Скрытая Бесчеловечность

От Автора: Отказ от ответственности: Я не владею ни Гарри Поттером (право принадлежит Дж. К. Роулинг), ни Наруто (право принадлежит Масаши Кишимото), и я не зарабатываю на этой фантастике никаких денег. Я также добавлю, что любые разделы или фразы в этой главе, которые имеют сходство с работами других авторов или из фильмов, основанных на работах указанных авторов, воссозданы в том же духе свободного использования и не предназначены для получения прибыли.   ...Ну... Я не собираюсь притворяться, что я неустанно писал(а) эту маленькую главу по самым высоким стандартам. Как вы могли догадаться по моей публикации этого, меня поразил ужасный писательский кризис.   Тем не менее, я надеюсь что это небольшое продолжение удержит ваш интерес еще немного, пока я не смогу оправиться от этого кризиса (снова) и придумать что-то более существенное.                                            0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0   (Еще один раз)       После всех празднеств и помпезного возвеличивания, подача ужина была разочаровывающей. У студентов Хогвартса было всего тридцать минут, чтобы закончить свои ужины, прежде чем они должны были освободить свои места для учеников школ-гостей. Репортеры наблюдали за этим без особого интереса и вместо этого брали интервью у сотрудников Хогвартса и тех должностных лиц Министерства, к которым у них был доступ. Предотвращая еще одну попытку, что была совершена печально известной мисс Скитер в начале года, Дамблдор потребовал, чтобы пресса не трогала детей в тот вечер и чтобы только Чемпионы, после того как они будут выбраны, были открыты для интервью. Последняя часть была сделана по настоянию Министра, не намеревавшегося держать Чемпионов подальше от всеобщего внимания.     Дамблдор также забыл сообщить Гааре о неизбежном повышенном внимании, которое ему придется выдержать, когда его выберут. В этой части он был менее виноват. 0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0       Выход из Большого зала не был таким грандиозным зрелищем, как вход, и вместо шепота, полного надежд и волнения, студенты были полны трепета. Этот спад безусловно был временным для большинства из них и был вызван прощальными словами профессора Дамблдора на вечер.       Не секрет, что сотрудники Хогвартса не одобряли Турнир Трех Волшебников, который им навязали, но последнее предупреждение директора оказалось более честным, чем кто-либо из них ожидал. Он предупредил каждого из подростков имеющих право на участие, хорошенько подумать, прежде чем вносить свои имена в Кубок. Если они собираются участвовать, они должны быть готовы рискнуть своими жизнями. Они не будут первыми, кто погибнет на Турнире.         Гаара был рад наконец покинуть Зал. Толпа с которой он лично, как он чувствовал, справился превосходно, становилась для него слишком большой. Вокруг него были сотни людей, и всякий раз, когда он оказывался в таких ситуациях, ему приходилось терпеть социальную тревожность в сочетании с реальной опасностью того, что демон внутри него вырвется и убьет всех.   Так что на самом деле ему пришлось иметь дело с двумя видами тревоги…   Но каким бы ни был Зал расстроенным, клаустрофобное чувство от прогулки среди всего студенческого состава Хогвартса, в сочетании с учащимися из Дурмстранга и Шармбатона, было почти подавляющим. Гаара был в одном шаге от того, чтобы врезаться в стену и использовать быстрый путь.   Он сетовал на то, что никто из этих людей по-прежнему не желал ему зла, поскольку автоматическая защита Шукаку была столь же полезна, как и палочка Гаары в толпе-волне доброжелательных людей.   Драко, видя дискомфорт на лице своего друга, изо всех сил старался отвести от него часть толпы.   Гаара заметил, что блондин молчал за ужином, внешне смущенный своим предыдущим выступлением. Но по тому, как он постоянно поглядывал вниз и поправлял свой наряд, Гаара понял, что Драко втайне гордится своей ролью.         В потоке болтающих подростков многие из которых уже преодолели неприятное ощущение, который оставил им Дамблдор, и оглядывались на Кубок, выходя в главный вестибюль. Они шли вместе, иностранные студенты смешивались с хозяевами замка в кучки. Первоначальная неловкость быстро исчезала, когда дружелюбные британцы начинали говорить со своими гостями на всевозможные темы.         Драко проявил живой интерес к этому смешиванию студентов, поскольку его отец дал ему твердое указание быть общительным со студентами Думстранга. Его отец, чувствуя поворотный момент в британской политике против него, стремился распространить влияние своей семьи на международное сообщество пуристов. Драко догадывался что его отец собирается предпринять какой-то захват власти в будущем, поэтому хотел получить поддержку везде, где он мог ее получить. Однако Драко никогда не был таким опытным в ведении переговоров и дипломатии как его мать, и сомневался в своей способности очаровать якобы учтойчивых к любому шарму студентов Дурмстранга. Не говоря уже о том, что он этого не хотел.         Драко все еще размышлял о карьере своего отца, когда пара самых крупных подростковиз всех, которых он когда либо видел, врезалась между ним и Гаарой. Два бегемота, семикурсники Дурмстранга, по сравнению с которыми Крэбб и Гойл выглядели просто тощими, ухмыльнулись, грубо пристав к двум слизеринцам. Они возвышались над Драко, обернувшись после того, как протиснулись мимо них. Самый высокий из них был почти вдвое выше Гаары. Эта разница в росте между ними была почти комичной.   — Мы слышали, что ты грозный боец — начал тот, что был немного ниже ростом, обращаясь к Гааре.         Никакого вступления, никакой преамбулы. Драко попытался свысока взглянуть на более высоких парней, но решил, что для этого потребуется неудобный угол наклона шеи. Тем не менее, эта невоспитанная пара вполне заслужила презрение. Он остановился на надменной усмешке.   Гаара бросил на них сердитый взгляд, но ничего не ответил.   Драко не мог сказать наверняка, что именно стало причиной его сердитого взгляда. Это могло быть из-за толчка, презрительного отношения или из-за изначально плохого настроения. — Мы знали, что ты маленький, но когда люди здесь сказали что ты и есть тот Гаара, о котором говорили в новостях, мы не могли в это поверить, — продолжили они.   Драко не мог поверить что кто-то был так груб при первой встрече, не говоря уже о том, что обращение было, из всех людей на свете, к Гааре. Даже у Гриффиндора было больше такта (за исключением Уизли, конечно).   — Да, просто скажите нам, что те истории были... преувеличены, да? — вмешался другой. Его акцент был еще резче, чем у первого.   — Нет нужды в преувеличениях. Гаара сделал все, о чем писали в газетах, и даже больше, — заговорил Драко.   — Все говорят за него. Разве у маленького воина нет собственного голоса? — насмешливо сказал первый.   Драко почти улыбнулся, поняв насколько близко к истине было это утверждение. Однако эта конфронтация не дала ему достаточно хорошего настроения, чтобы сохранить выражение лица.   — Он даже не говорит в свою защиту, — закончил второй.   — Демонстрация может быть более эффективной, — наконец сказал Гаара, раздраженный сверх своего обычного вызывающего молчания. Плюс, учитывая размер и отношение этих двух парней, был небольшой шанс, что они смогут устроить драку.   Жаждущий битвы взгляд на лице Гаары просачивался сквозь его каменную маску, и даже люди, не являющиеся Драко, могли почувствовать надвигающуюся опасность. Хотя будучи мальчиком намного меньше их, с возможно, хрупкой внешностью, пара из Дурмстранга не могла понять, какой опасности они себя подвергли.   Огромные парни посмотрели прямо на крошечного красноволосого человека с таким же свирепым выражением лиц, как и у любого мужчины, которых они видели. Затем оба вместе рассмеялись над этой нелепостью.   — Мы не хотели тебя обидеть, маленький воин, — сказал высокий с широкой улыбкой и поднял руки в знак капитуляции.   — Я думал что вы британцы, более... сдержанны, — добавил другой.   — Да, спокойней, — подтвердил высокий.   — Я не из этой страны, — выдавил Гаара.   — А, да, мы заметили, что ты выглядишь по-другому. У тебя на родине все такие же маленькие, как ты?       Продолжающееся раздражение Гаары было прервано, когда в манере напоминающей то, как пара из Дурмстранга врезалась между ним и Драко, между ними втиснулся еще один. Он был немного ниже их, но все равно возвышался над Драко и Гаарой. Более чем компенсируя свой меньший рост, этот новенький был сложен так же крепко, как и любой другой из болгар.   Гаара был так же озадачен этим новым нарушителем как и изначальной парой, но по какой-то причине бдительность Драко казалось упала при первом взгляде на парня. Гаара не узнал его, поэтому он предположил что это должно быть какой-то давно потерянный родственник Драко или старый чистокровный знакомый.   — Ты снова создаешь себе проблемы, Амбрас? Или ты, Михаил? — спросил новенький, умудряясь смотреть сверху вниз на двух больших мальчиков без явных и бесполезных усилий, которые должен был проявить Драко. — Простите за этих двоих. Как вы видите, у них нет никаких манер. Он уверенно улыбнулся Гааре и Драко.   Гаара с нетерпением ждал ехидного согласия Драко, но когда его не последовало, он взглянул и обнаружил, что блондин все еще пребывает в благоговении. Не родственник, значит. И вероятно, не фанатик чистокровности.   — Ты - Виктор Крам, — сказал Драко.   — Да, — ответил Виктор, ухмыльнувшись привычной реакции.   Гаара попытался вспомнить, где он уже слышал это имя. Какая-то знаменитость? Но откуда он мог его знать? Драко, несмотря на все свои сплетни, не был большим фанатиком поп-культуры (в чем он, по крайней мере, мог признаться). Единственными известными вещами о которых он говорил, были политика и Квиддич. И то и другое маловероятно, но поскольку политика явно не была ответом…   — Ты играешь в Квиддич? — спросил Гаара, чтобы убедиться.   Крам, похоже, нашел это забавным: — Да.   Драко повернулся к Гааре, как будто только что поклялся в приличной компании. Казалось, он был на грани того, чтобы отчитать Гаару о каких-то неинтересных мелочах Квиддича, но к счастью, этот Крам снова заговорил.   — Ты не разбираешься в спорте, но зато я слышал о тебе. Ты помог защитить свою школу.   Гаара повернулся к нему, размышляя, все ли об этом слышали. Если бы он знал, насколько широко это распространится, он бы дважды подумал, прежде чем убивать всех дементоров.         Крам ждал ответа, но как он уже понял, Гаару редко заставляли говорить, когда он этого не хотел. Весь остаток времени затянувшегося неловкого молчания, красноволосый провел, не имея возможности ответить. Подобные неловкие молчания часто возникало вокруг него по какой-то причине. Тем не менее, его брат и сестра, если он когда-нибудь снова их встретит, наверняка посчитают это молчание улучшением по сравнению с тем что он говорил раньше. Теперь в основном он держал оскорбления и угрозы при себе.   — …Я снова приношу извинения от имени моей школы, — наконец сказал Крам не уверенный в том, какой языковой или культурный барьер до сих пор мешал разговору.   Гаара кивнул и подождал, пока он уйдет со своими переросшими соратниками. Он надеялся, что после того как они снова впишутся в медленно движущуюся толпу, Драко сможет очнуться от своего ступора и на него снова можно будет положиться для полуразумной беседы.       К сожалению, надежда умирает последней, ведь Драко вышел из ступора и начал потчевать Гаару каждым фактом из карьеры Виктора Крама в Квиддиче только тогда, когда они подошли к лестнице в Подземелья. Он ждал так долго только потому что огромное количество учеников из каждой школы собралось снаружи Большого Зала, когда для них всех было достаточно других мест. И плюс, Драко не хотел чтобы кто-то из Дурмстранга услышал, как он ведет себя - по фанатски в отношении одного из их одноклассников.   Как будто они не слышали, как в тот вечер десятки студентов Хогвартса делали то же самое.         Даже когда они добрались до своей комнаты, Драко все еще продолжал рассказывать о тонкостях Квиддича, что заставило Гаару задуматься насколько далеко Драко мог бы продвинуться в учебе, если бы направил этот пыл на академические занятия, а не на хобби. Возможно, это была одна из главных причин, по которой дети в мире Гаары могли сражаться в войнах и совершать потрясающие подвиги, в то время как дети здесь казались такими отстающими: У них были хобби.   У Гаары не было никаких увлечений, кроме выращивания кактусов и чтения время от времени. У Канкуро были свои марионетки, но они были частью его карьеры ниндзя. У Темари не было никаких увлечений, хотя Гаара уже давно признал, что знал о ее приходах и уходах меньше, чем о Канкуро.   И если вспомнить единственного другого шиноби, которого он действительно знал, у него тоже не было никаких увлечений. За исключением, возможно, его одержимости раменом, но это вряд ли имело значение. — Квиддич это отвлечение, — рискнул Гаара, застав Драко в процессе переодевания своего костюма для Церемонии Открытия. Это был первый перерыв в течении "диалога". — Отвлечение от чего? — спросил Драко, наполовину натянув пижамную рубашку на голову.   — От твоей школьной карьеры, — сказал Гаара.   — Я думаю что это школа отвлекает меня от Квиддича, — ехидно ответил Драко, заканчивая одеваться перед сном. Еще он гадал, когда именно Гаара начал говорить как и его мать.   Гаара некоторое время обдумывал этот шутливый контраргумент, прежде чем отвергнуть его.   — Ты хорошо постарался сегодня вечером. — Гаара бросил комплимент, заставив Драко покраснеть и внезапно обернуться, словно пытаясь понять, шутит Гаара или нет. Сарказм был совершенно за пределами навыков красноволосого, вспомнил он, не заметив никаких признаков ухмылки на лице Гаары.   — Ну, они уж точно не заставят меня сделать что-то подобное снова, — сказал Драко. — Я буду рад забыть обо всем, что произошло.   Гаара услышал, как он произнес эти слова, а затем наблюдал, как Драко бережно сложил костюм и надежно убрал его на дно ящиков, предварительно наложив на него быстро очищающее заклинание.         После того как он аккуратно убрал свой одноразовый наряд, он упал на кровать и взял свой роман, который оставил на тумбочке. Даже сейчас Драко старательно избегал магловской литературы, несмотря на невыгодную разницу в качестве. Гаара подозревал, что дело было скорее в том, что Драко не распознавал многие ссылки и намеки, сделанные в магловской литературе, и вовсе не из-за коварных предубеждений.   Конечно, для Гаары не было таких различий. Краткая вылазка в магловскую документальную литературу летом подтвердила то, что ему уже говорили: Маглы не обладают возможности путешествовать между измерениями, и любая подобная технология если появится, то только столетия после.   Поверх своего скандального романа-бестселлера Драко начал разговор, когда его разум отказывался привязываться к страницам, лежащим перед ним.   — Что ты думаешь о других школах? — спросил он.   Гаара обдумывал вопрос. У него было несколько мыслей, но он предположил, что Драко на самом деле спрашивал о его мнении о посетителях в целом.   — Они сильно отличаются от студентов Хогвартса. Студенты Думстранга воинственны, но недисциплинированны. Студенты Шармбатона... культурные. — Гаара не хотел ругать французских студентов за их деликатную эпиценность, когда рядом был Драко, который разделял ряд этих мягких черт.   — Конечно, а отец еще хотел чтобы я отправился в Думстранг, — сказал Драко.   — Я помню.   — Да, но видя их всех сейчас, я рад что мама вмешалась. — Как будто Драко когда-либо хотел присоединиться к суровой зимней школе.   — Даже если тогда ты был бы ближе к Виктору Краму? — спросил Гаара.   — Нет никого, кто мог бы сравниться с ним на уровне школы, так что смотреть особо не на что. И я могу сказать по опыту, что дружба со знаменитостью - это не то, чем кажется. — Драко улыбнулся.   — Я не знаменитость, — заявил Гаара. — Нет, нет, конечно нет. Я говорил о Поттере. Кто захочет дружить с ним ? —Ухмыльнулся Драко. Гаара попытался понять по выражению лица Драко, действительно ли он все это время имел в виду Гарри, но сдался, не найдя никаких зацепок.   — Кроме того, кроме Крама там похоже не было никого, кто представлял бы реальный интерес. Словно школа полная Крэббов и Гойлов. — Усмехнулся Драко.   — А как же Шармбатон? — рискнул спросить Гаара.   — Что?   — Как ты думаешь, как бы ты там себя проявил?   — Уверен, я бы преуспел где угодно, — Съязвил Драко. — По крайней мере, там умеют вести себя за столом, чего я не могу сказать о Думстранге или о половине Хогвартса, если уж на то пошло...   Гаара молчал, поскольку его манеры за столом были все еще на несколько ступеней ниже предпочитаемых Драко стандартов. Есть еду палочками большую часть своей жизни и жизнь в одиночестве или с двумя подростками в годы развития имели один или два пагубных эффекта на его привычки. — И еще ты просто не сможешь сравнить девушек из Шармбатона с Думстрангом или нашими. У них есть и внешность и вес в обществе, в отличие от девушек здесь. Даже в Слизерине они могут быть невыгодным выбором. — Улыбнулся Драко.       Гаара снова воздержался от комментариев, не зная, как реагировать на такие разговоры. Канкуро перестал обсуждать девушек со своим младшим братом, так как рыжий никогда не проявлял ни малейшего понимания по этому поводу. Плюс, даже Гаара мог видеть, что его старший брат не пользовался популярностью у девушек в их деревне.   По словам Темари, что-то в сочетании плохого вкуса в одежде, жуткого увлечения куклами и печально известного психопата-младшего брата серьезно снижало романтическую привлекательность Канкуро.   Канкуро возразил, заявив что Темари пришлось проделать целый путь до Конохи, чтобы найти себе парня.   Как и в то время, Гаара был поглощен разговором, и Драко видел это по его лицу.   Осознав всю глупость попыток заговорить с Гаарой о девушках, Драко снова перевел разговор на привычную тему презрения к идиотизму тех, кто подумывал об участии в Турнире, и к трусишкам, потрясенным Кубком Огня и предупреждением Дамблдора.   Неловкость была почти забыта, и они легко общались, пока Драко не устал и больше не мог сказать связное предложение. Как это часто случалось, он забывал о бессоннице Гаары и тупо полагался на этого мальчика, который не спит, чтобы тот напомнил ему, когда им следует выключить свет и лечь спать.   Тем не менее, его усталость уже не могла гарантировать ему спокойный ночной сон. По крайней мере, после полнолуния.   ОКСОКСОКСОКСОКСОКСОКС Расписание приема пищи раздражало почти всех на следующее утро. Когда тебе говорили подождать свой завтрак или быстрее закончить его, чтобы следующая группа могла занять твое место, это не было приятно. К счастью, негодование не зашло дальше нескольких неодобрительных взглядов.   Помогало то, что каждые несколько минут кто-то вставал, чтобы подойти к Кубку под бдительным взглядом каждого студента и профессора в Зале и бросить свои имена. Это всегда вызывало аплодисменты.         Однако, Гаара заметил, что ни одна из записей еще не была от слизеринца. Гаара знал, что некоторые из них намеревались участвовать, и задавался вопросом чего они ждут. Возможно, они ждали чтобы Зал опустел, и чтобы их вероятный отказ от этого в последний момент не был таким публичным. Еще может быть, это все было просто разговорами и они не собирались участвовать в конце концов.   Выглядело примерно так.         Кубок всю ночь охраняли профессора Синистра и Вектор, поскольку Синистра "в любом случае собиралась встать рано", а Вектор вызвалась составить ей компанию. Как ни странно, Вектор не выглядела такой же уставшей, как Синистра, хотя именно она должна была вести ночной образ жизни, будучи профессором астрономии. Никто из них, казалось, не был особенно рад находиться там, и обе решили пропустить завтрак, когда Хагрид и Спраут пришли, чтобы сменить их на утреннюю смену. Они обе просто вышли из Большого Зала и отправились в свои покои.         Поскольку Кубок должен был охраняться каждую секунду двадцати четырех часов, многие профессора Хогвартса были призваны на эту работу. Очевидно работа была слишком важна, чтобы ее игнорировать, но недостаточно важна, чтобы привлекать мракоборцев. Тем не менее, Минерва, Северус и Аластор сумели избежать этой сомнительной чести. Первые были заняты и желчны, а последний профессор утверждал, что он слишком стар и нуждается в отдыхе в эти дни.       По крайней мере, в тот день не было занятий, которые можно было бы прервать дополнительными обязанностями профессоров. Это также означало, что после официального окончания завтрака только половина студентов фактически покинула Зал, чтобы развлечься в этот дополнительный выходной, остальные же остались, чтобы найти себе развлечение в наблюдении за паломничеством к кубку.         Никто из профессоров не хотел сидеть и смотреть на это, поэтому все они ушли, как только завтрак кончился, оставив только охранников присматривать за всеми подростками. Именно в этот подходящий момент пара явно неподходящих по возрасту мальчиков Гриффиндора попыталась пробраться за главный стол и охранников и подойти к Кубку, чтобы положить свои имена.   Гаара с любопытством наблюдал за происходящим, будучи уверенным, что даже если он не будет выбран представлять Хогвартс, ни один из двух мальчиков не сможет считаться Чемпионом Хогвартса. Даже профессор, охранявший Кубок, был полностью осведомлен о том, что происходило за его спиной.   Будь то сотни глаз, уставившихся им за спину, или звуки шагов мальчиков по возвышенной профессорской столовой, или наблюдение за парой, идущей на цыпочках вдоль стен Зала к задней стене — Хагрид и Спраут намеренно игнорировали их.   Мальчики, которым было не больше тринадцати лет, чувствовали себя в безопасности, когда находились прямо за стражниками и направлялись прямо к Кубку, осторожно переступая магическую линию, которую Дамблдор начертил вокруг этого места после вчерашнего ужина.       Чего они явно не заметили, подкравшись, и на чем Гаара сосредоточился в эти секунды, так это того, что несмотря на то, что их ноги не касались скользящей, плавающей линии, она казалось зацепилась за них. Когда они прошли последние пару шагов к каменному Кубку, им приходилось тащить ее за собой. И когда они подняли руки, держа свои имена, Линия Возраста натянулась и выбросила парней из этой области, кубарем вверх.         Они приземлились с глухим стуком и громовыми аплодисментами удивленных зрителей, и даже многих слизеринцев. Они аплодировали гриффиндорцам, которые нанесли себе увечья, как идиоты. Однако Гаара был менее удивлен глупыми детьми, пытавшимися добровольно пойти на верную смерть.   Гарри думал в том же духе. Кто в здравом уме, особенно те, кто еще моложе и менее опытны чем он, захочет участвовать?   — Кто в здравом уме вообще захочет там участвовать? — нахмурился Рон, глядя на свою утреннюю кашу, и Гарри улыбнулся увидев, как синхронизировались их мысли.   Они наблюдали, как Спраут наконец повернулась, чтобы отчитать мальчиков и убедиться, что они не пострадали слишком сильно. Гермиона сказала, что надеется, что они вбили в себя немного здравого смысла после этого. — Серьезно? Пытаться пересечь Возрастную Линию, которую Дамблдор начертил сам!? — Фыркнула она, накладывая немного яичницы на тост.   — Ну, я имею в виду, я не могу их винить за попытку, — сказал Рон. — Они глупые, что хотят участвовать, но все же - не попытаются - не узнают... — Рон выглядел странно задумчивым в конце. Гарри начал задаваться вопросом, думают ли они об одном и том же.   — Рон, ты ведь на самом деле не думаешь о том, чтобы участвовать?   — Конечно, нет, Герм, — сказал Рон, снова отвлекаясь от разговора. Его глаза периодически метались туда, где он в последний раз видел близнецов, чтобы убедиться, что они не исчезли среди задержавшейся толпы. Джинни сидела на дальнем конце стола и делала то же самое. Вместе они держали эту пару под полным наблюдением.   Гарри и Гермиона оба сочувствовали Рону, которому пришлось шпионить за братьями под угрозой гнева матери, как и Джинни. Они знали, какой страшной может быть Молли Уизли в злом настроении. Хоть она никогда не вела себя так по отношению к кому-либо из них, они достаточно часто видели, как она злится на своих детей.   Миссис Уизли была непреклонна в своем мнении, что ее младшие дети будут всеми силами препятствовать близнецам, чтобы их не арестовали за вмешательство в Турнир.         Поздним утром, когда поток заявок на Турнир начал замедляться, а аудитория начала уменьшаться, так как студенты расходились, близнецы сделали свой ход. Джинни заметила их первой, пока Рон горячо обсуждал с Гермионой относительную пользу для здоровья от употребления третьей шоколадной лягушки до полудня. Гарри подумал, что он выдвинул довольно веский аргумент, учитывая все обстоятельства.       Смущенная тем, что придется продемонстрировать еще больше внутрисемейного друзьям и одноклассникам, но еще больше боясь гнева матери, если она потерпит неудачу, Джинни вскочила на ноги и двинулась, чтобы преградить путь близнецам. Совсем недавно у них был скачок в росте, поэтому они улыбнулись, приближаясь и нависая над ней. Она поняла, что незаконность ее физического сдерживания старших братьев будет не единственной причиной, по которой она не попробует этот метод.         Прекрасно осознавая количество глаз, направленных на нее, она встала на цыпочки и наклонилась между братьями, чтобы прошептать несколько угроз, некоторые из которых были сосредоточены вокруг их родителей, а гораздо больше были чисто насильственными по своей природе. Она чувствовала, что была довольно креативна в своих угрозах, поэтому немного сдулась, когда оба захихикали, по очереди погладили ее по голове, а затем промчались мимо нее, едва не сбив ее с ног.         Она прокричала им что-то, за что наверняка потеряла бы баллы факультета, если бы не тот факт, что единственные профессора в зале были заняты воспоминаниями о своих летних приключениях.         Близнецы нагло подошли к Кубку и бросили туда свои имена, прежде чем повернуться и поклониться перед аплодирующей публикой. Они выглядели такими гордыми собой, пока не заметили свою младшую сестру, выбегающую из Большого Зала. До них дошло, что некоторые из угроз, сказанные Джинни, могли быть не пустыми, и что она сейчас направлялась сдать их матери. После тихих аплодисментов раздался взрыв смеха. Все смотрели, как эта парочка побежала вниз по ступеням от выступа к Кубку и по коридору Большого зала вслед за Джинни.   — Разве ты не собираешься последовать за ней и убедиться, что с ней все в порядке? — спросила Гермиона, готовясь броситься в погоню вместе с Роном.   — Нет, с ней все будет в порядке. Ничего такого, чего они с ней раньше не делали, — сказал Рон, вытаскивая кусок пергамента и перо, которые он спрятал в рукаве. — Букля готова, Гарри?   — Да, она ждет наверху во дворе, — ответил Гарри, откинувшись на спинку сиденья и наблюдая, как близнецы исчезают из Зала и поднимаются по лестнице вслед за Джинни. Он надеялся, что с ней все будет в порядке, как и сказал Рон.   — Я удивлена, что ты так охотно на них жалуешься, — сказала Гермиона. — Я имею в виду, я не критикую, но обычно ты не был бы таким вспыльчивым, — сказала она, пока Рон царапал пергамент.   — Он не горит желанием, Герм. Миссис Уизли сказала ему и Джинни, что тот кто последним ей скажет, будет наказан так же сильно, как и они. — сказал Гарри.   — Это кажется не очень справедливым, — Вздохнула она.   — Это не так, и я не позволю Джинни победить меня, — сказал Рон, наконец расписавшись торопливым росчерком и сложив записку.       Гермиона осталась сидеть с Гарри, в то время как Рон выскочил из Зала и направился к Букле, которая была намеренно близко размещена. Теперь он победит Джинни. Ей потребовалась бы уйма времени, чтобы написать свою собственную записку, добежать до совятни и отослать Пигвиджона, все это время уклоняясь от близнецов. Букля была намного быстрее, и у нее было, по крайней мере, десять минут форы. Когда Букля спустилась к нему, он осыпал ее комплиментами, но она не обратила внимания на его лесть и вместо этого отправилась в свое путешествие. Она была птицей одного единственного человека и не хотела тратить время на товарищей своего хозяина.   Рон тяжело дышал, когда вернулся в Зал. Хрипло дыша, он снова поблагодарил Гарри и выпил кружку тыквенного сока.   — Как ты думаешь, что твоя мама сделает с близнецами и Джинни? — спросил Гарри.   — Не знаю, приятель, но если это хотя бы наполовину так плохо, как написала мама, я бы не хотел завтра оказаться на их месте, — сказал Рон с затравленным взглядом.   Гаара тоже наблюдал за семейной драмой Уизли и выслушал пренебрежительные комментарии Драко о том что они, вероятно, спорят из-за куска сыра.       Через пару часов после того как завтрак фактически закончился, Гааре надоело слушать поток представленных имен, и он покинул Большой зал. Драко пошел к другим своим друзьям, и они некоторое время болтали. Их разговор постоянно возвращался к Церемонии вчера вечером. Малфой-младший говорил об этом, краснея, и всегда уводил разговор в сторону.         Теперь, когда событие уже произошло, он освободился от этой конфиденциальности, и ему придется объяснить свою причастность родителям. Они поймут, они должны понять, но без сомнения, он все равно получит уничижающий ответ от отца и смущающий ответ от матери. Его мать напишет ему, что быть драматическим актером — неподходящее хобби, и что никто не будет "винить его за этот проступок", в то время как его отец напишет что-то похожее, разразится гневом о Фадже, а затем скажет Драко публично отречься от события в самых решительных выражениях. Не стоит и говорить, что оба его родителя были горды тем фактом, что именно ему было предложено сыграть Салазара Слизерина среди всех участвующих студентов Слизерина.   По меньшей мере, Гааре никогда не приходилось сталкиваться с таким давлением...         Драко понял, что только что пожелал смерти своим родителям и позавидовал жизни, полной лишений, в которой вырос Гаара, поэтому он провел следующие пять минут, чувствуя себя ужасно виноватым, прежде чем снова присоединиться к разговору. Он как следует накажет себя за свою черствость, написав родителям перед обедом.   Его письмо также должно было предвосхитить вопросы матери о том, как он и как Гаара, и заверить ее что ни он, ни Гаара не подойдут к Кубку ближе, чем на двадцать футов... в отличие от Уизли. Как будто это было под вопросом. Утренней почты не было как их и предупреждали, и вечерней тоже не будет. На самом деле письма отправлялись, но кто-то (Фадж) не пускал сов в замок. Драко предположил, что это была попытка помешать родителям сделать последнюю просьбу не пускать своих детей. Это было жестоко, но Драко понимал причину.   Однако, отец был прав: дни Фаджа были сочтены, раз он прибегал к запрету общения между родителями и детьми, и к принуждению детей выполнять смертельные трюки.   ОКСОКСОКСОКСОКСОКСОКСО       Гаара бродил коридорами Хогвартса, в светлое время суток для разнообразия, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом. Ну, настолько свежим, насколько это вообще возможно, поскольку у него не было желания выходить на освежающую осеннюю шотландскую стужу. Он больше всего надеялся, что прошлый год был исключением и что обычно в этой стране теплее, чем было тогда...   Оказалось, что прошлый год был еще относительно тёплым.   Тем не менее, как бы холодно ни было на улице, Гааре в конце концов пришлось вытерпеть и спастись от толпы.   Он сбежал после того как небольшая группа парней из Шармбатона загнала его в угол с намерением снискать расположение местной знаменитости. По какой-то причине они решили, что лучший способ сделать это — следовать за ним повсюду, постоянно спрашивая истории об атаке на Хогвартс, знакомить его с другими интересными студентами Хогвартса и обсуждать любую из сотни различных тем, которые его не интересовали. Когда кто-то начинал говорить о моде и правильном использовании подводки для глаз, Гаара отталкивал их и убегал, не сказав ни слова ни одному из них.   Вскоре Гаара оказался слишком далеко чтобы слышать, как один из французских студентов назвал его самым грубым человеком, которого тот когда-либо встречал.         Проходящая мимо пара студентов из Когтеврана оказала озадаченным Шармбатонцам услугу и объяснила, что Гаара совершенно бестактен и что им не следует воспринимать это на свой счет. Затем пара продолжила обсуждать с французскими парнями преобладающую в башне Когтеврана теорию о том, что Гаара на самом деле является редкой формой дневного вампира (согласно последнему анализу, вероятность этого факта составляла что-то около 62%).       Иностранные студенты после этого разговора выглядели еще более сбитыми с толку, не только из-за этой странной теории, но и из-за того, что столь популярное и осуждающее убеждение никак не уменьшило уважения, которое казалось все испытывали к Гааре. Очевидно, он был тем, с кем нужно будет считаться, будь он человек, новая порода вампиров или что-то совершенно иное.         К тому времени пока ученики Шармбатона распространяли слухи о силе и влиянии Гаары по всей школе, сам красноволосый находился в Запретном Лесу, плотно закутавшись от непогоды. Он дремал на Пушке, который тоже дремал.         Даже не будучи свидетелями этой недостойной сцены, многие слизеринцы услышавшие с каким почтением когтевранцы говорили о Гааре с Шармбатонцами, поспешили распространить другую сторону истории. Они уравновесили чашу весов несколькими анекдотами о не знании Гаары как выполнять элементарные заклинания, или о его единственной попытке полетать на метле плюс довольно много историй за пределами этого.         Честно говоря, помимо конкретики уважения или недостатков, Гаара был огорчен, услышав как много людей говорят о нем. Он также не оценил Драко, к которому быстро подошли те, кому рассказали об их дружбе. Он рассказывал им всем, каким безответственным его друг может быть.   ОКСОКСОКСОКСОКСОКСОКСО       Лýна заняла свой обычный стол в Библиотеке и поставила на него привычно высокую башню книг, как и в любой другой день. Хотя, в отличие от многих предыдущих дней, она была почти совсем одна в обширном хранилище знаний, поскольку даже ее софакультетники покинули книги ради других занятий.         Прежде чем обосноваться там, Луна пыталась найти Гаару, так как в последнее время она его не часто видела. Ей не удалось его найти, что означало что он, вероятно, был в лесу или в общежитии Слизерина. В любом случае она не могла его винить, поскольку Гаара не любил толпы и внимание, а школа была ужасно загружена, и все казалось были от него в восторге.         Она подошла к Драко ближе к концу своих поисков, так как он был лучшим специалистом в Гааре и его приходах и уходах. Он был ее последней попыткой, так как он никогда не прилагал особых усилий чтобы скрыть свою неприязнь к ней, поэтому она всегда неохотно полагалась на него в таких вещах.         Его было трудно прочесть, когда он был с другими друзьями, поэтому Луна не могла быть полностью уверена, лгал ли он, когда говорил, что не знает куда ушел Гаара. Было обидно после того как ты потрудился приблизиться к нему под таким пристальным вниманием, получить отказ, не получив ничего кроме презрительных взглядов.   Если даже Драко не знал его местонахождения, Гаара наверняка не хотел, чтобы его нашли. Но если Гаара собирался спрятаться, было бы неплохо если бы Джинни тоже не задерживали. У нее, судя по всему, были семейные какие-то чрезвычайные обстоятельства.       Вдали от приятного общения и разговоров, которых искала Луна, она вскоре оказалась под тем же пристальным вниманием, которое выгнало Гаару из замка. Они нашли ее вскоре после того как она вошла в Библиотеку. Она не хотела разговаривать с мальчиками и девочками из Шармбатона. Они хотели только посплетничать о ее подруге, и она знала что это грубо, поэтому она вежливо попросила их уйти, если они не хотят обсудить одну из множества других разных тем (ни одна из них явно не была связана с Гаарой, хотя была одна о Тануки…)         После того, как чрезмерно любопытные мальчики и девочки отвергли идею дальнейшего общения с Луной, как это делали многие до них, они осмотрели знаменитую библиотеку Хогвартса. Экскурсия длилась недолго, поскольку они по-видимому, были не самыми прилежными учениками Шармбатона, и одна библиотека показалась им похожей на все остальные. Они обошли стороной несомненно странную блондинку по пути к выходу.   Она наблюдала как они исчезают краем глаза, а затем снова углубилась в книгу. Профессор МакГонагалл вчера упомянула некую неизвестную форму Трансфигурации, включающую автоматизированные трансфигурационные магические артефакты, смешивающие Трансфигурацию с Чарами.         Ее декан настаивал, что практику редко кто делает и что она сложна и не будет рассматриваться, если только они не решат продолжить свое обучение Трансфигурации после окончания Хогвартса. Но это не отпугнуло интерес Луны. Она нашла три книги в библиотеке, в которых это упоминалось, и одну которая действительно полностью охватывала эту тему, и решила что сейчас самое время погрузиться в нее.   С надеждой что кто-нибудь отвлечет ее от учебы, когда придет время выбора Чемпионов этим вечером, ведь иначе она скорее всего забудет. Она читала во время еды, ночей и уроков, не замечая что что-то не так.   ОКСОКСОКСОКСОКСОКСОКСО Альбус не остался смотреть на тех кто бросает свое имя в Кубок. Это его слишком волновало.   Каким бы всеведущим его ни считали некоторые из его учеников (и бывших учеников) в школе, Альбус не видел и не знал всего, что там происходило. Обычно он всегда был в курсе того, что происходило, и сегодня он определенно знал то, чего не произошло. Больной чувством вины, изгнанный из Большого зала тем что его заставили сделать и что он не смог предотвратить, Альбус все еще ждал участия Гаары. Он тайно попросил одного из менее разговорчивых портретов прийти и сообщить ему, если некая красноволосая девушка бросит свое имя в Кубок.   Его посетила тревожная мысль, даже хуже, чем мысль о том чего он ждет: А что, если Гаара не сделает этого?   Если Гаара нарушит сделку и откажется участвовать, то будет слишком поздно что-либо предпринимать. Сейчас был уже одиннадцатый час, и если он этого не сделает, то обычный ребенок может оказаться Чемпионом, вынужденным участвовать из-за своей жадности или высокомерия.   По крайней мере, Гарри не был настолько глуп, чтобы бродить около Кубка. Альбус также попросил портрет сэра Филиппа Ван Хансена подойти и сказать ему, будет ли участвовать этот мальчик.   У Альбуса было много работы, бумаги на столе громоздились, а завтра утром его ждали бесчисленные родительские жалобы, но все что он мог сделать, это отсчитывать часы до сегодняшней вечерней Церемонии.   Именно в такие дни Альбус подходил к своим самым секретным файлам и доставал один-единственный свиток, черновик которого он составил где-то после 1971 года. Именно тогда он осознал свой второй величайший грех, искупить который он пытался последние двадцать лет, сражаясь и ухищряясь.         В тот день после катастрофического собрания, открывшего ему глаза на его полные провалы, он написал заявление об отставке с планами подать его вскоре после этого. А затем вскоре начали появляться признаки надвигающейся Первой Войны, и он понял, что пока не может уйти. Еще предстояло сделать много работы и хорошего, что он мог сделать как директор.   И вот, снова, как он часто делал в моменты стресса, Альбус посмотрел на свиток и задумался - не станет ли этот год годом его ухода на пенсию? Его решения за последние несколько лет стали все меньше и меньше походить на путь к большему благу, а больше на компромиссы, которые только усугубляли его грехи.   Он мог бы бороться за возвращение Тома отсюда, конечно. Он мог бы полностью посвятить себя борьбе.   И как только это будет сделано и война будет выиграна, он наконец сможет отдохнуть. Может, закончить писать ту книгу, которую он начал еще в сороковых. Пока что в ней было пять страниц и план последней главы...   Вздохнув, он бросил свиток обратно в ящик и снова закрепил его. Не сегодня. Слишком много еще нужно сделать.   ОКСОКСОКСОКСОКСОКСОКСО       Когда осеннее небо померкло и вечерняя прохлада улеглась, студенты которые ушли из Зала в течение дня, начали возвращаться туда, готовые к началу следующей Церемонии. Этот процесс начался более чем за час до предполагаемого начала Отбора, что дало учителям достаточно времени чтобы выследить отставших и согнать их в Зал.   — Она не столько кошка, сколько бордер-колли, — театральным шепотом сказала Помона Хагриду, пока они оба наблюдали, как декан Гриффиндора ведет группу во много раз превышающей любую другую, которую приводил с собой учитель.   Хагрид тихонько усмехнулся, но отвернулся, прежде чем Минерва успела посмотреть в его сторону.         Когда все ученики собрались, за исключением двух подростков, застрявших в ту ночь в лазарете (им предстояло услышать о том, как они пропустили самый захватывающий ужин), и оставалось всего тридцать минут до истечения отведенных двадцати четырех часов, Гаара неторопливо вернулся в Зал.         Он был одним из последних кто прибыл, избежав всех учителей, посланных забрать его. Его было довольно легко заметить, когда он прибыл. Красные волосы и хмурый вид действительно выделялись в этой комнате, поэтому Драко немедленно встал и помахал ему рукой. Он прибыл раньше, после того как покинул Зал около обеда, и занял место для Гаары.         Драко удивился, когда Гаара не посмотрел в его сторону, так как Гаара не любил задерживаться и всегда шел прямо к своему месту. Вместо этого странная волна беспокойства нахлынула на него, когда Гаара продолжил идти по центральному проходу. Драко предположил, что Гаара увидел его краем глаза и просто пошел в обход к их местам.   Но Гаара не стал идти вокруг стола и не вернулся к Драко, когда тот дошел до конца стола. Вместо этого, на глазах у всех студентов Хогвартса, всего преподавательского состава и собравшихся посетителей, Гаара подошел прямо к Кубку между стражниками и бросил в него свое имя. Тишина длилась еще секунду, прежде чем среди зрителей впервые за несколько часов раздались ровные аплодисменты. Гаара не повернулся, чтобы увидеть аплодисменты, вместо этого он остановился встал между охранниками Кубка и пристально посмотрел на директора.   Аплодисменты прекратились, и неловкость момента заставила комнату на мгновение замолчать. Никто не знал, почему Гаара, который необъяснимым образом только что вступил в Турнир Трех Волшебников, питал такую ​​враждебность к Альбусу Дамблдору.   Прежде чем шепотки успели наполнить всё помещение, Гаара повернулся на каблуках и спустился по ступеням возвышенности обратно, медленно пройдя на свое место под пристальным взглядом Зала. Он не встретился глазами с Драко, когда приблизился.   Драко с другой стороны, был настолько потрясен, что его рот буквально раскрылся.   Разговоры возобновились к тому времени как Гаара добрался до него, поэтому Драко чувствовал себя менее смущенным из-за того, что он собирался высказать другу об этой последней лжи. Черт, даже если все в их Факультете это слышат, давно пора было сказать Гааре о том, что он думает.   Когда Гаара приблизился к нему, все еще отводя глаза словно заблудший школьник (которым он по сути и являлся), Драко сделал глубокий вдох готовясь к резкой критике, но затем посторонняя болтовня внезапно прекратилась, и в Зале воцарилась мертвая тишина.   Драко поднял взгляд на возвышение Зала, но его внимание было приковано к Гааре. В течение последней минуты или двух, он понял что Дамблдор собирался начать Церемонию. Гаара молча сел рядом с Драко, и платиновый блондин испустил бессильный выдох и попытался подавить вызванную яростью головную боль, которую он чувствовал.   Крикам на Гаару придется подождать, пока все это не закончится. Хоть Драко и был рад позволить Слизерину выслушать чушь и оправдания Гаары, он еще не был готов вынести их личные дела на обозрение собравшейся британской прессы. Драко не мог быть уверен, но он начинал думать, что Гаара каким-то образом рассчитал время своего появления так, чтобы оно совпало с прибытием репортеров и министра Фаджа. Специально, чтобы он не смог ничего сказать. Затем поднявшийся шум заставил Драко неохотно обратить внимание на происходящее в Зала, но одна мысль все еще оставалась в глубине его сознания: Гаара снова солгал ему.   Ему придется проследить, чтобы Гаара не сбежал в конце Церемонии.   0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0-0   От Автора: Надеюсь, что несмотря на объем этой главы и тот факт, что у меня не было возможности как следует вычитать ее, она вам понравилась.   Надеюсь, я скоро вернусь с чем-нибудь еще.