the king, the raven and the son of the enemy

ренджун Ренджун никогда не умел просыпаться. Особенно тяжёлым оказалось это утро — руки всё ещё ноют, а ноги болят после вчерашнего дня. Солнечный луч попадает прямо в глаза, а череп словно сделан из железа. Если бы у него была возможность просто закрыть глаза и спрятаться под одеялом, то смог бы убедить себя, что ему некуда идти, рядом лежит Джэмин, целый и невредимый, и спит как убитый. Всё, как и должно быть. Но когда Ренджун оглядывается, Джэмина рядом нет. Есть только Ли Джено, спящий на диване в другом конце комнаты. Ренджун поднимается, похрустывая уставшими костями, и несет к умывальнику свою рабочую одежду. Белая туника и штаны из шерсти, сухие, но мятые и жесткие. Каждое прикосновение ткани к коже вызывает у него желание сорвать ее. Он выходит из туалета, пробирается мимо дивана, на котором раскинулся Джено, закинув руку за голову а ногу на чайный столик. Его поза выглядит чересчур напряжённой, руки отчаянно сжимают шерстяное одеяло, но лицо спокойно, утопая в подушке. Грудь вздымается и опускается, глубоко и ровно. Губы чуть приоткрыты. Ренджун заставляет себя идти вперед, к балконным дверям. За спиной раздается звон стекла и стали и он слышит свое имя. Черт. Он оборачивается. Джено сидит, волосы взъерошены ото сна, глаза немного опухшие. — Что? — резко спрашивает Ренджун. — Просто… Доброе утро. — Доброе утро. Его глаза скользят по одежде Ренджуна. Он встает. — Ты уже уходишь? — Да, ухожу, — Ренджун направляется к двери. — Не хотел тебя будить. — Ты уже поел? — Обед в полдень. — Я могу принести тебе что-нибудь с кухни. У поваров обычно уже готово что-нибудь: фрукты, сладкие булочки и тому подобное. — В этом нет необходимости. — Я все равно собирался пойти, это не проблема. — Если это не… — Джено стоит у гардероба, натягивая рубашку через голову. Ренджун отворачивается не сразу, хотя ему, наверное, следовало бы. — Если это не займет много времени. — Я быстро. Червячка получит только ранняя пташка. — Он тут же поворачивается, а на лице внезапно появляется паника. — Прости. Я не… я не хотел… Паника сменяется удивлением, когда Ренджун смеется. — Без обид. Джено тоже начинает улыбаться, его щёки чуть покраснели. — Хорошо. Очень хорошо. Будь готов, я скоро вернусь. — С этими словами, он выскальзывает из комнаты. Ренджун опускает голову. Это всё так… сложно. джэмин Свет дня, доходивший до него сквозь стальную решетку, померк. Неустрашимый сосед Джэмина вышагивает по камере рядом — шесть шагов туда, шесть сюда, туда-сюда, туда-сюда, словно заунывный мотив. Надзиратель стоит на страже у двери, глаза остекленели, напряжённая рука не сдвигается с эфеса. Джэмин чуть крепче сжимает в ладони отмычку. Он тихонько прочищает горло, а затем резко кричит: — О Боже! Помогите! Пожалуйста! Надзиратель вздрагивает, выхватывая меч. — В чем дело? — Я умираю! Я не могу дышать, я умираю! — Джэмин падает на колени, сгорбившись, его голос звучит ужасно даже для собственных ушей. — Пожалуйста, позовите кого-нибудь! П-позовите кого-нибудь, пока я… — Тише! Держи себя в руках. Надзиратель выбегает в коридор, оставляя подземелье без присмотра. Джэмин быстро выпрямляется, тут же начиная говорить, пока возится с кандалами: — Ты, садовник. Ты уберёшь надзирателя, а я поделюсь с тобой ключом. Подземелье, лестница, коридор — ты идешь налево, я — направо. Как только я возьму контроль, ты будешь свободен. — Джэмин бросает отмычку через решетку и она приземляется к ногам мужчины. — Быстрее. Будь готов. Садовник пристально смотрит на Джэмина, взвешивая варианты. Затем опускается на пол и нащупывает ключ. Джэмин складывает руки за спиной, как будто он все еще связан, и снова начинает стонать и отплевываться. Через мгновение возвращается надзиратель, за ним входит солдат, оставляя ему шприц на серебряном подносе. (Героин. Джэмин узнает его тошнотворный бежевый цвет). Надзиратель подходит к камере Джэмина, тянется к ключам. В мгновение сквозь решетку просовывается рука, и садовник хватает его за шею, зажав рот огромной ладонью. Он хватается за меч, но Джэмин одной рукой выхватывает его, а другой срывает связку ключей с его одеяния. Звук распахивающейся двери камеры слаще музыки. Джэмин снимает кандалы, берет шприц и проводит по нему пальцем. Надзиратель приглушенно вскрикивает, дергаясь в крепкой хватке. Он затихает, когда успокоительное попадает в кровь. Садовник бросает его, а Джэмин отпирает камеру. — Когда тебя поймают, притворись невеждой, — говорит Джэмин. — Скажи им, что я угрожал убить тебя, если ты не подчинишься. Понял? — Ты для меня не король. Ни раньше, ни сейчас. — Ты жив, потому что полезен мне. — Джэмин перекладывает меч из одной руки в другую. — Но прошу тебя, не испытывай мою милость. В глазах садовника вспыхивает ненависть или страх, а может, и то и другое. Он склоняет голову и направляется к двери, врываясь в нее с такой силой, будто это толпа людей, а не он один. Джэмин слышит крики солдат, стоящих снаружи, и поднимается за ним по лестнице, держа меч наготове, торопясь бежать к свету наверху. Он протискивается в дверь и осматривает коридор с низким потолком, усеянный горящими факелами. Слева он видит уменьшающиеся фигуры солдат, идущих вдаль, по пятам за садовником, справа — никого и ничего. Он чувствует себя диким, ободранным, грязным, сердце колотится в груди, в горле, во рту. Земля уходит из-под ног, стены вокруг будто сжимаются, угрожая похоронить его где-то в дальнем углу собственного замка. Коридор соединяется с туннелями для слуг, тихими, пустыми в ночное время. Он пересчитывает обшарпанные деревянные двери, чувствует неприятный запах щелока, угля и старой еды, сворачивая в буфетную, плотно закрыв за собой дверь. Он поворачивается. На него тут же оглядывается служанка. Черт побери. Если она и шокирована, то хорошо это скрывает. Девушка вытирает руки о фартук. — Я думала, вы в заточении, Ваше Высочество. — Был. Сейчас нет. Я думал, что туннели уже спят. — Так и есть, — Она показывает ему нож для сыра. — Но я не сплю. Угощаюсь вином и сыром поздней ночью. Задыхаясь от быстрого бега, воняя потом и плесенью, Джэмин разглаживает одежду — пытается привести себя в достойный вид как может. — Будет тебе и вино и сыр. Мне нужно, чтобы ты меня спрятала. Она смотрит на него, оценивая, затем собирает свои волосы, ленты чепца и поворачивается, чтобы показать ему затылок. У Джэмина перехватывает дыхание — на ее коже, чуть ниже линии роста волос, клеймо в виде буквы X. Рана распухла и окрасилась в яркий красный цвет. Она снова поворачивается, осторожными движениями стараясь не доставить ране большую боль. — Что ты можешь пообещать мне такого, чего они не смогли бы отнять? Джэмин подавляет свой гнев. Да, он видел, как его мать несколько раз била своих горничных, но это? Пытки и унижения? И все это под видом справедливости и благосклонности Основателя Ли? — Мне очень жаль. Вы боитесь за свою жизнь, конечно боитесь. Но я собираюсь вернуть контроль над Делегацией. Как только мне это удастся, вы будете в безопасности, а этого больше никогда не повторится. — Если у тебя получится. Но если ты потерпишь неудачу, тебя бросят обратно в темницу, а я… кто знает, что со мной будет? Кому вообще есть до этого дело? — Мне не все равно. — О, это действительно смешно, принца волнует судьба служанки! — Королю не все равно. Не о судьбе служанки — о судьбе… Она приподняла бровь. — Хёсу. — Хёсу. Послушай, я знаю, что я всего лишь еще один человек в линии престолонаследования. Все, что я могу сказать, — да, я не идеален, но я никогда бы не сделал этого. Ваш лидер должен… — Он причинил нам боль, очень сильную. Но я не стану рисковать своей жизнью ради восстановления прежнего порядка. — Значит, совет высокородных, которые ни дня в жизни не видели труда, принесет вам больше пользы, чем я? — Должно пройти демократическое голосование. — Да, и я уверен, что на нём будет предложена широкая гамма интересных вариантов. Ее руки сжимают фартук, испачканный мылом и едой. — А что, если, — говорит он, — я пообещаю тебе более высокую должность. Представительница слуг при короле. — Я не буду управлять следующей служанкой, которая займет мое место. — Нет, не это. Ты будешь давать советы от имени слуг замка, доносить их заботы и просьбы непосредственно до меня. — А если ты просто в отчаянии, лжешь, чтобы привлечь меня на свою сторону? — Да, я в отчаянии. У меня было две недели, всего две недели в качестве короля, прежде чем пришла Делегация. Если бы у меня было больше времени, я смог бы доказать свою правоту вам. И я знаю, что сейчас мое слово ничего не значит, но если я снова займу трон, у вас появится союзник — самый могущественный союзник, какой только может быть. Я буду практически под твоим началом. Она смотрит на него так, словно он уже находится под ее контролем, будто жук, которого она хотела бы раздавить. Затем сквозь стены доносится грохот тяжелых шагов и бряцанье доспехов. Джэмин выхватывает меч, принимает боевую стойку — но внезапно, без единого слова, Хёсу хватает его за руку и тащит к шкафу, где на полках до самого потолка стоят большие полотняные мешки с зерном, сахаром и мукой. Она берет пустой мешок и открывает его. Джэмин недоуменно моргает. — Ну что? Залезай, или я брошу тебя им. Он забирается в мешок и поглубже зарывается в остатки какой-то чечевицы. Сквозь тонкий хлопок виден свет и размытые очертания. Как раз в тот момент, когда Хёсу прижимает к себе еще один мешок, дверь распахивается, и внутрь входят два солдата. — Что это значит? — спрашивает Хёсу. — Не твое дело. Отойди в сторону. Они разнесли всю кладовую, распахнув все шкафы и вывалив ящики на пол. Один из мужчин заходит в чулан и роется на полках в нескольких сантиметрах от лица Джэмина. Он задерживает дыхание, не позволяя ни малейшему звуку выбраться наружу. Осмотрев каждый сантиметр, солдат отходит в сторону, второй следует его примеру и извиняется, прежде чем покинуть буфетную. Хёсу захлопывает дверь и хлопает ладонью по стене, ругаясь. Джэмин судорожно выдыхает. Его не поймали. Пока не поймали.