Белоснежка

Влад бросает козырный туз, и я опять в проигрыше. —Да иди ты блять, — с досадой кидаю на барную стойку вшивые шестёрки, негодующе задымив сигаретой, — найди другую жертву для своих уебищных трюков. Влад довольно усмехается, сгребая карты в колоду. —А я ведь даже не мухлевал, Белоснежка. Жаль только, что на желания играем, а не деньги. Я б твои карманы подчистую вытряс. —Ага, и сам остался бы ни с чем. —Это уже другой вопрос. —Ладно. Говори уже свое желание и съебывай со стойки. У меня работа. Влад смотрит на меня с хитрым прищуром. С ним же обводит бар, в поисках жертвы. Я равнодушно курю, выдыхая в сторонку. Что бы он не выдумал — я выполню. Это не сложно, если внутри уже выработалось равнодушие ко всему происходящему. —Придумал! — Влад хватает меня за плечо, тыча куда-то пальцем. — Вон тот мажорный очкарик в углу. Узнай, че ему надо. Я удивлённо изгибаю бровь. —И всё? —Поверь, разговора с ним тебе хватит. —Влад с улыбкой подкидывает вверх серебряное кольцо и ловко ловит его в кулак. — Типчик какой-то мрачно-подавленный, так что обокрасть его как два пальца. Я усмехаюсь. —Ах ты подлец. Обокрал мажора и посылаешь меня выяснить, какого хуя он здесь ошивается? —Ну да, учитывая, что он ищет некого Рижского. Мы обмениваемся взглядами. Влад самодовольно ухмыляется моему замешательству, а я с ужасом понимаю, кого занесло в Бурелом. Вот блядство. Срываюсь к самому концу барной стойки, но на полпути возвращаюсь за кольцом. Влад в негодовании вскидывает руки. —Эй! Ты на чьей стороне вообще! За это кольцо мы бы получили полтысячи белорусских! Глядишь и воду бы дали! —Ее не дают, потому что прорвало трубу. —Прорвало? —Миронов недоверчиво усмехается. — Сотка, что эти мерзкие вельможи специально отрубили ее, чтобы превратить Бурелом в ебанное кладбище. Мои зубы сверкают в дьявольской улыбке. —Мы с этим ещё разберемся. —Ха, очень надеюсь твое «разберемся» стоит этих денег, — он с соблазном косится на кольцо в моем кулаке, — ты все ещё уверен, что мы не оставим его себе? Нам деньги позарез нужны, в отличие от этого баловня! —Я достану нам деньги, не волнуйся. Влад натянуто улыбается и хлопает меня по плечу. —Ладно. Я же не совсем дурак. Верни кольцо быстрее, иначе я на тебя наброшусь. Крепко сжимаю его плечо. Он — мое, отводя взгляд в сторону. В темных синих глазах столько негодования, злости и принудительного смирения, что на секунду я действительно думаю ничего никому не возвращать. Но эта мерзкая нерешительность быстро отпускает. Я разбрасываю светлое гнездо на голове Влада с решительной улыбкой. —Я достану деньги. Честно.

***

Кладу кольцо на барную стойку. —Тебе бы быть повнимательнее, Улик. Он резко поднимает голову, впиваясь в меня такими ошеломленными глазами, что несколько лишних грамм водки в его рюмке будут как раз кстати. Их я и подливаю, а сам думаю, что никогда не видел его настолько подавленным. —Выпей. —Наконец-то я до тебя добрался, Артём. —Весь во внимании. —Почему не отвечаешь на звонки? —Нихуевый минус на балансе. —Пополнить не судьба? —Ах вот как ты заговорил, — губы кривятся в дерзкой ухмылке, — может сам и пополнишь? Улик показывает чек, где услуги моей сотовой связи полностью оплачены. Я растерянно усмехаюсь: —Вернуть мне нечем. —Достаточно просто снимать трубку. —Что-то случилось? Он делает большой глоток водки и морщится, прикрыв рот кулаком. —Можно остаться у тебя на ночь? От неожиданности я аж давлюсь воздухом. Вот так здрасьте. Остаться? На ночь? У меня? Он вообще соображает, о чем просит? Наклоняюсь к нему с максимально серьёзными намерениями. Нет, Улик, если у тебя проблемы, я постараюсь помочь. Но в моей квартире тебе делать нечего. —Скажи мне все как есть. Что случилось? —Не хочу мешать маме строить личную жизнь, не хочу отговаривать Диму поспать хотя бы пару часов, не хочу видеть, как мать Костяна рушит всё, в чем я его убедил, — Улик громко вздыхает, снимает очки и прячет лицо в ладонях, — после встречи с ней он говорит такие ужасные вещи, что я уже и не знаю, как ему помочь… врачи говорят он идёт на поправку, но сука нет! Нет, Артём. Я же вижу, как он мучается. Я знаю, что его тревожит. Я уже схожу с ума, всерьёз думая, что врачей подкупили, лишь бы Костя скорее вернулся на сцену! Утешительно хлопаю его по плечу, а сам поражаюсь, насколько же странно все это звучит. Эти проблемы, эти имена…кажется, все это было так давно, будто и не было вовсе. —Я нихуя не понимаю, но мне жаль, что тебе настолько хуево, что ты приперся в этот околобуреломский блядушник, — незаметно убираю стакан с водкой, заменяя ее на холодный чай, — но здесь ты не останешься. —Почему? —Потому что пропадаешь, — натянуто улыбаюсь, подхватывая бутылку, чтобы долить ее содержимое уже в стельку пьяному клиенту, — вот, смотри, ещё один. И таких тысячи. Это не твоя жизнь Улик. —И не твоя, Тем. Он отнимает от лица руки, смотрит на меня так пронзительно, что приходится погрузиться в работу, лишь бы не сталкиваться взглядами и не отвечать на вопросы. Я разливаю бухло, допиваю некоторое сам, сгребаю деньги в кассу, подсыпаю всякие вещества тем, кто просит, позволяю оставлять на щеке поцелуи благодарности и даже подмигиваю уходящему пареньку, который отслюнявил хоть какие-то чаевые. Я смеюсь с громадными мужиками, болтаю о жизни с местными шлюхами и иногда вылавливаю из яркого света светлую макушку Влада, удостоверяясь, что его лицо ещё в порядке. С расслабленной улыбкой возвращаюсь к Улику, швыряя перед ним тарелку с закусками. Он секундно улыбается и, притянув меня за рукав, суёт в карман крупную купюру с простым «без сдачи». Мне стоит огромных сил промолчать и улыбнуться. —Приятного. —Давно ты здесь? —Два месяца. — вытягиваю шею, когда Влад с ликующим криком бьет картой по столу, дальше игра продолжается тихо. — Платят достаточно, но всё уходит в копилку. Все в порядке, мы с ребятами неплохо справляемся. —А мы не бросаем попыток вытащить тебя. У Димы есть план. —Круто, — я не признаюсь, что давно перестал верить в эту сказку, — а насчёт твоих слов. Ты сделал все, чтобы помочь им. Я уверен даже больше. Так что пусть возьмут себя в руки и перестанут вытирать сопли о твое плечо. Бесят, если честно. Улик задумчиво стучит пальцами по стойке. Я даю ему время поразмыслить, а сам сгребаю в кучу грязную посуду и отношу ее в мойку. После смены придётся собрать последние силы и оттереть эти липкие горы тарелок, стаканов и прочих прелестей, но зато я сделаю это в абсолютной тишине и одиночесте. Хоть какой-то плюс, а то я уже порядком оглох от этой зажигательной музыки. Подливаю всем желающим все желаемое, сгребаю деньги в кассу и контролирую макушку Влада, которая за время моего секундного отсутствия переместилась в другой конец зала к подозрительным типам. Улик перехватывает мой взгляд, вопросительно оборачивается, но ни о чем таком не спрашивает. —А как бы ты поступил на моем месте? —Ты про Костяна? —Да. Делаю задумчивый круг глазами. Ну и вопросы. —Не знаю. Заставил бы его полюбить себя по-настоящему наверное. Тогда бы он точно не слушал безмозглые замечания матери, — беззаботно пожимаю плечами, — ну или создал бы ей такие проблемы, что было бы не до сына. Улик усмехается. —Например? —Ага, так я и сказал, — на автомате подливаю виски последнему клиенту, — блять, просто возьми Костяна за плечи и выскажи все, что думаешь. Он ведь не тупой. Должно же что-то щёлкнуть. —Так прямо? —А почему нет? Может он и не догадывался, что своей драматичностью заебал и себя и тебя. Мрачное лицо Улика начинает проясняться. Он допивает чай и суёт мне в карман ещё какие-то купюры. Я повторяю заказ и продолжаю мысль: —С Димой тебе конечно сложнее будет. Там говори не говори — чтобы достучаться нужны годы. —Может сам с ним поговоришь? —Говорил недавно, — прислоняюсь к стенке, подбросив вверх большое яблоко, — он предложил паузу в отношениях и вроде как звал меня на день рождения. —Приходи. —Посмотрим. Кусаю яблоко, думая о том, что надо прийти хотя бы для того, чтобы признаться во всех своих изменах. Пауза паузой, но правду он знать должен. Дима. Дима. Дима. Такой мудак, а сердцу чего-то жалко. То ли времени, потраченного впустую, то ли моментов, когда я был настолько счастлив, что планировал нашу свадьбу. Влюбленный придурок. Не дай бог снова влипнуть во все это. —Надеюсь я тебе помог. —Да, я знал, что пришёл в правильное место. Я киваю ему с необычайной лёгкостью на душе и с аппетитом жую сочное яблоко. Все для тебя, Улик, лишь бы ты и твоя менталка были в порядке. Мы говорим о всяком ещё пару минут, пока я полностью не убеждаюсь, что Улика можно отпустить домой с абсолютным спокойствием. Бурелом научил присматриваться и прислушиваться даже к самым, казалось бы, незначительным мелочам. —Тебя проводить до автобуса? —Я вызову такси. —Вообще отлично. —Подскажи-ка мне адре… Влад с грохотом обрушивается на стойку, неуклюже перепрыгивает через нее и прячется за мою спину, впиваясь пальцами в плечи. Я недоуменно оборачиваюсь с набитым ртом. Волосы у него взбитые, взгляд сосредоточен, на щеке длинная царапина. —Кто? —Вон те пидоры. Я выиграл все их деньги. Теперь они хотят перезать мне глотку. Я утираю рот тыльной стороной ладони и, отбросив огрызок, перелетаю через барную стойку. —Пойду поговорю. —Артем! — Улик взволнованно хватает меня за рукав. — Может лучше я? Они же тебя… —Расслабься, чел, все под контролем, — Влад перепрыгивает за мной, — короче, у него нож с деревянной рукояткой, но сам он не особо опасен, я бы справился один, но зачем марать руки, когда ты прямо под носом и можешь… блять, берегись! Резко отклоняюсь в сторону, позволяя Владу перехватить замахнувшуюся руку и приложить парня лицом о барную стойку. Я и сам не медлю, врезая с локтя второму и добавляя коленом ему по почкам. На третьего, самого буйного, мы набрасываемся вместе. Влад разбивает ему лицо. Я — с громким хрустом ломаю пальцы. Мы деремся безжалостно и даже с удовольствием, глухими ударами выбивая из обидчиков сиплые стоны и хрипы. Кровь проступает на моих костяшках. От случайного удара губы окрашиваются в ярко-бордовый и расплываются в самодовольной ухмылке. Противный металлический привкус сменяется сладким вкусом победы: все трое валяются в полуобмороке, впившись в меня глазами, полными панического страха. Отдышавшись, прижимаю кроссовком окровавленное лицо к полу, прикуривая у Влада сигарету. Сердце выпрыгивает из груди. Губы горят, кривясь в нездоровой ухмылке. Я более чем уверен, эти ублюдки уже поняли, с кем развязали драку и единственное, о чем думают сейчас — как бы выползти живыми. Наклоняюсь и выдыхаю дым прямо в перепуганное лицо, переходя на угрожающий шепот. —У вас минута, чтобы убраться отсюда. Минута до того, как придёт Дрозд. Таких побитых, которые секунду назад даже встать не могли, сдувает из бара в мгновение ока. Влад весело усмехается и жадно опустошает первый попавшийся стакан, Улик таращится на нас потрясенными глазами, а остаток посетителей, услышав зловещую фамилию, спешит поскорее смыться. Больше чем Гришу буреломщики боятся его отца. Мы знаем это и бессовестно пользуемся. Я протягиваю руку. —Деньги, Влад. —А? —Отдай, пока не просрал. Он наигранно дуется и нехотя кладёт мне в ладонь смятые купюры. Я прячу их в карман и вытираю кровь с его щеки. —Легко отделались. —Я бы угарнул, зайди сюда Дрозд. —Я бы делал ноги. — поворачиваюсь к Улику. — Улица Восточная 46. —Что? —Адрес. Ты хотел вызвать такси. —А, да, — он что-то рассеянно пишет в телефоне, откладывает его в сторону и смеряет нас серьёзным взглядом поверх очков, — но сначала ваши царапины. Я уверен на том ржавом ноже были все существующие болячки. Влад усмехается, запрыгивая на стойку. —У нас уже иммунитет ко всему дерьму. —Да ну? —Я тебе отвечаю. Вот неделю назад мы нашли просроченное масло… Я оставляю их наедине и ухожу за аптечкой. За это короткое время они успевают подружиться и даже травить анекдоты. Я приятно удивляюсь: Влад презирает богачей, считает их разбалованными неженками, но в сторону Улика не отпускает ни одной подобной шутки. То ли потому что Кедрин без всякой брезгливости берётся обрабатывать наши царапины, то ли потому что прошёл «специфическую проверку», которую Влад устраивает всем состоятельным. Улик завязывает аккуратный бантик и опускает мою руку. —Анибактериальная мазь осталась? —Вроде. —Пользуйся. Заживёт быстрее. Тебя кстати тоже касается, — он поворачивается к Владу, все ещё находясь в лёгкой прострации, — и не трогай грязными руками. Загноится. Мне кажется Улик ещё не отошёл от увиденного, молча анализируя мои сумасшедшие выходки. Картинка не сходится. Конечно, Артём ведь никогда не дрался.

***

—Поедешь? —Да. — Улик поправляет очки и осторожно пожимает нам руки. — Если что-то будет нужно, я готов помочь. —Ну, мы уж постараемся не наглеть, — Влад дёргает его руку в долгом рукопожатии, с прекрасной улыбкой, — заезжай короче. Примем с радостью. Улик улыбается, на секунду обнимает меня, подкладывая в карман крупную купюру. Я протестующе дёргаю рукой, но он останавливает ее и говорит четким шепотом. —Нет. Оставь. Купишь продукты. —Улик. —Ничего не хочу слышать. Он садится в салон, и машина, слегка буксуя в толще рыхлого снега, скрывается за ближайшей многоэтажкой. Пару минут мы молча смотрим вникуда, обдуваемые морозным ветром. Смотрим так, будто только что упустили единственный шанс выбраться. —Сколько у нас за сегодня? —Около пятиста рублей. —Нихуя, целый ужин и сигареты, — Влад ободряюще тормошит меня за плечо, — нормас, Тем, нормас. Со всем справимся. Я улыбаюсь. —Вы здорово поладили. —Еще бы не поладить с тем, с кем вместе обсирал фильм под дверью кинотеатра. —Серьёзно? —Ага. Из-за возраста нас не пустили даже за большие бабки. Это было так давно…лет семь назад. У меня просто очень хорошая память на лица.

***

Я отдаю Владу огромный пакет еды и он уходит домой к Илье и Алисе, с искренней улыбкой пожелав мне удачи. О да, мне она понадобится. Переворачиваю табличку на двери и принимаюсь за уборку. Все таки «Яма» ещё не вошла в список общепита Бурелома, поэтому должна соответвовать хоть каким-то санитарным нормам. По-быстрому подметаю полы, протираю стойку, выношу мусор и, собрав последние силы, берусь за самую отвратительную часть уборки. В холодном свете белой лампочки, под тонкой струей ледяной воды я старательно оттираю от посуды жирные и липкие пятна. Бинты промокают насквозь и прилипают к ранам, ноги ноют настолько, что мне приходится соорудить себе стул и встать на него на колени, уперевшись локтями в мойку. Тарелки, блюдца, миски, кастрюли, стаканы, рюмки… чувство, что я и на половину не приблизился к концу. Измученно усмехаюсь, словив помятое отражение в зеркале. —Не смотри так прискорбно, я делаю все это, только чтобы угодить твоим ебанным потребностям. Артём по ту сторону показательно касается разбитой губы, трет мокрые бинты на содранных костяшках, не сводя с меня осуждающего взгляда. Я улыбаюсь. —Заживет, не парься. —Ты хоронишь себя заживо. —Кто бы говорил, — выключаю воду и приглаживаю торчащие волосы, — я хотя бы двигаюсь с мёртвой точки, а не ною как ты. —Ты только и делаешь, что издеваешься над несчастными людьми, —Артём отчаянно смотрит в мои равнодушные глаза, — бьешь, угрожаешь, запугиваешь. А дальше что? Начнёшь убивать? Я скалюсь в кровожадной ухмылке. — А что? Все для тебя, неженка! Я забросил рисование только чтобы ты смог заняться им в будущем, я научился драться, только чтобы тебе не прилетало по ебалу, я научился жрать овсянку, лишь бы ты не сдох от истощения, я согласился работать, лишь бы ты, подонок, был счастлив. И да, я убью ублюдка, что накачал наркотиками и трахнул нашу мать. Я сделаю это, хочешь ты или нет. Артем впивается в меня умоляющим взглядом. —Боже, остановись… —Ни в коем случае. Ухмыляюсь, видя эту унизительную жалость на его лице и брызгаю водой в зеркало. Мир по ту сторону расплывается вместе с крупными каплями, и я сталкиваюсь со своим истинным отражением: бледным, уставшим, побитым. Опираюсь на стол, низко опустив голову. Глубоко и громко дышу. Минуту. Две. Три. Голова наливается свинцом, ноги подкашиваются, спина обливается холодным потом, в глазах темнеет, мысли путаются. Я на грани, но вовремя успеваю взять себя в руки. Никаких истерик, никаких слез, никакой жалости. Выживание напрямую зависит от холодного рассудка. Сдамся сейчас — считай все кончено. Так что живо возьми себя в руки. Возьми себя в руки! Делаю глубокий вдох и поднимаю голову с широкой улыбкой. —Ты бы и дня не протянул здесь в одиночку. Ебаная плакса. Сиди смирно и смотри как я выбиваю нам билет в счастливое будущее. Сиди и молчи. Ничтожество. Ответа нет и это именно то, чего я от себя добивался. Достаю из кармана бумажный сверток и высыпаю содержимое на стол. Пока выстраиваю ровные дорожки, бьюсь в нерешительности как в первый раз. Но где первый, там и второй и третий. Наклоняюсь и втягиваю носом белую полосу. Это точно последний раз. Мне просто нужно немного сил, чтобы продержаться на ногах ещё пару часиков.