Только для его глаз

      Шесть лет назад       Это была самая обычная миссия под прикрытием в Италии, и сценарий, собственно говоря, отработанный: внедриться в сеть и собрать всю необходимую информацию для ее ликвидации в дальнейшем. И Кроули облажался.       Впрочем, по меркам МИ6, он все сделал как надо: сумел втереться в доверие и нарыть достаточно компромата. Только вот для достижения цели ему пришлось сблизиться с дочерью одного из членов этой организации, и теперь, по его вине, она была мертва. Вся проблема заключалась в том, что Кроули старался не допускать сопутствующего ущерба – по крайней мере, с тех пор, как присоединился к МИ6, – а это означало, что, по его собственным меркам, он все-таки конкретно облажался.       Выполнив это задание, агент сразу же покинул Рим, но не вернулся для отчета в Лондон. Вместо этого он избавился от своего телефона после третьего звонка Азирафеля, добрался до Матеры и основательно напился.       Так он обычно и поступал, когда все начинало выходить из-под контроля.       Кроули был превосходным шпионом – опытным, эффективным и всегда готовым к выполнению любой поставленной задачи. Не секрет, что МИ6 считала его одним из своих лучших инструментов, но он ведь не какой-то гребаный бездушный робот. За все эти годы службы агент точно заработал себе несколько выходных, и решил, что сейчас самое время ими воспользоваться. А нравится это кому-то или нет, ему было глубоко плевать – пускай все они катятся к черту, и он сам в том числе.       Правда, была одна беда в этих самых выходных днях, которая заключалась как раз-таки в предоставлении уймы свободного времени, что всегда неизбежно приводило к бесконечным размышлениям и самокопанию, плавно перетекающим в пережевывание последствий каждого принятого решения в жизни. И времяпровождение это, надо сказать, было слишком не из приятных, особенно когда спать по какой-то причине становилось невозможно.       Отсюда-то и алкоголь.       Сейчас же Кроули сидел за столиком скромного кафе, скрывшись в тени раскидистого дерева. На носу у него были солнцезащитные очки, на щеках пробивалась рыжая щетина, а на лице в целом – застывшая хмурая гримаса.       Время только подбиралось к полудню, а сам он уже пил третий мартини подряд, когда справа от него очень знакомый голос заказал стакан газированной воды с долькой лимона, причем на безупречном итальянском, и агент буквально замер от неожиданности. Спустя мгновение интендант положил свою бежевую шляпу Борсалино на маленький столик между ними и занял место напротив, но Кроули так и остался сидеть неподвижно.       – Как ты меня нашел? – он не сводил глаз с прохожих, ощущая на себе прожигающий взгляд Азирафеля.       – Я читал твое досье, забыл?       Кроули фыркнул и сделал глоток мартини.       Азирафель был умен, но главное – он знал его, наверное, лучше, чем кто-либо другой: для него не составило бы труда вспомнить родину его матери, ее жизненный путь и сложить два плюс два.       – И... я беспокоился о тебе, – тихо добавил интендант.       Кроули наконец повернул голову и посмотрел на мужчину, сидящего напротив. По его грозным глазам и морщинкам на ангельском лице было понятно, что тот говорит правду: Азирафель действительно приехал сюда не для того, чтобы отчитывать, он приехал, потому что искренне волновался за него.       Это всколыхнуло какое-то чувство, давным-давно глубоко запрятанное внутри Кроули. У агента как-то вылетело из головы, что на этом богом забытом свете все еще существует кто-то, кому есть до него дело.       В горле предательски перехватило, но он все же сумел сохранить видимость спокойствия и небрежно махнул рукой:       – Ты зря переживал, ангел. Я просто решил немного отдохнуть, вкусить la dolce vita, понимаешь?       На лице Азирафеля отразилось страдальческое выражение.       – Я же не идиот, Кроули. Можешь не притворяться, когда мы наедине. Мне казалось, ты это уже понял.       Наедине.       Кроули промолчал, не в состоянии что-либо отвечать, и подавил комок в горле очередным глотком алкоголя.       Они все чаще и чаще стали проводить время вместе, особенно после того, как Азирафель дал ему ключи от своей квартиры (условие «только в случае крайней необходимости» было благополучно забыто ими обоими в пользу многочисленных вечеров, проведенных на уютном диване в компании Джеймса и обсуждений мироустройства). Но даже в такие моменты Кроули временами продолжал играть роль максимально учтивого, непроницаемого шпиона.       Давно уже следовало догадаться, что интендант видит его насквозь.       Официант принес Азирафелю его напиток, и между ними повисла гнетущая тишина. Оба наблюдали за людьми, проживающими свою простую жизнь, как будто смерть была для них чем-то далеким – не повседневной проблемой, и прислушивались к полуденному звону колокольни неподалеку.              – Если бы я передал тебе информацию раньше, она бы осталась жива, – наконец произнес Кроули.       Азирафель ответил не сразу. Когда он заговорил, его голос был предельно осторожным:       – В этом нет твоей вины, Кроули. Ее жизнь была под угрозой еще до того, как ты... вступил с ней в контакт. Именно поэтому мы ее и выбрали.       – Знаю, но я не смог ее защитить.       – Она сама сделала свой выбор.       Кроули снова замолчал. Интересно, сколько раз Азирафель репетировал эту свою речь. Конечно же, он был прав – вечно он был прав, чтоб его. В этой работе порой приходилось подвергать других людей опасности, просто не было другого выбора. Кроули это понимал, но ненавидел. В такие дни ему хотелось все бросить к чертям, отыскать тихое местечко в каком-нибудь забытом уголке мира и чтобы о нем забыли. Забыться самому.       Азирафель медленно отпил из своего стакана, и его голос стал тише – почти перешел на шепот, когда через мгновение он спросил:       – Ты... ты любил ее?       Кроули даже не догадывался, с чего вдруг вообще взялся этот вопрос, но он тщательно обдумал его, прежде чем дать честный ответ:       – Я не знаю.       Она была ему дорога, в этом он точно не сомневался. Но он не знал, любил ли ее, да и вообще, любил ли кого-нибудь когда-нибудь по-настоящему. Он даже не был уверен, способен ли на это и имеет ли смысл пытаться, учитывая, какой была его жизнь, есть и, вероятно, будет всегда.       Краем глаза он заметил, как рука интенданта чуть двинулась по столу в его сторону, затем дрогнула и исчезла под ним.       Азирафель прочистил горло.       – Не торопись никуда. Бери столько времени, сколько тебе нужно, – сказал он. – Шедвелл поймет, я уверен. А если нет, что ж... мы с мисс Поттс заставим его понять.       Кроули снова взглянул на него. Азирафель теперь вертел в руках свою шляпу, опустив глаза. Он казался таким печальным, таким потерянным, как будто сам напортачил. Кроули захотелось дотянуться до него, хотя бы попытаться утешить, но не решился.       Затем интендант встал, оставляя на столе достаточно денег, чтобы оплатить напитки, и агент почувствовал, как внутри что-то оборвалось.       – Ты уходишь?       Он не планировал, чтобы это прозвучало так отчаянно, но, по сути, так оно и было. Последние несколько дней ему казалось, что он хочет, чтобы его оставили в покое, но теперь, когда интендант оказался рядом, понял, как сильно ошибался.       Кроули совсем не хотел, чтобы Азирафель уходил. Он хотел, чтобы тот остался здесь, остался с ним. Хотел сохранить подольше это ощущение тепла. Наверное, ужасно эгоистично с его стороны, но он действительно чувствовал себя паршиво, и действительно нуждался в этом.       Интендант оглянулся на него, в его голубых глазах плескалась грусть.       – Ну да. Я ведь просто... – он отвел взгляд и принялся снова крутить в руках шляпу. – Я же не...       Кроули сдвинул солнцезащитные очки на макушку, демонстрируя темные круги под глазами и открытый взгляд. Он обнажил себя перед интендантом, позволяя увидеть все это.       – Азирафель, – начал он, – раз уж ты проделал такой путь, может, останешься? Всего на пару дней, а затем уже вместе вернемся домой.       Вместе вернемся домой.       Азирафель широко распахнул глаза и мгновение внимательно вглядывался в его лицо; к его привычной настороженности добавилось что-то новое, очень похожее на надежду.       – Впрочем, а почему бы и нет? – он снова сел, и на его губах появился намек на улыбку. – Я и сам уже давненько не позволял себе пару дней отдыха.       В ответ на это Кроули тоже улыбнулся, впервые за несколько дней. Он почувствовал, как исходящее от интенданта тепло проникает в него самого, приятной, облегчающей волной распространяясь по телу. Агент снова опустил очки на нос и поднял бокал.       – Тогда договорились. Salute, angelo.       Азирафель последовал его примеру, протягивая свой стакан.       – Salute, mio caro.

***

      Они действительно пробыли в Матере буквально пару дней, в основном посвятив это время прогулкам по городу, обедам в маленьких ресторанчиках и дегустации местных вин. Их разговоры касались не только работы, но и общих интересов, того, что приносит им удовольствие в жизни, по негласному соглашению стараясь не затрагивать самых сложных тем.       Все это было легко и приятно, что Кроули почти забыл, почему они вообще оказались вместе в Италии.       Но однажды вечером, после пары бокалов и одного содержательного вопроса, эта самая причина настигла его, и впервые Кроули рассыпался перед Азирафелем.

***

      Они устроились на шезлонгах, любуясь звездным небом с террасы гостиничного номера Кроули, когда Азирафель с совершенно невинным видом спросил:       – А ты когда-нибудь задумывался, как бы сложилась твоя жизнь, если бы ты не стал шпионом?       Кроули напрягся всем телом. Слова Шедвелла, сказанные в мрачной тюремной комнате для свиданий в день, когда тот пришел завербовать его, навсегда отпечатались в памяти.       – Я стараюсь не думать об этом, – коротко ответил он, залпом допивая остатки вина.       – Почему?       – Почему? – он подтянулся на край шезлонга, чувствуя, как злость, будто узел из колючей проволоки, начинает скручиваться внутри. – Потому что я такой и есть, Азирафель, в этом вся моя суть. Я лгу, мошенничаю, ворую и рискую жизнями других людей. Не будь я шпионом, был бы преступником, как и раньше.       Азирафель повернул голову и посмотрел на него; его голубые глаза были такими же ясными, как и окутывающая их ночь.       – Прости меня, мой дорогой, – сказал он, – но я вынужден с тобой не согласиться.       – О, да неужели?       – Да, именно, – он тоже сел, повернувшись к нему лицом. – Пускай ты лжешь, мошенничаешь, воруешь и рискуешь жизнями других людей, но так поступают многие в этом мире, а это ведь даже не часть их работы. Ты же не просто так это делаешь, Кроули, твоим действиям есть оправдание.       – И какое же?       – Ты защищаешь свою страну. Защищаешь ее граждан.       Кроули хмыкнул. За эти годы он уже понял, что интендант обладал такой верой в их дело, какой ему самому порой не доставало. Правда, он никогда не озвучивал свои сомнения – слишком боялся, что окончательно сдастся, если начнет.       – Это не делает меня лучше остальных.       – Как и не делает хуже, – Азирафель отставил бокал с вином и сцепил руки в замок перед собой. – Кроме того, тот, кто когда-то работал на Ад, не имеет ничего общего с человеком, с которым я работаю сейчас, которого я успел узнать за последние четыре года.       – Чушь.       Узел в груди Кроули разрастался, постепенно заполняя собой все пространство внутри. Агент встал с шезлонга и принялся мерить шагами террасу. Азирафель же по-прежнему не отрывал от него своего пронизывающего взгляда.       – Это вовсе не чушь, – твердым голосом ответил он, – это правда. Ты ведь такой умный, Кроули, такой находчивый, наблюдательный, обаятельный и, к тому же, имеешь при себе столько талантов. Ты мог бы проявить свои способности где угодно.       – Да что ты? А что, если бы я, например, захотел заняться садоводством? Или астрономией увлекся бы? Или вообще, может, сразу бы подался в актеры?              – О, я бы определенно заплатил, чтобы на это посмотреть.       – Завязывай.       Кроули влетел обратно в свой номер. Давно уже он так не злился, особенно в присутствии другого человека. Справляться с этим было гораздо проще в одиночестве – топить все, пока не забудется.       Услышав за спиной тихие шаги, он резко обернулся.       – Объясни, Азирафель, почему ты все время такой?       Азирафель, похоже, совершенно не впечатлился его вспышкой гнева. Он стоял, закатав рукава и скрестив руки на груди, спокойный и невозмутимый, как истинный ангел-хранитель. И гораздо увереннее в себе, чем тот человек, с которым Кроули познакомился четыре года назад.       – Какой? – спросил он.       И гнев Кроули наконец вырвался наружу.       – Такой... я не знаю, добрый! – крикнул он, всплеснув от досады руками. – Почему ты всегда так чертовски добр ко мне? После всего, что я сделал! Тебе, ей, всему этому проклятому миру!       – Потому что ты заслуживаешь доброты, Энтони Кроули! – выкрикнул в ответ Азирафель, удивив этим их обоих. – И если я единственный, кто это видит, что ж, пусть будет так!       Его слова ударили словно пощечина, и Кроули, измученный и пьяный, поглощенный чувством вины и ненавистью к самому себе, не в силах больше держаться, опустился на пол.       Словно прорвало плотину, очень старую, но почему-то жизненно важную, и он ничего не мог сделать, чтобы остановить поток, хлынувший наружу.       Секундой позже он почувствовал, как две сильные руки обхватили его, и прижался к груди Азирафеля, крепко вцепившись в ткань его рубашки на спине.       – Я все правильно делаю, Азирафель?       Ему не нужно было уточнять, не нужно было озвучивать нелепость своей работы или даже всей своей жизни – интендант понимал его, как никто другой.       Рука мягко опустилась ему на затылок.       – Думаю, да, – ответил Азирафель.       Кроули поежился, не открывая глаз, когда слова, которые он годами копил в себе, сорвались с губ:       – Я стараюсь держать людей на расстоянии, Азирафель. Правда стараюсь. Ради их же блага. И ради своего тоже. Но иногда это... это так... одиноко.       Азирафель крепче прижал его к себе.       – Но ты не один, Кроули, – прошептал он. – У тебя есть я. Мы друзья, и ты всегда можешь на меня положиться. Всегда.       Кроули уткнулся лицом ему в шею и глубоко вздохнул.       Друзья.       Так вот кем они были?       У Кроули никогда не было такого друга, как Азирафель. Кого-то, кто мог терпеть его выходки, временами отплачивать тем же и ставить на место. Кого-то, кто знал его настоящего и не пытался сбежать. А самое главное: кого-то, кому не все равно.       От осознания этого мысли затянулись еще большим туманом, превращаясь в одно сплошное размытое пятно, и Кроули уже был не в состоянии трезво рассуждать, поэтому перестал даже пытаться.       Азирафель не отпускал его, пока он не успокоился, пока тугой узел в груди не развязался и не исчез. Затем он наклонился и прошептал ему на ухо:       – Мне лучше вернуться к себе, а тебе – попробовать немного поспать.       Агент отстранился и наконец-то взглянул на лицо своего интенданта – его глаза блестели влагой, а щеки раскраснелись, что все равно не мешало ему ободряюще улыбаться. Кроули снова захотелось, чтобы он остался, но Азирафель в который раз оказался прав: у него действительно был недостаток сна. А еще границы, которые не следовало пересекать.       – Да, ладно, – он снова сделал глубокий вздох и провел руками по мокрому лицу.       Азирафель кивнул на это, помог ему подняться и улечься в постель.       После чего интендант выключил свет и пожелал ему спокойной ночи, и Кроули накрыло странное чувство дежавю.

***

      Кроули всю ночь пролежал в своей постели, так и не сомкнув глаз, снова и снова прокручивая в голове события прошедшего вечера, обдумывая собственные гнев и отчаяние, которые так резко контрастировали со спокойствием и непоколебимостью Азирафеля, с его утешительными словами и неожиданными объятиями.       Агент всегда знал, что может доверить интенданту свое тело, что Азирафель обеспечит его всем необходимым для защиты на миссиях и присмотрит за ним в поле. Теперь же он знал, что может доверить ему кое-что куда более важное.       И это то, чего он не испытывал уже много лет; что-то, с чем он не до конца понимал, как справиться.       Когда же ему наконец-то удалось заснуть, за окном номера уже раздавалось пение птиц, воодушевленных началом нового, многообещающего дня.       Во сне две сильные руки нежно обнимали его, а тихий голос повторял на ухо: «Но ты не один, Кроули».       У тебя есть я.