Комиссар мертв

      Ехать Шемьен решает на отцовской «Ольстре-33» – в прошлом году модель наконец перешла из категории «дрянное старье» в категорию «коллекционный ретромобиль». С костюмом дело обстоит сложнее. Это Риенн завсегдатай премьер и знаток репертуаров, а у Шемьена с Магдой не было привычки ходить в театр. То ли дело кино. Там и думать ни о чем не надо – ни как одеться, ни что подумают люди вокруг. А еще у Шемьена скидка в муниципальные кинотеатры. Правда, в них редко показывают что-то по-настоящему интересное.       В конце концов Шемьен звонит сестре.       Здание Новой оперетты кажется Шемьену неприятным. Бетонное сооружение, похожее больше на градирню, которую зачем-то украсили редкими колоннами и стеклянным матовым куполом, втиснуто на берег реки – этакий уродливый маяк посреди разрухи постепенно перестраивающегося района. Купол зловеще мерцает в сумерках бледно-желтым светом.       Хотя, может, дело вовсе не в спорном архитектурном решении и не в заново осваиваемом неуютном пространстве, а в том, что Шемьену совершенно не хочется встречаться с Маком. Но на часах семь тридцать две, и надо спешить.       Мак, разумеется, уже на месте. Поднимается с кресла, пожимает Шемьену руку:       – Рад видеть вас, капитан Стерна.       – Лейтенант Стерна, - машинально поправляет Шемьен. – Спасибо, что нашли время для встречи.       Мак – словно застывший во времени, чем-то похож на цветок из гербария. Яркий, но кто разберет, как давно его засушили. Мак явно пользуется раствором. Шемьен редко встречает таких людей. В Покое их нет совсем – и быть не может, потому что раствор стоит бешеных денег. Риенн здорово разбогатела на этой штуке, даже мастер Сандер восхищался, как это у нее получилось – при том, что он застал только самое начало пути мастера регенеративной медицины Адриенн Талари. Вряд ли Мак догадывается, что находится сейчас рядом с источником раствора. Риенн права – Шемьен и правда в некотором смысле бесценное сокровище.       – Говорят, вы приехали на «Ольстре» семьдесят первого года? – Мак снова усаживается, закидывает ногу на ногу. – Раритет.       – Досталась в наследство. Отец любил необычные вещи, – Шемьен устраивается на своем месте. Два кресла во втором ряду остаются пустыми, в соседней ложе тоже никого нет, и когда в зале гаснет свет, Шемьену становится неуютно.       – Да-да, ваш отец слыл весьма эксцентричной личностью. Жаль, что многого не успел. У него было несколько очень интересных проектов.       Шемьен кивает из вежливости. Он понятия не имеет, какие планы строил отец до того, как сгинул где-то в море.       – Так о чем вы хотели со мной поговорить, капи… лейтенант? – Мак смотрит на сцену, но по его лицу видно, что происходящее там его совершенно не волнует.       Шемьен немного успокаивается – и объяснение, и предложение по Покою они готовили вместе с комиссаром, чтобы все было четко и однозначно. Мак не перебивает и выглядит сосредоточенным, хотя в какой-то момент как будто отвлекается на партию появившейся на сцене чертовки. Шемьену кажется, что костюм у нее слишком откровенный для такого классического произведения.       Шемьен заканчивает говорить, но Мак словно бы не замечает этого, все так же молча смотрит в сторону сцены. Разноцветные блики пляшут на стеклах его очков. Шемьен терпеливо ждет, изучает программку, хотя с трудом разбирает текст в полутьме. Кажется, антракт уже скоро.       Неожиданно Мак кладет руку на колено Шемьену, чуть гладит. Шемьен пытается сохранить спокойствие, но все-таки вздрагивает – и в этот момент Мак наконец поворачивается и невозмутимо спрашивает:       – Вам некомфортно, лейтенант?       Шемьен теряется с ответом.       – Очевидно, что да, – продолжает Мак. – Вот и я чувствую себя похожим образом, когда узнаю, что кое-где дела обстоят не так, как я себе представлял – и как мне это представляли. Очень неприятно.       Мак убирает руку и вздыхает.       – Покой – очень сложный актив. Честно говоря, на фоне некоторых недавних событий я и сам начал думать о том, чтобы пойти на сделку. А тут вы. Очень кстати. И все же мне нужно немного времени, навести кое-какие справки по своим каналам, ну, вы знаете… – Мак издает негромкий смешок.       – Если вы согласитесь, то Центр обеспечит вас необходимой поддержкой для комфортного… – Шемьен усмехается, – так скажем, переезда.       Вспыхивает свет.       – Может быть, выпьем, лейтенант?       – Простите, но я не…       – Если мы с вами выпьем за нашу встречу, я обещаю, что сообщу о своем решении завтра к вечеру, – теперь Мак тепло улыбается. – Между прочим, тут отличный коньяк.       В ложу заглядывает девушка в форме буфетчицы, и Мак весело говорит ей:       – Сегодня два, милая. И потом повторить.       Девушка исчезает и буквально через мгновение возвращается с двумя бокалами на подносе.       После спектакля Мак не спешит уходить. Пока Шемьен думает, как ему поступить, чтобы не нарушить этикет, снова появляется буфетчица с бокалами.       – Ну, и на прощание. Как положено, – Мак подмигивает девушке, та смущенно опускает голову. Шемьен поначалу отказывается, но, увидев, как мрачнеет Мак, все же берет свой бокал. Замечает, что цветом коньяк отличается от того, что у самого Мака. Наверное, и в первый раз уже было так. Шемьен понимает, что должно произойти.       Хорошо, что спектакль уже закончился, может быть, даже получится добраться до дома без особых приключений. Если, конечно, Мак не сошел с ума и не задумал еще что-то. Такой вариант тоже нужно держать в голове. На всякий случай.       В машине Шемьену становится плохо. С трудом он возвращается в Оперетту и просит позвонить. По счастью, номер Шульца он способен набрать в любом состоянии.       – Неужели спектакль настолько плох, что пришлось так надраться? – Шульц практически тащит на себе Шемьена, который цепляется за его куртку и произносит с трудом:       – Отвези меня домой…       Шемьен не пьян. Он опять умирает.