Её муж

Голова идёт кругом, стены и пол куда-то плывут, а неестественно жёлтый свет болезненно ковыряет глаза. Хочется пошевелить конечностями, но тело, налитое свинцом, слишком тяжёлое, будто не мое, отказывается реагировать на посылаемые импульсы. Сколько времени я здесь нахожусь? И вообще, где это, «здесь»? Хочу произнести хотя бы слово, но вместо этого с пересохших треснутых губ срывается полустон… — Не шевелись, малышка, — перед лицом сверкнуло что-то, — давай сначала поиграем? Это «что-то» теперь охлаждает горящую кожу на груди. А после я вижу лицо, обрамленное красными спадающими прядями. Аш… Он хищно улыбается, а я так и не могу понять, это сон или какая-то извращённая галлюцинация. Преодолевая жгучую боль в горле, все же нахожу в себе силы сказать: — Где я? — вдохнуть полной грудью не выходит, легкие будто царапает песок. — Малыш, не напрягайся, тебе ещё понадобятся силы, — он прислоняет нож к моей щеке. — Аш, что ты… — я пытаюсь дышать маленькими дозами. — Что ты делаешь? — Мне нравятся женские шеи… — Ты говорил — спины… — Шеи, спины… знаешь, вообще люблю женские тела. Чувствую, как он ведёт ножом по коже рядом с пульсирующей в агонии артерией, ощущаю, как нечто горячее стекает вниз к груди, куда Аш продолжает вести кончиком злосчастного лезвия. Задыхаюсь в панике, когда вижу его безумные глаза. Я не сплю, точно нет. Но и не могу сказать, что нахожусь в сознании. Слишком нереальные его прикосновения, какие-то сюрреалистичные жесты и этот нож… он, точно режет им, ведёт по коже, я краем глаза вижу кровь, но не чувствую боли, только отдаленное приглушённое покалывание, которое обычно люди испытывают, если долго сидят на одном месте без движения. — Зачем… — единственное, что успевает вырваться, прежде чем Аш хватает меня за щеки и прислоняет к своему лицу. Он говорит мне в открытый от его сжатия рот, наполняя воздух вокруг запахом крепкого алкоголя, смешанным с мятной жвачкой. — Твой дружок, Россо, слишком много болтает. И не нужно только говорить, что ты понятия не имеешь, о чем речь. Ненавижу, когда мне врут. Все вокруг плывет какими-то кругами, пляшет черными точками, заставляя разум сомневаться. Я пытаюсь себя ущипнуть, но чувствую не боль, а странную щекотящую пульсацию. — Аш… Пожалуйста… Что ты хочешь? — Мне нужно, чтобы ты все рассказала. Все схемы, все, что знаешь… И, в идеале, подписала пару бумаг. — Ты идиот, — чувствую, как злость придает силы, — я не знаю никаких схем. Я вообще, кх-кх, — кашель раздирает гортань, — только недавно узнала о том, кто и чем занимается… Да и то, не до конца. Аш снова хватает меня за щеки, всматривается своими расширенными зрачками в мои и истерично смеётся. — Кошечка, сначала я хотел дать коктейль правды только тебе, но потом решил, что тоже хочу кайфануть. Теперь у меня одно желание: сделать тебе улыбку Джокера, если не перестанешь врать! Пощёчина отрезвила на секунду, жаром расходясь по коже, пока Аш продолжал вызывающе вертеть в руке нож. Я туго соображаю, что происходит, и зачем он вообще меня здесь держит, пока мозг цепляется за обрывки фраз. Договор, деньги, лимиты… Гнев отступил, позволяя сознанию растекаться от обилия препаратов, что он в меня влил… или вколол? — Я не понимаю… ничего не понимаю… — Сука! Аш трясет меня, пока я теряюсь в поглощающей темноте. Она захватывает разум, показывая, словно фильм, последние воспоминания.

Утро перед церемонией

Проснувшись, я все никак не могла оторвать взгляд от его идеального лица. Кто-то скажет: альбинизм - это генетическая болезнь, как можно ею восхищаться? Я же поспорю. В его случае — это идеальная изюминка, которая придает Амену практически божественный статус. Большой, сильный, красивый… Можно было бы вполне его описать сошедшим с Олимпа богом, но даже там не было таких — у каждого свой изъян, а у Амена их нет, он идеален. Поглазев ещё немного на него, я прижалась ближе и провалилась в дрёму, согреваясь в больших родных объятиях. Не помню точно, что мне снилось, только могу сказать о своих ощущениях — было плохо, было страшно и неприятно. Будто тягучий липкий ужас растекался по венам, вытесняя насыщенную кислородом кровь, проникал в мозг и расходился там смолой по нейронным связям. Проснулась резко, выпрыгивая из неопределенного кошмара, как из болота. Вытерев глаза и разодрав до красноты лицо, пришла в себя и обернулась на пустую кровать. Амен уже ушел, но не было ощущения брошенности, просто я понимала, что есть долг, есть дела… А есть Я. И мы, так уж вышло, находимся на разных чашах одних весов, по имени Амен. И ему теперь приходится балансировать, чтобы уберечь все то, что важно. Сначала мне до боли было обидно, что он безоговорочно не выбрал меня, не предложил укатить в закат — так было бы проще. Но мы живём свою жизнь не в сказках о единорогах, поэтому придется искать выход из сложившейся ситуации. Только теперь этот выход мы будем искать вместе. Я все ещё очень против его вида деятельности, но, с другой стороны, он хотя бы не убивает людей… Надеюсь, что не убивал никогда. Нежась в кровати, я ещё раз покрутила в руке кольцо, разглядывая нереальные переливы камней в ярких лучах, пронизывающих комнату, словно иглы. Не люблю большие громоздкие украшения, обычно говорящие, что у их обладательницы нет вкуса, раз она надевает все, чтобы просто показать «дорого-богато». Но здесь я вижу нечто другое: многолетнюю историю и очень трепетный подтекст, значение которого согревает душу так же сильно, как и пуховое одеяло мое бесстыдно обнаженное тело. Я надела кольцо на указательный палец, чтобы понять, на сколько размеров оно велико. Конечно, носить подобные украшения в обычной жизни - моветон, оно, скорее, для шкатулки, в которой будут лежать дорогие сердцу ценные вещи. Но сейчас мне бы хотелось выйти и показать всем напыщенным индюкам, что приехали из Италии поглазеть на жену Амена, что настоящая его женщина — Я! Стук в дверь отвлек от мечтаний, но совершенно не напугал. Уверена, Амен вернулся, чтобы обговорить свои планы. — Входите, — я достала ногу из-под одеяла, оголив ее полностью до талии, и откинулась на подушку, закрыв глаза. — Я думаю, вам лучше прикрыться, милая леди, — низкий хрипловатый голос прошёлся по коже наждачкой, заставив ее вспыхнуть от неожиданности. Я дернулась, натягивая спешно одеяло по горло, и непонимающе глазела на вошедшего мужчину в возрасте. Идеально сшитый темно-зеленый бархатный костюм отдавал мягким блеском, показывая статус и желание выделиться. — А вы… — голос дрогнул, вероятнее всего, это дядя Амена… — Ох, простите мои манеры. Саамон, — приторный тон и напускная вежливость вызывали лёгкую тошноту, но я держалась стойко. — А зачем вы сюда пришли? — Искал племянника… — Но его комната не здесь… — моя растерянность явно играла против меня же, но сделать твердую речь не получалось от непонимания странной ситуации. — Верно, милая… И вот знаешь, даже хорошо, что его тут сейчас нет. У нас есть то, о чем с тобой поговорить наедине, — его улыбка только губами пугала, в глазах читалась сила и власть, которой он обладал. — Я понимаю, мой племянник хорош собой, и ты вполне могла влюбиться или надумать чего-то лишнего в отношении него. Но он всё-таки сегодня станет мужем твоей матери, соответственно, твоим отчимом. Будет лучше, если вы перестанете сношаться, как полоумные. Тем более, когда вас вот так слышит весь дом. Каждое его слово просто дробило землю под ногами, толкая меня все ближе к пропасти. — Но с чего вы взяли… — Не нужно, не оскорбляй мое сознание ложью. Я знаю, что вы всю ночь здесь предавались утехам. И вот это, — он беспардонно подобрался ближе, взял мою руку, на пальце которой висело кольцо, снял его и положил в карман, — я заберу. Это, все-таки, семейная реликвия, которая должна быть у мужа и жены, а не у шл… подружек на ночь, — он направился к двери. — Не нужно совершать глупости, мы ведь не хотим испортить все? Саамон бесшумно вышел, оставив меня в абсолютном оцепенении где-то на дне растоптанного чувства собственного достоинства. Каждое его слово было выверено, чтобы причинить как можно больше мучений, но не убить. Мне кажется, именно так обучают профессионально пытать людей. Для меня за эти несколько минут разговора Саамон стал личным палачом, сдирающим заживо кожу, оголяя нервные окончания, чтобы ударить больнее. Чтобы я запомнила, что ему точно не нужно переходить дорогу. Первым делом решила написать об этом Амену. Без подробностей, просто проинформировать, что его дядя в курсе, и он этим недоволен. Возможно, я спровоцирую конфликт, но молчать не хочу, мы и так потеряли драгоценные дни и часы, которые могли быть вместе, если бы сразу рассказывали правду друг другу. Но моё короткое сообщение осталось без ответа. Такого необходимого, вселяющего уверенность, что я не шлюха на ночь…

***

Ливий нашел меня совсем не желающую выходить к лицемерно добродушной толпе, лежащую на кровати и продолжающую сверлить взглядом гаджет. — Да может телефон положил куда-нибудь, не видел смс. Давай собирайся, там уже все началось. Мой милый друг как всегда пытался взбодрить и успокоить. — Надевай, — он протягивает вчерашнее красное платье, — и спускаемся вниз. Ливий вышел, а я нехотя натянула на себя самую красивую вещь из всех, что были у меня. Но внешний вид совсем не радовал, ведь ассоциировалось сейчас оно не с Аменом, а с Ашем. Я быстро нарисовала стрелки и подвела губы вишнёвым карандашом, им же заштриховала внутреннюю часть. Хайлайтер на скулы, и считай, что не плакала. Почти. Мы вышли, когда церемония была в самом разгаре, а потому идти перед всеми к первому ряду, где должны сидеть ближайшие родственники, я не хотела. Скромно сев в самом конце, стала наблюдать, как Амен говорит клятву, неотрывно глядя мне в глаза, но продолжая держать мать за руки. Какое-то странное извращённое мазохистское влечение. Мне было больно, мне было обидно, но я продолжала идти в этом направлении… Как там говорят? «Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус?». Эта тупая мышь — я. Иначе объяснить мое поведение не могу. Раньше любила наблюдать издалека за церемониями: счастливая пара, искренние признания, нежность и любовь, царящие вокруг. Все это наполняло грудь надеждой, что когда-нибудь я почувствую на себе весь этот ворох чувств… Но все мои мечты разбились об айсберг его непроницаемых глаз и фразу в тот злосчастный вечер: «Девушка, вы не боитесь, что на вас так кто-нибудь нападет? Или вас украдут?». И теперь мне приходилось наблюдать за мерзкой показушной картиной, резонирующей в черепе. Неужели и те свадьбы, которые я видела, тоже были тупым фасадом, за которым скрывали насквозь прогнивший дом, построенный из долга, денег и предателств? Каждая новая мысль накатывала все сильнее, вызывая неподдельную тошноту. Ну хоть что-то в этом грёбаном белом доме с золотыми вензелями настоящее — мое отвращение. На секунду закрыла глаза, прерывая контакт с Аменом. Глубоко вдыхая смешавшиеся запахи дорогих духов и лицемерия . Тело все ещё ломало после вчерашнего, ноги становились все тяжелее, слабость все сильнее. Периодически злость пыталась меня взбодрить, но длилось это недолго. Ливий взял с меня обещание, что я все происходящее буду пропускать мимо ушей. Что не стану изгаляться над нервной системой… И так было, пока Амен не засосал мою мать. Продолжая смотреть на меня. Что он хотел этим сказать? Что представляет меня? Или что смеётся над моей наивностью? Я схватила Ливия за руку, мысленно считая до десяти, а после увидела, как в кармане брюк Амена что-то сверкнуло… это был телефон. Грёбаный телефон, на который сейчас пришло уведомление. Он его не оставил, не потерял, не разбил. Все это время он видел в верхней части экрана сообщения от меня и не реагировал. Я встала, развернулась и пошла в дом. Обслуга говорила, что там готовят банкет, но мне было абсолютно наплевать. На нем я присутствовать не собиралась. Как ни странно, плакать совсем не хотелось. Всё внутри горело и желало сделать ему так же больно. Просто потому, что я больше не хотела терпеть это в одиночестве. Назойливая обида клевала мозг, выедая по кусочкам приятные моменты, проведенные вместе с Аменом… Не верю, что кольцо и его слова были фальшью. Не верю. Но и игнорировать сегодняшнее поведение не могу. Может, он просто решил, что долг перед семьёй, перед собой выше и важнее меня? Тогда все сходится… тогда, пожалуй, мне не нужно стоять на пути и маячить своим красным платьем, как тряпкой перед быком. Нужно просто отпустить. Телефон стал активно вибрировать, заглушая музыку снаружи противными звуками долбанной капли. Уверенная, что это мой новоиспеченный отчим, взяла телефон, готовя в голове язвительную речь. Но почти сразу обломалась, когда увидела на экране «Аш😈». Смайлик улыбающегося дьявола заиграл другими красками после всего случившегося. В тонне смс он умолял простить его и встретиться для того, чтобы смог извиниться лично и объяснить свое поведение. Проигнорировав крики разума, я вызвала такси и поехала по адресу в кафе, что указал он… Очень хотелось переодеться, но в этом доме я могла позаимствовать одежду только у матери… Эту идею я срубила на корню, проанализировав иронично, что мы теперь можем не только одеждой делиться, но и долбанным мужиком. Мерзость. Ливий догнал меня возле комнаты: — Эва, не воспринимай… — Серьезно, Лив? Скажи, если бы ты сейчас Наташу свою увидел целующуюся с другим мужиком, ты бы что сделал? Естественно, понимая, что это ее долг: засунуть свой язык другому в пасть! — Во-первых, она бы не стала. Во-вторых… не знаю. Не скажу, что мне было бы абсолютно все равно, но убиваться бы я не стал. — Интересно у вас, мужчин, все устроено… — Поехали куда-нибудь прогуляемся? Здесь красивая набережная… Понимаю старания друга. Искренне понимаю, но не готова сейчас внимать его оптимистичным речам и делать вид, что тот меня успокоил. — Давай я сама? — кладу руку ему на бицепс, слегка сжимая. — Мне нужно проветрить мозги. Хочешь — зайди в мою комнату, чтобы тебя не донимал Амен расспросами, где я и что я. — Хорошо. Только скажи, где ты будешь, — его медовые глаза улыбались так же открыто, как и пухлые губы. Ну вот скажите, что я за дура такая? Отшивала его столько лет, выстраивала преграду френдзоны. Ведь он был бы идеальным парнем, мужем. Красивый, умный, весёлый… Что мне, идиотке, ещё нужно было в этой жизни? Окинув ещё раз взглядом белую, почти больничную комнату, я попрощалась с Ливием и, взяв ключи от его тачки, поехала по адресу, указанному Ашем. Я была практически уверена, что он расскажет мне все о мире, в который мне придется погрузиться. Я припарковалась возле красивого кафе в экостиле. Много дерева, бежевых, оливковых тонов, а зелёная растительность, несмотря на холодное время года, дарила ощущение тепла и уюта. Улыбнувшись, поймала себя на мысли, что хотелось бы сейчас здесь оказаться вместе с Аменом, сидеть, как милая парочка, укутанными мягкими пледами на лавочке-качеле и пить глинтвейн. Встряхнув головой, нахмурилась. Твою ж. Не так-то просто вычеркнуть из головы этого мудака?! Телефон издал звук, и на экране я увидела сообщение: Аш😈: «Улыбаешься встрече со мной? Проходи на задний двор, столик с видом на озеро на двоих наш» Меня слегка передёрнуло. С каждым шагом, приближаясь к заднему двору, я все больше поддавалась панике. Ну кто я, если не дура? Первым делом появилось желание быстро развернуться и сесть в машину, но он меня уже увидел и махал рукой, улыбаясь во все тридцать два. Я быстро отправила геолокацию Ливию, чтобы знал, где нахожусь. А потом в отложенную отправку написала смс: «Ты только не кричи. Я с Ашем. Он просил встречи, чтобы извиниться». Поставила таймер на два часа. Думаю, нам нужно будет как раз плюс-минус столько времени, чтобы раскрыть все карты. Сегодня Аш одет приятнее, как будто решил соответствовать заведению: песочное пальто поверх молочного пуловера. Ему идёт выглядеть адекватным. Наученная горьким опытом, я извинилась и сказала, что сама себе закажу то, что выберу, и буду пить и есть исключительно те блюда, что принесет официант…

Настоящее время

Открываю глаза и вижу все ту же вонючую сырую комнату. Сознание будто играет со мной, подбрасывая образы какого-то красного демона из преисподней. Как, блин… Как это снова произошло? Я ведь не отходила от стола, ела только то, что приносил персонал… Выдыхаю. Пытаюсь подняться, но тело слишком вялое, непослушное, расслабленно валяется на каком-то пошарпанном диване. Боже, ощущение, что здесь кто-то сдох… — О, детка, ты проснулась. Тебе не кажется, что нам нужно взбодриться? То, что ты нихера не знаешь, удручает, конечно… Но пока ты была в отключке, я понял, что могу поиметь с твоей гребаной семейки, — он протягивает мне бутылку с водой. — Пей, это просто вода, она даже запакована. Неуверенно беру Evian, верчу, прищуриваясь. Вроде действительно не вскрыта. После замечаю на себе какую-то странную белую кофту, на ногах спортивные штаны. Сердце решает, что пробить дыру в ребрах - сейчас самая удачная идея, комната сужается, а потолок придавливает сверху, лишая остатка кислорода. «Что он со мной сделал?!» До этого момента я пыталась держаться, но сейчас слезы взяли на себя управление эмоциями, обжигая кожу на щеках. Опускаю руку к паху, пытаясь понять ощущения. Боли или чего-то неприятного нет. Но может быть это эффект от того, чем Аш меня накачал? — Что… — глубокие вдохи не успокаивают, а голова начинает кружиться ещё больше. — Что ты сделал со мной? — Ничего, — Аш моргает с таким видом, будто смотрит на умалишённую. — Кто меня переодел? Вместо ответа я слышу лающий смех. — Детка, вот это интересная деталь. Ты сама, вообще-то, — он играет бровью и медленно подходит, наклоняется. Я готова выплюнуть сердце от нахлынувшего волнения. Я не помню, НИЧЕГО не помню. Опираясь на локти, продолжаю бегать глазами по старой пропахшей сыростью комнате. Куда угодно готова смотреть, лишь бы не в глаза этому психу, мотивы которого до сих пор мне не ясны. Напряжение в теле скручивает мышцы в судорогах, отравляя болью каждую клеточку. Видимо мой организм так реагирует на наркотики… — И знаешь, что самое главное? — тон его звучит, как предсмертный набат, заставляя вжать голову в плечи. — Ты хотела, чтобы я тебя взял прямо здесь, ластилась, как самая последняя шлюха, хотела отсосать… — он смакует каждое слово, которое сейчас является гвоздем, плотно входящим в крышку гроба для моего самоуважения. — Но я не дал… — Нет. Ты врешь. Ты врешь. Я не могла… — пульс закладывает уши, погружая меня под толщу воды, в которой я захлебываюсь собственными страхами. Я не могла так поступить. Даже злясь на Амена, я бы не подпустила к себе никого. Падаю назад, свет начинает мерцать. На потолке черные пятна от окурков пляшут калейдоскопом, превращая действительность в абсурдную киноленту. — Что ты мне дал? — голос мой звучит скрипуче, пугая неизвестной тональностью. — Что со мной… Сжимаясь до черной точки, я отъезжаю в какую-то невесомость. — Милая, мне нужно, чтобы ты подписала пару бумаг, — он поднимает меня, усаживая перед столом. — А ещё ответила на несколько вопросов, — вижу, как передо мной, на банковской карте появляется тонкая полоска порошка. — Ну и в идеале, если я все правильно рассчитал, не вспомнила ничего. Тело непонятной субстанцией растекается в пространстве, слезы просто бесконтрольно текут, заполняя приоткрытой рот. — Ну а теперь! — он хлопает в ладоши, пока тело трясется от резко появившегося озноба. — Теперь, как я и говорил, пора взбодриться! Он подносит карту с кокаином к носу, я пытаюсь сопротивляться, вяло мотыляя головой из стороны в сторону. Аш хватает меня за горло, сдавливает до боли, смотрит мне в глаза, отпускает. Пока я кряхчу, проводя ладонями в тех же местах, он отворачивается. А после… Резко накрывает одной рукой рот, а вторую подносит к носу с порошком. Как бы я ни пыталась, все же вдыхаю наркотик. Лёгкое онемение носа сменяется раздирающей болью, а после эйфория волной проходит по телу. Я подписываю бумаги, пытаясь сфокусироваться, но вычленяю лишь отдельные слова из документов. Недвижимость, счета… и последний, который увидела, — форма для подачи заявления на брак? Или это просто похожая? Мысли путаются, отвлекаясь на расспросы, что между мной и Аменом. Сама того не понимая, отвечаю обо всем, как есть, правду. Аш собирает все документы в какую-то папку, а потом отходит в сторону. Оттягиваю волосы у корня, чтобы избавиться хоть на миг от ощущения ползающих под кожей червей. Они изводят, щекочут и съедают плоть одновременно. Это всё нереально, хочется собрать все силы в кулак, чтобы перестать поддаваться эмоциям, но пока я могу только наблюдать, как на лезвии ножа, что лежит на столе, засыхают капли крови. Тянусь к нему, словно преодолеваю перевал, пальцы нащупывают рукоять, а на лице расползается улыбка, пока мозг рисует образ Аша, истекающего кровью на полу. Слух, словно в фильме, становится острее, я кожей ощущаю, что он подходит сзади. Рывок! Аш, находясь в более адекватном состоянии, выбивает оружие из моих рук, оглушая звоном металла о пол. Он хватает меня за волосы и тащит в середину комнаты, валит на пол лицом вниз. Острая боль пронзает голову, пока я вижу, как алые капельки красиво искрятся в свете тухлой лампы. А после темнота…

Амен

тем же утром, перед церемонией

После утреннего смс от Эвы я понял, что действовал максимально опрометчиво. Трахать будущую падчерицу явно не самое лучшее качество человека, желающего взять бразды правления в семье. Я принял решение расстаться с ней. Для окружающих это должна была быть драма в двух актах, где главный герой принимает условия бизнеса, а героиня бросает его. Просить Эву подыграть не было возможным, да и в ее актерских способностях я не был уверен, а потому решил, что искренняя эмоция — ревность — лучший помощник в этом маленьком спектакле. Увидев, как Эва спешно покинула церемонию, я сразу же стал смотреть на реакцию Саамона, Митча, мистера Льюиса и остальных приближенных. Большинство даже не заметили ее ухода: Митч приподнял бровь и повернулся ко мне и Лоуренс, а Саамон самодовольно ухмыльнулся и кивнул, глядя мне в глаза. Когда все кончится: мы с ней поговорим, обсудим все, и она поймет, почему мое поведение было таким жестоким. Просто сейчас необходимо обыграть тех, кто эту игру затеял. Взявшись за ручку двери в техническую кухню, я услышал голоса: Лоуренс на повышенных тонах о чем-то разговаривала с мистером Льюисом. Последний меня очень интересовал. Я в жизни не поверю, что какой-то рядовой юрист имел бы безосновательно такую важность, что его приглашали бы на разные мероприятия, с ним бы советовались верхушки семей и самое главное — слишком тщательно оберегали от общения со мной, когда тот приезжал к нам в Италию. Я приоткрыл бесшумно дверь и заглянул в образовавшуюся щель: Джон Льюис и Лоуренс стояли за перегородкой, отвернувшись от выхода, продолжая спорить. Тихо вошел, прижался спиной к стене и стал слушать. — Ты с ума сошла? Раскачивать лодку, когда все пришли более-менее к какому-то согласию? — любопытно, она умеет вывести из себя любого. — Джон, мне плевать на вашу лодку. Я слишком долго ждала, жила как нищенка. Не позволю о себя ноги вытирать, ясно? — То, что ты жила так — полностью твоя вина. Нужно было соглашаться с условиями и быть хорошей матерью. — Ну конечно! Пока вы пилите мое имущество! Я сказала, Джон, или мы поступаем по-моему, или… — Ты, кажется, стала забывать, что на тебя у меня тоже есть управа. Вряд ли мелкому Россо понравится… — Мой милый Джон… — тон ее стал приторным, будто она разговаривает с ребенком. — К твоему сведению, у меня на тебя тоже кое-что есть. В отличие от Митча, я не слепая и не глухая. Те две площадки, которые якобы были переданы во владение городского округа, что с ними сейчас? Как думаешь, Митч будет рад узнать, что наш милый юрист играет даже не на два, и не на три фронта? Показать ему фото, где ты снуешь по его бывшим клубам, предлагая сдать их в аренду? После того, как изо рта Лоуренс перестала сочиться желчь, Джон Льюис замолчал на несколько секунд. — Дрянь, — в его голосе слышалась смесь гнева и отчаяния. — Ну а другая среди вас не выживет! — Ты не можешь убрать Митча с дороги, обойти его. Он не позволит. Да и остальные члены не станут потакать тебе, — голос его стал мягче, будто принимая мысль о поражении. — Твой муж не просто так занимал свою должность. Он действовал хитрее, мудрее. — А после стал борзеть. За что поплатился. — По крайне мере, сначала заработал себе имя. Ты же лезешь на рожон, будучи никому неизвестной подстилкой, — зашипел мистер Льюис. Звонкая пощёчина разошлась по просторной комнате, отбиваясь от поверхностей и возвращаясь обратно. — Не смей меня так называть. Ради своих целей я могу переспать хоть с папой Римским. Это все для будущего. — И все равно. Я не дам тебе развалить тот хрупкий мир, к которому мы пришли. Дай схеме отработать хотя бы несколько кругов… Понимая, что я не услышу ничего конкретного сейчас, подошёл к двери и хлопнул ей. Они замолчали. — Лора, ты здесь? — делаю несколько шагов вперёд, улыбаясь. — Родная, тебя гости обыскались, хотят в очередной раз поздравить и вручить ещё какие-то подарки. Лоуренс проводит ладонью по плечу, ведёт по шее к щеке, я напрягаюсь, но не отстраняюсь при посторонних. Обняв меня, она разворачивается к выходу. Пропускаю ее вперёд, а перед Джоном выставляю руку, разворачиваюсь и внимательно вглядываюсь в его лицо. — Мистер Льюис, думаю, нам есть о чем поговорить, — поправляю на нем пиджак. — Я могу удержать Лоуренс от необдуманных поступков, тем самым исключить нежелательные последствия для всех нас. — Ай-яй. Мистер Россо. А ведь подслушивать нехорошо, — он поднял голову и встретился с моими глазами. — Равно как и утаивать что-то от одного из глав. — Вы пока ещё не глава, — улыбается, оглядывая меня с прищуром. — Вы правы. Пока нет. Но скоро им стану. К тому же… Серьезно, вы решили так глупо обставить Митча? Ну это же явно не в вашем стиле. Долго думал, кто же выполняет роль кукловода… Неожиданно и приятно удивлен. Нам точно будет, что дать другу другу, — протягиваю ладонь для рукопожатия. Джон несколько секунд неотрывно смотрит на мою руку, а после протягивает свою в ответ. — Я догадываюсь, что вас интересует. Прямых ответов не получите, но материалы, чтобы узнать что к чему — возможно. Вы вроде не глупый, понимаете, что рубить с плеча нельзя, — протягивает мне черную матовую визитку из кармана. — Послезавтра в девять утра у меня. Я думаю, в медовый месяц вы никуда не полетите? Последний язвительный вопрос не требовал ответа. Он наклонился, прошел под моей рукой и, насвистывая, направился к остальным гостям. Посмотрел на адрес на визитке, переписал его в телефон и пошел туда, где смех и голоса переплетались с джазовой музыкой. Пойти к Эве я не мог, поэтому искал в толпе ее дружка. Глаза то и дело прыгали по головам, но нужного лица я так и не нашел. Отправив ему смс, пошел на террасу и сел в плетёное кресло, предварительно сказав официанту, чтобы принес мне виски. Окинув взглядом дом, я поморщился: сразу видно, кто выбирал это место. Все напоказ, миллион мелких деталей, много золота и натуральных камней. Но все это спорит друг с другом, теряется в общей массе, превращаясь в раздражитель. Этот особняк создан для того, чтобы за кричащим внешним видом скрыть свою убогость, как и большинство присутствующих.

***

Wicked Game - Daisy Gray

Don't Let Me Go - RAIGN

Кручу уже второй стакан в руках, разглядывая разлуку в гранях, и продумываю в голове следующие свои шаги. Жёнушка слишком рьяно рвется в бой, видимо думая, что Саамон будет поддерживать в подобных выпадах. Придется объяснить Лоуренс, что трахаться он любит, и это единственное, что ей светит. Думаю, когда вся эта шайка разъедется, можно будет потихоньку возобновить встречи с Эвой. Если, конечно, она будет не против. Мысли о ней слишком часто мелькают в голове, отвлекают от дел, заставляют отступать от плана. Она, как идеальный раздражитель: даже не находясь рядом, умудряется перетянуть внимание на себя. Отец говорил, что с мамой у него было подобное. Да только он уже был у власти, а потому мог позволить себе расслабиться… Или же его беспечность и послужила виной той трагедии… Я сжал стакан, продолжая прикидывать, кому было бы выгоднее всего убить их… Первым подозреваемым был всегда Саамон. Но никогда незамечал его в борьбе за власть, более того, дядюшка не сразу согласился занять место отца. Партнёры в Италии тоже больше потеряли, чем обрели при смене главы. Значит, искать в первую очередь нужно в штатах… Замечаю Митча, что-то разъяренно доказывающего по телефону. Ему было очень выгодно убрать отца Эвы. Возможно, мои родители стали сопутствующей жертвой? Но тогда непонятно, почему столь явный факт был проигнорирован Саамоном… — Амен, у нас проблема, — Ливий кладет руку мне на плечо, но тут же одергивает ее, когда я поворачиваю голову. — Какая? Эва на ночь кашу есть не хочет? — отшучиваюсь, ведь более серьезную проблему я не в состоянии сейчас решать. — Боюсь, каша здесь не при чем. Эва… Его лицо из вечно радостного и самодовольного становится жалким, чем сильно пугает меня. — Что, блядь, с Эвой? Она в комнате? Ну? Плохо? — я встаю, почти рыча, и направляюсь в дом, но тот останавливает. — Она не дома. Для полноты картины не хватает грома и молнии, потому что сам я, уверен, сейчас выгляжу, как гребаная грозовая туча. — Что ты сейчас сказал? — я хватаю его за грудки, готовый просто свернуть шею. — Ей нужно было проветриться… Пока я иду наверх в комнату, Ливий тащится за мной, бормоча бред о том, что она попросила личного пространства и остальную чушь. А произнесенные в одном предложении имена Эвы и Аша заставляют действовать без плана. В комнате в чемодане беру Глок, два ножа. — Ты умеешь с этим обращаться? — протягиваю второй пистолет Ливию, но тот отрицательно машет головой. — Предпочитаю спасать людей, а не калечить ещё больше. — Тогда молись, чтобы с Эвой было все в порядке, иначе я тебя капельницей задушу. То, что моя девочка продолжала все это время делиться геопозицией, меня очень воодушевляло. Значит, есть ещё у нее в голове немного серого вещества. Но только немного… Как можно было поехать на встречу с этим уебком?! Я топлю газ в пол, бросая короткие взгляды на телефон Ливия и молясь всем богам, чтобы гаджет Эвы находился рядом с ней, а сама она была цела. Молчание хрустит на зубах противным песком гнева, разрастающегося внутри, словно в жерле вулкана. — Сука! — я бью руками по рулю, потом сильнее обхватываю его, представляя вместо кожаного чехла шею Берберри-младшего. — Ливий, ну твою мать! Я же тебе сказал, головой за нее отвечаешь! Какого хера ты отпустил эту чокнутую одну?! Он молчал, долго молчал, позволяя мне высказываться, плюясь желчью. Пока не ответил коротко и ясно: — Если бы ты не решил поиграть с ее чувствами, она бы никуда не уехала. Возмущение должно было вырваться наружу очередной порцией нравоучений. Но я вдруг понял, что в очередной раз виноват в ее страданиях сам. Я всегда твержу, что не дам никому обидеть ее… И лишь потом осознаю, что обижаю сам так, как не может никто. Остаток напряжённого пути мы ехали молча, испепеляя друг друга периферийным зрением.

***

Мы остановились у старого облезшего мотеля, на трассе между Аталантик-Сити и Нью-Йорком. Под ложечкой сильно кольнуло предчувствие чего-то очень плохого. Я будто оказался в гребаном триллере, как герой, бегущий спасать свою любимую. Да только я не герой, а Эва вряд ли захочет стать моей после всех этих приключений. На ресепшене девушка понятия не имела, о каком клиенте речь, когда мы показали фото Эвы. — Я сменилась двадцать минут назад. Сейчас у нас заняты только два номера. В одном семейная пара… второй не знаю. — Этаж и цифра, — нервно говорю, перебивая. — Простите, я не могу… Она мнется, даже под моим натиском, и тогда в игру вступает Ливий. Он заходит за стойку, что-то шепчет ей на ухо, и та выдает нужную информацию. Бегу на второй этаж, переступая через скрипучие деревянные ступеньки и подхожу. Открываю дверь номера, и меня встречает оглушающая тишина. Она всегда врет, путает разум, даря ощущение спокойствия и безопасности. Особенно здесь, в пропахшей затхлостью комнате придорожного мотеля. Я делаю шаг внутрь, встречая холодный воздух, пронизывающий лёгкие насквозь. Рука сжимается на рукояти Глока, но мысленно себя успокаиваю — он не понадобится, Эва здесь, жива, с ней все в порядке… Но стоит бросить взгляд из коридора в центр комнаты, как спокойствие сменяется гневом, пронизанным нитями паники. Окровавленный нож лежит посреди комнаты, капли от которого ведут к дивану, развернутому спинкой к нам. Почти в прыжке пересекаю комнату, оказываюсь между столом и диваном. Она лежит на боку, словно тряпичная кукла. Черные волосы сливаются с тенями, ещё больше выделяя бледное, почти белое лицо. Падаю на колени, впиваясь пальцами в плечо: — Эва! Тишина. Только хриплый звук моего дыхания. Я быстро осматриваю все открытые участки тела — вижу опухшее синюшное лицо, несколько тонких полос на шее, вдоль ключиц и к груди… Внутри все кипит, превращая меня в долбанный детонатор. Трясу ее, глажу по щекам, прижимаю ладонь к шее — пульс вроде есть. Слабый, прерывистый, но есть. — Дыши, черт возьми! — кричу куда-то в гребаную пустоту. Вижу, что губы практически полностью синие, веки слегка дрожат. Единственное, что я вытряхиваю из нее — это едва слышный стон боли. Оборачиваюсь по сторонам — Ливия нигде нет. Где он, блядь?! Достаю телефон, чтобы позвонить: — Эва без сознания, быстро… — Держи в тепле и проверь дыхательные пути. Я вызываю скорую. — Я не идиот! — рявкаю на него, пока руки пробивает мандраж. Нет, Эва, ты не покинешь меня так, ясно? Ливий через минуту стоит в комнате, но для меня время тянется расплавленным стеклом, стекая по стенкам черепа. Я сижу рядом, прижимая к себе бессознательное тело, и прокручиваю в голове каждый день наших встреч. — Отравление, — безэмоционально говорит Ливий, глядя на сузившийся от света фонарика зрачок. — Гипоксия. Дыхание угнетено, — пробормотал он, доставая из сумки шприц с прозрачной жидкостью. — Налоксон. Если это опиаты… Ливий вводит иглу в вену и отмечает, что у нее уже есть два прокола на коже. Я замираю, ожидая, что она вздохнет, закашляется, откроет глаза. Эва дёргается, как кукла на нитках, но в сознание так и не приходит. — Почему не сработало? — мой голос хрипит, а сердце замедляется, словно хочет подстроиться под ее ритм. Ливий молчит, что-то перебирая снова в своей сумке. — Либо доза слишком высокая, либо это не… — Либо это не опиоиды? — заканчиваю, пока тот готовит второй шприц. Он тяжело вздыхает, проводит рукой по волосам и швыряет распакованный шприц в сторону. — Может быть, бензодиазепины или смесь… — Ливий трет виски, что-то продолжает бубнить под нос. — Скорая скоро приедет, скоро будет. — Почему ты не можешь ее спасти сейчас?! — Потому что я не знаю, что ей вкололи! Если это фентанил, налоксон мог не сработать. Нужен аппарат ИВЛ. Нужен анализ крови. Он наклоняется, прислушиваясь к ее дыханию. Я вижу, как его пальцы дрожат. Он боится. Это пугает меня больше всего. — Амен, помоги перевернуть ее. Мы снова поворачиваем Эву на бок, и изо рта вытекает слюна. Ливий протирает лицо салфеткой, затем резко нажимает на корень языка — рефлекс срабатывает, тело дергается, но сознание не возвращается. — Слишком глубоко, — бормочет тихо. — Если не вывести токсин… — Она умрет? — спрашиваю, но ответ слышать не хочу. Сирены завывают на улице, Ливий открывает дверь, крича медикам: — Передозировка! Возможны опиоиды плюс бензо! Готовьте флумазенил и кислород! Я отступаю в тень, наблюдая, как они вводят ей новые препараты, накладывают маску, подключают датчики. Экран портативного монитора мигает красным: ЧСС 40, сатурация 85%. — Давление падает, — бросает один из парамедиков. — Внутривенно физраствор, быстро! Они заворачивают Эву в термоодеяло, поднимают на носилки. Я направляюсь за ними, но Ливий преграждает путь: — Ты не можешь ехать. Ты… — Отойди! — рычу, толкнув его. Он спотыкается, но удерживается на ногах. У машины скорой помощи Ливий догоняет меня и бьёт с размаха в челюсть: — Приди в себя! Ты только мешать там будешь, она в руках специалистов, доверься им. Я делаю шаг назад, глядя сквозь его трепыхающуюся голову на то, как рука Эвы, словно резиновая, падает с ее тела и свисает сбоку от каталки. Мир вокруг замедляется, позволяя запомнить каждую деталь, прочувствовать и пронести через себя каждое мгновение. Лёгкие заполняет сладковато-гнилой запах — это отчаяние заставляет плавиться мозг от осознания, что я бессилен. Ещё вчера губы, целовавшие лицо и шептавшие о чувствах, сейчас безмолвно синие отказываются издать хотя бы тихий стон. — Разряд! — кричит парамедик, и тело Эвы вздрагивает, выгнувшись неестественной дугой. Живи… Шепчу сквозь стиснутые зубы, словно мантру, но монитор продолжает выть одной протяжной нотой, словно сирена конца света. Ливий хватает меня за плечо, пытаясь оттащить, но я вырываюсь, впиваясь ногтями в ладонь, пока боль не сливается с той, что рвет грудь. Второй разряд. Третий. Каждый удар будто бьет меня, выжигая изнутри надежду. Руки медиков мелькают, как тени в старом кино. Быстрые, бесполезные. Капельница раскачивается над Эвой маятником, отсчитывающим секунды до того, как всё остановится. — Нет ответа, — звучит где-то из-под толщи воды, и мир сужается до прямой линии на экране. Писк смолкает…