — Мне всегда были приятны твои… — Он заострил внимание на моей груди, лукаво улыбаясь. — Объятия… Они слишком… манящие. — Ну и кто ещё отвлекается? — Я с укоризной глянула на хитреца, в улыбке которого виднелись клыки. На это он ничего не ответил, а только нагло усадил меня к себе на колени и стал целовать. «Ну вот тебе, пожалуйста, — подумала я, — такие мы серьёзные, о деле думаем.» Но я поддалась, так как сама его отпускать не хотела. Во-первых потому, что было, конечно, приятно, а во-вторых, потому, что лишь одна мысль о том, что мне нужно выйти за пределы этого уголка безопасности — комнаты Винсента — меня пугала и настораживала. Я старалась не думать об этом, а поцелуи Винсента меня отвлекали. Но самые приятные моменты, они и самые короткие. Разойтись и выйти из кабинета нам всё же пришлось. Винсент отдал мне свой запасной ключ, вышел из убежища вместе со мной, отправив меня к замку Чейдинхола. А сам направился прочь из города, и я отчасти догадывалась куда. Контракт оказался и впрямь несложным. Пробраться в тюрьму было проще простого, невидимость всегда мне в этом отлично помогала. Осталось подумать, как убить заключённого таким образом, чтобы смерть заметили не сразу. «Люсьен дал мне свой яд, — вспомнила я, — надо бы протестировать.» У решётки камеры стояла тарелка с хлебом и стакан воды. Я капнула яда в воду и для убедительности капнула яд на кусок хлеба. Заключённый валялся на шконке, но не спал. Через несколько минут я услышала ворчание: «И жрать охота, и не охота жрать это говно. Опять хлеб принесли чёрствый. Меня вроде как посадили на год, а кормят, как смертника. Какого хера они пытаются заморить меня голодом?! Ублюдки.» Раздражённо вздохнув, сиделец всё же поднялся с койки и подошёл к тарелке с хлебом. «Реально с голоду сдохну, — продолжал он ворчать, — если не сожру хоть что-нибудь… хоть бы крысы пробегали… Но нет же. Они их всех потравили!» Усевшись перед решёткой на пол, мужчина начал есть. Под невидимостью я сидела рядом и, притихнув, наблюдала за тем, что будет. Перед моими глазами предстал рослый имперец в драных портках, он весь был в шрамах, глаз выколот, половина зубов отсутствовала. Он не был похож на военного, скорее уж на головореза или дорожного разбойника. Съев хлеб и выпив воды, заключённый, похоже, в принципе не понял, что в еде могло что-то быть. Судя по выражению его лица, есть было на столько отвратительно, что уже не имело значение, влиял ли яд на вкус еды. Дальше он продолжил валяться на шконке, но уже через несколько минут я стала наблюдать те же симптомы, что были у Матильды Петит, а также у Нелса Порочного, когда я отравила их яблоками. «Похоже, это и правда тот самый яд, — подумала я, наблюдая, как имперец начинает пыхтеть, — сейчас у него участилось дыхание, скорее всего он чувствует головную боль, а после этого он умрёт.» Так и случилось. Пыхтения прекратились, а тело скатилось со шконки на пол, лицом вниз. «Ну какого чёрта?! — Я недовольно стала вскрывать замок. — Обязательно надо было сдохнуть так? Почему нельзя остаться на кровати?» Делать было нечего. Я залезла в камеру и, с большим трудом, подняла тушу мёртвого смердящего заключённого обратно на шконку. Отвернув его лицом к стене, я придала ему позу спящего, чтобы никто со стороны не заметил, что он мёртв. «Если не догадаются его разбудить, — рассудила я, — то труп заметят только тогда, когда он начнёт вонять… Хотя бы сильнее, чем сейчас.» С этими мыслями я закрыла обратно замок, а потом ускользнула из темниц. Управилась я и правда всего за несколько часов. До рассвета было ещё долго, а осенние ночи заметно стали длиннее, так что я была уверена — Винсент ещё не успел вернуться. Решила сделать так, как он и просил: вернуться в убежище и спокойно ждать его в его же комнате. Но у меня хоть раз, хоть что-то пошло по плану? Вот и в этот раз нет. Придя в убежище, я столкнулась с М’Радж-Даром. Он был очень угрюм, гораздо больше, чем обычно, но увидев меня, заволновался, глаза его забегали, словно он боялся встретиться со мной взглядом. — Привет, Мира, — нервно сказал он, стараясь говорить доброжелательно, а получалось скорее взволнованно, — рад тебе, сестра. — Что ж, взаимно, — отозвалась я, — ты чего-то хотел? — Услышал от Очивы историю про Мари и… Очень сочувствую. — Мари посочувствуй. — Его слова не казались мне искренними, а потому из меня вырывался сарказм. — Это её Уведомитель чуть на куски не порвал, а я всего лишь увернулась от стрелы, пущенной мне в горло той, кого я называла сестрой. — Я понимаю, — сказал кот, опустив взгляд и уши, — это и правда очень нехорошо… — Нехорошо? Хах! Действительно. В угол Мари уже поставили? Сладкого лишили? Надеюсь, потом она будет хорошо себя вести. — Мне понятна твоя обида, сестра, но ты не думала, что Антуанетта Мари в твоё отсутствие могла осознать свою ошибку? Всё-таки ты спасла её… заступилась перед Уведомителем, за что она, на самом деле, очень благодарна тебе. — Неужели? — Меня уже начало раздражать это. — Что-то я не заметила благодарности от неё, когда я пыталась говорить с ней. Да я даже за стрелу была готова её простить! Но она с самого начала относилась ко мне, как к врагу! — Ты же знаешь, что это вовсе не так. — М’Радж-Дар взглянул на меня своими кошачьими жалобными глазками. — Она сама это сказала! — Она сказала это со зла. Ты ведь помнишь, как она чувствовала себя… её душили… — Правда? Ой, а я не знала. У меня только один вопрос к тебе, брат, тебе-то это откуда знать? — Я говорил с Мари, когда вернулся в убежище, — пояснил он, — тебя не было, все на нервах, я долго не мог понять, что происходит. Но, поговорив с Очивой, я всё выяснил. Мне тоже было неприятно, правда. Но я решился поговорить и с Мари. Поверь, она очень раскаивается. — Что же она сама ко мне не подойдёт, — недоверчиво фыркнула я, — если она в таком раскаянии? — Она боится. — М’Радж-Дар грустно вздохнул. — Поросила меня поговорить с тобой. — Что? Ты серьёзно? — Я недоумённо усмехнулась. — С каких пор ты вообще ей сочувствуешь? Ты её не выносил! Ты вообще должен быть первым, кто бы обвинял её, разве нет? — С чего ты это взяла? — Кот обижено надулся. — Вовсе нет. Ну, вернее, я, конечно, её недолюбливал за навязчивость… К-хм… Но ведь… Ну тут такая ситуация, я просто проникся к девочке сочувствием и… — Чего ты от меня хочешь? — Чтобы ты поговорила с ней. Абсурдность сей ситуации обескураживала. Я возмущённо всплеснула руками и нервно хохотнула. «То есть, она решила теперь ещё и М’Радж-Дара в это впутать, — негодуя думала я, — вот это наглость. Нет, ну это и впрямь выглядит странно и нелепо.» — Я не стану говорить с ней, — прикрикнула я, — Мари пыталась убить меня! Неужеи это тебе не о чём не говорит?! — Она понимает, что ты ей больше не доверяешь, — уверял М’Радж-Дар, — поэтому она не просит тебя говорить с ней наедине. Мари знала, что её ты и слушать не станешь, от того и попросила меня… — То есть ты хочешь сказать, что при тебе Антуанетта Мари уж точно не станет пытаться навредить мне? — Я сердито упёрла руки в бока. — А то, что она напала на меня при Уведомителе и хозяйке убежища, тебя вообще не смущает?! — Ну не станет же она пытаться зарезать тебя после всего произошедшего?! — Каджит не знал уже как аргументировать и просто начал нервничать. — Что тебе стоит поговорить с ней? — Чего стоит? Жизни, может? — Мира, — М’Радж-Дар выдохнул и попытался стать мягче, — Мари не предлагает говорить с ней наедине. И даже не в присутствии одного меня. В общежитии сейчас сидит Телиндрил. Она не разговаривает с Мари, как и другие, но о тебе волнуется. Антуанетту я приведу туда. И ты просто послушаешь то, что она очень хочет сказать тебе. Пожа-алуста, сестра, — протянул каджит жалобно, — прошу тебя, прояви снисхождение. Ради Матери Ночи, ради Отца Ужаса. Пожалуйста. — Сомневаюсь, что Отцу Ужаса есть дело до ссор ассасинов, — проворчала я, — чёрт с тобой. Пойду в общежитие, но отнюдь не обещаю, что извинения Мари, если она собирается извиняться, хоть что-то изменят. — Хотя бы просто выслушай. — Выслушаю… Я была на зле и мне очень не хотелось даже видеть Антуанетту Мари, но присутствие Телиндрил меня слегка успокоило. «Жаль нет Гогрона, — подумала я, входя в общежитие, — так мне было бы ещё спокойнее. А вообще хотелось бы, чтобы Винсент был тут. Ну не ходить же ему со мной за ручку…» Телиндрил, увидев меня, заулыбалась, хотя взгляд её был тревожный. Подскочив из-за стола, она подбежала ко мне и обняла. Объятия эти также добавили мне чуть больше спокойствия. Почему-то именно от Телиндрил я не ощущала никакого подвоха. От её одежды пахло пирогом и маслом для кожаной брони, запах этот, почему-то, внушал приятную ассоциацию. — Тебя несколько дней не было, сестра, — сказала она, поглаживая меня по спине, — я надеялась, что с тобой всё хорошо. Ты была с Винсентом? — Да, — кивнула я, — вернее, он был со мной. — Чудно, — Телиндрил выдохнула и взгляд её стал менее испуганным, — надеюсь, ты себя хорошо чувствуешь? — Я в порядке, сестра, не волнуйся. — Сдержано улыбнувшись ей в ответ, я прошла к столу. — А где Гогрон? — Контракт выполняет, — Телиндрил хмыкнула, садясь напротив меня, — где ж ещё? Она, было хотела ещё что-то сказать, но мы услышали скрип двери и шаги двух людей. В столовую пришла Антуанетта Мари в сопровождении М’Радж-Дара. Телиндрил демонстративно цокнула и закатила глаза, пытаясь далее делать вид, что девушки нет в комнате. Каджит скромно уселся на лавку со стороны босмерки, сама же Мари села рядом со мной. Не близко, на дистанции. Я не хотела её видеть и смотреть на неё не желала, при этом молчала, даже не собираясь начинать разговор первой. — Ну так что, сёстры, — сказал несмело М’Радж-Дар, — можете поговорить. — О чём им разговаривать, не пойму, брат, — недовольно отозвалась Телиндрил, — я вообще не понимаю, почему она всё ещё здесь? Она Догмат нарушила! — Не нарушила, — возразил каджит, — почти… За это и получила наказание. Неужели провинившийся человек не может раскаяться? — Провинившийся?! — Телиндрил вознегодовала и глянула на кота. — Она не дитя, что уронила крынку с молоком! Она совершила предательство! Вероломство! Покушение! Мы все тёмные братья и сёстры и обязаны чтить друг друга! А она что сделала?! — Женщина громко хлопнула по столу ладонью. — Да я родному отцу за такое предательство не простила! А это… — Уведомитель её помиловал… — Только благодаря Мире! — Но ведь… — Не надо, М’Радж-Дар, — тихо прервала его Мари, — она права. Всё так и есть. Я совершила ужасную вещь и благодарю Ситиса, что никто не пострадал из-за меня. У Телиндрил есть полное право меня за это винить… — Полное право?! — Босмерка не прекращала ругаться. — Спасибо, сестра, что даёшь мне такое право! Так благородно с твоей стороны! — Сестра, — сказала я, беря эльфийку за руку, — не горячись. Не трать эмоции понапрасну. Пускай говорит то, что хотела сказать. — Ты слишком добрая, сестра, — выдохнула Телиндрил, — но это тебе решать. Пускай говорит, раз так надо, давайте послушаем. — Спасибо, — также тихо сказала Мари, — я понимаю… Всё понимаю… Я сказала тебе тогда очень многое… Ты, наверняка, помнишь. — Помню-помню. Говори уже прямо, чего хотела? — Объясниться. — По голосу я слышала, что она чуть не плакала, но меня это нисколько не трогало. — Знаю, ты спасла меня. Я правда благодарю тебя за это… Только твоими стараниями я жива до сих пор. Я не хотела, чтобы так вышло… — О да, так не хотела, что буквально поджидала меня со стрелой. — Не тебя, Мира… я… — О нет! — Я не смотрела на неё, но моё терпение было на исходе. — Если ты будешь пытаться убедить меня в том, что ты всё-таки стреляла в Люсьена, то ты только хуже себе сделаешь! — Ты права… Я просто… ревновала… — Мари всхлипнула. — Я боялась, что ты займёшь моё место рядом с ним… Он мог меня бросить, я бы пережила это. Но, чтобы он меня заменил, я не могла этого принять… — Если ты пришла поныть, ничего из этого не выйдет. — Её слова меня нисколько не интересовали. — Пойми, Мира, — жалобно просила Антуанетта, — какими бы не были мои мотивы в ту минуту, я правда не знаю, что нашло на меня, это было наваждение, ошибка! Как бы я не думала в тот момент, что бы не наговорила, это всё очень большая ошибка! Я потом только поняла, что натворила! — Ты заранее продумывала это нападение, — сказала я, злясь от её нытья, — ты даже не попыталась скрыться или спрятаться, ты нарочно и демонстративно пыталась убить меня! — Да! Да! Так и есть! — Мари продолжала стенать и стала натурально плакать. — Но я действовала в состоянии помутнённого рассудка! Я клянусь! — Ты не убедительна, Мари. Отвечая ей сухо и холодно, я повернула голову в её сторону. Страдальческое круглое лицо краснело, как помидор, глаза были затёртые и зарёванные. В руке под столешницей она что-то держала, но я не сразу поняла, что именно. Вдруг, неожиданно для меня и всех прочих, рядом оказался Винсент. Буквально появился из воздуха. Схватив Антуанетту за руку, из-под столешницы он достал яблоко, которое девушка сжимала в руке. Вид этого яблока мне, как и Винсенту, был весьма знаком. Не осознав ещё, что произошло, я изумлённо смотрела на происходящее. В глазах Мари же появился ужас, она задрожала, смотря на лицо вампира, глаза которого жутко засветились красным, хоть лицо и было спокойным — На яблочки потянуло, сестра? — Голос Винсента стал металлически холодным и низким. — Я знаю этот сорт. Он не вкусный. — Винсент… — в панике лепетала Мари, — это просто… просто яблоко… я клянусь… — Просто яблоко? — Винсент медленно покачал головой. — Не думаю. Где же ты взяла это «просто яблоко», Антуанетта? Украла у Уведомителя? Я правильно понимаю? — Нет… нет это просто яблоко… — Может, тогда съешь? Если это просто яблоко. — Я?.. Н-н-не-ет… н-не хочу… Н-не надо… — Значит яблоко всё-таки отравлено? — Нет… — Не смей мне врать! — Повысив голос, Винсент не изменился в лице, лишь глаза его стали так ярко гореть, что страшно стало и мне. — Яблоко отравлено? — Да!.. — Где ты его взяла? — Оно моё! У Антуанетты от страха побелело лицо, при этом по щекам ручьями катились слёзы. Какой ужас она испытывала, смотря прямо в глаза разгневанному вампиру, никто из прочих, сидящих в комнате, не представлял. — Значит, ты не только убийца, ты ещё и вор, при этом лгунья. — Винсент отобрал яблоко у девушки и отпустил её руку. — Лашанс дилетант. Однако ловкий и хитрый. Такие яблоки делает только он. Ты просто украла у Уведомителя это яблоко, ведь он не мог дать его тебе. Я прав? — Да… — Казалось, от страха у неё сейчас остановится сердце. — Вот и выяснили. Встань! Мари послушно встала, дрожа, как осенний лист. Винсент смотрел ей в глаза, возвращая в руку отобранное яблоко, после чего заговорил очень тихо: — Сейчас ты это яблоко съешь… — Нет! — Антуанетта зарыдала и с криками упала на колени. — Пожалуйста, не надо! — Почему не надо? Ты ведь хотела подсунуть его Мире. Это второе покушение. Снова предательство. — Я не хочу… Не хочу… Не надо… — Не хочешь? Чего? Умирать? А Мира, по-твоему, умирать хочет? По каким-то твоим подлым соображениям, она почему-то достойна смерти. Чем ты жизнь заслужила? Я была столь шокирована происходящим, что не сразу опомнилась. Мне ни капли не было жаль Антуанетту, ведь она снова попыталась провернуть убийство. Но саму ситуацию нужно было как-то выруливать. Мне вовсе не хотелось, чтобы Винсент хоть как-то был причастен к её убийству.