Белоснежка

Ориджиналы
Слэш
Завершён
NC-17
Белоснежка
Малина Сэмбр-
автор
Описание
—Заткнись! — вырывается у меня многократным эхом. — Заткнись блять! Я не убийца! Я выберусь! Я найду работу, я буду учиться, я вернусь к рисованию, я сниму квартиру, я буду просыпаться с видом на прибранную уютную комнату, я… —Выберешься! — кривляет Белоснежка. — Я то тебя вытащу, как и обещал, но будешь ли ты счастлив в своей прибранной уютной комнате?
Примечания
Очень много песен было прослушано, но, пожалуй, самая частая - Once more to see you - Mitski
Посвящение
Посвящается миру, в надежде, что когда-нибудь он все-таки станет лучше.
Поделиться
Содержание Вперед

Глава 23

Уже двадцать минут мы стоим в пробке. Красный медленно сменяется на зелёный и обратно, но ситроен не продвигается даже на пять метров. Я задумчиво смотрю в окно, провожая взглядом пушистый снежок. Он медленно танцует на фоне ослепительной вечерней дороги под едва слышное радио, которое Дима включил лишь бы мы не давились напряжённой тишиной. Но работает это так себе. Напряжение все равно есть и вряд ли оптимистичный голос диктора в силах развеять его тупым прогнозом погоды или новостями Солнечной Столицы. Но когда наблюдать за снегом совсем уж надоедает, я без всякого энтузиазма ловлю его слова краем уха. —А с погодой на сегодня всё! Будьте бдительны те, кто сейчас в пути и железного терпения тем, кто скучает в пробках на проспекте Правды! Всем приятного вечера! Мы вернёмся сразу после музыкальной паузы. В салон врываются Щенки с ритмичной песней Ненависть. Никогда не любил эту группу, но сейчас готов полюбить все, лишь бы хоть как-то развлечься. Вспоминаешь все мои косяки и загулы. Но чтобы вспомнить все нужна хотя бы неделя. Ненавидишь меня так сильно‚ что сводит скулы. Я сильнее. Мы молча смотрим в разные стороны под текст, который подозрительно точно описывает наши чувства. Никто не издаёт ни звука, только на фоне раздраженно гудят машины, мигает светофор и падает, падает снег, заворошивая лобовое стекло, которое тут же очищают дворники. Давай проживем еще один день в ненависти? Только ненависть может нас с тобою спасти. Ты тоже хочешь убить меня, не пизди. Но я убью тебя первым, сколько может тебе везти? Машинально касаюсь бинтов на щеках и тут же отдергиваю руку. Дима стучит пальцами по рулю в такт музыке. В нашем доме уже не осталось целой посуды. Я называю тебя ебаной тварью. Я пока держусь, но еще чуть-чуть и (бля буду), ударю. И не надо думать что с нами что то не так Один шаг разделяет ненависть и любовь И мы давно уже сделали этот шаг. Много шагов. Мы одновременно поворачиваемся и, словив взгляд друг друга, отворачиваемся обратно. Нет, это просто издевательство. —Как думаешь, насколько мы здесь застряли? —Куда-то спешишь? —Нет. Боюсь, что ты проспишь пары. —Ты тоже. Я недоуменно улыбаюсь. —В смысле? —А что? —Ты новости вообще читал? Двухмесячной давности. —Если ты про свою сгоревшую Академию, то всех перевели в государственный универ, я же с тобой ещё разговаривал. —Вот именно, что мы говорили об этом, и я сказал, что забрал документы. Я говорю это с таким странным удивлением, будто для самого себя только что открыл Америку. Это всё было так давно, будто и не было вовсе… Мы подвигаемся вперед на несколько метров и снова застреваем в длиннющей полосе разгневанных и уставших рабочих. Дима задумчиво стучит по рулю пальцами. —Поджигателей, кстати, так и не нашли. —И почему? —Говорят они из твоего Бурелома. Милиция не хочет туда соваться, но если буреломщики снова взбунтуются, надо бы принять меры по их… Я настороженно хмурюсь. —По их что? —Я не буду говорить. —Даже если я скажу, кто поджигатель? Дима косится на меня с подозрением. Я громко вздыхаю, откинув голову. —Это я сделал. И мой товарищ. —Хорошая шутка. Когда перестанешь врать? Поджимаю губы в диком желании врезать по его невозмутимосу лицу, но мысленно умоляю себя сдержаться. Конечно он не верит. Конечно. Он ведь совсем меня не знает. Он знает Артема, который размазывал бы сопли по холсту, узнай о такой трагедии. Артема, а не Белоснежку, у которого пожарище на фоне бесцветного неба и обгоревшие ватманы вызвали злую ухмылку. Я громко выдыхаю и отвожу взгляд в окно. Бесполезно. С ним бесполезно разговаривать. —Как хочешь. Песня заканчивается и ведущий снова начинает затирать про погоду, будто люди такие тупые, что информация в их головах хранится не больше минуты. Уже ясно, что ожидаются сильные заморозки и снегопады, что казино моего отца снова… стоп, что? Дима меняет волну как раз на этом моменте. Я дико впиваюсь в его руку, что он аж дергается от неожиданности. —Блять, Артём! —Верни. —Там про казино твоего отца. —Да ты что, — парирую я, вращая его рукой переключатель, — верни быстро обратно. Дима сбрасывает мою руку и настраивает так, как я прошу, бурча что-то вроде «я хотел как лучше». —… да, именно так рассказал нам новый владелец. Желающие попытать удачу могут сыграть с ним совершенно бесплатно! —заливается диктор торжественным голосом. —Деньги не такие большие для наших состоятельных граждан, но на ремонт дорогой машины хватит с горочкой! Как говорится, даже круглый бедняг в один день получает шанс стать миллионером! И так к погоде… завтра в Солнечной Столице ожидаются сильные заморозки и…. Я замираю словно облитый ледяной водой, старательно собирая мысли по всей пьяной голове. Казино, шанс, круглая сумма, Влад… у меня вдруг рождается такая сумасшедшая идея, что руки начинают непроизвольно дрожать, а во рту пересыхает. Нет, о таком даже думать нельзя… но что если Влад победит? Если деньги окажутся в его руках? Он сможет забрать Алису и Илюху? Он сможет уехать? Эти деньги покроют ту сумму, которая исчезла по моей вине? Получится ли…? Я даже не замечаю, как ситроен вырывается из пробки и объездными путями мчит к Бурелому. Я не слышу, что говорит Дима. В мыслях идет бешеный подсчет шансов Влада сорвать куш и счастливые лица ребят, которые наконец-то смогут выбраться. Сердце стучит так бешено, как не стучало при моем первом поцелуе. Губы расплываются в глупой улыбке. —Отлично. —Только не говори, что собираешься участвовать в этом разводе. —Я? — безвинно вскидываю руки. — Я не умею. —А так взволновался, будто мастер. —Нет, что ты… — с лёгкой улыбкой смотрю в окно, за которым проносятся дома, парки, музеи и торговые центры. — Я ничего такого не умею. —Спасибо, что избавил меня от ещё одной проблемы. —На здоровье. — смотрю на него с натянутой ухмылкой. — Так и быть, радуйся. В таком противоречивом настроении мы въезжаем в Бурелом. Я сразу расслабляюсь, видя площадки с оторванными качелями, огромные надписи на домах и мигающие жёлтые фонари. Я даже сладко зеваю, уже представляя как обессиленно свалюсь на матрас под тёплый бок Гриши и как расслаблюсь, убедившись, что с ним все в порядке. Ситроен с трудом проезжает по узкой заснеженной дорожке. Дима морщится каждый раз, когда машина проваливается в ямку и слегка буксует, а я аж чувствую насколько неприятно ему здесь находиться. Ничего страшного, Дим. Пока ты не вредишь Бурелому, Бурелом не вредит тебе. Расслабься. Грязь есть везде. Где-то в большей, а где-то в меньшей степени. Где-то на поверхности, а где-то глубоко внутри, разъедающая не улицы, а душу. Наконец-то мы останавливаемся. Резко выдыхаю с лёгкой улыбкой. —Ну, спасибо. Не забуксуешь? —Нет, резко сдам назад. —Хорошо. Спасибо, что довёз. Дима касается моей руки. —Задержись на секунду. Я настороженно поворачиваюсь, внимательно следя за его движениями. Когда вижу чёрный кошелек, протестующе вырываю руку. —Ну блять нет, Дим. Не надо. —Бери и не выебывайся. Вылечи лицо. Мне не жалко. —Оставь свои честно заработанные себе. —Как же ты иногда бесишь. Дима наклоняется вперед и, резко целуя губы, запихивает крупную купюру мне в карман. Сука. Закрываю глаза, стараясь целовать как можно мягче: все-таки сумма в кармане не маленькая, не могу же я вот так взять оттолкну… На капот что-то падает, и с таким грохотом, что бедный ситроен слегка сотрясается. Мы с Димой резко отлипаем друг от друга, обескураженно уставившись в лобовушку. На капоте — короткая чёрная юбка, едва прикрывающая женские прелести в сетке чёрных колгот, по которым пошло ползёт мужская рука. —Боже блять, это ещё что… — грубо вырывается у Димы, в то время как я тщательно всматриваюсь в длинные тёмные волосы, колготную сетку и руки, скользящие по талии и бёдрам. Будто где-то я это видел и где-то уже испытывал что-то похожее на… ревность? Кудрявая макушка показывается сбоку от головы незнакомки. Я замираю в недоумении, а Гриша, удивлённо похлопав глазами, расплывается в издевательской ухмылке. —Пардон, парни. Это я читаю по его губам, с иронией наблюдая, как прямо перед моим носом он залазит под чужую юбку и спускается поцелуями по шее. И так бесстыдно, будто бы никогда не делал этого со мной. Дима в бешенстве открывает дверь, но не выходит. Только испепеляет голубков мрачным взглядом, пока Гриша сам любезно не отводит свою пассию в сторонку, держа за талию. Она льнет к нему так пошло, что я пугаюсь собственного желания вырвать ей глаза и оттащить за волосы. —Гриш, ну чего мы тут задницы морозим? Я же хочу тебя! — она тянется к его уху. —Так хочу… помнишь как тогда на диванчиках в «Яме». Ты был таким сексуальным, что…боже, как хорошо, что колонки заглушили мои крики! Гриша усмехается, на автомате подставляя накрашенным губам свою шею. —Льстишь, чертовка! Ну сейчас, сейчас пойдём, и я отдеру тебя как последнюю шлюху. Буквально минутку. Он неторопливо подходит к машине и с улыбкой опирается на крышу. Дима напряжённо вжимается в кресло, что вызывает у Гриши злую ухмылку. —Не волнуйся, бью я больно, но быстро. —Гриша. — перехватываю его взгляд. — Не трогай. —Хочешь сам? Прости, но я спал и видел как въебываю твоему принцу за все хорошее. —Не трогай его, Гриш. —Хочешь сказать… —Говорю тебе не трогай. Дима, затаив дыхание, следит за нависшей над собой угрозой и не успевает задать вопрос, как Гриша врезает кулаком по его лицу. Он вкладывает в удар всю свою силу, и я уверен: не будь меня рядом, он избил бы Диму до смерти. С показательным отвращением Гриша вытирает руку о куртку и, ничего не говоря, возвращается к девушке. Уводит ее в тёмный переулок, даже не взглянув в мою сторону. Я вылетаю из машины, обегаю ее и чуть ли не падаю на колени перед Димой, пытаясь узнать перелом или нет. —Убери руку, Дим. Дай посмотрю. —Отвали, а? — он резко отмахивает меня в сторону. — Просто отвали. Горячая кровь ручьем течёт по пальцам, падая на штаны крупными каплями. Я сосредоточенно смотрю в его лицо, в искреннем сочувствии поджимая губы. Он заслужил, да, но не… —Я сейчас принесу вату. —Артём, умоляю, просто оставь меня в покое. —Я помогу. —Уже помог, спасибо. — он смотрит на меня с такой ненавистью, что я аж дергаюсь, покрываясь противными мурашками. — Кто этот Гриша? Я теряюсь, не зная, что ответить и как объяснить Диме нашу с Гришей странную связь, а потом резко плюю на все. С хера ли меня должны заботить его чувства, если ему совершенно насрать на мои? Я даю волю Белоснежке. —Гриша? Он меня трахает. —Смешно.— Дима прикладывает к носу чистый платок, который мигом окрашивается красным. — Такие как он трахают таких же грязных шлюх. Я иронично усмехаюсь, закурив сигарету. —Тогда я самая грязная шлюха. —Перестань. —Думаешь, почему он тебе въебал? —Очевидно, чтобы выебнуться перед девушкой. — Дима отнимает от носа окровавленный платок и вытирает руку. — Ничего, настанет день и он умрёт также неожиданно, как ударил меня и также грандиозно как весь этот чертов Бурелом! Я мрачнею, а Дима продолжает так невозмутимо, будто читает мантру. —Бурелом — раковая опухоль и настанет день, когда Солнечная Столица срежет ее и наконец-то вздохнет с облегчением. И если не государство, то я лично позабочусь об этом. Я не сдерживаюсь и звонко смеюсь ему в лицо. Не верю. Ни единому слову. Человек, который даже не может дать сдачи, серьёзно намерен искоренить Бурелом? Просто смешно и глупо! —Скатертью дорожка, мистер правосудие. — громко захлопываю водительскую дверь и салютирую двумя пальцами. — Ты можешь попытаться захватить мир, но Бурелом тебе не по силам. —Еще посмотрим.

***

Я просыпаюсь на диване от разгневанного женского голоса. Сбрасываю с себя плед, сажусь, сонно протираю глаза и пытаюсь врубиться, что происходит. Насколько я помню, дома был только Гриша со своей шалавой, из-за которой мне пришлось отсыпаться в зале под протяжные стоны и скрип кровати. —Пошла вон отсюда! Вон я сказала! Чтобы я ещё раз твою небритую пизду увидела! Я прислушиваюсь. Так яростно кричать может только Алиса, и что-то мне подсказывает, что брюнетка ей, мягко говоря, не понравилась. Губы расплываются в злорадной ухмылке: это тебе и за капот, и за стоны, и за Гришу. Тварь. —Давай шевелись, сука! Или мне вытащить тебя за волосы?! А ты тоже молодец! — она с такой же яростью переключается на Гришу. — Это тебе не блядушник! Трахай своих сук у себя, не надо их водить в мою квартиру! Гриша равнодушно зевает: —Бля, Алис, оставь Лизку в покое… —Ты сказал, что дома никого нет! — верещит Лизка, на что Гриша лишь безучастно переворачивается на другой бок. —Да, но я не говорил, что никто не придет, так что не надо тут. —Козел! —Двигай уже! — бурчит Алиса, толкая девушку в коридор и случайно натыкаясь на меня, с довольной улыбкой подпирающего косяк зала. — Вас даже Артем не смутил?! —Да Алис, какой нахуй Артем… — лениво бубнит Гриша, вылезая с постели и откапывая шорты. — Он развлекается со своим принцем в машине. Я лично видел. Я показательно громко кашляю. —Уж больно ты глазастый! —О, а ты реально здесь что-ли? —Прикинь блять! —Ну вот, можете как раз всё обсудить, пока я выгоню эту стерву! — Алиса толкает Лизку к двери, пока та находу натягивает юбку. — Где твоя куртка? Я злая, но не до такой степени. —Козел! Ненавижу тебя! Как можно так обращаться с девушками! —Ой все, хватит ныть, я же говорил, что секс для меня чисто расслабление и удовольствие, ничего больше. — Гриша, лениво потягиваясь, выходит из комнаты. — У тебя кстати не было никаких болячек? —Да пошёл ты! — чуть ли не со слезами кричит Лизка, натягивая куртку. — Чтоб ты сдох! Я бы хотела иметь сифилис, гепатит, вич, спид, только чтобы передать тебе! Я всем в универе расскажу, какой ты на самом деле! Подлый, мерзкий, отвратительный…. —Продолжай, меня возбуждают стервы вроде тебя. — Гриша издевательски усмехается, проходя мимо меня на кухню. — Тём, кофе? —Не откажусь. Алиса надевает куртку и гремит ключами. —Всё, не ной, знала под кого ложилась. Куришь? Отлично. Покурю с тобой только из женской солидарности и только потому что он тоже меня когда-то трахал. Дверь хлопает, и только тогда я выхожу на кухню, медленно снимая бинты с щек. Морщусь от тупой боли: за мой недолгий сладкий сон они неплохо так прилипли. —М...вот блять… Гриша останавливает мое запястье и, смочив пальцы, аккуратно отклеивает бинты с запекшейся кровью. Я шумно втягиваю носом воздух и на секунду жмурю глаза. —Ай… блять!.. —Всё, выдыхай. — Гриша сияет лёгкой улыбкой. — Давно пришёл? Я язвительно ухмыляюсь. —Как раз успел к вашей кульминации. —Понравилось? —Ага, очень. Гриша усмехается, заваривая кофе. Я немного подвисаю, смотря на его искусанную шею, исполосанные плечи, поцарапанную спину и… перевязанную руку, но решаю промолчать. Не хочу ничего спрашивать. Гриша улыбается, потирая плечо. —Судя по твоему помятому виду, спал ты очень даже хорошо. —Пьяному всегда крепче спится. — опираюсь спиной на столешницу, задумчиво смотря в грязный пол. — Но с тобой в любом случае лучше. Гриша двигает ко мне кружку кофе. —Уж прости, но сегодня я без сна — нужно дописать конспекты, а то я нихуево задолжал: за перемену, боюсь, не справлюсь. —Это так важно? —Дня через два у Матвея тусовка. — он садится за стол, пробуя кофе. — Хочу пойти с чистой совестью. Я сажусь напротив. —Возьмёшь меня? —Взять? В любое время! Швыряю в его улыбчивое лицо полотенце. Тоже мне шутник. Так ведь и согласиться можно. —Придурок. —Ну ладно, ладно, я поставлю Матвея перед фактом, что ты со мной. Заодно познакомитесь. —Так-то лучше. Мы пьем кофе, прожигая друг друга взглядом. Будто каждый хочет что-то сказать, но не говорит. И я прекрасно знаю, что. И Гриша тоже знает. Но поднимать тему Димы, когда места себе не находите от желания коснуться друг друга как-то… неправильно. Я уже не буду говорить, что сам давно поступаю неправильно. Очень неправильно, но настойчивый голос совести давно перестал беспокоить мои несчастные нервы. И жить, кстати, стало гораздо проще. Тянусь через весь стол и касаюсь Гришиных пальцев. Он переплетает их с лёгкой улыбкой. —Ты первый начинаешь, учти. —Ответственность полностью на мне. — кладу голову около наших рук и закрываю глаза. — Я звонил тебе, знаешь? —Да, Влад говорил, что тебе приснилось что-то дурное. —Мне снился ты, твои друзья и Крот. Он грозился расправой, а после накачал меня наркотиками и трахнул. — громко вздыхаю. — Ощущения были… ну ты понял. И я снова видел маму. Она просила о мести. —Отомстим, не волнуйся. — шепчет Гриша, запуская пальцы в мои волосы и ласково перебирая их. — За всех отомстим. Подлечишь лицо, сходим на тусовку и расправимся со всеми мудаками. Я тихо усмехаюсь, целуя его пальцы. —А потом? —А потом… — он мечтательно вздыхает. — Потом и узнаем. Разве интересно заранее знать, что будет дальше? Кофе медленно стынет, окутывая нас приятным ароматом. Гриша гладит меня по голове, потом медленно высовывает руку из-под моих волос и начинает возиться с бинтом. Я молча наблюдаю. Кажется он снимает повязку только при мне. Ну или мне хочется так думать, будто для него я какой-то особенный. Хотя может и так. Гриша никогда не говорил и вряд ли скажет это, но мне не нужны слова. Мне нужно чувствовать. —Хочешь вместе разберём твои конспекты? —Тебе не лень? Два часа ночи. —Пошли уже. Не думаю, что ты горишь желанием столкнуться с Алисой.

***

Поговорив немного с Марией, мамой Гриши, (да, она как была, так и осталась кудрявой и заботливой в рамках понятия этого слова в Буреломе), мы проскальзываем в комнату. Я осматриваюсь так, будто бы не был здесь целую вечность. Вот матрас, привычно заваленный всяким хламом, вот стол, тетради, листы, пустые банки и бутылки пива, таблетки, сироп, разбросанные бинты…иногда мне кажется, что в этом сраче можно найти невероятное. Я делюсь этим с Гришей. Он смеётся. —Правильно говоришь, Снеж. Я редко здесь убираюсь. —Твоё редко, значит никогда. — сгребаю грязные вещи с матраса и, резко взвизгнув, отбегаю к Грише. Он отвлекается от поиска тетради с совершенно не удивленным видом. —Что, таракан? —Блять…да. —Не переживай, своим визгом ты наверняка его оглушил и от такого горя (ну прикинь, нихуя не слышать!) бедняга сдох мгновенно. —Гриша берет необходимые книги, тетрадь и зажигает переносную лампочку. — Пошли на матрас, там почище и можно лечь. Я упрямо стою на месте, стыдливо поджимая губы. Ну и позорище. Таракан. Серьёзно, Артём? Столько месяцев в Буреломе, а шугаешься обычного насекомого? Как девчонка ей богу! Аргх, ну они блять такие противные! Эти длинные усики… Меня передергивает. Гриша раскладывается на матрасе и возвращается за мной. —Там реально никого нет. —Я выгляжу жалко, да? —Нет, с чего бы? — он смотрит на меня слишком нежно, и слишком таинственно переливаются его глаза в приглушенном полумраке. — Иногда можно быть слабым, помнишь? —У тебя красивые глаза. Гриша растерянно улыбается и целует меня в лоб. На одну секунду я забываю как дышать от такой нежности. —Ещё горишь желанием разгребать эти жуткие черновики? Не бойся, я буду рядом, буду лично хлопать этих прусаков. —Да. Вместе быстрее справимся. — при упоминании таракана я брезгливо морщусь. — Только умоляю, не трогай их руками. И почему прусаки? Гриша таинственно усмехается, уже готовясь поведать мне очередную невероятную историю из своей кладовой знаний. Я сажусь на матрас и, опаской оглянувшись на предмет своей брезгливости, принимаюсь внимательно слушать. И время, такое беспощадно короткое, когда рядом Гриша, пролетает в мгновение ока.
Вперед