the king, the raven and the son of the enemy

джено Джэмин сказал, что его союзница — служанка Хёсу — была одной из клейменных прислуг. Джено не нуждался в дополнительном описании — он запомнил их лица. Он не мог забыть. Джено находит ее на посту, глубоко в служебных туннелях. Она не поворачивается, даже не вздрагивает, когда он говорит ей встретиться с ним в заброшенной кладовой, и слабый кивок — единственное подтверждение, что она его услышала. На закате он окольными путями добирается до кладовой — того самого места, которое сделало возможным Захват. Оно не изменилось. Тёмное, тут и там на полу валяются старые бочки. Пыль кружит в воздухе, а окно заколочено. Появившаяся Хёсу замирает у двери, сцепив руки в кулаки, и спрашивает: — Что тебе нужно? — Меня зовут… — Я знаю, кто ты. Зачем ты позвал меня сюда? Значит, никаких любезностей. — Я здесь по поручению короля. Ее брови сдвинулись вместе. — Я не имею ничего общего с ложным королем. — Я знаю, что вы заключили с ним союз. Ты помогла ему бежать. — Ты — командир. Сын Основателя. Почему я должна тебе в чем-то признаваться? — Король сказал мне, что вы заключили соглашение. Он хочет, чтобы ты знала, что он собирается его соблюдать. Он все еще «под твоим началом». Напряжение на её лице постепенно ослабевает, хотя кулаки не разжимаются. — Зачем тебе союз с королем? Где он вообще? Он добрался до деревни? — Я думаю, будет лучше, если я промолчу. — Но ему что-то нужно от меня. Вот почему ты здесь. Джено сглотнул. От пристального взгляда этой женщины ему хотелось выхватить меч из ножен. Ничего, что есть у него, не является достаточно острой защитой против этих строгих глаз. — Король собирается вернуть себе трон. Ему нужна армия, спрятанная на виду у всех. — И я должна стать этой армией? — Ты и любой другой слуга, готовый служить ему. — Эти люди не ищут проблем. Мы просто пытаемся выжить. — Да, но мы можем очень многое получить, сплотившись вокруг него. Он все изменит… — Изменит это, изменит то, он уже говорил мне об этом. — Он собирается создать совет и провести честное голосование. Она навострила уши. — Ты лжешь. — Мы с ним тоже договорились. У нас есть план. — Думаешь, он пройдёт успешно? — Я… настроен оптимистично. — Ты сделал паузу. — Нет, я действительно уверен. — Почему я не могу поговорить с королем напрямую? — Он находится в уязвимом положении, — Джено чувствует себя дураком. — Боюсь, я его единственный представитель. Хёсу убирает руки назад, выпрямляя спину. В выражении её лица появилось что-то еще — беспокойство. — Я помню, что ты сделал в тот день, когда он заклеймил нас. Сердце Джено забилось где-то в горле. — Что я сделал… — Ты пытался остановить его. Ты принес припасы… заботился о нас. — Я не смог… Этого было недостаточно. Мне жаль. Она слегка кивает, опустив глаза в пол. — Я ненавижу тебя за твое соучастие, но благодарна за твое неповиновение. Это намного больше, чем Джено на самом деле заслуживает. Он сглатывает, борясь с комом в горле. — Ты поможешь нам? — Я передам весть. Но сама я не смогу их убедить. Им нужно нечто большее, чем шепот, что-то, чему они могут доверять. Им нужен король. Или кто-то другой. — Что ты… — Ты узнаешь всё от меня. Не говоря больше ни слова, Хёсу вышла из комнаты, оставив Джено в темноте. джэмин Джэмин чувствовал бы себя не так удушливо, даже если бы на его шее висела петля. Он видит себя в этой комнате, во всех возрастах, в каждом уголке, в каждой детали. Вспоминает дни в одиночестве, когда хотелось, чтобы стены рухнули и хотя бы лучик солнца проник внутрь. Его учитель у очага, сжигающий страницу за страницей его книг, за которыми Джэмин наблюдает, как парализованный. Одна надзирательница держит его, а другая подстрекает, делая вид, что утихомиривает его истерики. Самое тяжклое воспоминание — собственные ноги на парапете, на самом краю балкона, хотя он был слишком упрям и слаб, чтобы действительно прыгнуть. Джэмин пытается отвести взгляд. Поворачивается к кровати, где они с Ренджуном всегда лежали вместе, находили друг друга, долгими ночами и ленивыми утрами. На мгновение он видит себя и Джено, мальчишек, спящих рядом, счастливых и довольных обществом друг друга. Но потом он остается один в этой постели, изнемогая от жажды. Ломается. Просыпается и засыпает в судорожных вздохах, потолок давит на него, матрас поглощает его целиком, будто зыбкие пески в пустыне. Он становится слабым. Становится никем. Сердце и душа истекают кровью. Щелчок по стеклу не заставил себя ждать. На пол падает пара перчаток и комковатый мешок, затем раздается мягкое постукивание ног Ренджуна, всё еще покрытых перьями. Прежде чем Ренджун успевает сделать хоть что-то, Джэмин заключает его в объятия. — Ох, — бормочет он, уткнувшись в плечо Джэмина. — Привет. Ты в порядке? — В порядке. Просто отлично, любовь моя. Итак, нам пора начинать. Надев перчатки, Джэмин копается в мешке, пока Ренджун убирает мебель и сворачивает ковер. Он раскладывает на полу инструменты — чугунный котел, ступку с пестиком, матерчатую ткань и конусообразное сито. Когда Джено возвращается под вечер, в комнате пахнет древесиной и слабой горечью — измельченный аконит смешан с сахаром, солью и настаивается в спирте. Ренджун, свернувшись калачиком на кровати, читает вслух из книги по токсикологии, а Джэмин помешивает в котле, защищаясь от испарений с помощью пучеглазых очков. Джено смотрит так, словно это самая странная сцена, с которой он сталкивался за всю свою жизнь. — Ужин почти готов, — окликает его Джэмин. — Ты… приготовил ужин? — Он шутит, — Ренджун улыбается и качает головой. — Это аконит. Яд. — Ооо, — Джено бродит по комнате, вставая у открытых балконных дверей, вдыхая свежий воздух. Он не снимает руку с эфеса меча. — Я говорил с Хёсу. Джэмин снимает очки. — И что она сказала? — Согласилась. Сказала, что поговорит с другими слугами, а потом свяжется с нами. Как-нибудь. — Как-нибудь? Ты не договорился о встрече? —… Не договорился. — Почему? — Я не подумал об этом, а она не сказала, окей? Я знаю, что у меня плохо получается договариваться, не то что у тебя, но не надо говорить со мной, как с идиотом. Джемин пристально смотрит на него. Джено отводит взгляд. Между ними воцаряется напряженная тишина, которая прерывается только когда Джено направляется к туалету, чтобы принять ванну или просто выйти из комнаты, но Джэмин внезапно окликает — бездумно, немного отчаянно: — Мне жаль, знаешь… Джено переводит взгляд на Ренджуна, который лежит на кровати, спрятавшись за книгой. — За… что? — За то, что всё сложилось так. — Но не за то, что ты сделал. — То, что я сделал, было необходимо, — Джэмин опускает глаза на яд, окрашивающийся в землисто-коричневый цвет. — И я не жалею, что вступил с тобой в союз. — Ты мне доверяешь? — Примерно настолько, насколько ты доверяешь мне. — Значит, не очень. — Доверяю ли я тебе в том, что мои интересы будут выше твоих собственных? Нет. Думаю, не стоит, — Джэмин пожимает плечами. — Доверяю ли я тебе свою жизнь? Да — как и ты. Разве не так? Глаза Джено сужаются. Еще раз опускают взгляд на кровать, а потом снова на Джэмина. Его рот открывается, затем закрывается, затем снова открывается. — Я получил твое письмо, поэтому и пришел за тобой. Уже почти потеряв надежду, я получил твое письмо. Я знаю, что это был твой план, но… — Мой план? — Заставить меня искать тебя… Чтобы сделать меня предателем. — Этого не было в планах, Джено. Я просто хотел попрощаться. Он удивленно смотрит на него. — О. Молчание. Джено наконец убирает руку с меча и оставляет ножны у стены. Он садится в одно из кресел, поставленных в ряд, опираясь локтями на колени. Он выглядит молодо. Молодо и устало, как много лет назад, когда он, измотанный после целого дня тренировок, отказывался ложиться спать раньше Джэмина. Джено получил письмо. Джено пришел за ним. Несмотря на боль, несмотря на расстояние. Это не оливковая ветвь, но это немного правды. Немного доверия. — Как ты научился это делать? — неожиданно спрашивает Джено. Кивает на котел. — Делать яд? Джэмин начинает улыбаться, но быстро опускает глаза. — Леди Ли. — Что? — Ты знал, что она собиралась стать целительницей, до того как вышла замуж? — Я… Я помню саквояж, который она доставала, когда я болел, помню настойки в нем. Но я не знал, что она специально этому обучалась. — Она была великолепна, Джено, особенно в приготовлении растворов. В общем, был случай, когда у меня были проблемы с желудком, — он жестом указал на свой живот. — Она заметила мой дискомфорт и спросила, не посылал ли я за королевской медсестрой, а я не посылал, потому что, когда я это делал, мне обычно только втыкали иглу в руку. На лице Ренджуна мелькает беспокойство. Джэмин мягко улыбается, успокаивая: — Все в порядке, это было давно, — он снова поворачивается к Джено. — Не знаю, как она узнала, как мне помочь, но она это сделала. Она появилась в дверях со своей бездонной сумкой и букетом странных растений и показала мне, как сделать их целебными. «Подобное лечится подобным». Разбавленный аконит в малых дозах быстро решил проблему. Джено смотрит на свои руки. — Ты никогда не рассказывал мне ничего из этого. Почему? — Было неловко. — Джэмин. — Было стыдно. — Джэмин, расскажи мне. — Она просила меня никому не говорить. Особенно тебе. — Но почему? — Она думала, что ты расскажешь отцу, что она всё ещё занимается этим, — Джэмин помнит выражение ее лица, и печаль, когда она объясняла — любезно, всегда любезно, — что это будет риском для ее безопасности, если слишком много людей узнают. Целители были товаром как для простолюдинов, так и для королевских особ, хотя их методы были слишком похожи на колдовство, чтобы их могли понять высокородные. Джено снова опустил взгляд на свои руки, стиснутые в кулаки, костяшки которых побелели от напряжения. — Ты прав. Да, я понимаю… В то время я рассказывал отцу всё, не имея смелости лгать. Наверное, я бы… Снова наступает тишина, теперь уже не неприятная, а… спокойная. Ренджун смотрит на Джено с любопытством. Нежность и внимание очевидны в его взгляде. Джэмин чувствует тепло, зная, что он видит горе Джено, его нежное сердце так же, как и сам Джэмин. — Она знала про кладовую, знаешь, — говорит Джэмин. Джено поднимает глаза. — Правда? Ренджун присоединяется к разговору, быстро, как будто это необходимо. — Что за кладовая? — Наше убежище, — говорит Джэмин. — То, что в заброшенном крыле. Мы болтались там, хотя нам не разрешали. Она знала и о ночевках. И о том, как мы потеряли змею на верхних этажах. Джено улыбается, вероятно, вспоминая тот день, хаос и веселье. — У нее было шестое чувство. Или она была очень наблюдательной. — И то, и другое, я думаю. — С тобой всегда нужно немного больше. Она знала, что король и королева жестоки. Знала, что ты страдаешь. Джэмин садится ровнее. — Ну… — Она задавала мне вопросы о том, как ты себя чувствуешь, не выглядишь ли ты несчастным. Она узнавала обо всем через моего отца и отправляла меня играть с тобой. Она давала нам сладости, помнишь? Маленькие сахарные печенья, завернутые в носовые платки? — Помню. — В какой-то момент она перестала говорить об этом с отцом — тот только оправдывался. Но каждый раз, когда родители ругали тебя в столовой, после этого она… — Ренджун, где склянки? Ренджун удивленно смотрит на него и указывает в сторону шкафа. Джено тоже смотрит на него, может быть, растерянно, но, к счастью, не сердито. Джэмин был резок, но говорить о короле и королеве бесполезно. Незачем ворошить прошлое, мертвое и истлевшее. Если у Джено сердце сырое, то у Джэмина покрыто шрамами. И он не заинтересован в истечении кровью, больше не заинтересован.