While True

Упомянутая фармацевтом церковь оказалась выжженным пустырем с развалинами в центре. Обугленные обломки фундамента, похожие на хребет какого-то древнего ископаемого, беспорядочно торчали из земли. Кто-то развалил здание до основания, оставив, словно в насмешку, кусок стены с измазанной черной краской фигурой на кресте да разломанный надвое каменный алтарь. Напротив алтаря на коленях, раскачиваясь взад-вперед и обняв себя руками, стоял человек в черных одеждах. Гарри тут же узнала его — священник из бара с живым, исполненным болью взглядом. Беззвучно ступая по обломкам, она подошла ближе, настолько, чтобы разобрать невнятное бормотание. — …услышь, услышь же меня — пустую оболочку, средоточие боли, мешок плоти… Посмотри мне в глаза и скажи, что это воля Твоя… взгляни на этих людей, СМОТРИ, СМОТРИ, ЧТО ТЫ СОТВОРИЛ!!! — бормотание в один миг сменилось отчаянным криком, а потом вновь упало до едва слышного шепота: — Но ты не хочешь… А может, Ты умер? О, лучше бы так… Лишь об одном молю я, молю, чтобы Ты был мертв… Вдруг он вскинул голову и испустил нечеловеческий вой. Гарри вздрогнула. Под ее ногой с предательским скрежетом сдвинулся камень, и пастор вскочил, крутанулся на месте, рыская по развалинам безумным звериным взглядом. — Кто здесь?! КТО ЗДЕСЬ? Гарри развернулась и кинулась прочь. Мимо поросшего мертвым бурьяном фундамента, мимо заброшенного старого кладбища с разрытыми пустыми могилами, прочь от выжженной земли, все дальше и дальше, пока впереди не показалось величественное здание из красного кирпича с белыми колоннами. Наверху зияла прорехами позолоченная надпись.

МИ_К__О___СКИЙ И____ТУТ ОКЕАН____ИИ И ОКЕ__ОГРАФ__

Наконец-то. Вокруг здания вовсю крутились сектанты, по двое карауля у дверей, перегораживая вход. Неприятно, но неудивительно: если заправляет всем Ирвин, то где еще быть их логову. Поплотнее запахнувшись в мантию-невидимку, Гарри пошла в обход. Как она и подозревала, черный вход также был перекрыт, более того, местные охотники на ведьм периодически патрулировали периметр. Гарри это приободрило: раз уж они выставили такую охрану, наверняка им было что охранять. Или кого: если Волдеморта привели сюда, можно будет убить двух зайцев одним выстрелом. В неприметной нише, скрытой между боковыми колоннами, она наконец обнаружила то, что искала: узкое незарешеченное окно, на высоте второго этажа. Убедившись, что никаких патрулей рядом нет, Гарри спрятала мантию за пазуху, вспрыгнула на основание колонны, подтянулась и заползла на узкий подоконник. Судя по многовековой грязи, окно не мыли со дня постройки здания. Гарри щелкнула пальцами, но ничего не произошло. Ожидаемо: слишком большая концентрация антимагических ублюдков в одном месте. Снизу вверх змеилась трещина, и Гарри потребовалось всего раз ударить по ней локтем, чтобы стекло с оглушительным (как ей показалось) треском и звоном осыпалось внутрь. Она замерла, напряженно вслушиваясь в тишину. На ее счастье, патруль был далеко, и не самый аккуратный взлом остался незамеченным. Не теряя времени, Гарри забросила внутрь свернутую мантию и нырнула в ощеренный осколками оконный проем, попутно заработав пару неприятных порезов. Повезло, что она была такой тощей, а не то оставила бы тут всю шкуру. Оглядевшись, Гарри обнаружила себя в узком и темном, как кладовка, заброшенном кабинете. На полу валялся различный хлам: книги с вырванными страницами, покрытые уже привычной черной плесенью, куски стульев, одинокая столешница, на которой кто-то когда-то пытался разжечь костер. Воображение тут же нарисовало невеселую картину: какой-то истощенный испуганный бедняга тайно пробирается в институт и баррикадируется в первом попавшемся кабинете в надежде построить себе убежище. Судя по выломанной, висящей на одной петле двери, затея потерпела неудачу. Гарри поплотнее закуталась в мантию и выбралась в коридор. В целом план был прост: найти информацию, выяснить, где держат Волдеморта, и свалить с ним куда подальше; что же касается деталей, приходилось, как обычно, полагаться на удачу и интуицию. В здании института было четыре этажа, и второй был отдан под профессорские кабинеты. Почти все двери были распахнуты, внутри — запустение и разруха. Не то чтобы она ожидала увидеть на стене подробный план здания со стрелочками, указывающими путь к хранилищу хтонических артефактов, но было бы неплохо наткнуться на старый кабинет Ирвина или Дока и найти внутри какие-нибудь протоколы исследования. Однако, сколько Гарри ни всматривалась в покрытые паутиной таблички с именами и фамилиями владельцев, она так и не обнаружила ни профессора Кляйна, ни доктора Джереми. Дойдя до конца коридора, она увидела приоткрытую дверь на лестничную площадку, из-за которой, искаженный гулким эхом, звучал чей-то тревожный тенор. Гарри осторожно подобралась ближе и прислушалась. — …уже позвали? — Позвали, — ответил второй голос, хрипловатый и насмешливый. — Сказал, скоро будет. Он еще в лабе, разбирается с тем уродом. Внутри что-то болезненно сжалось, и Гарри застыла, напряженно ловя каждое слово. В лабе? Лаборатории? И что… что значит «разбирается»?.. — Зачем вообще девицу ищем? Может, его одного хватит? — Не хватит. Иеремия расчеты провел, там идеальное совпадение, но надо сразу обоих. Так что наш доктор Дум пока подождет. — Худоват он для Дума. — Ну придумай получше сравнение, раз умный такой. Гарри поспешно потянулась к едва ощутимой нити внутри. Связь никуда не делась, хоть и по-прежнему молчала. Живой, еще живой… Гарри выдохнула. Хорошая новость — пока ее не поймали, Волдеморту ничего не грозит. Плохая — если поймают, конец им обоим. И кто еще этот Иеремия? Ирвин что, решил взять себе псевдоним покруче? — Я еще удивлялся, что они все так нормально выглядят: пока палку свою не вытащат — не отличишь. А этот прям такой, какой надо… — И не говори. Четыре из пяти по шкале стереотипного злодея. — Что еще за шкала? — Ну смотри, первый пункт: внешность. Выглядит так, словно из детской страшилки вылез. — Ничего себе детской. Я когда его на маяке увидел, чуть не обделался. Ну это уже перебор, возмутилась про себя Гарри. Волдеморт, конечно, не австралийский серфер, но… Эти его длиннющие пальцы, тонкие запястья… кожа белая, аж мерцает, чешуйки прикольные на висках. И движется еще так плавно… В общем, он вполне ничего, даже можно сказать… изящный. Кхм… эффектный. Привлека… нет, это тоже перебор. Остановимся на эффектном. Пока Гарри перебирала в уме подходящие ее соседу эпитеты, собеседники за дверью перечисляли другие его выдающиеся качества. — Пункт второй — злодейская кличка. — Ну, имена у них у всех странные. Ой, да кто бы говорил. У самих целый Иеремия. — Так-то это так, но у этого прямо типично злодейское. Еще и лорд. — Так он же англичанин. — И что? — То, что они там все пэры да графья. — Тоже верно, но все равно готов поспорить, что это псевдоним. Слишком вычурно звучит. — Ну, этому подходит. Представляешь, если бы этого чудика звали по-человечески: Сэм или Том? — Да уж, не похож он на дядю Тома. Из Гарри вырвался короткий истеричный смешок. — Что за звук? — тут же отреагировал скрипучий голос. — Какой звук? — отозвался второй. — Ничего не слышал. Гарри замерла, зажав себе рот. Черт… Бесконечно долгие полминуты стояла напряженная тишина, и следом ворчливое: — Хм-м… наверное, показалось. Гарри медленно перевела дыхание. Это было близко… — На чем я там остановился? — На третьем. — А, ну да, третий пункт: хочет захватить мир. — Что, так и сказал? — Я слышал, как он Иеремии втирал, что, дескать, будет, когда он установит всюду свои порядки. Тревожный хмыкнул. — Какой оптимист. А что там с четвертым пунктом? — Четвертый пункт: у каждого злодея должен быть смертельный враг, как Бэтмен у Джокера или Супермен у Лекса Лютора. — Ты про девочку? А она точно враг? Судя по описанию, до Бэтмена ей далеко, не говоря уж о Супермене. — Ты видел, как у него глазища сверкали, когда он о ней говорил? Сказал, что не успокоится, пока на тот свет ее не отправит. О «просто неприятелях» так не говорят, у него явно пунктик. «Волдеморт же не всерьез, да?» — подумала Гарри, поежившись. Просто чтобы запутать этих чокнутых? — Ну ладно. А какой пункт в пролете? — Злодейский смех. Ни разу не слышал, чтобы он смеялся. — Так ему сейчас не до смеха. Вот если бы у него ядерная установка под рукой была, тогда да, тогда бы он даже злодейскую речь толкнул напоследок. Собеседник согласно хмыкнул. — Знаешь, даже хорошо, что он такой карикатурный — хоть жалко не будет. Гарри сжала кулаки, вновь чувствуя подкрадывающееся бешенство. А они, значит, не карикатурные? Сами-то по скольким пунктам подходят? Носят эти свои идиотские робы, людей мучают, еще и хохочут небось в процессе, психи долбаные… И тут, словно в подтверждение ее мыслей, из-за двери раздался визгливый истеричный смех. — А-а-а-а-а-ха-ха-ах-ха! КРАСНОЕ, КРАСНОЕ! Что за черт? Пытаясь понять, что происходит, Гарри осторожно приоткрыла створку и выглянула наружу. На лестничной клетке, скрючившись, на корточках сидел мужчина. Он раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, извергая из себя мешанину несвязных слов. — Красное! Красное повсюду, везде… Моя ру… моя ру… МОЯ РУКА, рука! А-а-а-а-а-а!!! Человек был совершенно не в себе, зрелище отталкивало и одновременно притягивало, как бегающий по полу таракан. С трудом оторвавшись от неприятной сцены, Гарри огляделась. Второго сектанта нигде не было видно. — Итон! Итон, очнись! А-ха-х-х-ха-а-ах-ах! Очнись, Итон! Ха-ха-ха-а-ха! НЕТ! Внезапно мужчина протянул руку, схватил с пола доску с торчащим из нее длинным ржавым гвоздем и с размаху ударил себя по лбу. Послышался неприятный звук: чудом миновав глаз, гвоздь воткнулся в бровь, распоров ту наискось. Гарри резко втянула воздух, крик жалости и отвращения застрял у нее в горле. Кровь побежала по искаженному болезненной судорогой лицу, но уже в следующую секунду черты разгладились. Отбросив от себя перепачканную кровью деревяшку, человек поднялся на ноги и, утерев рукавом лицо, произнес скрипучим голосом. — Я в норме, в норме… А ты как? И тут же ответил сам себе тревожным тенором. — Со мной все в порядке, в порядке, не переживай… Странный ступор овладел ей. Не в силах пошевелиться, Гарри с беззвучным ужасом наблюдала за противоестественным диалогом больного человека с самим собой. — Ох, дьявол… Надеюсь, Иеремия знает, что делает… Еще одного раза мы не перенесем… — лицо человека изменилось, поза стала более уверенной, и он продолжил твердым голосом. — Не дергайся, сынок, мы свое уже отдали. К тому же, он сказал, что скоро все закончится. Наши жертвы не напрасны, ни твоя, ни остальных… Тише! — голос Итона вмиг стал испуганным. — Ты же знаешь, мы не говорим о Потерянных, — его рот горько скривился, он пробормотал что-то себе под нос, а потом снова сделал встревоженное лицо. — Как считаешь, этих двух хватит? Прямо… по-настоящему?.. — и ответил сам себе скрипучим тоном. — Будем надеяться. Представь, если да — мы же тогда наконец… Громкий крик за ее спиной прервал этот жуткий монолог. — Тревога! Все по местам! Она внутри! Гарри чудом успела отпрыгнуть от двери — мимо нее, путаясь в подолах робы, пронесся молодой парень. Он выбежал на лестницу, чуть не сбив дернувшегося ему навстречу Итона. — Быстрее! Надо заблокировать лестницы! — Ты точно знаешь, что она внутри? — взволнованно переспросил тревожный Итон. — Окно в кабинете Тормана разбито и повсюду следы крови, свежие! Кто еще это может быть? — Ну, значит, будем смотреть в оба, — ответил Итон вторым, уверенным голосом, что, впрочем, нисколько не смутило его собеседника. — Не поможет, — поморщился тот. — Колдун сказал, что у нее есть какой-то волшебный плащ и она может становиться невидимой… Надо запереть все двери, а потом обыскать этажи. Отправь Брэма за рыболовными сетями. — Брэм подвал стережет. Я сам схожу. С этими словами Итон побежал вниз по лестнице, а второй сектант, не теряя времени, рванул на третий этаж. Гарри прислонилась спиной к двери и медленно выдохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Чем дальше, тем сильнее ей казалось, что она попала в какую-то темную версию Страны Чудес, где вместо безумного, но милого Шляпника ее поджидали безумные убийцы-фанатики. Что в этой истории ждало ее вместо Бармаглота, ей и вовсе не хотелось знать. Задумка с сетями была изобретательной, надо отдать им должное. Скоро облава развернется на полную, так что ей стоило поторопиться. Выскользнув из коридора на лестницу, Гарри отправилась вниз, вслед за Итоном, но, в отличие от него, не завернула в холл к выходу, а скользнула ниже, в темноту цокольного этажа. Стоило проверить, что там стережет Брэм.

***

Лестница закончилась стальной дверью. На входе стоял амбал, настолько плечистый, что бордовая роба не застегивалась на нем до конца, демонстрируя поддетую под низ клетчатую рубашку. Из нагрудного кармана рубашки торчала мятая пачка сигарет, содержимым которой явно пользовались по прямому назначению. Интересно, каково им курить местную валюту… Ха! Это же буквально пускать деньги на ветер. Гарри представила, какое лицо было бы у Волдеморта, услышь он этот идиотский каламбур, и ей стало еще веселее, но в следующую секунду мысль о потерянном спутнике отрезвила ее. Надо было спешить. Может, таинственная лаборатория находится как раз за этой дверью, а значит, у нее будет отличная возможность вытащить Лорда, пока остальные сектанты бегают по институту с рыболовными сетями наперевес. Но как пробраться внутрь? Гарри сомневалась, что у нее хватит сил вырубить охранника одним ударом, слишком уж массивным тот был. Тут даже элемент неожиданности не сработал бы. Брэм потянулся к пачке, но потом, нахмурившись, отдернул руку, что навело Гарри на мысль. Насколько она поняла, создаваемое сектантами поле блокировало заклинания уже после того, как они были созданы, впитывая выпущенную магию подобно сухой губке. Но ведь легилименция, а тем более легилименция беспалочковая работала иначе: вместо направленного потока энергии — прямое воздействие на сознание, что-то сродни маггловскому гипнозу… Скорее всего, полноценной легилименции не получилось бы, но этого и не требуется. Все, что нужно — слегка подтолкнуть в том направлении, куда он и сам смотрит, самую малость усилить уже имеющееся желание. Гарри уставилась охраннику в глаза, прокручивая в голове одну единственную мысль: хочется курить. Очень сильно. Брэм переступил с ноги на ногу, но с места не сдвинулся. Гарри сосредоточилась, во всех подробностях представляя процесс, транслируя в чужой мозг призрачные ощущения. Шероховатая упругость фильтра, зажатого между большим и указательным пальцем, сладковатый запах свежего табака, тихий щелчок зажигалки… первая затяжка, самая глубокая… Брэм заволновался. Посмотрел наверх, в сторону скрытого за поворотом лестницы полуподвального окна, потом снова на дверь. Гарри не останавливалась, в подробностях представляя испытанные когда-то ощущения. Сложности прибавляло то, что в ее памяти этот опыт был не таким уж и приятным: сигаретный дым вонял, горло драло, а ее саму минут пять душил кашель, так что ей пришлось использовать все свое воображение, нещадно приукрашивая правду. Глубокий неторопливый вдох, дым наполняет легкие… секундная задержка и медленный, ме-едленный выдох, с которым уходит все скопившееся напряжение. Еще немного помявшись, стражник воровато огляделся и быстрым шагом направился к подвальному окошку, на ходу доставая долгожданную сигарету. Бинго. Пропустив амбала мимо, Гарри змеей скользнула к двери. Замка не было, хоть тут повезло. Молясь, чтобы петли были смазаны, Гарри осторожно приоткрыла дверь и боком пролезла внутрь, плотно закрыв ее за собой. Первое разочарование настигло Гарри сразу же, с порога: это явно была не лаборатория. Перед ней вытянулся длинный узкий коридор, словно вытащенный в реальность из долбаного фильма ужасов. Две тусклые лампы поочередно мигали, освещая холодными вспышками грязный, в бурых разводах пол и потолок, сплошь увитый черными кабелями, ветвящимися вдоль коридора подобно трупным венам. По левую и правую руку располагалось множество запертых дверей с зарешеченными окошками сверху. Если бы Гарри была жуткой плотоядной хтонью, она бы спряталась за одной из них. Переборов нервную дрожь и прикрыв нос рукавом (пахло в подвале ужасно), Гарри медленно двинулась вдоль коридора. Остановившись у первой двери, она замешкалась. Стыдно, Поттер, ты же гриффиндорка, напомнила она себе и, привстав на цыпочки, заглянула внутрь. Внутри было темно. Тусклый свет лампочек с неохотой проникал сквозь решетку, освещая тесную, похожую на кладовку комнатку — пустую, не считая сваленной на полу груды мусора. Прищурившись, Гарри разглядела пустые упаковки из-под чего-то, пару бумажных пакетов и валяющиеся сбоку объедки. Зрелище было, мягко говоря, разочаровывающим. Неужели вместо хранилища артефактов она наткнулась на помойку? Ну и с какой стати было ее охранять? Внезапно лампочки синхронизировались и мигнули, на долю секунды погружая подвал во тьму, а потом одновременно загорелись, и в их хирургическом свете, словно во вспышке молнии, Гарри увидела, как мусор в углу зашевелился. Из-под кучи тряпья показалась чья-то спина, а следом — заросшее бородой изможденное лицо с пустым бессмысленным взглядом. Словно почуяв чужое присутствие, человек замычал и неестественно задергался, тщетно пытаясь выпутаться из покрытой пятнами смирительной рубашки. Упав на живот, он пополз в ее сторону, извиваясь, будто червь, и Гарри, с трудом сдерживая ругательства, отшатнулась к противоположной стене. Взгляд упал на остальные двери. Так вот что это… тюрьма. К горлу подкатил тошнотворный комок — уже привычная смесь ужаса и отвращения, и Гарри глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. От спертого гнилостного запаха стало только хуже. Отчаянно хотелось на свежий воздух. Да уж, не такого она ждала от храма науки… Брэм, скорее всего, уже вернулся на свой пост, так что назад пути не было. Гарри колебалась. Наверное, стоило остаться на месте и подождать, пока кто-то откроет дверь, но перспектива долгого беспомощного бездействия в окружении камер показалось ей настолько кошмарной, что, собравшись с силами, она пошла вперед. Если ей повезет, она найдет кого-то более-менее вменяемого и сможет расспросить его о том, что здесь, черт возьми, происходит. Камера напротив была почище, однако стены и пол были обиты матрасами, намекая на буйный характер заключенного. Сам несчастный крепко спал, свернувшись калачиком в центре комнаты, и, подумав, Гарри решила его не тревожить: ей нужен был кто-то, кто не поднимет крика. Она бесшумно кралась вдоль камер, заглядывая в каждую, и чем дальше, тем тяжелее становилось на душе. Кто-то спал, но в основном люди сидели на полу, забившись в самый темный угол и смотрели перед собой пустыми бессмысленными глазами. Гарри пробовала привлечь их внимание, но безрезультатно — заключенные даже не поворачивались в сторону двери, полностью игнорируя ее шепот и тихий стук, думая, возможно, что она галлюцинация, или, что вероятнее, не думая вообще. Гарри почти потеряла надежду, когда, заглянув в очередное окошко, увидела неожиданно мирную сцену: на удивление благоустроенная камера включала в себя две расположенные друг напротив друга узкие койки, шкаф с книгами и стоящий посреди комнаты стол, за которым устроились два человека в бордовых инквизиторских робах. Они склонились над шахматной доской, тихо переговариваясь. Гарри настороженно замерла, первым делом подумав, что это местные смотрители, но потом заметила висящий снаружи замок. Странно… зачем сектантам запирать своих же? Может, эти двое взбунтовались против начальства? Было бы неплохо — враг моего врага и все такое: есть шанс, что эти парни ей помогут. Только надо действовать осторожно, понаблюдать за ними какое-то время… Один из сектантов протянул руку и передвинул фигуру. — Вам шах, коллега. — Хм… прошу прощения, но что-то я не вижу. — Вы что, дорогой друг, ослепли? Вот же. И тут они одновременно вскинули головы и обернулись к двери. Лица их пересекали глубокие кривые порезы, а на месте глаз зияли черные провалы. Гарри коротко вскрикнула, отскакивая от решетки. Спотыкаясь, она пятилась назад, пока не наткнулась спиной на противоположную стену. Она закусила кулак, задыхаясь от ужаса, изо всех сил пытаясь прогнать врезавшуюся в мозг чудовищную картину… Вот дерьмо, вот же дерьмо… — ВОТ ТЫ ГДЕ! Рука с оборванными ногтями загребла воздух слева от ее лица, чуть не сорвав с нее мантию, и Гарри рванулась вбок, но запуталась в полах плаща и, не удержав равновесие, упала. Быстро перекатившись, она спиной вперед отползла от двери, из зарешеченного окна которой раздавались иступленные вопли и тянулись, царапая пустоту, две руки. Черт, черт, черт, дерьмо… Гарри привалилась к стене, обняла колени и крепко зажмурилась, ожидая, когда стихнут крики безумца, и замедлится судорожно колотящееся сердце. Сердце… заперто в клетку из ребер, в костяную тюрьму, совсем как Гарри… Она не должна быть здесь… это место хуже всего, что она видела, хуже даже Азкабана… Она не может больше здесь находиться, надо бежать, бежать изо всех сил, так далеко, как получится… Нет. Нет, она не может. Волдеморт… Он здесь по ее вине. Нужно найти его, найти и вытащить из этого ада… Он ждет, и потому она должна идти вперед, должна узнать, что здесь происходит и как отсюда выбраться. Наконец сердце замедлилось, крики безумца стихли, и вдруг в наступившей тишине она услышала тонкий жалобный звук: всхлипы из-за соседней двери. После пережитого и увиденного здесь ей не хотелось проверять содержимое камеры, но что-то в голосе плачущего человека показалось ей смутно знакомым, так что, пересилив себя, она встала и подошла ближе и нерешительно заглянула в окошко. Там, в тесной темной камере, прислонившись спиной к стене, сидел, раскачиваясь взад-вперед, Матье Дюбуа. Гарри ахнула, и журналист вскинул опухшее от слез лицо. — Кто здесь?! — крикнул он на французском. — Пожалуйста, прошу, выпустите меня! Умоляю! Гарри дернула ручку. Закрыто, конечно же. Дюбуа пополз в ее сторону, но до двери не добрался: его правая нога была приковала к торчащей из стены трубе. — Отпустите меня! Я никому ничего не расскажу, умоляю, отпустите! Гарри еще раз подергала ручку, а потом попыталась открыть замок Алохоморой. Заклинание собралось на кончиках пальцев и потухло, так и не сорвавшись. Она попыталась еще раз и еще — бесполезно. В отчаянии ударив ладонью по двери, она приблизила лицо к решетке и быстро заговорила, пытаясь заглушить душераздирающие крики и мольбы: — Дюбуа, послушай меня! Я найду ключи и вернусь за тобой, обещаю! Потерпи немного, хорошо? Ее не слышали. — Пожалуйста, пожалуйста, прошу, выпустите, выпустите, — голосил пленник на одной ноте, стоя на четвереньках, изо всех сил пытаясь дотянуться рукой до двери. Гарри никогда в жизни не видела, чтобы кто-то плакал так горько, так обреченно. — Я никому не скажу, никому ничего не скажу, клянусь, никому ничего, никому ничего, никому… Его голос сорвался, и он завыл с надрывом загнанного зверя. Вой мгновенно подхватили другие заключенные, и вот уже коридор наполнился криками, воплями, хохотом, стенаниями. Отойти от этой двери оказалось сложнее всего. Несчастные, искалеченные люди. Ее невидимое присутствие растравило их раны, и теперь их крики, их боль, ужас и безумие били в ее не способный сопротивляться разум. Шатаясь и спотыкаясь, Гарри брела дальше, вдоль дверей, закрывая уши руками, сжавшись, беззвучно шепча: хватит, хватит, перестаньте, я не могу вам помочь, не могу, пожалуйста, перестаньте! И вдруг… Тишина, шум из оставшихся за спиной камер разом стих, будто она вступила в невидимый кокон. Медленно Гарри отняла ладони от ушей и подняла голову. Она стояла напротив последней камеры, уставившись на прикрытый решеткой черный провал. Что бы там ни было… оно ждало ее. На непослушных ногах Гарри сделала шаг вперед, ухватилась за прутья решетки и приподнялась на носках, заглядывая в последнюю темницу. Посреди камеры на голом бетонном полу, сложив руки на коленях, как медитирующий монах, сидел человек. Глаза его были закрыты, не старое, но и не молодое лицо обращено к окошку. Всполохи лампочек освещали запавшие щеки и тонкие, свисающие ниже плеч волосы. Абсолютная неподвижность и смертельная худоба вызывали сомнения в том, что человек еще жив. Помедлив, Гарри скинула с головы мантию-невидимку и тихо позвала: — Эй! Человек резко открыл глаза: правый был покрыт белесой пленкой катаракты, левым же он уставился прямо на нее. Гарри поежилась. В отличие от остальных заключенных, взгляд человека был осмысленным — осмысленным и злым. Инстинкт кричал, что надо бежать, но она осталась на месте, упрямо вцепившись в прутья. Осмысленность — хороший знак, быть может, он был не так безумен, как остальные, и мог ответить на ее вопросы. — Эм-м, сэр? — вытолкнула она из себя, пересиливая скрутивший кишки страх. — Не могли бы вы поговорить со мной? Мне нужна помощь… Человек встал и молча, не отрывая от нее взгляда, приблизился к двери. Он был довольно высоким, его лицо зависло прямо напротив окошка. В нос ударил гнилостный и сырой запах, но Гарри не подала виду, стараясь ничем не выдать своего отвращения. Не его вина, что условия содержания тут были, мягко говоря, негуманными. — Прошу прощения за беспокойство, — начала она с неистребимой английской вежливостью. — Видите ли, я попала в Аркхем случайно, меньше суток назад. Моего спутника похитили, и мне нужно выяснить, что тут происходит, чтобы вернуть его. Объяснение получилось спутанным, но, по мнению Гарри, вполне исчерпывающим. Однако старик продолжал смотреть на нее молча, не двигаясь. Не поспешила ли она с выводами о его психическом здоровье? Тем не менее, более перспективных кандидатов вокруг не было, так что Гарри решила попробовать еще разок. — Перед тем как разделиться, мы были на маяке и видели записи Чехова… Смотрителя, может быть, вы его знали? — на имени «Чехов» губы заключенного исказила кривая усмешка — первая и пока единственная реакция на ее слова. Не дождавшись ответа, Гарри смущенно продолжила: — Эм-м… так вот, мы прочли его дневник, там было про батискаф, погружение на дно океана и все такое. Местные ученые что-то нашли на дне, и я думаю, это что-то как-то связано с тем, что здесь творится. Вы… вы случайно ничего об этом не слышали? Человек продолжил смотреть на нее в упор, молча ухмыляясь, и Гарри почувствовала зарождающееся отчаяние. Драгоценное время уходило, Ирвин мог появиться здесь в любую секунду, а она до сих пор ничего не выяснила. — Прошу, помогите мне! Мне нужно знать, что происходит… Ухмылка старика стала еще шире, раскрывая щель, заполненную осколками обломанных зубов, а затем он широко распахнул рот и высунул наружу огрызок языка. — Твою мать! — Гарри отпрянула от решетки. — Ох, черт… Я… Простите, я не знала, — поспешно забормотала она, но старик не выглядел расстроенным. Жуткий оскал не сходил с его лица. Медленно подняв указательный палец, он поднес его к покрытому катарактой глазу. Он явно пытался что-то сказать, но Гарри не понимала, что. — Эм-м… — вновь протянула она, чувствуя почти невыносимую смесь ужаса, отвращения и сочувствия. — Простите, я… Старик протянул палец и ткнул в нее, потом снова показал на бельмо, и до Гарри наконец дошло. — Вы хотите, чтобы я прочитала ваши мысли? «Откуда он знает, что я маг?» — промелькнула паническая мысль. Дура ты Поттер, тут же успокоил ее неласковый внутренний голос, подозрительно напоминающий голос ее соседа, ты же стоишь перед ним наполовину невидимая. А может, он и сам маг? Что ж, тем лучше. Она поймала взгляд его здорового глаза и сосредоточилась. Если у нее получилось с Брэмом, получится и с ним, тем более, человек вроде сам предлагает помощь. — Может быть немного неприятно, но я постараюсь быть аккуратнее, — предупредила она. — Прошу, вспомните все, что знаете, и я… Слова были лишними. Она даже не успела ничего сделать, как цепкие ледяные щупальца впились ей в мозг и уволокли в водоворот образов.

.

..

......

...........

…В кабинете двое. Высокий молодой мужчина в очках стоит, склонившись над столом, подписывает бумаги, потом поднимает сочащийся тревожной неуверенностью взгляд. — Этого достаточно, мистер Кляйн? В крепком и здоровом, как бык, мужчине с трудом можно узнать болезненно тощего человека из камеры. Мужчина скалится ровными белыми зубами. — Более чем достаточно, чтобы поджарить тебя на электрическом стуле как рождественскую индейку, если чертежи попадут не в те руки. Человек в очках слегка бледнеет, но взгляд не опускает. — Я все понял. Будьте уверены, я никому… — Это в ваших же интересах, доктор, — перебивает его Ирвин. — Батискаф готов? — Еще две недели минимум. — Постарайся уложиться. Каждый день на счету, мы должны начать испытания не позднее марта. Доктор кивает, воспоминание плывет, извивается скользким клубком, распадается на части, чтобы мгновение спустя собраться вновь… …Рокот моря. Высокие волны вздымаются за иллюминатором рубки. Ирвин сжимает в руке рацию, его голос громкий, глаза жесткие. — Первый пилот, доложите обстановку. Прием. Из рации голос, едва пробивающийся сквозь шипение помех. — Глубина тысяча семьсот семьдесят семь саженей, командир. Все чисто, приборы в норме. Прием. — Продолжить погружение. Прием. Он кладет рацию на стол и поворачивается к выходу, но тут сидящий за приборной панелью оператор тычет пальцем на расчерченный сеткой зеленый экран. — Коммандер, на радаре неопознанный объект! — Что за объект? — Большой, неподвижный. Глубина тысяча девятьсот шестьдесят восемь, координаты совпадают с батискафом. Ирвин хватает рацию. — Первый пилот, прием! Доложите обстановку. Что показывают приборы? Прием! — По-прежнему все чисто, сэр. Прием. — Опускайтесь ниже. Прием. — Но сэр… — короткие помехи. — Ниже мы еще не опускались. Батискаф может не выдержать… Голос Ирвина громкий, резкий. — Спорить вздумал, офицер? Выполняй приказ! Прием! Тишина. Помехи. Невнятный голос. — Так точно, коммандер. Спуск начинаю. Прием. Ирвин отбрасывает рацию, зависает над плечом оператора. — Что это может быть? Какое-то животное? — Не думаю, сэр. Объект чересчур большой и неподвижный. — Размер? — Протяженность около ста шестидесяти четырех футов, ширина в районе сотни. — Подводная лодка? — Вероятно, сэр. Но я не слышал, чтобы лодки погружались на такую глубину. — Надо выяснить. Рация оживает. Взволнованный голос. — Сэр, прием! Прием! К нам что-то приближается снизу! Прием! Оператор кивает, его спина напряжена. — Подтверждаю, сэр. Объект поднимается. Ирвин не отрывает взгляд от экрана с двумя стремительно сближающимися зелеными точками. — Сэр! Разрешите начать подъем! Прием! — Не разрешаю. Спускайтесь ниже, включите освещение, мне нужно знать, что это за штука. — Но сэр… — Это приказ! Помехи. Все громче, заглушают испуганный голос. — Сэр… Сэр… не может… мы… — Что там, офицер? Прием! Помехи. Низкое гудение на одной ноте. Вновь помехи. Тишина. Ирвин сжимает рацию побелевшими пальцами. — Офицер, прием! Прием! Второй пилот! Прием! Тишина. — Что сидишь, болван? — рычит Ирвин оператору. — Вытаскивай их! — Так точно, сэр. Рубка исчезла, кадры замелькали, как карусель. …Лежащий на палубе батискаф. Баллоны не тронуты, но кабина пилотов искорежена, словно попала под пресс. Вода, вытекающая из смятой груды железа, окрашена в красно-рыжий. Завернутые в парусину ошметки тел. Белое лицо инженера. Думает, что его вина. Хорошо. Никто не должен знать… …Темный кабинет, задернутые шторы, пронзительная трель телефона. — Да, сэр… Так точно, сэр… Вероятно, сэр… Эти русские продвинулись дальше, чем мы представляли. Нужно погрузиться глубже… Да, сэр… Самое позднее через месяц… Конечно, сэр… Будет исполнено. Ирвин кладет трубку, сминает лежащий на столе лист бумаги. Аккуратно причесанный мальчик в тщательно выглаженной одежде нерешительно заглядывает в кабинет. — Отец? Ирвин не поворачивается. — Авелиус. Ты почему не в школе? От резкого голоса мальчик втягивает голову в плечи. — Сегодня воскресенье. Ирвин молчит какое-то время, никак не комментируя свою ошибку. Когда он говорит вновь, его голос еще более грубый и холодный. — Ты сделал уроки? — Да, отец. — Хорошо. Повернувшись к сыну, он командует: — Подойди. Мальчик с неохотой приближается. Ирвин кладет тяжелую руку ему на плечо. — Ты должен хорошо учиться, сын. Однажды ты займешь мое место. Мальчик переминается с ноги на ногу, поднимает на отца неуверенный взгляд. — Вообще-то я думал… Может, у меня получится поступить в институт? Я тут посмотрел пару книг по океанологии и… Рука на его плече сжимается крепче, и мальчик прерывается, морщась от боли. Голос отца тих и опасен. — Это вшивый докторишка тебя науськал? Мальчик бледнеет, трясет головой. — Нет! Нет, я сам, честно! Ирвин наклоняется и пристально смотрит сыну в глаза. — Слушай сюда. Служить своей стране — вот долг мужчины. До последнего вздоха, до последней капли крови. Ты меня понял? Мальчик не выдерживает его взгляда и опускает голову. — Да, отец. — Громче! — Так точно, сэр! Губы Ирвина кривит брезгливая улыбка, глаза остаются жесткими. — Другое дело. Свободен. Кабинет тает, заменяется уже знакомой рубкой. Три человека: оператор склоняется над зеленым экраном, Ирвин сжимает рацию, доктор Джереми тихо стоит слева от двери. Доктор выглядит плохо: худой, осунувшийся, он поминутно поправляет сползающие на кончик вспотевшего носа очки. — Доложите обстановку, прием! — командует Ирвин. — Глубина три тысячи триста тридцать пять саженей, — приглушенный голос из рации. — До дна десять саженей. Начинаю обратный отсчет, прием! Десять… девять… восемь… семь… Доктор вновь поправляет очки. На его лице сложная смесь эмоций: вина, гордость, тревога. — Поздравляю человечество с первой в истории высадкой на морское дно, — шепчет он самому себе. — Семь… Пять… Семь… — Прием! Вас плохо слышно! Прием! — Пять… Три… Семь… — В чем дело, офицер? Это что, шутка?! — Ирвин повышает голос, его лицо покрывается безобразными красными пятнами. — Семь… Трижды семь… — Да что там, черт возьми, происходит?! Второй пилот! Отзовитесь! — Сэр, связь сбоит, — встревоженно сообщает оператор. — Сканер словно с ума сошел. — Тринадцать… четыре… четыре… шестьсот… — глухой голос из рации с трудом перекрывает помехи. Док бледнеет. — Путеводная нить… — бормочет он едва слышно, но Ирвину достаточно и этого. Оскалившись, он кидается к ученому и хватает того за воротник. — Это твоих рук дело, сукин ты сын?! Специально связь испортил?! — Нет… нет, клянусь… — очки слетают на пол, в глазах Джереми беспомощность и страх. — Ты хоть понимаешь, что это диверсия?! — кричит Ирвин ему в лицо. — Да я тебя за это в тюрьме сгною! Нет, самого на тросе вниз спущу! Рация шипит, сквозь помехи прорывается громкий визгливый смех. Взволнованный голос оператора перекрикивает какофонию: — Сэр! У нас снова неопознанный объект! Что-то приближается к батискафу! Отбросив от себя не сопротивляющегося ученого, Ирвин кидается к экрану. Из рации уже не хохот — всхлипы. — Офицер, — командует Ирвин, — доложите, что вы видите прямо по курсу. — Вижу? Я ничего не вижу! Ничего не вижу! Ничего не… нич… — Приказываю прекратить этот балаган! Доложите, что вы видите! В рации шум, пронзительный крик на заднем плане. — СПУСК ПРОДОЛЖАЕМ! НОЛЬ! МИНУС ОДИН! МИНУС ОДИН! МИНУС СТО! БЕСКОНЕЧНОСТЬ! БЕСКОНЕЧНОСТЬ! — Офицер! Сейчас же отзовитесь! Прием! Затухающее шипение, а потом… тишина. — Сэр, связь прервалась. Командовать подъем? Ирвин изо всех сил бьет кулаком по приборной панели, чуть не попав по светящейся красным кнопке запуска ракет. Его крик заглушает грохот обрушившейся на палубу волны. — Дьявол их всех забери! Проклятое море! Клятое чертово море! Ненавижу! НЕНАВИЖУ!.. Мешанина образов. …Человек вылезает из люка. Вместо глаз — кровавые дыры, в одной руке нож, в другой — отрезанная голова. Человек смеется. — ОНО РЯДОМ, РЯДОМ, ПРЯМО ЗА ВАМИ. Размахнувшись, он пинает голову в толпу испуганных матросов, а потом, прежде чем его успевают остановить, бросается за борт. Из люка вытаскивают обезглавленное тело. — Вам стоит на это посмотреть, сэр. Окостеневшими руками мертвец прижимает к груди пластину из зеленого камня. Ближайший моряк тянется, но Ирвин опережает, вырывает табличку из холодных пальцев… В глазах двоится. Непонятные символы испещряют каменную поверхность, извиваются, как черви, перетекают друг в друга. Шипение, как из сломанной рации, заполняет мозг прекрасной чарующей мелодией. — Сэр, что делать с телом? — Не мое дело! Готовьте катер!.. …Темный кабинет. Задернутые шторы, на столе исписанная знаками скрижаль. Но знаки не важны, ведь она разговаривает с ним, шепчет истину. О мертвых, о вечных, о тех, кто пришел с погасших звезд. …шепчет, шепчет, шепчет истину… Сквозь завораживающий шелест пробивается надоедливое дребезжание телефона. Машинальный ответ. Да, сэр. Нет, сэр, ничего не обнаружили. Работаем в штатном режиме. Так точно, сэр, до связи. Скрип двери. Ребенок смотрит на скрижаль, в глазах ужас. Прочь! Пошел прочь! Она моя, только со мной она говорит! Отвечает на все вопросы, указует путь сквозь толщу вод… Прочь, прочь отсюда… Никто не должен знать… …Темные мертвые воды, луна не видна, теперь не она хозяйка моря, а то, что скрывается на дне, то, что рвется из глубин… Его новые хозяева. Рыщущий свет маяка. Старик там наверху смотрит, следит, как обычно… Ничего, ничего, пусть смотрит. Они увидят, вскоре они все увидят… Узрят. Поверхность вскипает, щупальца выстреливают вверх, окружают лодку, он чувствует их холодное скольжение по спине, чувствует, как они заползают в рот, спускаются слизью по пищеводу, и неудержимый, неспособный вырваться наружу хохот распирает грудь… Но в следующую секунду все исчезает, растворяется, как прекрасный мираж, и его охватывает смертельное отчаяние, но потом он смотрит под ноги и видит принесенный ему дар… Упав на колени, он протягивает дрожащие руки и прижимает к груди сочащуюся тьмой пирамиду. Его признали. Признали… Скользкие щупальца копошатся внутри, теперь они с ним, навечно с ним, и он не подведет, не разочарует, он принесет любую жертву… …Холодный мертвенный свет старой лаборатории. Скрижаль шепчет древние забытые слова, последние наставления, пирамида мерцает, пустая, голодная. Приготовления почти завершены. Стук в дверь. На пороге насквозь мокрый дрожащий мальчик, вода капает со светлых волос, стекает по оттопыренным ушам. — Отец? — А вот и ты. Радость рвется из груди оскалом. Его милый, дорогой, неправильный ребенок. — Я послал за тобой четыре часа назад. Где же ты был? Мальчик отводит взгляд, мнет в руках белую капитанскую фуражку. — Я… гулял. Прости, отец. Неправильный? Нет, напротив, единственный, кто подходит. Его собственная плоть и кровь… Какая честь… — Запри дверь и подойди. Мальчик дрожит, но повинуется. Цепкие пальцы сжимают плечо, впиваются в хрупкие косточки. — Скажи, сын… Ты сделал домашнюю работу? — Я… я еще не успел. Можно я пойду, доделаю? — Доделаешь? О нет. Нет-нет-нет. Ты нарушил договоренность. Ушел гулять, не закончив дела. Ты же понимаешь, что я должен наказать тебя? Ребенок ломается. Его трясет, по щекам текут слезы. — Отец… Папа! Пожалуйста, не надо! Я все сделаю, клянусь! Но вдруг его слезы отделяются от щек, испаряются серебристой дымкой и впитывается в темную сферу, тонкой коростой проступая на вершине. Да… да, страх тоже годится, но для активации нужно больше, намного больше… Висящий на стуле, ожидающий своего часа ремень ложится в руку тяжелой петлей, металлическая пряжка тихо звякает, грудь распирает болезненное, исступленное предвкушение. — Помнишь, что я говорил, сын? До последней капли крови, до последнего вздоха… Ледяной свет ламп. Забрызганный алыми каплями кафельный пол, красное затекает между плитками. Валяющаяся под ногами капитанская фуражка. Геометрия пирамиды плавится, теряет четкость, острая вершина сокрыта ныне под тонким наростом. Так красиво… невозможно оторвать взгляд. Кто-то кричит по ту сторону двери, обрушивая на нее удар за ударом. Треск ломающегося замка. Скрижаль шепчет, что он все сделал правильно, шепчет, что будут другие — те, кто закончит их дело. — О господи, что ты наделал! Эйб! Эйб!!! Худой человек склоняется над маленькой изломанной фигуркой. Какие-то люди толпятся у двери, зажимают рты руками. Все это неважно, просто фоновый шум, мелодия в голове заглушает их жалкие крики… Обратного пути нет. Никто не придет на помощь, никто не покинет это место, пока Спящий не съест достаточно… пока он не пробудится… Он смеется. Худой человек с размаху бьет его по лицу. Вкус крови во рту. Он смеется и падает на пол, не закрываясь от града яростных ударов. Склизкое живое извивается внутри, и он смеется, смеется, смеется, смеется, смеется…

.............

......

...

.

Собственный крик вырвал ее из круговорота кошмара. Гарри отшатнулась, с трудом вырывая заползшие ей в глазницы щупальца чужого, чуждого сознания. Опершись на стену, она согнулась пополам, давясь едкой желчью. Ее трясло. Это не легилименция… она была им… была им… Безумный смех заполнил ее конвульсивное дергающееся сознание, и она не сразу поняла, что это не отзвук видения, а настоящий звук, доносящийся из камеры. Существо хохотало, вцепившись в прутья камеры, ощерившись обломками зубов. — Как… как ты мог? — сдавленно бормотала она, захлебываясь слезами и горечью. — Как ты мог?! Резкий металлический скрип входной двери ободрал позвоночник ледяной наждачкой. Поспешно, трясущимися руками, Гарри накинула на голову мантию и вжалась в стену. Мертвенное шипение, все громче, все ближе, человек с копошащейся тьмой вместо лица быстро шел в ее сторону. Он заметил, удушающе паническая мысль, заметил ее, когда она надевала мантию… Размеренный стук — чудовище в камере равномерно билось в дверь. Гарри зажмурилась, съежившись в углу, закрыв голову руками, пытаясь спрятаться в детской иллюзии, что, если не видит она, не видят и ее. Но нет, он нашел ее, ей не скрыться, коридор слишком узкий, не проскочить, не разминуться, это конец… Шаги все ближе, замерли напротив. Зарождающийся в груди крик. Нет… нет, все должно быть не так… Скрежет поворачивающегося в замке ключа. Что?.. Пересилив ужас, Гарри чуть развела пальцы, наблюдая в образовавшуюся щель, как человек в капюшоне распахнул дверь в камеру, и молча кинулся на существо внутри. Одним сильным ударом он сбил его на пол и принялся избивать ногами, удар за ударом, по туловищу, рукам, голове… Существо не сопротивлялось, только щерилось острыми обломками и гудело, ворочая огрызком языка. яыыоуия… яый оуия… ящый оуится… пящий проуится…

СПЯЩИЙ ПРОБУДИТСЯ

Гарри кидается мимо распахнутого зева темницы, мимо запертых камер с кричащими внутри людьми, вверх по лестнице, мимо отошедшего покурить охранника, расталкивает столпившихся у тяжелых парадных дверей сектантов и бежит, бежит, бежит, бежит, бежит, бежит, бежит…