Addiction

— Как ты себя чувствуешь, милая? — спросил Орочимару, наблюдая за тем как дочь отстёгивает ремень безопасности. — Я чувствую себя прекрасно, — монотонно буркнула девушка, поправив волосы. Не прошло и четырёх дней с больничного, как Аделаида решила вернуться в школу. Видеть каждый день миловидное, змеиное личико той блондинки её подбешивало. — Всё же не переутомляйся, ты всё ещё выздоравливаешь, — заботливым тоном попросил Орочимару. — Я знаю, я не маленький ребенок. Пока, — раздражённо буркнула подросток. — Я всё равно буду беспокоиться о тебе, малышка. Удачного дня, — попрощался Орочимару, заведя двигатель машины. Аделаида ничего не ответив, вышла из машины, направляясь к школе. По пути в класс Аделаида заметила как несколько учеников пристально смотрели на неё и шептались. Она знала, что они говорят о ней и том инциденте, но ей было всё равно. Одноклассники встретили её даже приветливо, спросив о самочувствии, что было для неё неожиданным и не зная как реагировать, Аделаида просто кивала. Она всегда считала своих одноклассников одноклеточными пубертатниками, что смешило Орочимару. Миюки уже не было в школе четыре дня. Днями ранее, к ним домой пришла её мать, заявив, что Миюки пропала и её все ищут. По городу были развешены ориентировки Миюки и ещё нескольких пропавших детей. Для Аделаиды это было настоящим ударом, она беспокоилась о единственной подруге и надеялась, что это просто было её бунтарством в виде побега из дома, ведь её родители часто устраивали скандал. Саске спал прямо на уроке за соседней партой, на камчатке. Обидчики всё ещё сидели на своих местах в классе, делая вид, что ничего не было в тот день, словно Аделаиды просто не существовало. Сакура и Ино перешептывались, всё время поворачивались к Саске и мечтательно воздыхали. Урок математики прошел на удивление быстро. Аделаида была погружена в свои мысли. После урока, Аделаида вышла из класса и направилась в туалет. Девушка включила воду, стараясь, чтобы звук заглушил стук собственного сердца. Отражение в зеркале показало бесячую одноклассницу Сакуру, с её вечно самодовольной улыбкой. Она стояла, загораживая выход. Руки Сакуры были скрещены на груди, а взгляд — вызывающе-насмешливый. — О, ты наконец-то появилась, — с издёвкой пропела Сакура. — Мы так волновались за тебя, — хихикнула розоволосая. Аделаида выключила воду, медленно вытерла руки и повернулась к ней. — Что тебе нужно? — спросила она, смотря на неё как на самого надоедливого человека в мире. Сакура сделала шаг вперёд, приближаясь к Аделаиде. — Просто интересуюсь, как ты себя чувствуешь после того как «упала» с лестницы? — спросила Сакура, поморщившись. Аделаида обратила внимания на телефон в её руке, похоже Харуно записывала их разговор, чтобы использовать в своих целях. — Это было недоразумение, Аделаида. Как ты могла быть такой неаккуратной? Аделаида молча наблюдала за поведением одноклассницы. Она помнила тот самый разгар ссоры, когда Сакура буквально выпытывала её о связи с Саске после урока географии, а затем не удосужившись едким ответом, толкнула её в грудь, отчего Аделаида скатилась вниз по лестнице и потеряла сознание. Воспоминание словно электрический ток прошёлся по телу девушки, вызывая полчище мурашек. Внезапно, быстрым движением Аделаида выхватила телефон из рук Сакуры. Харуно опешила, не ожидая такой реакции и попыталась отобрать телефон. — Недоразумение, говоришь? — Аделаида поднесла телефон к унитазу, выглядя абсолютно спокойной. Сакура замерла, её глаза расширились от удивления. — Ты охренела?! — завизжала Сакура, пытаясь выхватить телефон обратно, но Аделаида оказалась сильнее. Аделаида тут же ослабила хватку, отчего розовый айфон с глухим плюхом упал в воду. Звук был удивительно успокаивающим. — Надеюсь, теперь ты усвоила урок, — Аделаида схватила её за локоть и потянула на себя, глядя ей прямо в глаза. — Не смей приближаться ко мне, не смей говорить, даже смотреть на меня не смей. Очень пожалеешь, и я не шучу. Аделаида отпустила её и вытерев руки, спокойно вышла из уборной, оставляя Сакуру в немом шоке.

***

— Проходи, — сказал Саске, когда открылись ворота особняка. Снаружи он был огромным, внутри казался ещё больше. Аделаида нерешительно шагала вслед за новоиспеченным другом, оглядываясь по сторонам. Высокие потолки, дорогая мебель из темного дерева, мягкие ковры, по дому хлопотали домработницы в строгих серо-голубых униформах. Одна из них, женщина средних лет, с приветливым, но строгим лицом, почтительно кивнула Аделаиде. Саске, с каменным лицом, шел впереди, не обращая внимания на окружающую его роскошь. На лестничной площадке, подростки встретились с дядей Саске, Обито, который куда-то собирался, разговаривая с кем-то по телефону. Его голос был спокойным, почти безэмоциональным. —…Да, да. Понял, пока, — бросил он, повесив трубку. Его взгляд скользнул по Аделаиде, задержавшись на мгновение, а затем переместился на Саске. — Учиха младший, что здесь делает Аделайна? — спросил он. — Аделаида, здравствуйте, — исправила девочка, едва сдерживая раздражение. — Не твоё дело, — буркнул Саске, ведя Аделаиду за собой. Обито лениво вздохнул, покачивая головой. Его ледяной взгляд, слегка задержался на Аделаиде, прежде чем он направился вниз. У Саске в просторной комнате было темно. Темно синие шторы закрывали вид на террасу, погружая комнату в полумрак. Посередине комнаты, у стены стояла двуспальная аккуратно застеленная кровать. Саске бросив рюкзак на пол, присел в кресло перед монитором компьютера. — Чувствуй себя как дома, — низким равномерным голосом произнес Саске, удобно рассевшись в кожаном кресле на колесиках. — Как дома значит, — повторила Аделаида, хмыкнув. Слышать ссоры родителей днём, а по ночам приглушённые стоны, утренний плач Кохаку и то, как родители обвиняли друг друга во всех грехах, пережить развод родителей, стать няней для младшего брата, каждый день лицезреть позднее возвращение отца, от которого несло женскими духами, это ли чувствовать себя как дома? И лицо той противной блондинки мелькает перед глазами. Знает же, Орочимару нагло спит с ней, в их же доме, где невинный Кохаку спит мирным сном. Плохой отец, плохой муж. Аделаида знает — во всем виноват Орочимару. Не будь он эгоистичен и столь высокомерен, сейчас бы Кохаку засыпал с мамой и был намного счастливее. Да и кого обманывать, Аделаида бы тоже стала счастливой, и может быть, нашла своё место в обществе. Плохой отец, потому что не уделяет должного внимания детям, тратя всё время на бесполезную рутину на работе, занимаясь чужими детьми, потому что удовлетворяет похоть с малознакомой девушкой, которая в дочери ему годится, прямо в их доме, оскверняя супружескую постель, на которой когда-то возлежала с ним мама. Плохой муж, потому что Беделия просыпалась и засыпала одна, с головной болью, заглушая боль алкоголем и сигаретами, потому что не давал ей чувствовать себя любимой, потому что играл как с вещью, не воспринимал её как живого человека с отдельными чувствами, манипулировал, устраивая эмоциональные качели, после которых Беделия сломленно растворялась в алкоголе, стараясь не забывать о маленьких детях. Несмотря на всю душевную боль, Беделия тоже была не идеальной. Её истерики, обвинения отца во всех смертных грехах и изменах, неспособность оценивать ситуацию здраво, прибегая к выпивке, ссоры с мужем, которые она начинала прямо перед детьми. А то как она пристрастно рассказывала своей подруге о всех прикрасах своей интимной жизни, пока Аделаида пила чай с конфетами рядом с ней. Благодаря прямолинейности матери, у Аделаиды сложилось впечатление, что отношения укрепляет именно секс и то, что от этого процесса зависит многое в отношениях между особями homo sapiens. А затем Беделия ушла, оставив за собой лишь отголоски прошлого, воспоминания, что вернуть нельзя, не оставила даже надежды на возможность встретиться когда-нибудь. — Эй, — голос Саске вывел её из мыслей. — Всё в порядке? Саске был красив, привлекателен и идеально подходил бы на роль её парня, если бы не его ужасный, по её мнению, характер. Он вполне мог быть её другом, но никак не парнем. Аделаида не хочет любить, по опыту матери понимает, что любовь к мудакам, которым от тебя нужно только тело, всегда заканчивается плохо. — Вполне себе. Ирука-сенсей наверное уже позвонил отцу, — недовольно протянула она, садясь на край кровати. Саске развернулся к ней, наблюдая за тем как одноклассница разлеглась на его постели, словно морская звезда. — У вас с ним натянутые отношения, не так ли? — спросил он. — Мягко сказано, я его в принципе недолюбливаю. — А причина есть? — Он мудак. — Ясно. Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросил Саске, напомнив о недавнем разговоре в школе. Аделаида кивнула, отбросив отключенный телефон в сторону. — Да, не хочу возвращаться домой. В городе всё равно бродит маньяк, я буду только рада, если мой папаша будет думать, что меня похитили. — Думаешь, он простит тебе эту выходку? — Мне всё равно. Я его ненавижу.

* * *

— Разве ты не беспокоишься о том, что с твоей дочерью может что-то случится? — с недоумением спросила Юми, когда они с Орочимару выехали из дома, сразу после того как Кохаку уснул. Время близилось к десяти вечера, а Аделаида так и не вернулась домой, не отвечая на звонки. — Я разберусь с ней позже, — холодно ответил Орочимару, выглядя беспристрастным к побегу дочери. — Сейчас, всё моё внимание лишь для тебя одной, — на его лице растянулась хищная ухмылка. Щеки Юми порозовели, но в душе поселилось странное чувство беспокойства и тревоги. Разговор с ним той ночью не давал ей покоя уже неделю. Что-то ей подсказывало, что эта поездка не приведет ни к чему хорошему. Они остановились у большого старого здания, на окраине города. Юми закрыв дверцу машины, оглядывалась. Орочимару подтолкнул её сзади, положив руки на плечики, прижимая к себе и ведя вперёд. Здание больше походило на старую заброшенную больницу и это выглядело жутко. Они шагали по зданию, где Орочимару прекрасно ориентировался. — Орочимару, зачем мы здесь? — наконец прервала молчание девушка, цепляясь за его локоть. Мужчина ничего не ответил, хмыкнув и остановился перед металлической дверью, ведущей в нижнюю часть здания. В морг. Юми заметно разнервничалась, в голове прокручивались множество мыслей, ей не хотелось даже озвучивать их. — Орочимару, объясни наконец, что происходит? — Юми хотела остаться снаружи, но Орочимару потянул её за руку на себя, отчего она чуть ли не скатилась вниз по лестнице, упав в его объятия. — Увидишь. Летний день выдался жарким, полным тягостных мыслей и невыплаканных слез. Чтобы хоть как-то разукрасить этот день, молодая блондинка купила шоколадное мороженое, готовое растаять в любой момент, если не съесть его сразу. Однако, по вольности вселенной, Юми врезалась в кого-то, больно ударившись и уронив мороженое. День и без того был тяжёлым, а она ещё и умудрилась испачкать прохожего. — Оу, простите! Мне так жаль! — начала извиняться Юми перед высоким мужчиной, солидно одетым и портфелем в руке. Его безупречно лакированные туфли измазались в мороженом, отчего Юми было очень очень стыдно. Она быстро достала из сумки пачку салфеток, начиная вытирать последствия своей неуклюжести. — Всё в порядке, — ласково проговорил мужчина, поднимая её с колен, придерживая за руки. Его руки были холодными, что было очень удивительно в такой жаркий день. — Как вас зовут? — Юми… Меня зовут Юми, — ответила девушка, вглядываясь в его жёлтые, нет, золотые глаза, что выглядели змеиными. — Прошу прощения за данный инцидент. Я не специально. — Всё понимаю. Я Орочимару, — он всё ещё не отпускал её руки, мягко сжимая их. — Будем знакомы. — Орочимару, будем знакомы. Истошный крик прорезал по настоящему мертвую тишину, эхом отразившись от холодных стен. Юми закрыла руками лицо, крича от ужаса, когда увидела перед собой обрубленные части тела людей. Орочимару стоял в дверном проёме, его лицо оставалось непроницаемым, спокойным, наблюдая за её реакцией. — Орочимару! Что это за нахрен! Что здесь творится?! — на глазах выступили слёзы, Юми боялась дотронуться даже до стены. Страх и ужас окутали её с ног до головы и лишь одна мысль крутилась в голове. Бежать. Ей нужно бежать. Её поймал Орочимару, придерживая за плечи и вглядываясь в напуганное личико девчонки. — Сбежать вздумала? — прошипел мужчина, сжимая её плечи. — Я не хочу здесь находиться! Я не хочу! Не хочу! Ты…ты сумасшедший…ты чудовище… — дрожащим голосом кричала девушка, пытаясь вырваться. — Ну почему вы женщины такие… — закатил глаза Орочимару, словно это поистине являлось всего лишь недоразумением. — Любите жить иллюзиями, идеализируете, а потом сваливаете, стоит вам узнать человека поближе. — Орочимару… — сквозь слезы шептала девушка. — Это…это ненормально… Так нельзя, это ведь незаконно, тебя посадят… Это чудовищно…это… Ты не человек, — шепчет девушка, что так и тряслась в ужасе после увиденного, после того как к ней наконец приходит осознание. — Я не хочу… Я не могу… Я… Орочимару влепил ей хлесткую пощечину, отчего Юми падает на холодный пол. Орочимару опускается, нависая над ней. — Быстро же закончилась твоя любовь, как только ты узнала о моей истиной сущности. Я учёный, Юми, — сказал он, трясь лбом о ее аккуратный нос. — Исследования — вся моя жизнь, я становлюсь ближе к своей цели, Юми… Ты многого не понимаешь, и это меня расстраивает… — Нет! Нет! Отпусти меня! Меня это не устраивает, пусти! Резкий удар пришелся по носу. Ещё один последовал в живот, другой ещё раз по лицу, заставляя её захлёбываться слезами. Его руки скользили по её телу, спускаясь вниз. Прикосновения казались ей противными, мерзкими, словно полчище тварей ползали по её телу. Сильные мужские руки разрывали на ней одежду. Обнаженная нежная кожа царапалась об холодный бетон морга. На попытки сопротивляться, Орочимару бил её, не жалея сил. Тело всё иссяневшее от побоев возбуждали его больше, чем прежде. Он кусался, целовал, пытаясь настроить её, однако ужас и страх за свою жизнь овладели ею. — Хватит… — подавленно хрипела Юми, когда он бил её по груди, спускаясь вниз. Девушка была беззащитна перед ним и всё, что ей оставалось просто наблюдать и молить о пощаде. Она голая лежала на холодном бетоне, наблюдая за тем как он расстёгивает ремень брюк. Юми не могла поверить, что человек некогда бывший для неё всем, оказался маньяком и редкостным ублюдком. «Я сама во всем виновата. Я полюбила его, доверилась ему, не стала обращать внимания на его странные наклонности и была полностью слепа. Я сама виновата в том, что поверила в иллюзии…» Он вонзался в неё интенсивными, грубыми толчками, сдавляя одной рукой хрупкую шею девушки. Юми тяжело хрипела, внизу отдавало острой болью, слезы и кровь расстилали ей глаза. Орочимару не обращал внимания на слезы и мольбы прекратить, продолжая грубо трахать её, подмяв под себя. Всаживал в неё грубо и неаккуратно, чувствуя как узкие стенки влагалища плотно обхватывают его член, сжимая. Орочимару был в восторге, ни один секс с этой тупой блондинкой не приносил ему столько удовольствия, чем сие безобразие. Юми потеряла счёт времени, казалось прошла уже вечность. Пару раз она пыталась позвать на помощь, но напрасно, ведь кроме них в морге никого не было. Помещение заполнили женские хрипы, приглушённые рыдания и стоны. Когда Орочимару закончил, он встал и в миг нацепил маску безразличия. Оглядывая последствия своих действий, он с презрением рассматривал обнаженную, окровавленную Юми, что свернувшись калачиком рыдала, пока всё тело отдавало сильной болью. — Встань, — приказал мужчина, но девушка оставалась неподвижна, всхлипывая. — Почки застудишь. Юми не откликнулась, сильнее сжавшись. Она была в полном ужасе. — Ты… — прошептала она, с трудом выдыхая воздух. Её распухшие от слез глаза, были наполнены ужасом и ненавистью. — Ты чудовище… Орочимару пнул ногой по коленной чашечке, отчего Юми вскрикнула, отползая. — Чудовище? — повторил он, усмехнувшись. — Возможно. У каждого из нас есть тайны, которые мы не готовы рассказывать кому-либо. Я доверил тебе свой секрет, дорогая. Я выбрал не Аделаиду, ни мать её, Беделию, я выбрал тебя, — он схватил её за подбородок, притянув к себе. — Если побежишь в полицию, в надежде, что они тебя защитят — пожалуйста, обращайся. Но знай, что твой труп найдут в канаве, в тот же вечер, — Юми отвернулась. — Я жду тебя снаружи. Кое как натянув то, что ещё можно было назвать одеждой, Юми медленно побрела наружу, несмотря на боль во всем теле. Мозг всё ещё переваривал случившееся, слова Орочимару не выходили из головы. Тот же бесстрастно закуривал сигарету, посадил её в машину, садясь за руль. Всю дорогу Юми тошнило, она не проронила ни слова, пока Орочимару в хорошем, почти безумном, настроении, напевал себе под нос. Музыка семидесятых про какую-то проститутку, заглушала всё вокруг, но Юми было по прежнему страшно. Вечерний дождь бил в окно машины. Она дрожала, перед глазами всё ещё проносилось произошедшее в подвале злосчастного морга. — Тебя проводить до твоей кроватки? — любезно протянул Орочимару с лёгкой усмешкой. Его тон был ироничным почти весёлым. — Беги скорее, пока не промокла. До скорой встречи, любимая. Он наблюдал за тем, как Юми поспешно выходит из машины, хлопнув дверцей и теряется в подъезде. Заперевшись в квартире, Юми рухнула на пол, спиной к двери. Слезы хлынули с новой силой, смывая с лица кровь и остатки косметики. Она рыдала, дрожащее тело сотрясалось в конвульсиях. Бессилие душило её, сдавливая грудь, не давая нормально дышать. Ощущение липкой мерзости окутало её с ног до головы, словно помои. Боль от предательства, от осознания собственной беспомощности перед любимым человеком. Она прокручивала в голове все произошедшее. Она вспомнила его глаза — холодные, лишенные всякой человечности. Его слова, сказанные спокойным, безразличным тоном, пронзали её как осколки стекла. «Доверился тебе». Звучало лишь как циничное оправдание его мерзких деяний. Внезапный приступ истерики накрыл её с головой. Юми забилась в угол, издавая громкие рыдания, схватившись за волосы. — Почему?! Почему я?! За что мне это?! И перед глазами пронеслость то, что Юми мечтала забыть годами. Детский плач навсегда отпечатался в её памяти, напоминая о том злополучном зимнем дне. В порыве отчаяния, она вскочила на ноги, пошатываясь как пьяная. Отражение в зеркале прихожей напугало её. Распухшее от слез, окровавленное лицо, взгляд пустой и безжизненный, на теле множество телесных ран. Она отшатнулась и поплелась в ванную. Горячая вода стекала по её коже, но не смывала липкую, невидимую грязь, засевшую глубоко в душе.

* * *

Аделаида вся мокрая под дождем, удовлетворённо улыбалась. Дождь лил как из ведра, барабаня по асфальту. Она любила дождь. Любила его запах, его шуи, его послевкусие. Гулять под дождем ей запрещали и только сейчас она чувствовала себя такой свободной. Саске, идущий следом за ней, был далеко не так восторжен. Он промок до нитки, волосы прилипли к лицу, а одежда тяжелела от воды. — Дурочка, — раздражённо бросает Саске, догнав ее. Он разворачивает девчонку к себе, вдруг наблюдая за поразительно красивыми глазами. Янтарные, поразительно красивые, полны своего странного, непонятного счастья. — Я дура? — повторяет Аделаида, нахмурившись. Капли дождя стекали по её лицу, смешиваясь с следами туши. Гром раздался в небе и она непроизвольно прижалась к парню. — Я не дура. Мне просто нравится дождь. — Раздражаешь, — бросает грубо, однако не отстраняется, приближаясь ближе. — Юкайё ты сплошное недоразумение. — Это ты меня бесишь, — перекрикивает его Аделаида, хмурясь сильнее. — И вообще, я не хочу иметь с тобой дело, пошел ты… — Чего? Ты же первая попросилась ко мне домой. Твои домашние уже беспокоятся о тебе, а тебе на это всё равно, — начал злиться Саске, махнув рукой. — В городе маньяк бродит, твой отец с ума сходит, пока его дочь шляется не пойми где. Почему ты не понимаешь, что ты ведёшь себя как пятилетний ребенок? Почему ты не ценишь то, что имеешь? Не успел он договорить, как его прервал неожиданный поцелуй. Девичьи персиковые губы сминали его тонкие, мокрые от дождя. Саске застыл, растерявшись, а Аделаида обхватив ладонями его лицо, притянула к себе. Он чувствовал её тепло, её уязвимость, и в отличие от его обычной грубости, он ответил на поцелуй с нежностью. Поцелуй дарил чувство тепла и безопасности. В животе порхали бабочки, а внизу завязался тугой узел. Сомкнув ноги вместе, Аделаида обвила руками его шею, не отрываясь. Его руки опустились ей на талию, придерживая её, прижимая ближе. — Не помешаю? — послышался насмешливый, до боли знакомый тон. Аделаида отпрянула от Саске, сердце бешено заколотилось. Орочимару выглядел слишком странно, на его рубашке виднелись размытые багровые пятна, а сам он выглядел слишком спокойно. Это означало лишь одно — Аделаида точно перешла за грань его терпения. — Адель, — холодно произнес Орочимару. — Я тебя обыскался — Папа, почему ты…это что кровь?! — с недоумением спросила Аделаида. — Да так, кошку сбил. Пришлось отвезти к ветеринару, — непринужденно ответил Орочимару, странно улыбаясь. — Ты же знаешь, ночью проезжую часть плохо видно. — Пойдем домой, Аделаида. Поблагодари Саске-куна за гостеприимство, — он положил тяжелую ладонь на промокшие смольные волосы дочери, целуя в лоб. — Пойдем. — Извини, Саске. Мне пора, спасибо, — она улыбнулась краями губ, но Учиха мог заметить промелькнувшую грусть в её глазах.