the king, the raven and the son of the enemy

джено Реформированные королевские слуги клянутся в верности Делегации в Большом зале. Джено наблюдает со стороны, окидывая взглядом море пепельно-бледных лиц, вуалей и чепцов. Основатель Ли, стоя на помосте, приложив ладонь к сердцу, читает собравшимся торжественный текст. «Я буду служить с уважением, верностью и точностью, во благо всего мира» То ли интуиция, то ли обманчивое сердце, но что-то здесь не так. Сплетение голосов, каждое слово повторяется с мрачным безразличием. Ренджун, где-то там, один из них. Оборотень, работающий в замке, в тесных помещениях и темных углах, где, сокрытые от чужих глаз, происходят ужасные вещи. Это был выбор Ренджуна — остаться слугой — правильный выбор, учитывая альтернативу. Джено решил довериться ему, но совсем не знает, как к этому относиться. И не только к этому. Ко всему. О думает о Ренджуне. О Джэмине. Об их поцелуе. Джено глуп, что так много думает, возвращаясь к этому каждый раз, когда его мысли уходят от нужной темы и блуждают по дальним уголкам сердца. Это не ревность. Он знает, что Джэмин любит его, даже если говорит, что ненавидит, даже если действительно ненавидит. Он не может винить Джэмина в том, что тот влюбился в кого-то другого. Но Джено… Джено ждал его. И эгоистично, сознательно или нет, он решил, что Джэмин тоже ждал. Предполагал, что Ренджун был для него лишь сообщником, шпионом и, как ни прискорбно, всего лишь оборотнем. Он думал, что Джэмин всё еще был там, в лесу, с улыбкой на лице вспоминая то, что они делали, когда были мальчишками, всё еще наблюдая за той тропой среди деревьев, где исчезла карета Джено. А Ренджун… Джено ничего не может с собой поделать. Не может отгородиться, не может заставить себя заботиться другим, простым способом, не может, с тех самых пор, как впервые увидел Ренджуна — простого ворона на подоконнике с письмом в когтях. С тех пор, как Ренджун попытался пронзить его дрожащим в руке мечом, улыбался, хмурился и называл его дураком — все на одном дыхании. Он сказал Джено свое имя, и Джено провел целую ночь, шепча его в темноте, только чтобы почувствовать его на своих губах. Это не ревность. Он должен желать, чтобы кто-то из них ушел, но не желает, не может. Если Ренджун всё это время был рядом с Джэмином — поддерживал его, помогал ему дышать в этих бездыханных покоях, — то Джено в долгу перед ним. Если Джэмин любил Ренджуна так же, как он любил Джено, то Джено рад, что он не стал ждать. Рад, что его сердце оказалось достаточно сильным, чтобы продолжать биться после потери крови после их расставания. Это не ревность, хотя она имеет схожую форму, когда он вспоминает этот поцелуй и думает обо всём, что пропустил, об истории, в которой он не участвовал, кроме как был свидетелем её конца. Основатель Ли дочитывает свой текст до конца. Его глаза оглядывают толпу — люди молчат, склонив головы и ожидая. Он вызывает на помост нескольких, казалось бы, случайных слуг, заставляет их опуститься на колени в ряд перед ним, лицом к скамьям. — Некоторые из вас, — гремит его голос над их головами, — не были искренни в своих клятвах. Вы не должны были просто повторять мои слова — вы должны были прочувствовать их, ощутить всю тяжесть и ответственность. Теперь я вынужден продемонстрировать, что случается с теми, кто относится к клятвам без должного почтения. Внезапно он смотрит на Джено и щелкает пальцами. Джено отступает в сторону, когда мимо него проходит солдат с клеймом в руках, раскаленным добела. Основатель Ли берет железо, поднимает его в воздух, как скипетр, и вгоняет в затылок стоящей под ним служанки, удерживая его там даже тогда, когда она кричит от резкой боли, удерживаемая парой солдат. — Стойте! — кричит Джено, выбегая на помост. — Остановитесь — отойдите, сейчас же. Но солдаты не расступаются. Они поворачиваются к его отцу, как будто у него есть власть над ними, как будто это именно он их командир. Основатель Ли кивает головой в сторону двери. — Прочь, сын. Тебе не нужно на это смотреть. Джено поднимает глаза на зрителей и видит себя в зеркальном отражении. Шок, ужас — реальность, острая и ранящая. Он покидает помост, Большой зал. Ищет медицинские аптечки. Надеется, что этого будет достаточно, хотя прекрасно знает, что это не так. ренджун Трудно было оттирать жирные пятна с салфеток, сгорбившись над деревянным тазом, когда Ренджун только что видел, как на его глазах людей клеймили, словно скот. Он чувствовал, как дрожат слуги: тишина, но громкая, будто крик. Они работали эффективно, не произнося ни слова, даже не смотря в его сторону. Он держался особняком и занимался своими делами, испытывая некоторое облегчение от того, что его спрятали глубоко в недрах замка, куда Основатель Ли никогда не соизволил бы заглянуть. Теперь, в конце дня, со сморщенными от воды и исколотыми вилками пальцами, он вместе со скотом отправляется в хозяйственные помещения — ряд пристроек на западе, скрытых за кронами деревьев. Идти по снегу и ветру холодно, земля промерзла под его галошами. Внутри помещений — холод, темнота, лишь несколько фонарей вглуби. Головы поворачиваются, когда он входит, прачки и слуги сгрудились в заговорщицкие кружки. На полу раскинуты циновки, под потолком подвешены гамаки, в каждом — подушка и одеяло. Все они заняты, кроме того, что в углу. Когда он откидывает одеяло, сердце замирает в груди. В гамаке лежит мышь, внутренности вываливаются на белое постельное белье. Ренджун оглядывается на группу у двери. Они наблюдают за ним, ожидая его реакции. Это не розыгрыш. Это предупреждение. Он берет себя в руки и осторожно выходит из здания. Скрывшись от чужих взглядов, бежит. Каждый темный силуэт, каждая секунда напряженной тишины подстегивают его, заставляют сердце колотиться всё сильнее. При свете луны он находит опушку леса, продирается сквозь деревья и снег, хотя бежать ему некуда. Он цепляется руками за волосы, бесцельно кружась, обдуваемый ледяным ветром. Ренджун просто хочет домой. Глаза сами собой поднимаются вверх, рассматривая смутные очертания Большого замка и светящуюся сквозь деревья башню. Захватив в когти одежду, он летит сквозь снегопад к балкону, освещенному теплым светом из покоев. Приземлившись под навесом, он пытается заглянуть в стеклянные двери. Джено сидит на диване, полируя меч перед очагом. Ренджун заглядывает в окно, молча рассматривая его, пока Джено не поднимает взгляд. Его лицо осеняет чем-то мягким и нетерпеливым. Он спешит открыть дверь, впуская Ренджуна, а вместе с ним и шквал снега в комнату. — Ты… привет. Ты здесь. Ренджун сбрасывает на пол промокшую одежду, подлетает к шкафу и стучит по нему когтями. Джено открывает широкие ящики внизу, где Джэмин хранил свою одежду для отдыха. Ренджун долетает до туалета, толкает дверь и превращается в человека, ступая когтями по прохладному кафельному полу. Он одевается — успокаивает беспорядок в сердце — и возвращается в покои. Джено стоит на балконе, по щиколотку в снегу, зачерпывая его голыми руками. Ренджун качает головой, раскладывает одежду на просушку и устраивается перед огнем, раскрыв ладони. Он дома, в тепле, без оков. Вряд ли это решение проблемы, но Ренджун знает, что в этих стенах, под этими стропилами он в безопасности. Рядом с Джено. Двери внезапно распахиваются и Джено входит внутрь: кожа румяная после мороза, а одежда влажная. Он садится рядом с Ренджуном, отзеркалив его действия, протягивая руки к огню. Снаружи на парапете он слепил маленького снеговика: перья — руки, монеты — глаза. Ренджун хмурится. Это мило. — Ты впустил сквозняк, — говорит он. — Прости. Они молчат. Сейчас они вместе и после подземелья, это еще более странно, чем раньше. Теперь Джено знает. Часть Ренджуна радуется этому, наслаждается этим. Джэмин не принадлежит Джено, не целиком и тем более не надолго. Теперь он здесь, в комнате, где Джэмин и Ренджун полюбили друг друга, где Джэмин выбрал его, обнимал, хотел его и занимался с ним любовью в тепле огня на том самом месте, где они сейчас сидят. Джено должен ненавидеть Ренджуна, ненавидеть его так, как Ренджун ненавидит Джено — кровью и когтями. У него должно быть разбито сердце. Так почему же оно совсем не разбито? — Зачем ты пришел? — спрашивает Джено. Ренджун прочищает горло. Он сдерживает себя, чтобы спокойный голос не превратился в отчаянный выкрик. — В помещениях было… холодно. Прости. Оглядываясь назад, я думаю, что это было неправильно. — Нет, я не возражаю. Как прошел твой первый день? — Все было хорошо. — Кто-нибудь был с тобой груб? — Все было хорошо, — Ренджун старается отставить прочь эту тему, поэтому спрашивает, возможно, неосмотрительно. — Ты видел Джэмина? — Я не был в подземелье сегодня. Должно быть, он все еще обдумывает то, что ты… сказал ему. — Он упрямый. — Всегда был таким. Они смотрят друг на друга, но быстро отводят взгляды. Джэмин не торопится, ждет своего часа. А Ренджун уже здесь, сидит в одежде Джэмина. Ренджун задается вопросом, чувствует ли Джено то же самое, что и он, — отчаянно ищет любой знак, любой след Джэмина. Ему интересно, чувствует ли Джено запах Джэмина на себе. На мгновение он представил, как Джено прислоняется к шее того и делает медленный вдох. — Ты в порядке? Ренджун поднимает глаза. — Что? — После того, что было… я имею в виду — в Большом зале. — А... Да. — Ты видел их? — Думаю, они все еще в лазарете. Ты не знал о…? Он качает головой. Снег на его голове растаял и с кончиков волос капает вода. — Это было ужасно. Я должен был остановить это. — Почему же ты этого не сделал? — Мои солдаты, они не слушали, они… игнорировали мои приказы. Я не знаю. Это так же ужасно, не так ли? Быть соучастником зла, как и быть зачинщиком? — Так же ужасно или нет, но это привилегия. Особенно для тебя. У тебя есть возможность всё изменить. Джено жмурится. — Я знаю, знаю. Я боюсь, что если я воспользуюсь своей силой сейчас, то узнаю, как мало ее у меня на самом деле. — Ты же командир. — Я думал, что я командир. — Ты сын Основателя. — В этом-то и проблема, я думаю. Я не привык противостоять ему. А он не привык к тому, что у меня есть свое мнение о том, как всё должно быть. — Неужели это такое абсурдное мнение, что людей нельзя клеймить в наказание? — Если он это делает, значит, считает, что так правильно. Или, по крайней мере, думает, что служит высшему благу. — Для человека, стремящегося к справедливости, он тратит слишком много сил на укрепление иерархии, — Ренджун быстро добавляет. — Не сказать, что монархия была лучше. — Нет, ты прав. Должно быть, это разочаровывает — посвятить себя новому порядку и обнаружить, что он несовершенен, как и предыдущий. — Я так и не свыкся с идеей власти. — У оборотней нет королей? — Среди изгоев нет королей. — Хм. Тогда понятно, почему ты ему поклонился. Ах, это. Ренджун выпрямился. — Это время прошло. — Правда? — Он хотел трон. Я хотел его. Джено сглатывает и отводит взгляд. — Я знаю, как сильно он хочет быть королем. Он хотел этого с тех пор, как мы были мальчишками. — Он мог бы стать хорошим королем, если бы у него был шанс. — Хороших королей не бывает, и Джэмин — не исключение. Несмотря на его амбиции. Отбрось их, такой огонь не создает. Он только сжигает. — Кого сжигает? — Всегда будет кто-то. — Но это никогда не будешь ты, не так ли? Джено смотрит в огонь. Он трется плечом о щеку. Боже правый, Ренджун заставляет его плакать. Часть его души жаждет провернуть нож, а другая… чувствует себя странно уязвленной. — Основатель Ли тоже никогда, — продолжает Ренджун. — И никогда — Джэмин. Высокородные — это зло, без обид, и я не наивен — Джэмин один из них, и избалован донельзя. Но у него есть сочувствие, я это видел. Я это чувствовал. — Ты поверишь, если я скажу, что мой отец тоже умеет сопереживать? — Нет. — Что ж, он умеет. Он умел. — Умел? Джено глубоко вздохнул. — Сегодняшний день потряс меня. Но мне хочется думать, что все будет хорошо. — Оптимистично. — Конечно. Что за мир без оптимизма? Джено смотрит на Ренджуна так, словно ждет от него ответа. — Не знаю? — Не хуже, чем без. Так говорила моя мама. — А, так вот откуда у тебя это? — Что? — Эта твоя… — Ренджун теряет дар речи. — Ты… ность… Твойственность... — Это ты опять называешь меня дураком? — Нет. Если бы захотел, я бы так и сказал, раз уж тебе это нравится. Джено смеется. Ренджун не выдерживает и смеется тоже. — Ты… наблюдателен, — Джено опускает глаза и улыбается. — Всё дело в вере. В том, чтобы преодолевать трудности и неизвестность. Думаю, именно это имела в виду моя мать. Не то что все потеряно, если бы ты думал как циник — или реалист, в зависимости от того, кого ты спросишь, — а то, что ты потеряешь себя, как только потеряешь надежду. — Как она относится к тому, как прошел Захват? — Ее… больше нет. Убита во время Распада. — Ох… Мне жаль. Джено подтянул колени к груди. — Я скучаю по ней. Очень. Неужели Джэмин никогда не говорил о ней? — Мы с Джэмином не… не говорили о нашем прошлом. Джено делает паузу, прежде чем спросить. — А он рассказывал тебе обо мне? Ренджун тоже делает паузу. Как странно проходит этот момент, у очага, плечом к плечу, в душевных разговорах. Ренджун надеется, что всё это, то, что между ними сейчас, растает к утру, как снег на волосах Джено. — Он сказал мне, что вы были друзьями. Рассказал мне о Распаде и Делегации. Он сказал, что ты слишком доверчив для своего же блага. Джено почти улыбается. — Возможно, это правда. — Сказал, что ты щенок. Теперь он действительно улыбается, искренне, от всей души. — Ох, как неловко. — Разве это не так? — Джэмин мог бы держать это при себе. Теперь ты думаешь, что я слишком мягкий. — Почему то, что я думаю, должно иметь значение? — Я не знаю, почему? Они смотрят друг на друга. — Джэмин сказал, что не стоит так легко доверять людям, — пробормотал Ренджун. — Это… тоже может быть правдой. Ренджун отворачивается к огню, подальше от нежных глаз Джено. Он должен наслаждаться этим — Джено, не подозревающий об их обмане. Но как бы легко его ни было обмануть, ему трудно лгать. Его трудно ненавидеть, даже если у Ренджуна достаточно оснований. Он думает о Джэмине, который, бросив меч, без колебаний спасает жизнь Джено. Он вспоминает выражение лица Джэмина в подземелье, которое говорило: «Ты все еще нужен мне, несмотря ни на что». Ренджун любит Джэмина уже много лет, и он знает, что Джэмин тоже любит его. Но есть кусочки души и сердца Джэмина, которые ему не принадлежат. Каждый день рядом с ним, где-то глубоко внутри, он знал это. Возможно, теперь Ренджун поймет, где были эти кусочки. Всё-таки, Ли Джено очень трудно ненавидеть.