Комиссар мертв

      Темнота.       Вокруг. Где-то.       Всегда только темнота. А потом мир возвращается – и как будто ничего не было.       – Да как же это? – только и может сказать Янсе. – Я же проверял. Это такой фокус?       Он говорит что-то про пульс, про дыхание. Шемьен слушает невнимательно, потому что сильно болит шея, потому что неожиданно хочется домой – в окружение страшных картин. Может быть, почувствовать себя в том самом саду. Представить. Ощущения совсем другие – все иначе, чем раньше. Или это только кажется? Определенно, чего-то не хватало. Зато видно, как расслаблен теперь Янсе. Наверное, посчитал Шемьена сумасшедшим – впрочем, не без оснований. Но сделал, как было велено, и это уже хорошо.       – Я не понимаю, – жалобно произносит Янсе.       – И не поймешь, – усмехается Шемьен, пытаясь скрыть раздражение. – Никто не понимает. Лучше вызови мне такси. Который вообще час?..       Пусть Янсе думает, что хочет. Пока Шемьен не собирается ничего объяснять. Он медленно надевает свитер, потом ищет взглядом рисунок.       Размазанный светлый овал вместо лица.       Шемьен как будто смотрит в зеркало.       Запись все еще идет.         В темном салоне автомобиля Шемьена укачивает. Он вынужден просить шофера остановиться на полпути. Свет фонарей в дождевой пыли словно нарисованный. Ненастоящий. Шемьен не узнает район и бредет куда глаза глядят, пока неожиданно для себя не оказывается на Парламенте. Площадь как будто в сумерках стала еще больше, чем была. Административные здания не подсвечиваются с прошлого года – и ощущаются сплошной черной стеной вдоль пустого и неуютного пространства. Шемьен пересекает площадь по диагонали – ему вдруг припоминается, что в квартале от Парламента небольшой парк с круглосуточной забегаловкой для туристов. Хорошо бы выпить чего-нибудь горячего. Или крепкого. Или все вместе.       В меню оказывается только дешевый пакетированный чай.       – С вами все в порядке? – участливо спрашивает официантка. Наверное, полагает, что в добром здравии никто сюда не заглядывает, тем более так поздно. Шемьен задумчиво кивает. Девушка понимает, что поболтать не получится и теряет к нему интерес.       – Если будет нужен еще кипяток, говорите, – бросает на ходу и исчезает в подсобном помещении.       По радио что-то унылое, похожее на новую акустику, вдруг прерывается выпуском новостей, приглушенную помехами речь диктора разобрать трудно, но кое-что Шемьен все же слышит: – …решением чрезвычайного суда следующие территории… архипелаг Тиинхасе, острова Атегья и Инишкайя будут возвращены…       И снова в эфире заунывная лютневая музыка. Шемьен теряет чувство времени – мыслей слишком много. Из оцепенения его выводит голос официантки:       – Кипятка подлить? И рассчитайтесь, пожалуйста, моя смена скоро закончится.       Не дожидаясь сдачи, Шемьен покидает забегаловку, сквозь утренние мглу и туман спешит через парк к стоянке такси. Ему хочется с кем-то поговорить про новости. Например, с Риссой. Что теперь посоветует сарьяла?       А еще лучше поехать к Магде. Что скажет она?       Шемьен жалеет, что все-таки не доехал до дома. Решает сократить путь по газону, но зря – приходится пробираться через многочисленные декоративные кустарники. Раздражение снова накатывает волной, и Шемьен вспоминает о том, что было в галерее, чтобы отвлечься. Вероятно, дело во внезапности. С Магдой он знал, что так или иначе задуманное ею произойдет, но и в этой неизбежности присутствовало нечто неожиданное. Это была игра, и Шемьену нравилась его роль. А здесь он все делал сам – и от игры ничего не осталось. Скучно.       Шемьен спотыкается обо что-то, завернутое, судя по звуку, в полиэтилен. Всматривается – и правда, протертый пакет из дешевого супермаркета.       Полусогнутые – как у Йорга! – пальцы. На одном яркое колечко – заметное даже в сумерках. Такие дают в подарок именинницам в известной сети детских кафе. Настоящее сокровище для девочек младших секций.