the king, the raven and the son of the enemy

джено Восстание изменило замок. Во-первых, очевидным образом — древние картины вырваны из рам, бюсты обагрены кровью животных, стены в следах от топоров. Все самые бессмысленные и случайные символы богатства оказались уничтожены или украдены за одну ночь. Во-вторых — более изощренными способами: перегоревшие бра, настежь распахнутые окна, солнечный свет, заполнивший коридоры. Слуги выходили из туннелей, их шаги гулко отдавались в коридорах, слышались разговоры. А иногда и смех. Чуть меньше недели назад бунтовщики нанесли удар, а к утру ушли, оставив замок выпотрошенным, в беспорядке и огне. Несколько солдат погибли, хотя большинство из них просто потеряли сознание, получили сотрясения мозга или переломы лодыжек, лишились доспехов и оружия, оказавшись настолько беспомощными, что Джэмин просто отправил их в деревню с бирками на запястьях: «бывший солдат Делегации, оружие не продавать». Обитатели верхних этажей, жены и дальние родственники дворян тоже были изгнаны. Джено наблюдал за их процессией, никто не удостоил его взглядом, кроме маленькой старушки в шали с кистями, которая лишь слегка кивнула ему, перед тем, как пройти через ворота. Как мыши на чердаке, дворяне обнаруживались в самых неожиданных местах: они прятались в кухонных шкафах и под столами, баррикадировались в королевском бункере после того, как не смогли запереть дверь ослабевшими от яда руками. Лорда Роха нашли в Большом зале, с выражением истинного ужаса на лице — среди хаоса восстания его сердце не выдержало. Увидев эту картину, Джэмин расхохотался, едва не задыхаясь. Оставшихся в живых дворян отправили в подземелье. Это была идея Ренджуна — оставить их судьбу на всеобщее голосование, заключить в тюрьму или казнить. Джено счёл это подходящим, в каком-то мрачном смысле. Это был последний раз, когда Джено видел своего отца. В тюремной камере, в дорогих одеждах и с уродливой ухмылкой, он кричал Джено, что такое обращение бесчеловечно, разыгрывал спектакль, от которого в нутре Джено гнил смех, горький и лишенный юмора. Это всё разозлило его до такой степени, что тело оцепенело, иначе он мог бы разорваться на части прямо на месте. — Ваше наказание будет вынесено на голосование, — сказал он, обращаясь сразу ко всем. Его голос был невозмутимым и холодным. Ключ от камеры крепко зажат в кулаке. — Общественность решит вашу судьбу. Дворяне возмущенно закудахтали, а его отец уставился на него с тем праведным негодованием, которое так хорошо знал Джено. — Ты казнишь собственного отца? — Это не мне решать. — Это абсурд, это… — Демократия? Основатель Ли зашипел, когда Джено покинул подземелье, не сказав больше ни слова. Формальности сейчас были ни к чему. Чувства Джено были необузданны, но на ненависть можно было положиться. Это было лучше, чем боль, которая заставляла его кричать до тех пор, пока отец не почувствует всю боль и вину, которую он заслуживал. Гнев заставил бы его убить отца, но с грустью он понимал, что это не исцелит раны, а только нанесет новые. Его мать была пацифисткой. Убить человека в память о ней, даже того, кто положил конец ее жизни… Он пообещал себе, что больше не разочарует ее. Никогда. Ему было стыдно за то, что он обучал солдат, которые причинили столько страданий, стали такими жестокими и погрязли в коррупции. Он учил их сражаться, подчиняться командам, но не учил спасать, не учил лечить. После Восстания в рядах солдат прибавилось новобранцев: одни простолюдины, другие бывшие слуги, все молодые и жаждущие угодить. Джено по умолчанию был командиром в этой юной революции. Он же был и её добротой. Теперь его дни проходят в учениях и патрулировании территории, в наблюдении за грандиозными идеями короля Джэмина. Он снизил налоги, направил средства, ранее предназначавшиеся для королевского величия, на содержание и субсидии, создал профсоюз для слуг любого положения: от поваров до рабочих на ферме и горничных в частных поместьях, нанял небольшую армию домохозяек, чтобы оживить замок. Джено как будто снова видит того смышленого мальчишку, со звёздами в глазах, который сидел рядом с ним в заброшенной кладовой и грезил, держа в руке воображаемый бокал с вином. Он не теряет времени даром, словно его дни в качестве короля сочтены, и спешит успеть сделать все возможное, пока песочные часы не опустели. Джено стоит во дворе с новобранцами, когда все они внезапно останавливаются, складываясь в поклоне. Он поворачивается и видит Ренджуна и Джэмина на краю тренировочной площадки, которые зовут его с собой, заявляя, что дело очень важное и срочное, хотя корзина для пикника на руке Ренджуна говорит об обратном. Втроем они идут через замок, срезая путь по туннелям. Джено думал, что они попадут в розовый сад, но вместо этого они оказались в оранжерее королевы. Она заколочена досками и затянута рогожей — окна, которые выбили бунтовщики, всё ещё не заменили. На грядках в беспорядке валяются инструменты. Но все же свет здесь прекрасный, воздух теплый, а небо над головой затуманено паром из кухни. — Почему… — начинает Джено. — Хм? — Джэмин держит Ренджуна за руку, помогая ему перешагнуть через кучу цветов. — Ты презираешь это место, ты никогда не скрывал этого. Почему здесь? Джэмин протягивает руку и Джено. — Мы пришли не просто поесть. Нужно собрать урожай. Круглые ступеньки ведут дальше в огромный сад. Все здесь немного уныло, немного вытоптано, но уже не бурое и не заросшее сорняками — Джэмин вернул в замок садовников. — Ты помнишь, как лечила твоя мать? — Спрашивает он. — Подобное лечится подобным? — Именно. Я нашел в аптеке книгу — руководство по связи между нашими телами, разумом и природной силой вещей. Я попробовал сварить несколько растворов… — Ты хорошо себя чувствуешь? — Я в порядке, любовь моя. Просто… устал. — Он идет впереди, поэтому Джено не видит выражение его лица. — Обычно Ренджун приносит мне ингредиенты. Но вчера садовник проводил для меня экскурсию, и вот… Джэмин подходит к хилому деревцу, привалившемуся к стене, и раздвигает листья, чтобы показать оранжевый плод, изо всех сил держащийся за жизнь, судя по его внешнему виду. — Все вокруг мертво, — говорит Джэмин. — Это не местное растение. Он вырос даже не в сезон, но вот он здесь. Как чудо. Ренджун передает Джэмину ножницы. Он аккуратно срезает ветку с плодом и кладет ее в корзину. — Что это значит? — Спрашивает Джено. — То, что он вырос сейчас? — Я думаю, это неспроста. Думаю, это специально для тебя. — Ты… Ты хочешь, чтобы я принял его. Лекарство. — Ты не должен, — говорит ему Ренджун. — Если тебя это пугает, или ты скептик, или просто не хочешь… — Что оно делает? — Оно помогает справиться с болью, горем, — говорит Джэмин. — С чувством вины. Джено сглатывает, опустив глаза на рассыпчатую почву под ногами. — Джено… — Джэмин берет его за руку и осторожно сжимает. — Не меняйся. Меняться не нужно. Я люблю то, что ты чувствуешь, несмотря ни на что. Просто помни об этом. Хорошо? Джено смотрит на них. Взгляды Джэмина и Ренджуна очень похожи, мягкие, настороженные. В них ни тени жалости или неодобрения, даже когда его глаза слезятся. Они его понимают, они знают его сердце. — Я подумаю, — говорит он. — Спасибо. Они устраивают пикник под раскидистой ивой. Пара служанок проходит мимо, склоняет голову в приветствии и улыбается. Они втроем уже стали привычным зрелищем в замке. Король, ворон и сын врага, хотя это не единственное, что они из себя представляют. Это не сумма всех их частей, не судьба их крови, благословенной или проклятой, человеческой или иной. Они могут быть теми, кто они есть, и быть любимыми, без необходимости скрываться.