Unverletzlichkeit

      Признаться честно, Третий Рейх всё-таки удивился, когда тусклый свет из коридора осветил небольшую фигурку русского и не абы где, а на его, фюрера, кровати. Немец не дурак, ему и долго думать не надо, чтобы примерно понять причину столь внезапного визита, не зря же он предусмотрительно закрыл все места, куда мог потянуть загребущие ручки его драгоценный русский. Однако мужчина всё равно ощутил приятный трепет в груди, и непонятно отчего больше: от наглой храбрости России или же от того, что русский, заместо того, чтобы спрятаться или сдаться, лёг именно в кровать. Хотя очевидно, что прятаться было бы бессмысленно, но вряд ли младший об этом думал вообще.       Не закрыв дверь и не включив свет, фюрер направился к кровати, желая пощекотать русскому нервы. Встал рядом, а Федерация ещё предусмотрительно лёг спиной к выходу, но тонко чувствовал каждый шаг немца и то, как его прожигают взглядом. Притворяться спящим стало невыносимо сложно, сердце билось уже где-то в глотке, ещё чуть-чуть, и парень задрожит. Но чтобы там себе не придумывал Россия, Рейх не злился на него, напротив, ему довольно весело — он ведь изначально такое предвидел и обезопасился. Он РФ любит, но вот доверия тот ещё не заслужил, чтобы немец перед ним все военные тайны открыл. Да и незачем они ему, вот когда война кончится, можно будет и расслабиться.       Рука мужчины мягко опустилась русскому на макушку, и России стоило недюжинных усилий, чтобы не вздрогнуть. Пальцы ласково прошлись по волосам, словно убаюкивая, но спокойнее русскому точно не стало. Незатейливая ласка долго не продолжалась, и вскоре рука пропала, а вместе с тем фюрер направился к двери. Свет из коридора пропал, и щёлкнула ручка. Федерация продолжает лежать неподвижно, ожидая услышать шаги по коридору и чтобы они отдалялись как можно дальше, но вместо этого телом чувствует, как кто-то лёг рядом с ним. Не успел Федерация спохватиться и «проснуться», как чужая рука мягко обняла его и притянула ближе к груди хозяина.       — П-подожди, ты что делаешь?! — голос у русского правдоподобно захрипел, как после сна, а глаза испуганно вытаращились в пустоту. Парень дёрнулся, желая скинуть нежеланные объятия, но немцу его потуги, как об стенку горох.       — А ты что у меня в комнате делал? — встречно интересуется фюрер, а голос его отдавал игривостью и явным довольством. Не ожидал он, что русский так быстро окажется у него в кровати, и плевать, что этому предшествовало. Мужчина ещё теснее прижимается к спине младшего, зарываясь носом ему в затылок. Пожалуй, за сегодня это лучшая награда, которую он мог получить.       — Я комнаты перепутал! — в отчаянии оправдывается Федерация, даже не подозревая, как смешно это звучит со стороны. Третий Рейх сдавленно хохотнул, широко улыбаясь, благо русский этого не видит.       — Ну что же, зря ты их перепутал, — поддаётся на глупейшее оправдание немец. Его этот лепет больше умилял, чем злил. Жаль лишь, что он переодеться в домашнее не успел и теперь лежит в чистой кровати в военной униформе, но ничего, ради такого момента можно и поступиться чистоплотностью. — Я как раз очень желал получить сегодня небольшую награду за свои труды, и меня всё вполне устраивает.       — А меня нет, пусти, — огрызается младший, возобновив попытки выбраться. Так быстро его отпускать никто не собирался. Вот ещё, Рейх только вкушать момент начал. — «Хотя стоп! Это же возможность начать план. И что, мне надо остаться и позволить ему это?» — парень резко притих, крепко задумавшись, а фюреру это только в радость. Хотелось чуть ли не урчать, прижимая к себе этот маленький комок, похожий на котёнка. — «Ладно, Россия, это просто объятия. В его кровати. Почти ночью», — пытается успокоить себя русский, но с каждой мыслью он себя только глубже закапывал, чувствуя, что сердце снова начинает учащённо биться. К тому же у него внезапно загорелись щёки. — «Нет, нет, нет! Ты делаешь это ради своей выгоды, Россия, никаких странных чувств!»       — Ты так притих, может, хочешь остаться у меня сегодня ночью? — игриво интересуется фюрер, а рука, что прежде только обнимала, плавно поднялась выше и начала поглаживать плечо младшего.       Россия аж сглотнул. Как-то слишком стремительно исполняется его план! Он морально не готов к подобному. Да разве будешь к такому готов? Если он продолжит отказываться и бегать от немца, то рискует испортить всё. Это же всё на благо Родины, на благо всех республик, их народа, неужто Россия не потерпит?       — …Только, если руки не будешь распускать, — совсем тихо, через себя соглашается Федерация. Третий Рейх резко раскрыл глаза и подорвался на месте, нависнув звериной тенью над испугавшимся РФ, внимательно смотря ему в глаза, и никакая темнота ему не мешала.       Это слишком резкий контраст между тем, что было утром и сейчас. Он ощутим и мужчина понять не может, с чем подобное может быть связано. Его разум бил тревогу опасений, но сердце забилось в ускоренном темпе. А вдруг русский пришёл сюда вовсе не потому, что пытался найти крохи информации? Хочет того или нет, но фюрер позволил зародиться щемящей надежде на то, что Россия просто соскучился и пришёл дожидаться его в спальню фюрера. Звучит бредово, но так сладко и приятно. Хочется поддаться этим надеждам и выкинуть из головы любые подозрения. Хотя бы на эту ночь.       А Россия чуть с отцом не попрощался. Поведение немца тоже резко изменилось, и вот причины для этого парень найти не мог, кроме того, что нацист про всё понял и сейчас русскому влетит по первое число.       — Что, правда останешься? — на пробу спрашивает мужчина, чуть наклонив голову. Федерация под ним весь сжался, ну точно котёнок, но убегать не торопился, чем продолжал подогревать искорки надежды.       — Сейчас вот возьму и передумаю, — бурчит Федерация слишком тихо, но только потому, что старался успокоить собственное сердце. Что, чёрт возьми, происходит? Разве ему не должно быть всё равно от предстоящей перспективы или хотя бы противно? Почему он беспокоится так, будто это имеет для него какой-то более сакральный смысл?       — А я уже тебя никуда не пущу, — улыбается ехидненько Третий Рейх. Россия на это скосил брови к переносице, а-ля «Да как будто меня это остановит». — Ты ужинал? — резко меняет тему фюрер, враз став совсем другим, тем же обеспокоенно-заботливым мужчиной.       — Да, — без задней мысли отвечает Россия и видит, как довольно улыбается немец.       — Замечательно, я рад, — фюрер отсаживается в сторону, что позволяет РФ тоже принять сидячее положение и с опаской поглядывать на хозяина дома. — Что же, а я вот не ужинал, так что у тебя ещё есть время подумать, точно ли ты хочешь спать сегодня со мной, — немец встал с кровати и включил свет, от которого у РФ заболели глаза. Парень забавно зажмурился, чем умилил фюрера. Как бы он не пожалел, что дал русскому выбор и возможность тщательнее обдумать свой ответ, но он искренне хочет, чтобы это было взвешенное решение. Он не собирался соблазнять русского, разве что немного пошалит, но склонять младшего к интиму просто рано. Как бы смешно это ни звучало, но немец его ещё не откормил, а кости возбуждают разве что собак.       — Понял, — кивает Федерация и спешно ретируется из комнаты. Фюрер только глянул ему вслед и, вздохнув, принялся переодеваться.       Пулей вылетев и закрыв за собой дверь, наследник РСФСР бросился в свою комнату. Заперевшись, парень безвольной тушей скатился спиной по двери, от смущения закрывая лицо руками. Что же он творит! По ощущениям, это его чувства пытаются использовать, а не он чужие. Сердце взволнованно билось о грудную клетку, а щёки бесконтрольно сгорали от стыда. Перед глазами на повторе проносится картина их разговора и той позы, в которой они замерли. Почему его так взбудоражило то, как немец над ним нависает? Почему живот весь стянуло, как пружину? Как же Россия будет исполнять свой план, если не в состоянии уследить за собственными чувствами?       — «Просто сделай это, ты же не трус!» — ругает себя русский, отбивая кулаком по колену. Но стоит только представить, как мужчина вновь нависает над ним и улыбается в своей особой манере, и сердце начинает выпрыгивать из груди. — «Он враг, он предатель, просто помни об этом!» — как мантру читает себе в мыслях будущая держава, медленно, но верно успокаиваясь.       Похлопав себя по щекам, русский всё-таки поднимается и идёт в ванную. Освежится чуток, остынет, мысли в порядок приведёт. В итоге освежиться освежился, но мысли стали ещё более запутаннее. Точно ли он правильно поступает? Может, есть другой способ оставлять немца почаще дома, а лучше вообще заставить его отдать полномочия другим, менее знающим людям? Не, вряд ли фюрер на такое пойдёт.       — Я ещё ничего толкового не сделал, а уже пасую. Соберись, тряпка! — решительно настраивается Федерация, пока переодевается в одежду для сна. Он намерен всё-таки принять предложение немца, а дальше будь что будет. Начнёт приставать, и Федерация гордо уйдёт обратно в свою комнату. Наверное.       Собравшись духом и глубоко вздохнув, парень вежливо стучит в дверь. Времени прошло довольно много, Рейх мог успеть поужинать и сходить в душ, так что у русского даже не было мысли о том, что хозяина в комнате нет. Ответа не последовало, но Федерация всё равно отважился заглянуть внутрь, чтобы в итоге встретиться взглядом с фюрером, который, право слово, решил, что ему послышалось. Нацист как раз готовился ко сну и был крайне удивлён, что Россия всё-таки пришёл. Удивлён и неописуемо рад.       — Надо же, кто пришёл, — мужчина выпрямляется и смотрит на парня перед собой с нескрываемой нежностью. В ночной рубашке и шортиках русский выглядит очень по-домашнему, как и должен выглядеть парень вне войны. Россия мнётся и вновь заливается краской, радуя глаз немца. Так и хочется его затискать. — Иди сюда, — подманивает младшего рукой Рейх, и Федерация неуверенно подходит, продолжая сомневаться в правильности своих действий. — Располагайся, — улыбается фюрер и указывает на расстеленную кровать. Россия глупо хлопает глазами и смотрит то на кровать, то на немца. Третий этого предпочёл не заметить и, пройдясь до стены, выключил свет.       Стоило пропасть источнику света, и РФ с большей силой забеспокоился из-за своего выбора. Нервы зашалили вместе с сердцем, но ведь его не принуждают делать что-то извращенное, а просто поспать вместе, разве это преступление? К тому же Россия дал своё согласие, пусть и с плохим умыслом.       Мужчина не стал дожидаться, когда младший созреет лечь, а потому ложится на кровать первый и утягивает за собой испуганно пискнувшего русского. Накрыв и себя, и его одеялом, фюрер вновь обнимает несопротивляющегося юнца со спины. Для Третьего Рейха это удивительное явление. Россия и не сопротивляется! Неужели у парня что-то в голове перемкнуло? Сломанным не выглядит, но что-то точно в его голове произошло. Как бы мужчина не хотел тешить себя надеждами, но здравый ум понимал, что здесь кроется подвох, но на эту ночь он закроет на подозрения глаза и просто насладится небольшой близостью с любимым русским. И раз уж РФ лежит к нему спиной…       — До чего же ты худенький, — спустя пару минут молчания вздыхает нацист, нащупав рёбра младшего.       — Я просил руки не распускать, — напоминает возмущённый парень, хотя начни немец трогать дальше, он бы рассмеялся из-за дурацкой чувствительности к щекотке.       — Я провожу осмотр, — с умной интонацией отвечает фюрер, но дальше руки правда не распускал. Заместо этого едва не уткнулся младшему в загривок и, подумав немного, касается его губами.       РФ мгновенно вспыхнул, сжавшись и прикрыв руками поражённую часть тела. В одно мгновение стало настолько жарко, что захотелось скинуть с себя одеяло и чужие объятия.       — З-зачем? — пристыженно лопочет Федерация, пытаясь обернуться на чересчур осмелевшего немца. Тот усилил хватку, не давая смущённому комочку перевернуться.       — Так влюблённые выражают ласку, — усмехается мужчина и тянется свободной рукой убрать преграду с чужого загривка. Он только самую малость пошалит, в конце концов Россия пришёл к нему добровольно. — Тут нечего стесняться.       — Как это нечего?! — тихо шипит Федерация, ни в какую не поддаваясь и не отпуская рук, но даже так его силы слишком малы для здорового и крепкого воплощения, куда уж ему, щепке, пытаться? — Может ты и бравый ловелас, но я вообще-то! — только откровенное слово хочет сорваться с губ парня, как он пристыженно замолкает, прикусив себе язык. То, что он хотел сказать, ни в коем случае не сделает ситуацию лучше, а только хуже.       — Я знаю, что ты совсем зелёный, — беззлобно посмеивается старший, убрав мешающие руки, но снова целовать не торопится. — Разве тебе никогда не было интересно попробовать? Уверен, на тебя заглядывались не только девочки, но и мальчики, неужто никогда не проскальзывала мысль о том, что же влюблённые могут делать вместе? — тихим, мягким баритоном почти шепчет на ухо младшему Рейх, заставляя того пылать и против воли представлять то, о чём шепчет ему искуситель. Разумеется, он не совсем безграмотный, кое-что знает, но абсолютно не имеет к этому иммунитета и готов голову в землю прятать от любых попыток сделать с ним что-то такое. Нецелованный, никто его не касался в тех местах, что принято прятать. — Знаешь, делать это в первый раз с более опытным партнёром куда приятнее, — как бы между делом сообщает мужчина, опустившись обратно к загривку младшего, опаляя то горячим дыханием, от которого у РФ по всему телу пробежались мурашки.       — Это неправильно, — только это и нашёл себе в защиту русский, и под «неправильно» он не имел в виду близость между мужчинами, а их отношения, как врага и сына противника.       — В этой жизни мало чего правильного в философичном понимании, но это не мешает нам жить, — Третий не сдерживается и вновь припадает губами к горячему загривку, оставив на нём чувственный поцелуй, от которого у РФ вновь что-то стянуло в животе, а волосы на руках встали дыбом. Ему правда приятно, но только физически, морально РФ терзался от разрывающих его чувств. Молодой, неопытный организм хочет поддаться, он хочет испытать это приятное ощущение вновь, но вся эта ситуация ломала парня изнутри. Мог ли Россия испытывать чувства к немцу раньше, до событий войны?       Зря он согласился остаться, очень зря.