the king, the raven and the son of the enemy

джэмин Кто-то пытается вломиться внутрь. Бах, бах, бах — громкий стук в дверь. Джэмин что-то кричит, но не может разобрать ни одного слова. Он заблокировал дверь шкафом и вооружился тесаком, который спрятал в недрах матраса. Вокруг так темно, темно и тихо, а с пола, где он притаился, слышно этот ужасный грохот, словно в детстве. Бах, бах, бах. Он приваливает диван к шкафу. Прижимается к нему спиной, чувствуя, как от стука закладывает уши. Джэмин закрывает глаза. Крепко сжимает их. Нож кажется бесполезным в его руке. Камин погас, а солнце не взойдет еще несколько часов. Он должен ждать. Ждать, и они уйдут. Они всегда уходят. Клац, клац, клац. Он открывает глаза. За окном, на балконе, сидит ворон и клюет стекло. Он смотрит, как ворон превращается в дымку из перьев и кожи, а затем Ренджун оказывается там, быстро одеваясь под мелким дождем. Он распахивает дверь и вбегает внутрь, падает на колени рядом с Джэмином и в панике шепчет. — Что случилось? Джэмин? Кто-то пытался войти? Джэмин опускает тесак и прижимается к Ренджуну. — Они там. Они… все еще пытаются войти, разве ты не слышишь? — Я ничего не слышу. — Оно… оно остановилось. Должно быть, они ушли. — Джэмин, ты весь вспотел, — Ренджун проводит рукой по его груди. — Твое сердце… Что происходит? Тебе плохо? — Я клянусь… Я… — Он сглатывает. Горло пересохло. — Они ушли. — Кто ушел? Джэмин опускает взгляд на тесак, затем на остальную часть комнаты. Перевернутый матрас, потухший огонь, покрытый резаными царапинами пол. Уничижение затягивает его, как тиски. — Мне… жаль. Прости, любовь моя, — он поднимается на ноги и отходит к дивану. — Помоги мне вернуть все на место, ладно? — Джэмин, ты в порядке? — Комната в порядке, я устроил беспорядок, помоги мне… В дверь стучат. Отчетливо слышно, что стук настоящий. Джэмин падает на пол, хватается за тесак, но Ренджун перехватывает его за запястье. — Это всего лишь Джено, — успокаивающим тоном говорит он. Джэмин не может пошевелиться, не может даже подняться с пола. Ренджун сдвигает шкаф с места, убирает кочергу, просунутую в ручки двери, чтобы Джено мог протиснуться внутрь. Сердце Джэмина подскакивает к нему, как будто они не виделись много лет. — Ты в порядке? — Джено делает такое же лицо, как и Ренджун. Смущение, озабоченность. — Да. В порядке, — Джэмин возвращается к дивану. — Помоги мне с этим. — Джэмин, сядь, — говорит Ренджун. — Ты выглядишь слабым. Расскажи мне, что происходит. — Я не хочу об этом говорить. — Но… Джено трогает Ренджуна за плечо. Ренджун поднимает глаза, и они переговариваются, хотя не произносят ни слова. Джено поднимает другую сторону дивана, и они с Джэмином ставят его на место, а затем отодвигают шкаф от двери. В комнате темно и холодно. Сердце Джэмина не перестает стучать. Джено вдруг говорит без всякого повода: — Ренджун был очень впечатляющим сегодня вечером. Ренджун издает какой-то звук, возможно, смех. Он ковыряется в куче поленьев в очаге, в воздухе летают и шипят искры. — Что случилось? — Джэмин не похож на себя, даже на свой собственный слух. — Я был безнадежен, — говорит Джено, — разговаривая с перебежчиками. Кажется, я чуть не начал мятеж — но не тот, к которому мы стремились. — И вдруг Ренджун выскочил из леса и спас меня. Они согласились, Джэмин! У нас есть наша армия. Джэмин что-то чувствует — далекое чувство облегчения зарождается в его груди. Но он не может ощутить его в полной мере. Он опускается на диван, как можно ближе к зарождающемуся огню, чтобы не показаться отчаянно замерзшим. — Хорошо, — говорит он. — Невероятно. Я горжусь тобой, любовь моя. Ренджун смущенно улыбается, хотя на его лице все еще читается беспокойство. — Ты дал им яд? — спрашивает Джэмин. — Оружие? — Мы дали, — говорит Джено, поправляя покрывало. Джэмин наблюдает за тем, как он заботливо поправляет одеяло и расправляет подушки. — Они сказали, чтобы мы сообщили им дату, но предложили понедельник. День супа, лучший для сокрытия яда. Не знаю, откуда они это знают, да и не хочу знать. — Скажи им, чтобы добавили сало, — лениво говорит Джэмин. — Жир маскирует горечь. У меня не было под рукой, но я добавил соли… Скажи им, чтобы они также использовали лимон. Джено кивает, как будто это самые обычные указания. И идет убираться. Ренджун старается не наблюдать за Джэмином краем глаза. У него это плохо получается. Джэмин придвигается ближе, скрещивает ноги на ковре, пытаясь сесть так, как он обычно это делает — свободно и не напрягаясь. Он чувствует себя развалиной. Он ненавидит это. Ненавидит, что они должны видеть его таким. — Было ли это волнительно? — спрашивает он Ренджуна. — Стоять перед ними? — Не знаю. Может быть, немного… освобождающе. — Ты достучался до них. Должно быть, это была неплохая речь. — Я просто сказал то, что сказал бы ты. — Это было нечто большее, — говорит Джено. В его голосе звучит легкая обида. — Ты знаешь, что такое жить в условиях жестокости. Они видели это, они чувствовали это. Даже Джэмин не смог бы дать им того же. Ренджун улыбается, снова смущенно глядя в огонь. Джэмин не может поверить, что он и Джено — единственные жертвы этой улыбки. — У меня было преимущество, — говорит Ренджун. — Я учился у опытного увещевателя. — Ты когда-нибудь думал о побеге? — спрашивает Джено. — От чего? — В королевский совет. Ренджун усмехается, это звучит как упрек. — Несколько слуг оказали мне доверие — но остальные члены королевства вряд ли поступят так же. — Все могут измениться. — Джено пожимает плечами. — И именно ты можешь стать тем, кто изменит их. — Ну… если только Джэмин тоже будет там. — Ты был бы великолепен, — говорит Джэмин. Ренджун качает головой, немного презрительно. — Это слишком большая похвала. Такое ощущение, что вы собираетесь меня убить. — Откармливаем тебя на вертел, — говорит Джено. Джэмин не может удержаться от фырканья. Ренджун закатывает глаза и говорит: — Закрой рот, — хотя Джэмин не уверен, кому именно. Возможно, обоим. Они обмениваются взглядами и подавляют очередной смешок. — Я думаю, Джено должен баллотироваться в совет, — возвышенно говорит Ренджун, словно опровергая его слова. — Разве ты не видел меня сегодня вечером? Я не смог бы убедить и кузнечика прыгнуть. — Дело в уверенности, — говорит Джэмин. — Ах да, вот мы и говорим об уверенности. — Действительно. А как тогда ты тренировал своих людей в поселении? — Я просто говорил им, что делать. То, что нам говорил наш мастер меча в те времена. То, что было наиболее логичным. — Это ничем не отличается. Это логика. — Это политика. — То же самое, но так, как это делаешь ты. Совету пригодилась бы твоя беспристрастность, твоя преданность. — И твоя доброта, — тихо добавляет Ренджун. — В моей жизни была только власть — борьба за власть, убийства ради власти, — говорит Джено. — Думаю, я достаточно насмотрелся. Иногда Джэмин чувствует то же самое. Джено вздыхает, опускаясь на диван. В свете огня Джэмин видит его изнеможение. Вдруг стало ясно, что он уже давно мог бы лечь спать, Ренджун тоже, а они все прибираются, разговаривают и сидят без дела. И всё это из-за Джэмина, из-за того, что случилось раньше, что он с радостью вычеркнул бы из памяти, и… сейчас он чувствует необходимость смягчить ситуацию. — Эта… эм, — говорит он, — комната… Ренджун придвигается ближе к нему. Должно быть, игнорирование этой темы в течение последнего часа было безумием. — Прости, я не должен был оставлять тебя одного. — Это делает меня похожим на ребенка, которого оставили одного на кухне. Ренджун качает головой, снова презрительно, но в то же время с нежностью. Джэмин не знает, что это заставляет его чувствовать: любовь или слабость. Ренджун берет руку Джэмина и подносит ее к губам. В то же время он чувствует, как рука гладит его по затылку. Он поворачивается, чтобы увидеть Джено, спокойно и уверенно поглаживающего его по волосам. Джэмин снова поворачивается к огню. Возможно, это не такое уж и плохое место.