Белоснежка

Я подскакиваю как ошпаренный, в страхе хватаясь за карманы. Но не нащупав металлической рукоятки ножа, обливаюсь холодным потом. Пальцы нервно скользят по покрывалу, в поисках хоть какой-нибудь вещи, которой можно защититься. Она здесь. Стоит под самым потолком, неестественно вывернув голову на сто восемдесят градусов и пытаясь дотянуться до меня длинными черными пальцами. Она издаёт страшные хрипы, среди которых я впервые отчётливо слышу слово «месть», от чего рубашка намертво склеивается с позвоночником. Я часто дышу, неотрывно смотря на это «нечто», которое привык называть мамой. С трудом проглатываю вязкий ком в горле. Пальцы нервно бегают по кровати в поисках кудрявой макушки. —Она снова здесь. Эй, ты слышишь?... Где мой нож?... Нащупав вместо головы подушку, я без раздумий швыряю ее в самый дальний угол. Что-то с грохотом валится на пол, но я будто этого не слышу. Несусь к двери как сумасшедший, пока внезапная темнота в глазах не сбивает с ног. Я валюсь прямо в то место, где должен быть выход. Но его нет. Только кресло. Кожаное кресло. Откуда у нас кресло? Как блять вообще… Не успевает мысль закончится, как я снова вырубаюсь. —Твою мать, Артём! Один щелчок и комнату озаряет яркая вспышка света. Я щурюсь, пытаясь рассмотреть вошедшего. Чистые домашние спортивки, чистые руки, длинная чёрная майка, босые ноги, белый паркет…пазл в голове быстро складывается и страх сменяется растерянностью: какого хрена я…здесь? Тру глаза, пока Дима по-хозяйски осматривает комнату. —Что подушка делает… блять, ты нормальный? Я эти списки час складывал! —Ты забрал мой нож, как мне было защищаться? —У тебя не все дома? — Дима быстро подбирает листы с пола и впивается в меня серьёзным взглядом. — Тебе есть, чем выплачивать административку за свой нож? Сомневаюсь. Я медленно отнимаю руки от лица. —С хуя ли ты роешься в моих вещах? —С хуя ли ты разъебываешь мою комнату? Я смотрю на свои пальцы, измазанные чёрным карандашом от глаз, потом на Диму. В таком же размазанном черном цвете ощущается его сдержаное отвращение на лице и злость в сжатых кулаках. Я выдерживаю все это совершенно спокойно, даже, наверное, чересчур заебанно, чтобы вступать в словестную перепалку. Я знаю, Дима ни за что не ударит. Не потому что силы не хватит, а потому что телесные повреждения грозят огромным штрафом или общественными работами. Я знаю, что на стене с фотографиями, которую мы делали вместе, больше нет для меня места. (Да, Дима снял все совместные фотки). Я знаю, что работа и учёба волнуют его больше, чем темнота в моих глазах. Я знаю, что он ни за что не выберет меня из толпы. Я знаю, что он никогда не будет любить меня как прежде, но любил ли он когда-нибудь так, чтобы я убивался по чему-нибудь кроме моментов, пережитых вместе? —Улик и Костян здесь? —Я отправил их в магазин.. — Дима подаёт мне руку. — Мы ведь должны были поговорить, помнишь? —Нет. — поднимаюсь, замечая разодранный рукав рубашки и стертую кожу. — Кажется, я ничего не помню. —Ты упал без сознания на заправке. Я старательно переворачиваю свой мозг в поисках этого момента, но не нахожу ничего, кроме нашей ссоры в машине. Ладно, раз забыл, значит ничего важного. Но рубашку жалко. —Верни мои вещи. В Буреломе свои законы и нож там на вес золота. —Бурелом – просто огромная помойка, от которой нужно избавиться. — Дима серьёзно скрещивает руки на груди, испепеляя меня взглядом. — А ты ее романтизируешь и от этого сам же страдаешь. —Я больше страдаю от общения с тобой, знаешь ли. В Буреломе люди хотя бы верят мне и не спрашивают «у тебя что, не все дома?» — я кривляю Диму так правдоподобно, что с трудом сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться. — Да, и не смотрят вот так презрительно, как ты сейчас. —Я смотрю презрительно? —Ещё начни отрицать это. — сажусь на край кровати, опустив тяжелую голову. — Тебе самому не надоело строить из себя конченного еблана? —Никого я не строю. —Да ты что? – я откидываюсь назад, сложив руки на животе. — Всегда строишь, лишь бы угодить своему папочке. Когда у тебя появится собственное мнение? Дима делает громкий вдох, и я уже предвкушаю эти семейные разборки, как он просто садится рядом и просто берет меня за руку. Я резко замолкаю, смотря в потолок. Интересно, если не скандалом, то чем все закончится в этот раз. —Помнишь как мы ходили на колесо? —Когда ты блевал? —Да, именно тогда. Я тихо усмехаюсь, вспоминая тот вечер. —Помню, но такое чувство, будто все это было не со мной. —Потому что жизнь вынудила тебя жить там, где совершенно не твоё место, — Дима бережно гладит мою руку, — и твоё поведение, наверное, результат приспособления к тем мерзким условиям. Я задумчиво смотрю в стену, а Дима продолжает: —Я стараюсь понять и принять это, но пока не могу. —Потому что ты никогда там не жил. —Потому что я никогда там не жил. Я поворачиваю голову с лёгкой улыбкой. —Извини, что был так резок с тобой. —Извини, что не старался услышать тебя. Я долго смотрю на него. Раз уж мы говорим искренне… —Я изменял тебе. —Ты говорил. — Дима отводит глаза. — Но я как-нибудь переживу. —Ну, если я пережил тот секс в машине, то думаю ты тоже справишься. —Это тут причем? —Ни при чем. — отворачиваюсь, обнимая свои плечи. Дурак, я же сам его провоцирую, а потом ною, что мне отвечают той же монетой. Может, Дима прав и на мое отношение к нему сильно повлиял Бурелом, в котором для меня…якобы нет места? —Если заберёшь меня, то начнём все с самого сначала и нормально, идет? —Идет. Дима обнимает меня, а я закрываю глаза и мечтаю поскорее оказаться дома. Заберет! Смешно! Он обещал это еще три месяца назад и наверняка будет обещать ещё столько же. Хотя что тогда, что сейчас – я не верю. Я не верю ни во что, и мне проще играть по его правилам, чем объяснять свои. Он не верит мне, а я ему. О каких нормальных отношениях может идти речь если Дима даже не смотрит в мою сторону, когда мы все вместе собираемся на кухне, и любезно протягивает мне торт, прекрасно зная, что я не переношу сладкое. «Прекрасно осознавая все его минусы, ты не можешь разорвать эту нить, держащую вас вместе. Она болит и доводит тебя до удушья, но вместо того, чтобы перерезать ее, ты молча привыкаешь к боли. Слабак, зацепившийся за прошлое. Слабак, который тащит за собой булыжник дерьма, не в силах трезво оценить настоящее. Слабак, глупо верящий в сказку и самолично отрицающий эту веру. Слабак, который жестоко расправляется с кучкой наркоманов, но не может расправиться с собственными чувствами. Ну чего же ты, позволь себя раздеть и трахнуть! Позволь, ты, кажется любишь всю ночь оттирать от себя его прикосновения и рыдать как сука!» —Да заткнись ты… —М? —Нет, это я не тебе. — продолжаю целовать Диму на кухне, пока ребята вышли. — Только без секса, у меня… ещё не все зажило. —Там так сильно? Расстегиваю верхние пуговицы рубашки и отгибаю ее в сторону, обнажая пожелтевшие синяки и запекшиеся царапины. Дима хмурится и припадает к шее, обжигая ее горячим шёпотом. —Не так плохо. —Эй… — аккуратно толкаю его в грудь. — А если Улик с Костяном вернутся? —Ты им уже на заправке все показал. —Что? —Не помнишь? Ты поцеловал меня у них на глазах. —Разве я… —Все, Тем. — он оставляет на шее мокрую дорожку от которой у меня болезненно сжимается сердце. — Давай просто расслабимся. —Но я ведь… «Ещё одно движение и я врежу этому мудаку по ебалу» —Дима, отлипни, я серьёзно. Пытаюсь отодвинуть от себя его тело, но он начинает говорить на ухо таким жутким голосом, что я теряю над собой контроль и с размаху вмазываю кулаком по его лицу. —Блять, сколько раз тебе сказал?! Хватит! Он со зловещей ухмылкой вытирает с губ кровь, а я в ужасе отхожу назад, пытаясь нащупать на столе нож. Передо мной вдруг вырастает высокая фигура Крота, а комната разваливается на мелкие частицы, перенося нас в Гнилое место. Я упираюсь спиной в кухонную плитку, громко дыша и обливаясь холодным потом. Я хочу бежать, но ноги будто врастают в землю. Я хочу кричать, но голос застревает в горле и я только беспомощно шевелю губами, наблюдая, как Крот приближается. Он что-то говорит про Гришу, про то, с каким кайфом расправился с его друзьями и с каким наслаждением убьет сначала меня, а потом его. Он пытается меня раздеть, пытается потрогать, поцеловать. Под лезвием ржавого ножа у собственного горла, я затягиваюсь предложенным мефом и по приходу кайфа уже все равно кто, где и как меня трахает. Резко открываю глаза. Нервно дышу, оглушенный диким биением сердца в ушах. Замыленные глаза в страхе бегают по сторонам, пока я не возвращаюсь в реальность окончательно. Облегченно выдохнув, прячу голову в согнутые руки. —Блять… Дима бережно обнимает мои плечи. —Воды? —Телефон. Принеси мой телефон пожалуйста. —Где он? —Ты не забирал? —Я не роюсь по твоим карманам. — Дима садится рядом, взволнованно бегая глазами по моему мокрому лицу. — Ты потерял сознание на заправке, потом валялся без сознания возле кресла и… —Подожди немного. Нащупываю в кармане телефон и, медленно сползя с кровати, выхожу на балкон. Дима молча приносит куртку и также молча уходит. Но это все проплывает мимо, пока я слышу мучительно долгие гудки по ту сторону. Зажимаю в зубах окурок подлиннее и только с пятого раза нормально чиркаю зажигалкой. Как раз в этот момент снимается трубка. —Артем, привет! —Илюх? —мигом проглатываю дрожь в голосе. — Ты как, в порядке? —Мы с Владом и Алисой приготовили кексы из мефа! Они такие вкусные! Я чуть ли не давлюсь дымом. —Мефа? —Илюх, с кем ты там блять трындишь? Ещё и с Гришиного телефона! И про наркотики! В его контакты лучше не… — Влад берет трубку. — Белоснежка? Звонишь узнать, с каким вкусом брать торт? Да с любым! Мы не такие привереды как… —Где Гришу носит? —Хз, ушёл сразу после тебя. — Миронов сладко зевает. — Телефон, как видишь, забыл. —Блять. —А что? — Влад понимает, что моё «блять» не придурошное и тут же меняет тон. — Что-то случилось? Я делаю долгую затяжку, размахивая дым ладонью. —Ничего серьёзного. Просто мне нужно было его услышать. Просто дурной сон. —Не пугай так. — Влад включает воду и начинает греметь посудой. — Приезжай, уверен он ошивается где-то на районе и не против твоей компании. —Окей, спасибо, доброй вам ночи. Медленно опускаю телефон и голову прямо в клубы едкого дыма. Ладно, насрать. Что я, маленький что ли? Зачем я вообще звонил? Это ведь сон. Просто тупой, слишком реалистичный, мерзкий сон. По рукам прокатываются колючие мурашки. Я смахиваю со лба холодный пот и привожу себя в чувства. Не хватало ещё сидеть здесь и накручиваться. Докуриваю (да нечего там было вообще курить) и возвращаюсь в комнату. Она совсем не изменилась. Все фотографии на месте. Учебники, тетради на столе в вечном хаосе, а парочка вообще на полу вместе с подушкой. Быстро их поднимаю и складываю в аккуратную стопочку. —Все хорошо? Поднимаю глаза на Диму. Он стоит в проходе, терпеливо выжидая, когда я все объясню, но объяснять ему бессмысленно. —Да. Спасибо за куртку. — машинально возвращаю ее и также машинально целую Диму в уголок губ. — Ты на что-то злишься? Прости, нихера почти не помню. Дима берет моё лицо, рассматривая его так пристально, будто на нем написаны ответы. Нет, Дим. Там только замазанные раны, синяки и дикое желание вернуться домой. —Приснилось что? —Да там… кошмары просто. —А, так ты из-за этого…— Дима отпускает мое лицо и разбрасывает волосы. — Пошли, там Костян с Уликом стол накрыли и принесли торт. Я ничего не отвечаю и молча иду за ним, все ещё содрогаясь от ощущений по ту сторону реальности и от мерзкого чувства в животе, выворачивающего меня наизнанку. Этому засранцу так сложно было взять телефон?! Хотя какого хуя я вообще нервничаю?! «Расслабься, ты ж его знаешь, — почти равнодушно говорит Белоснежка, — если кто-то и осмелится лезть с ним в драку, Гриша пизданет первый» «Да, а то, что я нашёл его почти замерзшим, а потом еще три дня выхаживал, нормально блять? Мне кажется тема друзей для него настолько больная, что легко может стать слабым местом» «Забей, а? Он старше на года три-четыре, уж как-нибудь разберётся» «Ага и дурнее настолько же» —Тем? — Костян усиленно махает перед моим лицом и, не добившись минимальной реакции, драматично падает на диванчик. — Не реагирует! Улик! У него приступ влюблённости! Реанимируй! Скорее! —Да свали ты. — Дима толкает брата с дивана, но Костяна так просто не успокоить. Он снова на ногах и даже с кружкой сока. —Нет, ну точно! Любовь вскружила голову! —Тебе то что о ней известно, — иронически усмехается Улик, предлагая мне воду. Я киваю и залпом опустошаю стакан, с непривычки морщась. —Есть что покрепче? —Дима, посмотри, что ты сделал с ним! —Блять, плохо ему, не видишь? —Дима открывает бар. — Чего хочешь? —Виски. Костян ошарашено хватается рукой за голову. И не понятно от чего: то ли впервые узнал, что в квартире имеется бар, то ли выпал от моего спокойного «виски». Да, Кость, ты ещё не видел как я всю ночь сижу в обнимку с унитазом после бутылок водки, пока Гриша таскает воду, параллельно умудряясь держать мои волосы и подкидывать тупые шутки. Я уверяю ребят, что все сейчас пройдёт и без всяких колебаний опустошаю стакан виски. Улик садится рядом, по-матерински обнимая мои плечи. —Положить чего-нибудь? Мы с Костяном все местные рестораны обчистили. Стол действительно ломится от еды, красиво завернутой в фирменные этикетки дорогих брендов. Взгляд цепляется практически за все: за стильный светлый интерер, чистый пол, стол, а главное – за идеальную чистоту, которая могла мне только присниться. —Будем как раньше есть с Костяном на спор? Он аж давится соком, нервно усмехаясь, будто я сказал что-то аморально неприемлимое. —Э, в смысле? Я не буду, вы что. Мне через неделю играть главную роль… —И как это связано? —Ну я просто… — он резко затихает и, как-то неестественно улыбнувшись, уходит в ванну. — Я скоро, парни! Смотрю на Улика. Он хмурится и, похлопав меня по плечу с тихим «вот о чем я», уходит за Костяном. Я накладываю себе целую тарелку. Дима наливает ещё виски. —У него проблемы с едой. —Я в курсе. — с каждым глотком мне все лучше и лучше. — А еще проблема в ваших родителях, тебе не кажется? Мать капает Костяну на мозг, доводя до истощения, а «уважение» отца доводит тебя до истерики. Тебе нормально? —Легко говорить, когда не в ситуации. — Дима пшикает банкой энергетика и садится рядом,. — Все, что я мог сделать, я сделал. Съехал и забрал его с собой. Всё остальное – его личные проблемы. Мне своих хватает. И твоих. —Почему бы не разорвать связи? —Потому что они влиятельные люди. Поверь, с ними лучше сохранять отношения. Я закатываю глаза. —И убиваться из-за этого. —У меня есть план. Совсем скоро все изменится. —Ну да, как же. —Если тебе лучше, давай поговорим о том, что было на заправке. Я медленно доедаю пиццу и запиваю ее большим глотком виски. Примерно догадываюсь, о чем он хочет говорить, но такой разговор лучше держать под градусом и начинать его первым, как драку. —Зато теперь Костян все знает и его даже не стошнило, не смотря на все его злые шутки про педиков. —Я про твою измену. — Дима тяжело вздыхает, вертя в руках банку энергетика. — Я люблю тебя, но простить… наверное это неправильно. —Сделай хоть раз выбор не по общественному мнению, а по своим личным ощущениям. Дима задумчиво смотрит в одну точку, потом ставит банку на стол и поворачивается ко мне. —Мы могли бы начать все сначала и забыть твой Бурелом как ночной кошмар. —Не все кошмары забываются. —Мы попробуем. — он приближается к моему лицу, взяв за плечи. — Я постараюсь сделать так, чтобы ты забыл все, что там было, чтобы… —Целуй уже, словами потом поразбрасываешься. Дима целует, а я и не знаю, чего хочу сейчас и чего буду хотеть завтра. Жизнь научила действовать по ситуации, руководствуясь желаниями в конкретный момент и ни на минуту дольше. Сейчас единственное, что крутится в мыслях – Бурелом, и то, что там творится в моё отсутствие. Виски бьет по мозгам, но ровно настолько, чтобы целовать Диму с приятной симпатией, нежно бегать пальцами по его волосам и даже пару раз чмокнуть в шею. Как хорошо, когда он вот такой спокойный и не поливает меня грязью. Может я слишком… придирался к нему?

***

Не знаю, сколько проходит времени, сколько раз Костян убегает в туалет, сколько раз Улик бежит за ним, сколько раз они возвращаются как ни в чем не было и сколько я… выпил. Сижу пьяный у Димы на коленях, уткнувшись в шею, и перебираю его гладкие волосы. Непривычно. Слишком чистые и слишком резко несет парфюмом, что, будь я трезвый, уже давно бы прокашлялся и высморкался. —Ой, мама, — вырывается у Костяна по возвращению, — я ещё не привык к вашим вот этим вот гейским… —Я не гей. — мрачно обрывает Дима, жестом подсказывая мне убраться с колен. — И вообще давай без этого. Я послушно слажу и тянусь за яблоком, потому что от остальных сытных блюд с непривычки уже воротит. —Да в смысле не гей?! Сосешься же с ним! —Есть много других ориентацией, гений. —Да? Ну и кто ты? — Костян деловито складывает руки на груди в ожидании ответа, но вместо Димы отвечаю я. Мне-то терять нечего. —Ну я гей. Что дальше? —А как ты понял? — Костян запрыгивает на столешницу, болтая ногами. —Вспомнить бы. Девушкам много нужно, они хрупкие и нежные, — я вдруг вспоминаю Алису и хочу взять все свои слова обратно, — короче мне просто в кайф ощущать рядом такого же сильного человека как я. Да и с парнями как-то морально проще. У Костяна на лице усердная обработка информации. Улик берет энергетик и становится рядом с ним. —Ты привыкнешь. —А как же сиськи, ребят?! —Не самое главное у человека. —Дима швыряет в младшего полотенце. — Занялся бы своей личной жизнью. —Меня никто не достоин! —Даже Улик? — бессовестно вырывается у меня на пьяную голову да ещё и с ухмылкой. — Присмотрись, такой хороший кадр. Улик давится энергетиком, Костян нервно смеется, а Дима забирает у меня бутылку. —С тебя, кажется, хватит. —Отдай. —Не веди себя как алкаш, Артем. — Дима убирает виски в бар. — Успокойся. Я валяюсь на диване, рассматривая на потолке яркие звезды. Почему он просто не дает мне нажраться до беспамятства? Он же хотел, чтобы я забыл. Так в чем блять проблема? Или он знает другие способы избежать реальности? —Переспим? Прямо сейчас. Я как раз под градусом, чтобы раздвинуть перед тобой ноги. Костян громко кашляет, Улик отворачивается, а Дима…о боже, Дима. Когда-нибудь я умру от смеха, видя его расстерянное лицо: и ударить не может за все мои фривольные словечки и трахнуть, так как есть свидетели. Прямо безвыходная ситуация! Я сажусь, подперев тяжелую голову, и начинаю отвратительно растягивать слова. —Уль, Кость, выйдите, он так стесняется. Дима резко хватает меня за руку и тащит в ванну. Я с трудом дохожу. Зачем? Что ему блять нужно? Не успеваю открыть рот, как меня окунают лицом в ледяную воду. —Ты совсем невменяемый. —Дим, это уже слишком! — вмешивается Улик, взволнованно наблюдая как сходит с лица тональник и как вскрывается тонкая корочка ран. — Дима блять, у него же лицо! —Что лицо? —Да отпусти ты! Улик отцепляет от меня гневные пальцы и садит на край ванны. Я часто моргаю, сбрасывая с ресниц воду и щурясь от крови, вдруг снова залившей лицо, будто в него кинули красную бомбочку. Я вижу раскаяние на Димином лице, но оно быстро скрывается в комнате. Как и он сам. —Твою ж мать… — Улик бережно вытирает окровавленные щеки. — Кость, принеси аптечку! —Всё нормально. — размазываю кровь рукавом рубашки, невзирая на настойчивые попытки Улика отнять мои руки. — Нормально, говорю. Пусть ещё раз окунет, может смоется, м? Улик все-таки обрабатывает, аккуратно приклеивая тонкие полоски бинта к мази и фиксируя все некрепким пластырем. Костян режет бинты, с ужасом поглядывая на мои раны. Я автоматически улыбаюсь. —Я сам его довел. Все хорошо. —Что у тебя с лицом? — шепчет Костян протягивая Улику отрезанный кусочек. —Въебал тому нарику, от которого вы меня спасли в декабре. —А его не посадили?! —Он успел сбежать. — смотрю на бессмысленную игру своих пальцев. — И способствовать краже моих денег. Пришлось драться. Улик поднимает серьёзные глаза. —Одному? —Ребята потом подоспели. —И что с ним стало? — с диким любопытством и горстью сочувствия спрашивает Костян, для которого драка – не больше чем элемент спектакля, а шрамы и раны – мастерский гримм. — Ну в плане… вы победили? —Мы убили его. — равнодушно пожимаю плечами, но кусаю нижнюю губу. — Не смотрите так, он заслужил. Помимо наркотиков занимался… другой грязью и… аргх, просто не спрашивайте меня. Спасибо, что это все прибрали. Больше мне ничего не нужно. «А как же попросить деньги? Или вернёшься ни с чем?» «Никаких денег. — решительно отрезаю я, поджав губы. — Ничего блять не нужно, пусть просто будут счастливы и не задают лишних вопросов» С той нежностью, с которой могу, ворошу их волосы и выхожу с ванны, подмечая, какая же она была аккуратная до моего появления. Диму нахожу на балконе с полупустой пачкой. Мне нечего ему сказать, да и ему тоже: даже не оборачивается. Я знаю, ему стыдно за все свои поступки, но гордость ни за что не позволит в этом признаться. Сейчас мне даже… жаль, что он никак не может с этим справиться и глушит чувства сигаретами. —Отвезёшь домой? —Отвезу. —Отлично. — выхожу с грустной улыбкой, держась за дверной косяк. — И не стой долго на морозе. Ты часто болеешь. Дима ничего не отвечает, и я выхожу, с болезненным чувством, что в этой квартире нет для меня места. Что она грязная, не смотря на идеальную уборку. Грязная и неприятная, хотя когда-то я мечтал провести в ней вечность. С человеком, который терпеть меня не может, но который вынужден изображать «любовь» просто потому что слишком много времени, денег и сил было потрачено на такого безнадежного идиота. Всё искусственно. Мне хочется плакать от собственной глупости, но также сильно мне хочется вернуться домой и хотя бы мельком увидеть Гришину тень, расслабленно проходящую в другую комнату.