Её муж

— Эва, ты на свадьбу собираешься или на похороны? — жизнерадостный голос Дии раздражает, как никогда. Я стою перед зеркалом полностью опустошенная, без каких-либо эмоций. Желания ехать нет совершенно. Ни мать, ни его видеть не хочу. Мне не то что мерзко… Скорее, страшно находиться с этими людьми рядом. Но мистер Льюис согласился поговорить со мной там, сославшись на безумную занятость. А так сможет и со мной обсудить вопросы, и проявить уважение к молодоженам. От последнего слова тошнотный ком подкатывает к горлу. Какого хрена все так в моей жизни? Эта неделя прошла как в тумане. Я почти не ела, много курила и пила таблетки, чтобы заставить глаза сомкнуться ночью. Потому что перед ними в эпилептическом вальсе плясали фотографии из телефона Амена. Торговля людьми… Как тебе такое, Илон Маск? Мое состояние вполне объясняет выбор сопровождающего на свадьбу. Мой «плюс один» — это немного странный красноволосый парень, который когда-то учился со мной в одной школе, но был старше на пять лет. В те далёкие времена по нему сохла добрая половина девчонок, поднявшая эго засранца куда-то до уровня стратосферы. Он как-то пару раз пытался ко мне подкатить, когда уже выпустился из школы. Но мне было не до этого. После мы пересекались на каких-то сборищах друзей друзей. Толком не общались, кроме дежурных фраз. А сейчас он нашел меня в инсте и сам написал, предложил встретиться. Дия, видя мое состояние, почти пинками выпроводила на улицу. Мы недолго прогулялись по парку, часть мест в котором уже основательно ассоциировались только с Аменом и отзывались в сердце едкой болью предательства и разочарования. Я сослалась на занятость, а также на проблемы по учебе, чтобы побыстрее оттуда свалить. В переписке позже призналась ещё и в том, что мне не с кем и не в чем идти на свадьбу матери. Он, словно рыцарь на белом, только фактически на красном, коне, предложил выручить по-дружески: сообщил, что будет счастлив сопроводить меня. А через день курьер привез мне коробки с несколькими платьями и украшениями. Я не знаю, откуда у мужчин такая навязчивая идея покупать мне одежду, и будь я хоть немного в адеквате — отказалась бы точно. Но сейчас я бревном плыла по течению, поворачивая туда, куда несёт меня поток. Даже не опасалась, что Амен станет распускать руки на свадьбе. Тем более после той ночи… Мотор матового мустанга уже ревел вовсю, дожидаясь меня у ворот кампуса. Я выбрала темно-красное, словно кровавое, платье. Тонкие бретели оголяли плечи, пересекаясь на спине, открывая ее полностью до ямочек под поясницей, которые мне пришлось замазывать тональным кремом, как и грудь с шеей. Я вся была в его следах — напоминании о своей глупости и безнадежности. Оно, пожалуй, показывало истинное настроение. Множество мелких кристаллов, россыпь которых украшала декольте и края платья, только подчеркивало слишком бледную кожу, делая меня лишней на этом празднике жизни. — Рыбка, ты выглядишь шикарно. Мы с тобой в одной цветовой гамме, — проводит рукой по волосам. Аш учтиво выходит из автомобиля, открывая дверь пассажирского сиденья. Он выглядит слишком чопорно: черный строгий костюм, черная рубашка, красивые часы. Опускаю взгляд, а потом закатываю глаза. Он надел туфли из крокодиловой кожи, а в ухе висит серьга. Господи, с кем вообще еду туда? Улыбаюсь уголками губ и понимаю, что я неблагодарная сволочь. Как так можно? Он согласился помочь, ещё и купил мне одежду. Хочется по лбу себе ладошкой дать, чтобы больше не оказываться в подобных ситуациях. Чувство, что я должна теперь ему, перевешивает здравомыслие, вытесняя его из разума. — Только не говори, что там будет твой бывший. Ладонь Аша накрывает мою руку, я дергаюсь, вперив в него непонимающий взгляд. — Точно! Угадал, что ли? — Ты о чем? — Я говорю, бывший твой там будет, судя по всему? — Нет. С чего ты взял? — излишне живо отвечаю. — Ты какая-то слишком задумчивая… Свадьба тебя точно не радует… Не поладила с отчимом? Его расспросы явно не в тему сейчас… Хотя все логично. Он просто переживает, я действительно веду себя странно. — Все хорошо… Просто не выспалась, — натягиваю улыбку. — Понял. Но ты, если что, говори. Мы можем сыграть роль настоящей пары, — он запускает между моими пальцами свои. Резко одергиваю руку, будто обожглась, а Аш прищуривается. — Спасибо большое, но я думаю, мы пока сможем обойтись просто совместным приездом. Черт, Эва… Какая же ты дура. Реально думаешь, взрослый мужчина с тобой гулял, платья дарил, а сейчас везёт на свадьбу ради твоих глупых шуток и придурковатого поведения? Злость на себя выводит из равновесия, оставляя на руках красные полоски от ногтей. Осматриваю себя, поправляю платье и пальто, шевелю пальцами в до жути неудобных, но красивых туфлях. Ощущение, что я еду на аукцион в качестве экспоната, а не на свадьбу не самой хорошей матери с не самым подходящим ей мужчиной. Тут же мандраж накрывает с головой. Аукцион… экспонат… Глаза щиплет от подкативших слез, напоминая о том злосчастном вечере. Когда Амен ушел в душ, я ещё немного понежилась в кровати, а после решила, что отсутствие еды в желудке стало слишком донимать. Мое тело испытывало такой нереальный спектр эмоций, что мозг отказывался обрабатывать поступающие в него импульсы, отключаясь от действительности и перенося меня на радугу с единорогами. Я шла, улыбаясь, в гостиную, предвкушая вкуснейшую итальянскую пиццу, а встретила филиппинскую еду. Рис с тигровыми креветками в кляре с очень острым соусом и кучей дополнительных приправ завладел моим вниманием. Пока я намешивала всего и побольше, телефон издал звук капли. Скривившись, решила, что не хочу никого слышать — сегодняшний вечер только для нас двоих. Но уведомления посыпались одно за другим. Подойдя к тумбе, поняла, что отвлек меня не мой гаджет, а Амена. Ещё сигнал, и на экране блокировки высветилось сообщение, формулировка которого меня очень смутила. Ещё до ситуации с мамой, он в шутку, в знак полного доверия, сказал мне свой пароль, когда хотел выудить мой. И тот подошел… Если бы не куча тайн, я бы в жизни не полезла в телефон мужчины… Но сейчас тяга узнать хоть крупицу из его жизни была слишком велика… Шок, который я испытала, глянув на переписку, сравним почти со смертью близкого человека. В тот момент я ощутила, что Амен, которого я знаю, умер безвозвратно. Что человек, с которым я переспала, не имеет ничего общего с тем, в кого я влюбилась. — Красавица, — голос Аша напоминает, что я не одна и предаваться воспоминаниям сейчас не лучшая идея, — Мне не нравится твое такое настроение. И явно же из-за свадьбы все. Давай пошлем все к чертям собачьим? Поехали покатаемся, я покажу тебе красивые места? — Прости, пожалуйста… Ты прав, мне действительно не очень нравится выбор мужа матери. Но я должна там быть. Все в порядке, — уголки губ ползут вверх, — спасибо тебе за все. И за платье тоже. Я не поблагодарила сразу… оно шикарное. Аш хмурится, осматривая меня ещё раз с ног до головы, но молчит. Спустя некоторое время, он паркуется прямо посреди улицы и живо так произносит: — Тебе нужно взбодриться! Здесь продается самый вкусный кофе. А ещё миндальные круассаны. Ты точно оценишь. Вот снова. Это какое-то издевательство. Зачем он ведёт себя так же, как и Амен в наше первое свидание. Ну Аш точно не такой, как он. Всю жизнь жил в Гринвиче… Да, его папаша при деньгах, чем неустанно кичился тот в детстве, но продажей живых людей точно не занимается… Стук в окно, о которое я опираюсь, бесцельно вглядываясь в маленькую точку на бардачке, взбодрил лучше латте, который протянул мне Аш, когда я открыла дверь. Миндальный круассан в сочетании с кофе — поистине королевский вкус. Я даже стала улыбаться, рассказывая нелепое падение одногруппника во время посещения морга. — Вот это я понимаю, чаще улыбайся, тебе очень идёт. Аш тянет руку к лицу, а я будто от огня отстраняюсь. Он немного меняется в лице, но через секунду снова дружелюбно растягивает губы в подобии усмешки. Хочу подобрать слова, чтобы объясниться, но он первее продолжает говорить: — Все в порядке. Я же не дурак. Сложные отношения были? Я неопределенно киваю, поднимаю на него уже влажные глаза. — Наверное, я должна была сказать раньше. Да, я была в отношениях… но они очень быстро и жестко закончились. Мне очень стыдно, что я не рассказала тебе об этом… Ты, наверное, думаешь, что я тебя использую. Да что там! Наверное, так и есть. Благодаря тебе я хотя бы немного отвлекалась от всего дерьма, которое заполняет мои мысли… Я почти в пыль разорвала салфетку, пальцам необходимо было что-то дать на растерзание, чтобы не калечить себя. Стискиваю челюсть, прикусываю язык, чтобы не сболтнуть лишнего и сфокусироваться на боли, не дать себе разрыдаться при нем. — Аш… Прости. Я поеду сама лучше. Деньги за платье я тебе верну, только скажи, сколько. Опускаю голову, сминая пальто в кулаках, предвкушая недовольство. Но вместо его гнева, чувствую тепло ладоней на плечах. Он сжимает их, а потом прислоняет к себе, обнимая. Руками водит по спине, голове, волосам. — Ты с ума сошла? За что прощения просишь? За то, что какой- то мудак тебя обидел? Я правильно понимаю, так нервничаешь, потому что он будет на свадьбе? Неопределенно киваю, пока Аш продолжает успокаивающе поглаживать спину. — Тогда ты просто обязана показать, как счастлива с другим. Кто он? Какой-то родственник жениха? Или просто сын кого-то из гостей? Смешение чувств раскалывает голову на части. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь разделил со мной всю горечь, скопившуюся внутри, но знает историю об Амене только Ливий. И то, без подробностей о его деятельности. Потому что мой дорогой друг укатил со своей Наташей на конференцию во Флоренцию. А когда я просила взять меня с собой куда-нибудь, тот отказывал. Обидно, однако… Но сейчас это не имеет большого значения. По телефону обсуждать такую тему я не готова, конечно же. Дия не умеет держать язык за зубами, для нее просто история о знакомстве на дороге, а дальше романтических встречах, и так запредельно много. Естественно, она догадывалась, что у меня с ним что-то было, но, поняв, что рассказывать я не собираюсь, через некоторое время отстала. А Аш… А что он? Ему-то точно я не хочу рассказывать обо всем. Немного отстраняюсь, вытирая рукой несколько слезинок. — Спасибо тебе большое. За все. Давай поедем? — отхожу от уличного барного столика у кофейни. Он обещает, что не даст мне скучать на торжестве. А предчувствие внутри говорит о том, что весело вряд ли будет. Аш включает музыку и разгоняется, выезжая на шоссе, а я пристегиваюсь, обдумывая его предложение. Чем я рискую, если позволю себя обнять или взять за руку, когда мы приедем? По сути, ничем. Только стоит предупредить его, что мой бывший может распустить руки. Да, точно нужно. Чтобы знал, на что идёт. Ладно, придумаю что-нибудь, время есть, ехать нам далеко, потому что виллы в Нью-Йорке, видимо, недостаточно пафосные. До Атлантик-Сити больше ста миль, а место, в котором будет проходить выездная регистрация, мне кажется, вместило бы половину населения Гринвича. В машине жарко, но я все равно кутаюсь в пальто, поворачиваясь боком, и, закрыв глаза, погружаюсь в лёгкую дрёму. Кресло наклоняется, позволяя удобнее разместиться и вызывая лёгкую улыбку на моем лице. Прошедшая неделя выдавила и растоптала меня, как жестяную банку прессом. Конечно же, Амен пытался выйти на связь. Два раза нормально, а третий был скорее похож на угрозу. Но все я удачно игнорировала. Удивляюсь, как он вообще отпустил меня в ту ночь. Без скандалов, уговоров. Просто вызвал такси, пока я, рыдая, сползала по стенке, готовая вырвать, наконец, это гребаное сердце, что столько лет не давало мне покоя, мучило, заставляло чувствовать боль и горе. Его взгляд был лишён какой-либо эмоции. Абсолютно равнодушное пустое выражение лица. Совершенно холодная кожа рук, когда он нечаянно коснулся моих пальцев, передавая рюкзак. И спокойное, неискреннее, даже дежурное «Прости» перед тем, как двери лифта закрылись. Мне повезло, таксист поделился целой пачкой салфеток, а после ещё подождал, пока я соберусь с силами, чтобы выйти из машины. Я осела под деревом на аллее перед кампусом, дав волю чувствам. Рыдала, закашливалась, возможно, даже выла, продолжая глотать вперемешку слезы со слюной. Как он мог… Я сквозь дрёму ощущаю подушечки пальцев, что ведут по щеке, потом заправляют волосы за ухо, проходятся по шее. Вижу образ Амена, он улыбается, сгребает меня в охапку и так сильно прижимает к себе, что я чувствую, как хрустит спина, но не возмущаюсь, счастливая вдыхаю его запах. Потом отстраняюсь и вижу его всего перепачканного кровью, а у наших ног лежат молодые парни и девушки без одежды, просят их отпустить. Подпрыгиваю, вскрикивая, чем пугаю Аша. — Тихо, тихо. Ты чего? Все же нормально? Машинально киваю, не совсем понимая, где нахожусь, и как я вообще могла уснуть. — Все хорошо, мы уже в Атлантик-Сити, скоро будем на месте. Видимо, стресс сказался, ты уснула. Поправляю прическу, макияж, выделяя сильнее губы бордовой помадой и затемняя глаза. Незапланированный странный сон немного отзывается ноющей болью в висках, но я перебарываю ее, выдавливая милую улыбку. Все пройдет хорошо. Должно пройти. Аш, как истинный джентльмен, открывает дверь, подаёт руку, а, когда я уже стою рядом, нежно прикасается губами к костяшкам пальцев. — Мы зажжём эту вечеринку, — хитро улыбается, но не пугает, скорее пробуждает внутри интерес. Странно, но мне сейчас приятны его прикосновения, внимание. Окидываю взглядом парковку — очень много каршеринговых авто. Видимо, это семейство и друзья Амена пожаловали. В груди все сжимается от мысли, что наши отношения так закончились, что мои наивные мечты познакомиться с его близкими в роли девушки или невесты так и не сбудутся, отправившись в стопку таких же вырванных из сердца грез. На входе Аш помогает снять пальто и отдает его прислуге, а сам проходит пальцами по позвоночнику. — Люблю женские спины… Как жаль, что их так мало красивых. Он ведёт медленно, мягко, очерчивая каждый позвонок, подступается к шее, переходит на плечо, а после слегка затрагивает ключицу. От этих движений мне становится не по себе, тело само реагирует вздрагиванием. Странный жест, слишком интимный для простых знакомых. Но ведь я сама дала повод думать, что можно так делать… Боже, Эва. Ты слишком много думаешь, слишком многое вкладываешь в слова и жесты окружающих людей. Они относятся значительно проще — спят с кем попало, женятся так же… Теплая ладонь скользит по пояснице к талии, вторая протягивает бокал с шампанским, Аш наклоняется и шепчет у уха: — Это тебе, станет легче, уйдет напряжение. — Спасибо, но думаю, что мне лучше трезвой быть, — я аккуратно ладонью отодвигаю бокал, чувствуя все ещё пульсацию в висках. — Ты вся натянута, как струна. Пей, — Аш подносит бокал к самому рту. — Все уже скоро начнется, выпей и идём. Под каким-то неуправляемым натиском я сдаюсь, делаю несколько глотков и иду в сторону зазвучавшего марша Мендельсона. Скрипичный смычок словно играет на нервных нитях, раздражая и без того взвинченный мозг. Горло саднит, будто в него влили не каплю лёгкого Брют, а раскалённое железо, волнение бурей поднимается откуда-то снизу, выворачивая наизнанку. Голова кружится, а пищевод сводит спазмом от подкатывающей тошноты, ноги подкашиваются, а по рукам бегут мурашки. Если бы не крепкий хват Аша, я бы точно свалилась, не дойдя до улицы. Сама не понимаю, почему я паникую. Мне было больно? Да. Мне было обидно? Бесспорно. Я проплакалась и отпустила его? Надеялась… Но, видимо, не все так просто. По крайней мере, у меня. Музыка прервалась, а я непонимающе верчу головой из стороны в сторону. — Все в порядке, рыбка? — Аш, приторно вежливый, начинает нервировать, но я делаю несколько вдохов и немного дрожащим голосом уточняю: — А что случилось, почему музыка перестала играть? Почему церемонию прервали? — Она ещё не началась, это только репетиция. Оркестр всегда так делает, — я ощущаю, как земля уходит из-под ног, хватаюсь за плечо Аша и, чуть не плача, говорю: — Мне что-то нехорошо, душно очень. Нужно в ванную… — Я доведу, — прерывает он, прижимая меня ещё ближе к себе. Что-то ответить у меня не хватает сил, я просто ощущаю, как жар во мне разрастается, выжигая внутренности и остатки адекватности в мозгу. Я прикрываю глаза и дальше полностью повинуюсь движениям Аша, который куда-то достаточно быстро меня ведёт. Лавирую между реальностью и какими-то странными воспоминаниями, что вспышками озаряют сознание. Папа перед тем, как погибнуть, пришел домой очень нервный, взвинченный, он ходил по гостиной, что-то печатая в мобильном, потом долго и упорно звонил кому-то. А после накричал на меня. Хотя никогда не позволял себе такого. У нас была вот эта модель семьи с весёлым добрым папой и более строгой мамой, которая могла наругать и даже дать подзатыльник… Но в тот вечер отец повел себя совершенно нетипично… Я обиделась, ушла в спальню и долго плакала… Потом он зашёл, чтобы поговорить, но я закричала, что не хочу его видеть. А на следующий день он ушел утром… Ушел из моей жизни навсегда… Мое тело плыло куда-то почти в невесомости, пока не столкнулось со стеной, как мне показалось. После я почувствовала болезненный хват на руке и тихий, но до жути пугающий низкий голос. — Что, твою мать, происходит? Кое-как разлепив веки, вижу резко темнеющие со светло-голубых до серо-синих радужки глаз. Голова откидывается назад, когда Амен резко меня тянет в свою сторону. Он прислоняет меня к стене, начинается перепалка, которую разобрать я не могу, потому что постепенно отключаюсь, сползая вниз по шершавой поверхности… Вода, как крапива, обжигает кожу, капли стекают по шее, груди, спине вдоль позвоночника, доходят даже до ямочек под поясницей, захватывая ягодицы. Где-то далеко слышу свое имя, но не хочу возвращаться в реальность. Мне так хорошо здесь и сейчас, с бабушкой и папой. Они ужинали, когда я села за стол и стала рассказывать обо всем, что меня тревожит, и что произошло за последний месяц. Каждый новый всплеск раз за разом не даёт мне зацепиться за ушедших близких, заставляя открыть глаза. — Эва, ты совсем из ума выжила? Что употребляла? Моргаю несколько раз, оглядываюсь, чтобы понять, где нахожусь и сообразить, что из последних событий реальность, а что снилось. В зеркале вижу себя в красном красивом платье и с размазанной тушью, с подтеками на лице. Поворачиваюсь и встречаюсь с мертвым холодом глаз, что прожигают во мне дыру. Кажется, за эту неделю он изменился… Он уже не смотрит на меня, как на нечто необыкновенное, уникальное. Лишь смеряет недовольно глазами и повторяет странный вопрос: — Что, черт возьми, ты употребила? — А, может, ты и раньше так смотрел на меня, а я, влюбленная, придумала, что видишь во мне особенную… — провожу холодной дрожащей рукой по его слишком красивому лицу и неожиданно для нас обоих произношу вслух свои мысли. — Что? — он приподнимает бровь. Я машу головой, делаю шаг назад, чтобы отстраниться, но ноги по-прежнему не слушаются меня. — Что происходит? Мне становится страшно. Я была на студенческих вечеринках всего несколько раз, но как бы я ни напивалась, такого у меня никогда не было. Тем более от половины бокала шампанского. Сжимаю кулаки, впиваясь ногтями в ладони, чтобы привести себя в чувства, но все ещё не могу контролировать поток мыслей и даже действий. — Вы уже поженились? — вопрос подвисает в воздухе без ответа, а я, чувствуя жар рук на талии, придвигаюсь ближе к нему. — Просто хочу понять, сейчас я поцелую своего бывшего парня или новоиспечённого отчима? Тянусь губами к его лицу, а встречаюсь с ладонью. — Последний раз спрашиваю спокойно, что ты употребляла? — Шампанское, пару глотков, — говорю уверенно, а сама не до конца верю в это. Время и пространство потеряли всякую ценность, рассыпавшись вокруг неопределенностью. — Эва, не время увиливать, ты явно под чем-то. Что это, экстази, марка? Я начинаю активнее моргать, но все ещё не могу сложить два плюс два. — Если только ваши официанты не подсыпают эту дрянь в ваши бокалы, — улыбаюсь, но, глядя в зеркало, понимаю, что это больше похоже на ехидную ухмылку. — Исключено. Когда ты почувствовала себя хуже? — Тебя невеста заждалась, — пытаюсь язвить, а самой хочется наброситься на него и никуда не отпускать. Мысленно бью сама себе пощечину. Эва, соберись! Ты с ним порвала. Он страшный человек, который только и делал, что обманывал тебя, водил за нос… — Мне плохо стало здесь. После пары глотков шампанского, — говорю медленно, еле шевеля языком, представляя, что он в этот момент мог бы плясать во рту Амена. — Жарко, очень жарко, — тянусь к плитке ладонями, прислоняю к холодному покрытию запястья, начинаю дышать медленнее. — Так хорошо, так приятно… — Эва, можешь вспомнить, как выглядел официант, у которого ты взяла бокал? — А что, тоже хочешь, чтобы тебе стало так же хорошо? — снова тянусь к нему, повиснув на шее. Глупый смешок вырывается изо рта, кажется, у меня основательно поехала крыша, если сейчас я лезу к тому, кого искренне должна ненавидеть… Амен подхватывает меня за ягодицы и сажает на высокий комод, практически убирая разницу в росте. Теперь наши лица на одном уровне, напоминая о безумной ночи, о которой я должна сожалеть, но на самом деле, в этот момент, готова была бы ее заснять на камеру и пересматривать, как один из лучших моментов жизни. — Сиди здесь, Эва, никуда не уходи. Я сейчас кое-что принесу, — он машет указательным пальцем перед носом, будто я нашкодивший ребенок. — А где Аш? — Амен поворачивается у двери и практически загробным голосом произносит: — Чтобы я тебя больше рядом с ним не видел. Злость бурлит в венах, даёт недостающую силу и толкает дальше на необдуманные действия. Хотя когда я вообще в своей жизни делала что-то обдуманное? Спрыгиваю с комода, чуть не подворачивая ногу, и в ответ уже накрываю его гневным потоком слов: — А кто тебе, Амен Россо, вообще дал право распоряжаться, с кем и чем мне заниматься? — Выглядишь смешно. Сначала проспись, а после уже пытайся нападать. Его насмешливый тон заводит ещё сильнее, доводя нервную систему до искрящегося перегрева. — Мне плевать, как я выгляжу, — верчу головой вокруг, чтобы найти что-то цветное, а нахожу только диффузор, источающий лёгкий мятно-жасминовый аромат. Хватаю его и выплёскиваю масляную жидкость на Амена, оставляя на рубашке расползающееся кремового оттенка пятно. — Твою мать, Эва! — он делает шаг ко мне, а я выставляю стеклянную баночку вперёд, угрожая, что могу запустить её в голову. — Если ты на трезвую безбашенная такая, не хочу проверять, что будет под кайфом. — Извини, что испортила свадьбу, папочка, — о, Боже, откуда во мне столько желчи, — но придется теперь идти к невесте в таком виде. — Эва… Радуйся, что церемония завтра, так бы ты точно получила сейчас по своей круглой заднице, — он наклоняется так близко, что я чувствую смесь его аромата и едкой жидкости мяты с жасмином, которые вызывают тошноту. — Стой здесь. Или мне запереть тебя, чтобы я мог быть уверен, что послушаешься? Хоть собрать воедино рассыпающийся мозг та ещё задачка, но даже в этом состоянии я понимаю, что быть запертой — сомнительное удовольствие. Киваю, что буду ждать его там, сажусь на пол, прислоняя голову к недостаточно холодному стеклу душевой кабины. Мысли танцуют под танец Фей из «Щелкунчика» Чайковского, а я тщетно пытаюсь выключить оркестр и собрать их воедино… На лбу появляется испарина, сердце снова заходится в чечётке. Ещё немного таких танцев и можно будет звонить миссис Моррис, которая заведует кладбищем в Гринвиче. Кладу руку на грудь и дыханием пытаюсь успокоить себя, закрываю глаза, проваливаясь в странный галлюциногенный дрем. Я брожу по бабушкиному дому, электричества нет, поэтому роюсь в ящиках кухни в поисках свечей или фонарика. Нахожу последний и оглядываюсь вокруг, освещая пространство тусклым световым кругом. Откуда-то сверху доносятся непонятные звуки и скрежет. Мне становится не по себе, но любопытство берет верх, и я направляюсь к лестнице. На ступеньках слышу вскрики, бегу вверх. На втором этаже я беру в руку вазу и направляюсь к гостевой спальне. Звуки и крики становятся громче, сильнее, к ним добавляются скрип мебели и хлесткие удары. Голос кажется знакомым. Я нервничаю, пытаясь понять, кого там мучают, и как мне спасать человека по ту сторону двери. Через секунду понимание бьёт битой по виску — там мама! Не думая долго, я ногой бью в дверь, которая оказывается незапертой. Полотно открывается, я свечу фонарем в сторону шума, а сама замахиваюсь вазой и кричу, чтобы мою мать освободили. Одно мгновение, чтобы увидеть, кто находится в комнате Второе, чтобы осознать, что они там делают Третье, чтобы впасть в ступор и просто наблюдать за тем, как Амен берет сзади мою мать. Эти двое не остановились, не прекратили сношаться передо мной. Мне кажется, она даже стала сильнее стонать и извиваться, картинно, словно ее снимают для порнофильма. Амен хватает ее за волосы, бьёт по ягодицам до багровых кровоподтёков и жёстко вдалбливается, сопровождая хриплыми стонами каждый мах бедрами. Мне плакать хочется, но слёзы застыли где-то в середине глотки, оставшись там въедливыми шипами, раздирающими каждый миллиметр слизистой… Мне бы закричать, кинуть что-то, но вместо этого я продолжаю стоять и пялиться. А самое ужасное — ещё и хотеть оказаться на ее месте… Это не может быть правдой, нет… Я точно сплю… Шлепок, ещё один… Они становятся ощутимее, заполняя звоном все пространство. Со лба стекают капли по лицу, падая на одежду и пол, их становится больше, будто я попала под сильный дождь. Кручу головой в стороны и начинаю вопить, что я их ненавижу… Открываю глаза и вижу перед собой красную шевелюру, под которой очень эмоционально двигаются губы. Значение слов не сразу впитывает мозг, все ещё рисуя образы мамы и Амена. — … Эва, ау-у-у? Ты здесь? Что с тобой сделал этот амбал? Он тебя накачал, что ли, чем-то? У тебя зрачки расширены, на лбу испарина, ты вся бледная как смерть. — Вы сговорились? — убираю его руку, которая несла ко мне очередную порцию воды. — Я не знаю, что со мной… У тебя в машине уснула, а потом разболелась голова… а после шампанского стало вообще плохо… Язык слабо слушается, но я стараюсь донести свою мысль как можно чётче. — Эти уроды, наверное, в шампанское что-то подсыпали? — Аш, прости, пожалуйста, но тебе, наверное, лучше уехать домой, я тебе оплачу все, верну деньги… только немного позже… — Рыбка, отсюда я уеду только с тобой… Да и неправильно вот так сваливать, отец не поймет… — Что? Какой отец? — Мой. Он хорошо знает твою маму, приглашен на церемонию. А я решил, что поеду с тобой как «плюс один», а не как его сын. Такое положение мне больше нравится, — он помогает мне встать и придерживает, чтобы головокружение не стало поводом для падения. — А почему не говорил раньше? И почему не сказал, что сегодня церемонии не будет, а только реп… репети… — А ты приглашение не смотрела совсем, что ли? — его чрезмерно громкий смех отозвался резкой болью в виске. — Я… посмотрела на дату и время… и все. — Рыбка, нужно быть внимательнее… Я ещё подумал спросить, где твой чемодан или сумка. Но после решил, что вещи ты отправила с Лоуренс. То, что он мою мать назвал по имени, неимоверно режет слух, но я не подаю вида. Мне очень хочется поскорее уйти из ванны и где-нибудь прилечь. Я уже готова выходить, как снова нас останавливает Амен. Он держит в руках бутылку с водой и, судя по взгляду, очень жаль, что вторая не держит пистолет. Он бы с радостью сейчас прострелил голову Ашу и мне, чтобы не доставляла больше проблем. — Я же ясно дал понять… — А я тоже… Вы, Амен, мне ещё даже не отчим. Хватит указывать, что делать. — Ц, в следующий раз точно запру. Эва, я Лоуренс обещал присматривать за тобой. Аш, а с Вами у нас ещё незаконченный разговор. Прошу на выход, я провожу юную леди к ее комнате. Репетицию пропустит, ну а к церемонии, надеюсь, поправится… Я не успеваю снова попытаться вяло сопротивляться, как Аш берет ответ в свои руки. — Мистер Россо, мы с Вами обязательно все обсудим, но Мисс Пальма согласна, чтобы я ее проводил к номеру, который закреплён за ней. Как только я освобожусь… — Аш, я отведу ее сам, — почти рычит Амен, выхватывая мое предплечье. — А ты можешь спуститься к отцу, он тебя искал. Упоминание его папы действует незамедлительно. В итоге я остаюсь наедине с этим животным… Да, увиденное является сном или галлюцинацией. Но от этого не легче, где гарантия, что он не делал это с ней на самом деле? Как только Аш скрывается по ту сторону двери, Амен сразу достает из кармана пузырек с какими-то таблетками, берет мою ладонь и высыпает в нее сначала две, потом добавляет ещё столько же. — Я не знаю, сколько в тебе дури, но этого точно должно хватить, чтобы тебе стало легче. Я не двигаюсь с места, продолжая пилить его молчаливым взглядом. После демонстративно высыпаю сомнительное угощение в раковину, смываю водой. — Что ты мне сейчас пытаешься дать? Амен только закатывает глаза, а после говорит с раздражением: — Мы, конечно, можем поиграть в твои игры с препираниями, но мне проще будет сделать вот так, — он хватает меня за щеки, размыкая тем самым губы. — Хочешь, я высыплю тебе сразу все в рот и налью туда же воды? Он отпускает меня и после снова высыпает таблетки в ладонь. — Пей. У меня нет времени панькаться с тобой. — Как я могу быть уверена, что ты меня не накачаешь сейчас какой-нибудь дрянью? Это здесь мне стало так плохо, — язык все ещё заплетается, из-за чего мне приходится говорить медленно, будто я умственно отсталая. — Эва, это исключено. Так быстро тебя бы не накрыло, но мы все обсудим, когда тебе станет уже легче. Как проспишься. — Не нужно вести себя так, словно тебе не все равно! Ты отвратителен! — мои эмоции будто выкручены на максимум, они маятником колеблятся от похоти до почти истерики за доли секунды. Мозг закипает от переизбытка чувств, глаза наливаются слезами, которые я, моргая, выталкиваю на лицо. — Эва, я не зло во плоти. Уж точно не для тебя, — он говорит это так буднично, спокойно, чем ещё больше выводит меня из себя. — Ты торгуешь людьми! Это ужасно! Какие ещё тайны о тебе я не знаю? — Я убиваю и ем детей на завтрак, — он шутит… пока меня трясет, пока я не знаю, как мне вообще разговаривать, смотреть в его сторону, он, блин, шутит… — Эва, не будь ребенком. Это всего лишь способ заработать самому и помочь заработать желающим. — Скажи ещё, что все те, кто был на фото, добровольно подписываются на это все… — Большинство — да. — То есть, есть те, кого вы силой тащите сюда?! — Это минимальный процент должников, которым приходится отрабатывать так свои косяки. — Как ты можешь пользоваться этими деньгами? Амен, ухмыльнувшись, проводит пальцем по шее, ведёт к плечу, задевая бретель платья, ниже по нему к груди, а потом возвращает взгляд к моим глазам. — Ну ты тоже ими пользуешься, причем, весьма недурно. Мне нравится, как это платье смотрится на тебе. Я, словно мороженое на солнце, таю от этого простого жеста. — Причем тут твои деньги? Мне его Аш подарил. — Да? Серьезно? Во-первых, с каких пор ты думаешь, что кто-то может ещё дарить тебе платья, во-вторых, почему ты вообще на него подумала? — Это ты купил и прислал те платья? — я искренне удивляюсь, пока в голове проворачиваю все свои благодарности, которые остались без ответа от Аша. — Естественно, я. Так что ты, piccolo, очень неплохо пользуешься этими грязными деньгами, — он сузил глаза, показывая, кто тут победитель. Как бы не так. Не на ту напал. — Если бы знала, от кого они, я бы в мешке мусорном лучше приехала, — ругаясь и бубня проклятия, я снимаю с себя платье, оставаясь только в прозрачных трусиках, одной рукой прикрываю грудь, а второй вешаю платье на Амена. — Забирай, я найду, в чем здесь ходить. Амен жадно смотрит на меня, но не прикасается, пока я разрываюсь от противоречий. Я рада, что он не набросился на меня.

Я в истерике, что он не

набросился на меня.

Ещё немного поводив по мне взглядом, он отворачивается, а я чувствую невероятный холод, будто в комнате бушует сквозняк. Кожа покрывается мурашками… Как жаль всё-таки, что не от его прикосновений. Мне даже страшно становится от мысли, что бы я делала, позволь он себе поцеловать меня. Я бы сопротивлялась? Или сдалась бы без боя, потому что так быстро и просто нельзя разлюбить. Нужно время, чтобы вычистить черную дыру, зияющую на месте зарождающегося чувства… А потом ещё больше времени, чтобы ее заполнить, чтобы больше не ощущать себя картонкой, оболочкой, обрамляющей пустоту. — Надень вот это, — он протягивает мне белый халат, взятый в комоде. — Где твой чемодан? Я скажу, чтобы его в комнату отвезли. — А я без чемодана. Я думала… что у вас церемония… сегодня, — говорю, спотыкаясь через слово. Он ничего не отвечает, только прислоняет ладонь ко лбу. — Ладно. С одеждой разберемся. Матери скажу, что тебя укачало, ты пошла отдохнуть, на репетиции тебя не будет. Пей таблетки, они нейтрализуют действие препарата, которым тебя накачали. — Я не доверяю тебе, я не знаю, что ты мне пытаешься сейчас скормить. Я не буду это пить… Позови Аша, он сможет меня успокоить. Он уверен, что это у вас официанты разносят такое шампанское… — То есть, ему ты веришь? — Естественно! Любому я сейчас верю больше, чем тебе! Аш, как минимум, не продает людей! — Пф, — Амен прыснул в кулак, — Эва, он их не продает, верно… Он их покупает. У меня же… В глазах просто плывет все. Нет, он врёт… точно врёт… Не могу же я так ошибаться… — Эва, мне некогда с тобой возиться, быстро пей успокоительное, и я тебя отведу или отнесу в комнату. Мне нужно идти к гостям, обсудить важные дела. — Амен, почему ты такой, ты ведь… — опять слезы, гребаные капли никак не хотят оставаться во мне, вытекая наружу, показывая истинное лицо… Такое жалкое и отвратительное. — Ты ведь был… тогда, во время наших встреч. Ты был добрым, хорошим… Это все было враньём? Сама не понимаю, к чему все это сейчас говорю… мы ведь расстались. Точнее, я, когда уезжала от него в ту ночь, попросила больше меня не трогать, потому что для себя решила — мы не будем вместе, я не смогу принять его вид деятельности. Не хочу принимать. Меня бросает в жар, будто внутрь влили раскалённое стекло, оно течет по венам, расширяя их до зуда. Я чувствую, как резко становится холодно, а на лице и груди опять появляется испарина. Меня снова одолевают несовместимые в адекватной голове мысли. Но разве можно обо мне сказать «адекватная»? Я хочу обнять его и поцеловать и точно так же сильно желаю утопить в серной кислоте, чтобы больше не видеть этого холодного взгляда. Нет, мне определенно не кажется, он действительно смотрел на меня по-другому… А потом мы переспали… Видимо, я перестала в его глазах быть той загадкой, невинной девчонкой. Теперь, как и толпы других, я стала серой мышью, что просто сейчас обдолбалась и стоит почти голая перед ним, пытаясь из себя что-то строить… Точно, я же голая, я должна проверить. Должна убедиться, что ошибаюсь… Резко прислоняюсь к нему, руками пытаюсь снять рубашку, губами веду по шее вверх, чтобы поцеловать. — Эва, прекрати! — он кричит шепотом, отстраняя меня. Щеки наливаются красным, я это четко ощущаю, словно мне влепили хорошую такую пощечину. По идее, так и есть. Только она не физическая. — Что, все? Испорченная теперь? Не нужна тебе больше, да?! — Эва, не будь дурой. Я не возьму тебя под кайфом! Протрезвеешь, посмотрим, захочешь ли того же. Но сейчас — нет. Пусть я в твоих глазах урод моральный, но я не пользуюсь девочками. И товаром своим тоже. — Хочешь сказать, что за эту неделю у тебя никого не было? Или у тебя просто в телефонной книге список сучек, что приедут по первому звонку и отсосут, как тебе надо? — голос резко сел, словно я не молодая девушка, а пропитый старик. Очередной истерический припадок сдавливает виски, делая из меня неуравновешенную. — Эва, хватит прыгать с темы на тему. — Или ты никому не звонил и просто трахал мою мать? Он глубоко вздыхает и отворачивается куда-то в сторону. А я понимаю, что, скорее всего, оказалась права… Но разве он не имеет на это права? Лоуренс его будущая жена, я его послала куда подальше. Что запрещает взрослому здоровому красивому мужчине заниматься сексом со взрослой красивой женщиной? Я возвращаюсь к дням прошедшей недели, они меня изрядно промотали… — Черт… Амен, — сердце ускоряется за секунду, как гоночный болид, уши закладывает от резко поднявшегося давления, а осознание, что пришло в момент проблеска ясного ума, вполне естественно тянет меня к панической атаке. — Амен, скорую, нужно скорую… Я же антидепрессанты пила… Чем бы меня не накачали у тебя, мне хана… — Почему ты молчала? — он убирает свои таблетки в карман, а я не знаю, что ответить, потому что снова хочется его касаться, сильнее и ближе. — Амен, ты здесь? — голос матери кажется максимально противным. — Мне Аш сказал, что видел, как ты заходил сюда. Саамон тебя ищет, хочет поговорить. Он закрывает мой рот одной рукой, прижимая ближе к себе за талию другой. — Да. Скажи ему, что я скоро спущусь. — У тебя все хорошо? — Да. Опрокинулся бутылек с ароматизатором. Сейчас приму душ, поменяю рубашку и выйду. — Давай помогу? — Не нужно, я сам справлюсь. — А вчера ты был не против моей… Помощи. — Что? — он хмурится, но я вижу в этом лишь фальшивую эмоцию. Мне снова становится невыносимо больно, перед глазами комната искажается в галюциногенном бреду, ноги теряют устойчивость, веки под тяжестью свинца закрываются, бросая меня в мрачную пропасть…