Ну и срань

      — Иди знаешь куда, Варрик!       — Сама иди туда! И прихвати с собой вот это!       За грохотом закрывшейся двери последовал гулкий удар рукописи о стену, ознаменовав конец бурной сцены.       Вот так, предлагаешь безвозмездную помощь, искренне пытаешься исправить то, что наворотил человек, а он начинает вертеть носом и говорить, что так неправильно, а надо вот так. Нажье дерьмо, да кому какая разница, что Хоук не убивал громадного демона с одного удара! И не важно, что ему по башке прилетело так, что оставшуюся половину битвы он валялся в отключке. Не мне ли лучше знать, что там было? Не-е-ет, конечно же надо расспросить Инквизитора, который расскажет, как все обстояло на самом деле, в конце добавив свое любимое «это была командная работа». Какие мы честные, посмотрите на нас.       А я ведь уже почти поверил, что мы нашли с Искательницей общий язык, даже разрешил ей одним глазком взглянуть на недописанную главу «Щитов и мечей», хотя так не люблю, когда люди читают незаконченные главы. И что в итоге? Меня назвали недолюбленным педиком и послали в одно из причинных мест. Точнее на него. И после этого у меня еще спрашивают, почему я не найду себе соавтора. Потому что лишние глаза, рты, а тем более руки — худший враг писателя, который привык работать один и писать все, что ему захочется, невзирая на законы, критиков и всякие ненужные мнения.       Даже не знаю, когда в последний раз был в таком бешенстве, как в тот злосчастный день. А хотя нет, вспомнил! Когда Искательница начала обвинять меня во всех грехах за то, что я не выдал ей Хоука. Забавно, что уже какой раз ссора между нами вспыхивала при упоминании моего дражайшего друга, от которого, кстати, давно не было ни одной весточки, хотя мы обсуждали, что и ему, и мне стоит взять за привычку писать письма чаще.       Оставаться в собственной комнате после такого совершенно не хотелось, поэтому я решил попытать счастье в «Приюте Вестника», где часто собиралась веселая компания любителей напиться до рыгачки. Игра в карты должна была излечить мою израненную душу.       Уже на улице можно было понять, насколько в таверне весело и людно. В хорошие дни были слышны песни, смех, громкие пьяные разговоры и стук кружек, а в дни похуже только заунывные мелодии лютни и гарканья вредного трактирщика, ругающего нерасторопных официанток и беднягу уборщика. Ну, а еще бывали дни, когда «Быки» устраивали такой кутеж, что он доходил до внутреннего дворика, мешая молиться и отдыхать всем тем, кому разгульная жизнь казалась бесполезной тратой денег и времени.       Подмигнув стоящей неподалеку от таверны Хардинг и получив в ответ лишь отрицательные покачивания головой, я театрально схватился за голову, вваливаясь в пропахшее алкоголем помещение. Сегодня здесь было в меру шумно. Однако день только начался, а за барной стойкой уже сидели Малыш, Герой и Посверкунчик, что предвещало веселенький вечерок, если, конечно, за последним не явится наш любимый Инквизитор, желая предотвратить опустошение собственной казны.       — Встретились как-то в баре Кунари, тевинтерец и «Серый страж»... — подходя к ним, начал я.       — ...А потом пришел гном и ободрал их всех до нитки, — закончил второй из моего рассказа, ухмыляясь.       — С нас только штаны да рубахи можно снять, и то, не со всех, — меланхолично подметил Герой, заглядывая в пустую кружку. Выглядел он потрепаннее обычного, а значит, уже прилично надрался.       — О, так ты уже дошел до такой консистенции?       — Смотри, маг, как бы нам по кусочкам не пришлось тебя собирать, если Командир узнает, что ты себе позволяешь в его отсутствие, — глухо засмеялся Малыш, с громким стуком ставя кружку на стол. — Эй, красавица, принеси еще одну тару и бочонок побольше! Этот день становится все веселее, а закончится он может и чем-то приятным.       На последнем слове он сделал особый акцент, ухмыляясь, когда покрасневшая официантка закрылась только что опустевшим подносом и быстро побежала в сторону кухни. Да уж, никогда не видел, чтобы кто-то так завуалированно и при этом понятно говорил о сексе, не боясь дамского гнева или еще чего похуже. Пожалуй, только за это и можно было полюбить Малыша. Пока одни стеснялись предложить понравившейся девушке простой танец, а другие нагло лезли и вели себя как дикое зверье, он одним взглядом показывал, на что готов, если вторая сторона согласна и хочет этого.       — Скажи мне, друг мой Варрик, — нарочито медленно начал Посверкунчик и выразительно глянул на меня, — почему это наша грозная Кассандра в последнее время смотрит на меня так, будто я малефикар, убивший всех ее родных и друзей?       — Почем же мне знать, почему Искательница смотрит на тебя с такой страстью? — пожал плечами я, краем глаза замечая, как вместе с кружкой и бочонком на стол попала маленькая записка от той самой официантки. Да, вечер у кого-то явно предстоял веселый. — Может, дни такие... Меня вот она тоже не жалует в последнее время.       — Хм, а если посмотреть на то, как часто она стала посещать тебя, можно сделать другие выводы.       — О-хо-хо, маленький гном все же заарканил гордую воительницу! — Малыш хлопнул по столу, да так, что тот слегка покосился.       — Если так, Сэра задолжала мне пару золотых, — отхлебнув из кружки, засмеялся Герой. — Осталось выяснить, кто же сверху.       — Ставлю на Кассандру.       — Какие вы все мерзкие, — беззлобно, но с толикой отвращения сказал я. — А я ведь собирался дать вам шанс отыграться за прошлые разы. Но теперь, господа, советую заранее записать на себя еще пару должков.       Пили мы много, что уж скрывать, но хмель почти не брал меня, а та дрянь, которую предлагал Малыш была такой мерзкой, что пить ее смогли только он да Герой, хотя обоим явно стоило остановиться на одной кружке.       Ну, а с повышением градуса повысилось и желание развлекаться, поэтому вскоре на стол упала колода карт, вызывая у моих собутыльников смешанные чувства. И все же отказаться никто из них не смог.       Пьяные игроки — сами себе враги, а когда среди них еще и мастерский шулер, о победе и заикаться не стоит. Если Посверкунчик еще пытался как-то уменьшить свой долг, что выходило у него скверно, то остальные ушли в разгул, даже не пробуя обхитрить меня (хотя у Малыша были все шансы с его-то умениями). Веселья полные штаны, а кошельки пустели с каждой партией. После пятого захода я начал молиться о том, чтобы кому-то надоела эта ерунда и он устроил пьяный дебош, из которого мне осталось бы благополучно сбежать, вдоволь насмотревшись на то, что с нами всеми делает алкоголь.       К сожалению или счастью, вечер наступил раньше того момента, когда мои соперники живьем закопали бы себя в долговой яме без шанса выбраться наружу. Малыша свистнул долг жиголо, Героя развезло так, что он почти заснул на столе, но ему хватило сил и смелости встать и дойти до места своего обитания (а может, его туда уже несли), ну, а Посверкунчику стало слишком скучно без большой компании, поэтому он пошел доставать как раз освободившегося Инквизитора. Хороший финал не задавшегося с самого утра дня.       Ну, мне хотелось думать, что это финал.       Не знаю, какой демон меня дернул, но каким-то образом я оказался на одной из безлюдных стен Скайхолда, желая освежиться под дуновением холодного ветра и полюбоваться красочным закатом, который под хмельцой казался еще живописнее. Уже повеяло какой-то слезливой романтикой, да? Ну, если вы любители такого, то сможете понять, почему я простоял там до самой темноты, вспоминая былые деньки и сильнее обычного скучая по любимому Киркволлу, где меня ждал родной люкс в «Висельнике» и масса приключений с документацией.       Не скажу, что мне надоело спасать мир, с нашим Инквизитором вообще сложно было заскучать, но мне прям чего-то не хватало во всей этой кутерьме событий. Может, какого-то покоя или, наоборот, той обыденной каши, в которой я варился добрую половину жизни. Мне даже не было ясно, связаны ли эти чувства с Киркволлом или просто одно наложилось на другое и смешалось в голове в какую-то вязкую однородную массу, в которой хрен пойми что и где.       В общем, чего-то моя душа жаждала, а чего и зачем сама не знала.       Заходя в комнату, я чуть не грохнулся в потемках, споткнувшись о многострадальный черновик, который позабыл поднять с пола еще утром. Не зря я чувствовал, что вся эта задумка с помощью будет убийственной. Вот, пожалуйста, меня почти прикончила какая-то книженция, которая не была написана даже на четверть!       Свеча разгорелась быстро, позволяя мне увидеть потрепанную обложку, на которой теперь красовался отпечаток пыльного ботинка. Очередной восхитительный дизайн, в котором Искательница, пускай и косвенно, приняла участие, выбесив меня до того, что я начал швыряться предметами. Ну вот кто еще мог так постараться? Наверное, пока мы сидели рядом и ворчали друг на друга, она заразила меня своей вспыльчивостью, от которой мне предстояло лечиться чем-то мощнее, чем партия в карты и мерзкий эль.       Ну, не велика беда, всегда хотел примерить на себе роль бешеного фанатика, чтобы точно понять, как создавать и писать подобных персонажей.       Меня больше волновал вопрос, что мне делать с этим огрызком искусства. По-быстрому сшить новый черновик и переписать текст? Оставить все как есть, чтобы побесить Искательницу своим пренебрежением? Второй вариант не нравился мне самому, так как я не любил работать в антисанитарных условиях. А первый требовал уж больно много сил и времени.       Трудный выбор отпал сам собой, когда я открыл последнюю исписанную страницу, на которой вместо текста красовалось месиво из чернил и налипшей пыли. Меня аж передернуло от этого вида. Справиться с диким желанием выкинуть этот ужас редактора в окно было не сложно, а вот найти новые листы и правильно сшить их будучи пьяным казалось почти невозможным. Скажете, что мне стоило заняться этим потом? Ну, может, вы и правы, да только вот в тот момент меня бы не убедили даже самые логичные доводы, настолько мне хотелось занять руки и голову чем-то, что заставило бы отвлечься от приступа меланхолии и странных мыслей.       После очередной провальной попытки вдеть нитку в иголку и наконец начать работу, я раздраженно бросил их на стол, отвлекаясь на поиски того, что, как казалось моему пьяному мозгу, должно помочь. Небольшой деревянный футляр лежал в самом дальнем углу одного из ящиков. Несмотря на толстый слой пыли, выглядел он совсем новым, будто его почти не трогали после покупки и, собственно, так оно и было. Очки, лежавшие внутри, выглядели еще лучше.       Я оказался слишком привередлив, чтобы носить очки и выглядеть в них как старый подонок из знатного рода. И не важно, что по факту им я и являлся. Ой, будто у вас нет комплексов из-за возраста! Если и правда нет, то поживите с мое и появятся, причем в неожиданный момент и буквально из пустоты. Будь вы хоть самыми красивыми и желанными на всем свете, а осознание того, что добрая половина жизни уже позади, может подкосить любого из нас, причем не важно, сколько хорошего или плохого мы сделали для мира.       Вот видите, только отвлекся, а в голову тут же полезли всякие гадости. Если бы я лег спать, точно бы вертелся до утра, размышляя о смысле жизни и том, почему Создатель нам отвел столь малый срок на завершение всех дел. В общем о том, о чем думать лучше не стоит. Такие мысли обычно только тормозят и не дают спокойно совершить простейшие действия по типу: надеть очки и наконец попасть кончиком нитки в игольное ушко.       А ведь это было не так сложно и бессмысленно, как казалось пару секунд назад!       Победно усмехнувшись, я взял небольшую стопку листов и начал аккуратно прошивать их, не забыв пару раз вонзить крупную иглу себе в палец и сказать от злости такие слова, каких обычно не произносил даже в голове. Казалось бы, сшить пару десятков листов — легче легкого, а ведь это было настоящим искусством. Я, конечно, не умел делать профессиональные переплеты и тем более обложки, украшенные всякими побрякушками, золотом и хорошей дубленой кожей, но сшивать страницы так, чтобы книга не развалилась в первые же часы научился, причем сносно. Я бы даже назвал это одним из своих хобби, которым я занимался, видимо, из жажды острых ощущений.       Видеть, как из множества деталей получается что-то целое, принимая в этом непосредственное участие, всегда приятно независимо от рода деятельности. Иногда бывает все равно даже на результат. Можно получить удовольствие уже от самого процесса создания чего-то, что потом с легкой руки полетит в огонь или будет пылиться где-то на полке, не мозоля глаза, но напоминая, что не всегда нам нужно делать что-то идеально и для всего мира. По опыту скажу, что иногда ошибки могут стать ключом к победе, славе или чему-то более веселому.       Как только работа над переплетом подошла к концу, мои руки машинально достали чернильницу и уже изрядно потрепавшееся перо, которое я в порыве страсти иногда грыз. Слегка подточив кончик, я начал переписывать текст, теряясь в буквах и словах.       Старый черновик стал лишь сборником подсказок, так как я решил немного переписать неудачный текст, дополнив его некоторыми [правдивыми!] деталями, упущенными при первой попытке. Теперь все выглядело не так печально и сухо, что несказанно радовало. Не знаю, понравился бы моей капризной заказчице новый вариант, ее рядом не...       Ну, думаю, вы уже догадались, что, а точнее кого я увидел краем глаза.       Не знаю, может, с дверью что-то было не так, или в комнате была какая-то чудесная звукоизоляция. Я готов поклясться, что не слышал, как Искательница стучала, а после неудачных попыток зашла, придвинула стул и села рядом со мной! Не мог же алкоголь лишить меня слуха. Ну ладно это, а почему она даже не поздоровалась, когда зашла? Язык отвалился? Если честно, мне не хотелось говорить ничего: ни возмущаться, ни язвить, ни извиняться (ну я и не собирался, разумеется), поэтому я просто где-то минуту смотрел прямо ей в глаза, находя много всего, но никак не реагируя на это.       Судя по всему, у нее желания нарушать тишину тоже не возникло. Даже после того, как на моем лице появилась наглая улыбка, как бы намекая, что такое быстрое смягчение было ожидаемо, она не проронила ни звука, просто продолжая смотреть на меня совершенно спокойным взглядом. Я бы хотел сказать, что меня это пугало, но чувства у меня тогда возникли совсем другие. Не те, которые мне бы хотелось ощущать после утренней ссоры. И, наверное, именно поэтому я поспешил отвернуться, возвращаясь к тексту и пытаясь вспомнить, что же с нами точно произошло.       В тот день нам повезло сражаться только с демонами и уклоняться от огня взбесившегося дракона, а не отбиваться от орды сбрендевших воинов. Герой смог отговорить Серых стражей биться с нами, напомнив им, кто они и за что борются. Не скажу, что я питал сильную любовь к этим ребятам, но их роль в мировой истории отрицать было нельзя, а страх, который я видел в глазах нескольких новобранцев, объяснял, почему многие из них пошли на отчаянные меры, приняв предложение малефикари. Хорошо что во всем этом кошмаре не было ни Солнышка, ни Блондинчика.       «...Битва выдалась тяжелой. Серые стражи боролись с небывалым рвением, надеясь загладить вину и избавиться от стыда, пролив кровь во имя Инквизиции. И так оно и вышло. У нас не было времени считать трупы, не было возможности отпеть каждого, да и не все бы на это согласились, продолжая держаться за вину даже на грани смерти.       Когда мы добрались до Кларель и Эримонда, битва почти кончилась, но козырь последнего, не сработавший в первый раз, разыгрался во второй партии успешно, нанеся Стражу-командору смертельную рану. К счастью, она тоже вернула должок. К сожалению, это и стало причиной, по которой итак истрепанная крепость начала разрушаться, а нам оставалось лишь бежать и надеяться, что мы выживем.       Мы не сбежали. Но остались живы благодаря Инквизитору и его чудесной метке.       Тень встретила нас ядовито-зеленым грозовым небом, дымкой, в которой скрывались демонические твари, и полной разрухой. Сложно было поверить, что именно здесь когда-то восседал Создатель, создавая мир, нас и вообще все вокруг, что черные шпили когда-то являлись прекрасным Золотым городом, а земля под ногами была цветущей, а не каменистой и мертвой...»       Несмотря на начавшееся слишком рано похмелье и желание поскорее уснуть, я не смог оторваться от собственного текста, продолжая писать все новые подробности, иногда возвращаясь назад и делая правки. Искательнице, видимо, наконец все нравилось, потому что от нее не было ни одного замечания. Лишь раз она молча указала на действительно не очень подходящее слово, на что я лишь кивнул, зачеркивая его, а после и все предложение, чтобы написать что-то получше.       Не скажу, что мне прям нужна была помощь или совет, но в какой-то момент у меня даже возникло желание спросить мою ночную гостью, не стоит ли поменять местами пару абзацев. Уже собираясь повернуться к ней, я почувствовал, как на мое плечо упало что-то теплое и лохматое. Ну, а через секунду услышал и размеренное дыхание.       Она заснула.       Не знаю, может, я был слишком удивлен, но мне стало страшно шевелиться, хотя короткие черные локоны неприятно щекотали шею, а рука начала неметь уже через пару минут. Сон у Искательницы всегда был бдительным, но в ту ночь, казалось, она позабыла о чуткости. Когда я все же позволил себе шевельнуться, она никак не отреагировала, разве что сильнее обмякла, наваливаясь на меня и почти падая со стула.       Мне не нужно было думать дважды, чтобы вскочить с места и взять ее на руки. Интересно, она хоть кому-то позволяла с собой так обращаться, или это мне повезло увидеть сразу два чуда одновременно: крепко спящая Искательница и крепко спящая Искательница на моих руках. И что ждало меня, если бы она вдруг проснулась и быстро сообразила, что происходит? Проверять мне не хотелось, поэтому я поспешил сделать то, что сделал бы любой нормальный гном в моем положении — отнес ее в кровать и оставил в покое.       Ну, или совершил что-то очень странное. И глупое.       Нет, в кровать уложил и в покое оставил, но между этими двумя действами закралось что-то, что было непонятно мне как тогда, так и потом, хотя я полностью смирился с секундным отключением мозга, случившимся в тот миг.       Я обнаружил, что целую Искательницу. Не в губы, в лоб, и все же это была не какая-то издевка и не внезапный акт родительской заботы, нет, я делал это по другим причинам и с другими чувствами. У меня не было объяснений почему и зачем, кроме тех, которые мне совершенно не нравились. Мысль отстраниться пришла ко мне в голову как раз вовремя, чтобы дело не дошло до чего похуже и мне не пришлось действительно извиняться, собирая себя по кусочкам.       Хочу удивить вас, но я не чувствовал вины, стыда, отвращения или, на худой конец, самоненависти, тем более последнего, хотя бы потому что это глупо и бессмысленно. Меня скорее гложило беспокойство. Если это случилось один раз, то могло случиться и во второй, и в третий, а у меня жизнь всего одна, не очень-то хотелось потерять ее из-за внезапно открывшейся страсти к спящим женщинам. Да и вообще, я никогда не замечал за собой подобных импульсов. Неужели эти трое подмешали мне что-то в алкоголь? Вполне вероятно, если вспомнить, с каким рвением они делали ставки, затронув эту тему. Говорил же я, что они мерзкие.       Мне оставалось лишь сесть за стол и продолжить писать, надеясь, что таких помутнений рассудка больше не произойдет и что это не какая-нибудь странная патология. Было обидно так рано сойти с ума, даже не дописав все свои рассказы. Особенно тот, что так ловко выходил из-под моего пера на тот момент, превращаясь уже не в сухой пересказ, а красивую историю, обрастающую новыми деталями и изюминками.       Проснулся я за столом весь в чернилах, с жуткой головной болью и таким сушняком, что готов был выпить всю воду в Скайхолде и за его пределами. Ожидаемо, но от этого не легче. Вид у меня наверняка был не лучше состояния, поэтому выходить на белый свет минимум до обеда не рекомендовалось, да и не хотелось, если на то пошло.       Удивительно, но кровать за моей спиной была пуста. В первые секунды мне показалось, что ночью на ней никто и не лежал, но потом я с облегчением выдохнул, обнаружив характерную вмятину на подушке и слегка скомканное одеяло, которым определенно пользовались. Все же Искательница не привиделась мне в пьяном угаре, да и все остальное не было миражом, навеянным странными мыслями и желаниями. Правда, потом пришло понимание, что радоваться особо нечему. Если бы то, что случилось, оказалось страшным кошмаром, мне было бы проще забыть об этом, а так это все еще оставалось со мной и жрало похлеще, чем какая-нибудь болезнь.       Присев на мягкую перину, я почувствовал, что та была еще теплой, что означало одно — моя ночная гостья ушла совсем недавно. А судя по моим распущенным волосам и лежащим на столе очкам, она никуда не спешила и уж точно не испытывала стыд или гнев, свойственные ей в таких неоднозначных ситуациях.       И это неожиданно разозлило меня сильнее, чем должно было.